Боец

Алексей Николаевич Наст (2019)

Самоубийство пациента психиатрической больницы не произвело на бывалого сотрудника полиции Павла Серёжина особого впечатления. Немного любопытства вызвало творчество больного — тетрадка с текстом фантастического романа, предсказывающего будущее. Зато хорошенькая медсестричка Маша, с которой покойный делился своими видениями, Павла заинтересовала. Особенно тем, что смотрела на сотрудника органов с почтительным восхищением. Павел сделал вид, что поверил пророчествам психа, и предложил Маше расследовать неожиданно появившиеся факты, вроде бы подтверждающие правоту погибшего. У него как раз намечался отпуск, и любвеобильный Паша рассчитывал закрутить роман, жаркий и ни к чему не обязывающий…

✽ ✽ ✽

Макароны кипели в кастрюле, тушенка вперемешку с рубленым луком, источая ароматы, шипела на сковороде. Сегодня вечером по телевизору собирались гнать классный фильм, и Павел хотел записать его на флешку для личной видеотеки. Включив компьютер на пробную запись, Павел пошел ужинать. Как раз шли «Новости», и диктор, отчаянно картавя и ошибаясь, читал информацию о выборах мэра областного центра в малолюдной области на границе с Украиной. Там было два явных кандидата на победу, и у обоих шансы шли пятьдесят на пятьдесят.

Павел мало интересовался политикой, иногда только наполнялся обидой, когда страну в очередной раз пытались охаять заокеанские «друзья» или бывшие «братья» по СНГ, потому особо не вслушивался, что там в мире творилось. Ел, запивая варево крепким чаем, и представлял, как «отбарабанит» симпатичную медсестру. Была бы она слабой на передок, уже бы завтра с успехом «порол» ее на своем родном скрипучем диване — «станке», как его называл Килькин — «мастер-станочник».

Покончив с ужином, Павел вернулся в зал, прокрутил обратно запись на компьютере, проверяя качество. На экране монитора возникла картинка предвыборных баталий. Два претендента. Вот они, красавцы. Один сухопарый, с поджатым ртом, руки, как у Гитлера, скрещены под животом, сам он спесивый и даже немного брезгующий шумным народом на площади. Другой — лысый и гладкий, словно шар для боулинга, и очень такой веселый, все время щеки трещат от смеха. Толстяк обернулся к своим холуям за спиной, что-то проговорил, опять засмеялся и стал махать народу рукой. Короткий рукав рубахи задрался. На предплечье весельчака Павел заметил черную мушку.

Что это? Наколка? Шалости юности?

Из профессионального любопытства (как-никак привередливый оперативник, во все щели нос свой всунуть необходимо!) Павел нажал на стоп-кадр. Хорошо, что в компьютере имелась программа обработки видеоизображений. Несколько нажатий на клавиши — картинка сильно увеличилась. Снова. Еще. Во весь экран высветилась наколка — синий круг, а внутри буква «Р» наискось…

Павел остолбенел. Этого не могло быть! Что это?

Он судорожно сглотнул слюну, потер лоб. Знак Зла, знак Поборников из тетради сумасшедшего Алешковского!

Он был сбит с толку! «Так не бывает», — билась в мозгу настойчивая мысль.

Он вывел через принтер картинку на бумагу, долго рассматривал фотографию. Не бывает, а вот есть — Знак, который описан в тетради.

Павел раскрыл страницу, где этот знак был выписан. Один к одному.

Что же? Ясно одно: не может быть таких суперсовпадений.

Остаток вечера и ночь, забыв про фильм, Павел читал записи Алешковского. Поборники Зла раскачают государство и разделят уже разделенное, если их не остановить. Их пять и Сеятель. Шесть. Число Зла. Конечно, шесть — мистическая цифра. Но Боец спасет страну, уничтожив Поборников и Сеятеля, избавив мир от хаоса. Кто он — этот Боец? И когда он придет?..

На другой день Павел пришел в кафе мучимый противоречивыми чувствами. Была только половина двенадцатого, но парк жил своей повседневной жизнью. Павел очень хотел поскорее увидеть Машу, чтобы рассказать ей о своем открытии. Нервничая, он расположился за столиком, заказал себе порцию шашлыка на живом огне, бутылку колы и два поллитровых пластиковых стакана с трубочками, желая угостить напитком и Машу, прежде чем она решит, чем он будет ее кормить. На удивление, шашлык принесли быстро, видимо, был готовый и его только подогрели на угольях, а Маша не шла. Нервничая, Павел съел всю порцию… Где же она?

Маша, совсем красивая в пестром легком платье, через которое явственно проступали ее спелые грудки, увидела его с остановки, помахала рукой. Павел не смог сдержать радостной улыбки — вот это девушка!

— Привет! — Она уселась на стульчик. — Ну-у-у?..

Павел налил ей в пластиковый стакан колы из бутылки, впихнул туда полосатую трубочку, придвинул вместе с фотографией, распечатанной на принтере, где крупным планом синела татуировка — знак Поборника Зла.

