Биография в нескольких словах

Алексей Петрович Бородкин, 2020

Лука Олегович Шнайдер – искусствовед, ценитель живописи, профессиональный вор. Он проникает в богатый дом, чтобы подменить картину, однако… однако Судьба уготовила ему иной путь – вор становится убийцей. Именно становится: медленно, мучительно, тяжко. Меж тем выясняется (с годами, с десятилетиями), что этот путь имеет два направления… Рассказ написан по событиям, имевшим место быть. В качестве обложки использована фотография с сайта "Пикселз". Содержит нецензурную брань.

Часть

I

Из детства тянулось это ощущение — робость перед первым снегом. Вьюжило обычно ночью, у самого рассвета; и утром, выбежав на подъездное крыльцо (хотя из квартиры, из окна уже видел, что был снег, и деревья/кусты/пожарная каланча в снегу), обнаружить у ног рыхлую белую парусину, задохнуться от восторга и замереть в нерешительности. Требуется усилие, чтобы сделать шаг, ибо всякое прикосновение нарушит гармонию. Хотя о гармонии Лука Олегович не думал в то время, слово сформировалось в зрелости, после раздумий. Подростком Кашка (так звали Луку) боялся"сломать"снег, притом в прямом смысле слова — презирал собственные сырые отпечатки, огорчался, когда мальчишки стряхивали с веток метели.

"Время теряю", — напомнил самому себе. Надел перчатки, ступил на снежок, превозмогая волнение.

Должно признать, это"белое обстоятельство"было помехой и даже создавало дополнительные препятствия, однако"чем безнадежнее битва, тем слаще победа", — так размышлял Лука Олегович Шнайдер.

На детской площадке — её требовалось пересечь на пути к парковке — на скамеечке присутствовал сосед по подъезду. Фамилию он носил… Басаргин, да, кажется, Басаргин… или сходное по звучанию неприятное буквосочетание.

Сосед поздоровался: — Здравствуйте, Олег Лукич.

Лука Олегович внятно кивнул, и собирался пройти мимо, подсознательно разумея, что имя и отчество переставлены неспроста.

— Я задержу минуту вашего внимания, — проговорил Басаргин.

— Слушаю.

Последовал беспардонный вопрос: — Где вы работаете, Олег Лукич?

Вспыхнуло волнение, и даже восклицание:"Какое он имеет право?", однако свободы нервам Шнайдер не позволил."Разведчик горит на мелочах", — истина известная, банальная, в сущности. Шнайдер разведчиком не являлся, но и его профессия требовала значительного хладнокровия.

— Вы ошиблись, меня зовут Лука Олегович, — поправил. — А работаю я фотографом. Всего-навсего. — Развёл руками, словно бы демонстрируя незатейливость своего ремесла. — Свадебным фотографом, если говорить точнее.

Басаргин распахнул рот для следующего вопроса, Лука Олегович его опередил:

— Если позволите, я пойду. — Постучал пальцем по циферблату. — Фотографу не прощают опозданий.

Уже в машине, прогревая двигатель, Шнайдер почувствовал неловкость:"Почему, фотограф? Что за нелепая прихоть? Назвался бы, я не знаю… аудитором. Звучит солиднее и одному богу известно, что скрывается за этой аморфной формулировкой".

Фотограф профессия… двусмысленная. С одной стороны из глубин прошлого двадцатого века тянутся коннотации яркие, богатые: в ателье ходили семьями, дамы наряжались, устраивали на голове"кульбиты", мужчины причёсывались, чадам покупали костюмчики и мучали лакированной обувью. Аура вечности (торжественной, молчаливой) витала над серебром фотобумаги… а как помпезно она горела — желатиновый слой пузырился и чернел, роднив процесс с кремацией трупа. Ныне в профессии появилось нечто мелкое. Суетливое. Угодливое, если хотите.

— Щелкуны, — проговорил вслух, включил передачу и закончил мысль: — Фотохудожник — это звучит гордо, иной коленкор… во всяком случае, оправданье кофру и саквояжу найдено, в них штатив и фотоаппарат со сменными объективами.

Охранник поднял шлагбаум, Шнайдер кивнул и подумал, что фотоаппарат — какой-никакой — придётся купить: диавол кроется в мелочах.

Дорога до загородного посёлка заняла пятьдесят минут. Ещё семь минут было потрачено впустую из-за камеры видеонаблюдения (она располагалась над перекрёстком). Частных охранных систем Шнайдер не опасался: запись в таких системах велась по кругу, и круг имел ничтожный"радиус" — максимум неделю, после чего, видео переписывалось. Дорожные камеры представляли угрозу из-за непредсказуемости их владельцев: кто и когда посмотрит запись? при каких обстоятельствах?

Шнайдер остановился у супермаркета. Вошел, купил презервативы и шоколадку. Поздоровался с кассиршей, улыбнулся, отпустил комплимент и… подарил шоколадку, дабы женщина однозначно запомнила покупателя. Теперь, в случае… провала (называть неудачу высокопарным"провалом"было глупо — уголовщина чистой воды, хотя и высочайшего качества) дама припомнит Шнайдера и покажет, что он был в магазине.