Маша сразу вцепилась глазами в изображение и побледнела:

— Где ты это взял?

— Вчера в «Новостях» рассказывали о выборах мэра тут, неподалеку. Слышала, наверное? Это я увидел на руке одного из кандидатов.

Маша «стопорила».

— Ага… Значит… все правда… Боже мой! — Ее глаза наполнились страхом. Нет — ужасом. Она перешла на шепот. — Я верила, но не думала все же… А это правда… Что же теперь?

Павел усмехнулся. Ему понравился ее испуг. Какая она наивная! Таких очаровательных дурочек и охмуряют коварные донжуаны.

— Не беспокойтесь, сударыня. Ваш Алешковский написал же — придет Боец и все уладит. Чего же тогда бояться?

— Шутите! — вздернулась Маша в негодовании и снова внимательно вгляделась в фото. — Вы шутите, а мне… — Она замерла и произнесла спокойно, но медленно: — А мне по-настоящему боязно.

Павел поспешил успокоить наивное дитя:

— Вам надо покушать! Ничто так не успокаивает, как медленное пищеварение после приятного приема вкусной пищи.

— Да? — Маша улыбнулась.

— Что мы с вами все на «вы»? — плел кружева Павел. — Маша, я лично думаю, что это просто совпадение — эта татуировка — этот знак…

Он не думал так. Его терзали сомнения. Сомнения были размером с громадных белых акул, рвущих плоть большими кровавыми кусками…

— Мало ли что у того человека может обозначать буква «Р» в круге, — закончил он неуверенно.

— Павел, я не хочу есть, как бы вы меня ни уговаривали, но согласна на шоколад, только черный и горький, — сделала заявление Маша.

Он сделал знак официанту. Черный и горький. Девочка ценила и знала толк в шоколаде.

Павел внимательно смотрел, как Маша надкусывала шоколадную плитку, шурша фольгой. Она не совсем наивна. Это ведь так сексуально — кусать целую плитку на глазах у мужчины. Всем ведь известно, шоколад придает страсть в любви. Чтобы не распалять поклонников, девушки всегда ломают плитку шоколада на дольки и тихо отправляют их в рот. Павел вдруг представил, какое наслаждение он может получить от этой девушки, и ему даже стало дурно от прилива крови.

В голове дернулась авантюрная мысль. Он в отпуске, свободен как ветер, денег благодаря новой политике внутри государства на увеличение зарплат военным и полицейским хватало, почему бы не поискать приключений? Так всегда было и будет: сначала человек пытается удовлетворить свои насущные потребности, а уже потом, когда появляются излишки, и эти излишки стабильны, он начинает «кабанеть».

«И мне пора, — подумал Павел. — А то жил и не жил… И вспомнить нечего! А это будет замечательное летнее приключение!»

— А хотите, Маша, мы выясним, что за птица этот обладатель знака Зла? — спросил Павел с подкупающей улыбкой. Пожал плечами, стараясь казаться убедительным. — Поедем в ту область — машину я попрошу у своего напарника Миши Соболева или вон у Петьки Килькина, тот тоже на колесах — взял какую-то индийскую «улитку» в кредит. Он покривляется, но даст… Я у них у обоих в страховку вписан, могу брать авто без проблем.

Маша была растерянна и колебалась.

Павел усилил нажим, включая аргументы близости поездки просительным тоном:

— Ехать совсем ничего, тут недалеко — шесть часов, и мы там. Вы и я. И все узнаем.

Маша улыбнулась, вытягивая сквозь трубочку колу из пластикового стакана. Выпустив трубку из губ, произнесла, продолжая улыбаться:

— Мы договорились говорить друг другу «ты».

— Ты и я. Я и ты.

— А моя работа?

Павел видел, что Маша согласна была ехать с ним даже очень далеко. Спеклась красивая в своей психушке. Поди, главврач приставал постоянно. Но он этого упыря убедит, что надо впредь быть предупредительнее с подчиненными работницами, особенно молоденькими и беззащитными. Молодые девушки должны сначала получать наслаждение от близости с молодыми, мускулистыми, прекрасными ловеласами, а уже потом с разбитыми сердцами терзать нервы и кошельки пожилых павианов. Это правила эволюции. И если Павел ее уговорит, неделя жаркого секса в салоне машины и на природе ему обеспечена! А что еще нужно холостому отпускнику? Очень много чего. Но это в первую очередь!

Павел вцепился в жертву плотно:

— Возьми отпуск без содержания. Можно причину уважительную придумать. А денег у меня много. Погудим. Лето ведь! А оттуда своим ходом, вокруг Украины, к морю покатим. Деньги будем швырять направо и налево!

Маша рассмеялась:

— Шутишь, да?

— Насчет поездки говорю серьезно. Едем?

— Нет.

— Решайся! Тут близко!

— Едем… Но я боюсь.

— Чего? Меня боишься?

Маша стушевалась:

— Не-е-ет… А вдруг все правда?