Через десять минут, Лука Олегович оказался на исходной позиции, около дома. С неба опять сеял снежок, воздух сделался чист, наивен и хрупок, как юная девушка."Печку"включил сильнее, повертел в руках коробочку с презервативами, машинально промелькнул заголовок: Со вкусом экзотических фруктов."Поди ж ты! — подумал с изумлением. — Выбросить сразу? или переждать?"Естественно, переждать, вне сомнений, по окончанию. Нервы Луки Олеговича… Шнайдер"заглянул"вглубь себя и с удивлением (ожидаемым) обнаружил, что почти не волнуется. Что-то исчезло из"процедуры", а что-то появилось. Исчезло нервозное вдохновение молодого художника — трепет душевных струн, дрожащие пальцы, ощущение полёта по удачному окончанию, вопли наедине с собой о гениальности… Вместо них появилась уверенность матёрого ремесленника, туповатая, обаче надёжная. И фраза Мерзляева из кинофильма о гусарах не казалась вполне бестолковой:"Не надо, как лучше. Надо, как положено!"

"И восклицательный знак удалить. К чему бесполезные флюктуации?"

Должно отметить, что за последние годы многое изменилось технически: замки стали совершеннее, появились камеры наблюдения, сигнализации и охранные системы поумнели."Техника эволюционирует, — рассудил, — человек остаётся человеком. Так и должно быть, в сущности… так, пускай и будет. Во веки веков: пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я".

Сегодня была пятница, притом последняя в месяце. Из этого рядового обстоятельства вытекало несколько других многозначительных деталей, дабы отыскать которые Шнайдер потратил месяцы времени, клубок нервов и некоторое количество денежных средств.

…сегодня пятница, притом последняя в месяце. Это означало, что Антон Семёнович Глов (хозяин дома) провёл вчера вечер (и всю вторую половину дня) в закрытом клубе. Тратил время энергично и с энтузиазмом, и хотя невозможно было доподлинно заявить, чем именно он занимался, домой Антон Семёнович возвращался на такси (а), заполночь (б), в основательно приподнятом настроении (в). Утром в пятницу (что наиболее важно) он просыпался около десяти часов, с обширной головной болью. Принимал аспирина (спальня располагалась на втором этаже, и Шнайдер видел воочию) две таблетки, долго рассматривал в зеркало собственное отражение. Найдя физиономию отвратительной, звонил в офис и предупреждал, что не явится на работу. Затем Глов курил, что случалось с ним также не чаще одного раза в месяц. Завтракал, писал жене сообщение, провожал в университет дочь… словом совершал милые добрые деяния любящего отца и правильного мужа. Горничную отпускала ранним утром супруга, ещё до пробуждения мужа — женщина хорошо изучила повадки своей половины.

Около часа пополудни — Шнайдер посмотрел на часы, оставалось четырнадцать минут,"как у космонавтов", — отметил, — Глов отправлялся в магазин за продуктами. Отчасти чтобы проветрится, отчасти чтобы принести хоть какую-то пользу и не растратить день унизительно впустую. В решающей степени (об этом Шнайдер не догадывался), поскольку испытывал необоримый стыд и угрызения совести. Не потому, что накануне совершал что-то постыдное, но потому, что МОГ это совершить.

"В какой-то момент грань будет пройдена, — размышлял Глов сквозь головную боль, — и я… мне хочется стать лучше, но делаюсь я только хуже… и хуже… и хуже… с каждым разом… хоть бы уже сдохнуть. Зачем я хожу в этот клуб? Кто мне все эти люди… эти свиные рыла, лишенные малейшего обаяния…"

Пройтись, рассеяться, побыть среди людей (обязательно незнакомых, простых, равнодушных и даже холодных) бывало в такие утрА спасением.

Четырнадцать минут…

/Глов начал одеваться — это было видно сквозь занавесь.

…четырнадцать минут Шнайдер потратил на размышления, своего рода эмоциональный настрой.

"Кто я? Вор? Мошенник? Форточник? — отправная точка оставалась неизменной. — Отнюдь. Не в этом дело, я — одиночка".

"Нет более глубокого одиночества, чем у самурая… кроме, может быть, одиночества тигра в джунглях. На моей стороне только ум. — Шнайдер попытался расставить навыки по значимости. — Хладнокровие. Талант. Выдержка. Если вдуматься, не я охотник, а он — Глов. На его стороне необоримое большинство: сигнализация, полиция, уголовный кодекс, прокуроры… даже оружие в прямом смысле этого слова — он может застрелить меня и окажется прав — защищал своё имущество. На моей стороне, только инстинкты и умения… плюс вера в себя, в свою правоту. Что ежели я опустошу на малую толику капиталы этого толстосума? капиталы явно излишние, избыточные… сделаю ли я несчастным сироту? или Глов станет несчастнее? старик умрёт в подворотне от голода?"

Поморщился. Тропинка мыслей кивнула в сторону робингудовщины, а этого Лука Олегович не одобрял. К счастью, Глов вышел чуть раньше обыкновения, настало время действовать.

Шнайдер натянул на ноги бахилы и скрестил пальцы: успех предприятия зависел только от одной копеечной детали. Глов тратил на прогулку сорок две — сорок девять минут. Интервал незначительный, но… каждая женщина, покидая дом, обязательно поступит по инструкции и включит сигнализацию. Мужчина (мужик, самец) сочтёт суету излишней — что может случиться за столь ничтожное время? — и не станет беспокоить пульт охраны.

Конец ознакомительного фрагмента.