Павел помрачнел. В его голове тоже все настойчивее звучала мысль, что написанное Алешковским являлось чудовищной правдой, предостережением, доставленным из будущего. Объяснить это, опираясь на общепризнанные представления о законах физики и строении нашего мира, было невозможно. Языческая вера в потустороннюю силу брала верх в атеистической душе Павла. Он начинал верить в то, во что верить было невозможно. Написанное в тетради являлось правдой (неужели это так?!), и Павел чувствовал, как холодеет все внутри. Но там описана Эра благоденствия. Значит, все завершится хорошо. Зачем тогда предостережение? Неужели существовал вариант рокового развития событий?..

Расставшись с Машей, Павел поспешил в управление за отпускными. Он уже видел себя обнаженным, сжимающим в объятиях покорную Машу, уже гладил ее стройные ноги, послушно раздвигаемые в стороны…

— В облаках витаешь? — Из бухгалтерии выходил Миша Соболев.

Павел стряхнул наваждение, обрадовался — все складывалось как нельзя лучше! Соболева искать не придется, сам пришел, как зверь на ловца.

— Ты что тут? — спросил Павел.

— Справку взял о зарплате.

— Очередной кредит? Сто восемьдесят седьмой? Мишка, когда ты остановишься?

Оба расхохотались. Павел легко, Миша с долей грусти. Миша заметил:

— Куда без них, проклятых? Вообще в крепостного превратился…

— В отпуск, Михаил! В отпуск надо валить, как я! Нужен моральный отдых!

— Ну, ты вернешься — я следующий!

Павел с усмешкой удержал друга:

— Ты мне нужен. Подожди. Я сейчас, бумаги на баблосы подпишу, и поговорим.

Из бухгалтерии в сопровождении Соболева Павел направился к банкоматам, которые располагались в специально обустроенном помещении.

— Миха, выручай!

Соболев вмиг смекнул, скривился, как от зубной боли:

— Паша, только не машину!

— Ее родимую. Одолжи, братишка!

— Ха, эту тачку мне подарили или тебе? Или ты к ней неравнодушен? Так купи! Мне родители девяносто процентов денег добавили, когда я ее покупал, сказали, мол, подарок… Паша, ты на ней ездишь больше меня!

— Миша, не заводись! Тебе машину подарили, тебе! Если бы мне — ты бы просил, а не я! Здесь недалеко. Смотаюсь на десять дней и верну в целости. Я же аккуратный водитель!

— Убью тебя как-нибудь. — Соболев уже согласился.

Павел любовно пропел:

— Обязательно, друг мой! Даже перед убийством можешь проделать какие-нибудь жуткие, бесчеловечные пытки…

— Так и будет!

— Спасибо за правду!

— Что так долго, десять дней? — Разговор перешел в деловой режим.

— Сначала местный краеведческий музей, потом много моря. Ты усекаешь, про что я?..

— Сережин, ты противный тип. — Соболев покорно извлек из кармана брелок с ключом от своей «Лады-Приоры» и впихнул в ладонь Павла.

Павел улыбнулся, сжав ключи:

— Противный — не мужское слово!

— Убью! — Миша был спокоен как никогда.

Банкомат что-то долго мудрил, читая карту, прежде чем отдать наличные.

— С ума сошел? Зачем все снял со счета? — поразился Соболев, видя, как Павел забирает толстую пачку тысячных.

— В городе переброшу на другую карту другого банка. У того банка везде филиалы и куча банкоматов. Он крутой. А этот платит мзду нашему управлению, потому и переводят зарплату только на него…

— Ш-ш-ш…

— Да, да… Пусть все слышат! Он обеспечивает управление постоянной «спонсорской» помощью, потому нам на его карты сбрасывают зарплату, а он комиссии берет бешеные, и вообще… все хитрожопые и хитромудрые!

— Я все понял. — Соболев успокаивающе похлопал рукой по плечу Сережина. — Не кипятись. Наши все так делают — забирают наличные и вносят на карты других банков.

— Зачем тогда спрашивал?

— Хотел позлить… Перед отпуском…

— Спасибо, друг!

— Всегда рад помочь… Машину дал на десять дней, имею право чуть-чуть поглумиться!

— Твое право!

— Мое право, — согласился Соболев.

— Пожелаешь мне удачи? — спросил Павел.

— Не зайдешь в родной кабинет, на пару часов общения с остроумным Килькиным?

— Пошли они куда подальше, и родной кабинет, и остроумный Килькин! — откровенно признался Павел со смехом.

— Тогда удачи! — указал Соболев на выход из управления.

— А эти объятия, какие показывают в американских фильмах, мол, мы одна семья, напарники и так далее, они будут?

Рука Соболева упорно показывала на выход.

— Когда вернешься, если выживешь, конечно, тогда и обнимемся!

— Ну и пожелания! — покачал головой Павел и прокричал: — Соболев, ты всегда был грубияном!

— Двигай, двигай, отпускник!..