Время Ворона

Алексей Третьяков

«Время Ворона» повествует о судьбе молодого трансильванского сакса Мартина, ставшего наемным солдатом Черной армии венгерского короля Матиаша Корвина (Ворона) на фоне бурных событий в Восточной Европе второй половины пятнадцатого столетия. Это история жизни и смерти, любви и дружбы, стали и пороха, пепла и слез, судьбы и свободы выбора. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 3. Ярость Молдавии

Столица венгерского королевства — роскошный город стоял на Дунае, разделенный на три части и королевский дворец. К слову сказать, это три соседних города, а ныне постепенно врастающих друг в друга — Буда, Пешт и Обуда. В Буде была резиденция короля, там находился его дворец и охрана. Пешт являлся преимущественно торговым поселением, а Обуда — древним центром, со старыми романскими церквями и кварталами ремесленников.

В главном зале дворца на троне в позе мыслителя сидел король Матиаш Корвин, рядом стоят около дюжины советников — палатин, надоришпан, баны и магнаты, среди них Миклош Уйлаки, Пал Кинижи, Иштван Батори, Балаж Мадьяр, Влад Дракула и другие.

— Господа, наш сосед и бывший противник господарь Штефан Молдавский вступил в войну с турками. Армия Сулейман-паши уже собирается в Эдирне. В связи с этим, храбрейший Влад Дракула предлагает послать помощь, забыв о разногласиях. Что скажет Высший совет?

— Штефан — хитрый лис, он справился с нашей армией как-то раз, справится и с турками. Какой нам прок от помощи ему? — осторожно, подбирая слова, молвил Батори.

— Такой, что Молдавия последний буфер на востоке между нами и османской империей, с тех пор как уважаемый Влад оказался у нас, а трон занял его брат Раду — Валахия уже не наш союзник, — смело ответил ему Балаж Мадьяр.

— Это так, но я верну себе трон, и Валахия еще послужит борьбе с турками, — пророкотал Дракула, низким голосом, от которого даже стены задрожали. Вообще, единственный человек, кто не испытывал скованности перед этим человеком, был сам король. Это было трудно передать, но при короле Влад Казыклу был другим, он признавал примат Корвина и верно ему служил. Даже Кинижи невольно сжимал рукоять чинкуэды на левом боку, в присутствии Дракулы. Жестокость и какой-то безумный огонь в зеленых глазах Дракулы многих заставляли чувствовать себя неуютно и ощущать напряжение.

— Но пока этого не произошло, а сейчас целесообразно поддержать Молдавию, иначе мы потеряем со временем нашу Трансильванию и Семиградье, — продолжал Балаш.

— Отправим крупный отряд с юга, такой же отряд оставим на границе для заслона в случае разгрома Штефана. Мы ничего не потеряем, но есть шанс обрезать бороду турецкому султану. Я сам готов отправиться туда, — выступил Кинижи, указывая пальцем на карту перед королем.

— Могучий Пал, я знаю, что твоя храбрость не уступает твоей силе, — улыбаясь, сказал молодой король, — Поступим так. Кинижи с пятью тысячами солдат идет к границе, из них две тысячи идут Штефану на помощь, остальные с Палом ждут на границе. Молдавский экспедиционный отряд возглавит кто-нибудь из ваших капитанов.

— Пусть это будет Михаэль Фантс, и его лейтенантом будет Янош Фаркаш. Достойные воины, а Фаркаш еще и благородный дворянин, — предложил Батори.

— Но это еще не все, — король выглядел озабоченным, — Наши шпионы сообщили, что в Валахии сложилась благоприятная обстановка для нас, — он повернулся к Дракуле, — Твое время, Влад, снова пришло, вы с господином Батори соберете отряд твоих сторонников и наших солдат и будете ждать завершения молдавской кампании, а затем стремительным рейдом вторгнитесь в Валахию и вернешь себе власть. Что ж, все решено! Не будем терять времени! Священная Корона и Ворон!

— Священная корона и Ворон! — хором повторили все в зале и, поклонившись королю, начали спешно расходиться.

Тем временем на Дунае происходили чрезвычайно интересные события. Яркая, пестрая армия переправлялась через величайшую реку Европы. Поздняя осень, но Дунай не замерзает даже зимой, понтонные мосты из барж через реку были переполнены людьми. Армия и обозные телеги медленно ползли на другой берег. На холме над переправой наблюдал за всем этим верхом на белом коне Сулейман-паша в окружении пышной свиты в богатых турецких доспехах. Ниже стояли охранники — сотня латных пехотинцев в пластинчатых доспехах — зырхли нефер — элитная пехота с тирпанами-глефами, копьями и щитами.

— Ну, пусть этот князек Штефан попробует устоять перед мощью солнцеликого султана, его крестьяне разбегутся пред силой ислама! Это будет легкая победа, но в назидание всем мы разорим эту страну, оставим пепелища и горы трупов, а этого дикаря Штефана на аркане притащим и бросим в ноги султану.

— Аллах милостив! Да дарует он победу правоверным! Иншалла! — воздев руки к небу, возвестил мулла в зеленом халате и белоснежном крупном, точно гигантская луковица, тюрбане.

— Уважаемый Мустафа Ходжи прав! Мы принесем тысячи голов неверных в Истанбул! Мы заберем их детей в рабство! Пусть эта земля будет пустыней, чем логовом подлых кафиров! — с горячностью возвестил молодой турецкий командир, стоявший слева от Сулеймана.

— Зима близко — это не хорошо для наших лошадей и верблюдов. Да и солдаты наши привыкли к мягким зимам, — опытный командир средних лет осадил запал юноши, — Мы должны быть осторожны, господин.

— Вздор, уважаемый Энвер-ага! Наши воины согреются у пепелищ врагов и с их женами, мы вернемся быстро и со славой.

— Со славой и добычей, почетом окружат вас, Сулейман — победитель Молдавии, — молодой командир явно выслуживался и заискивал не щадя языка. Сулейман-паша нежно погладил безбородое лицо юнца и улыбнулся — многие понимали, как молодой капикули стал третьим офицером при турецком корпусе вторжения в Молдавию. Энвер-ага презрительно скривился и отвернулся и про себя произнес: «Как много лести в начале кампании. Как бы позором все не обернулось из-за лести этого содомита юного и его языка».

Тем временем по мосту проходили янычары — элитные войска султана. Их отправилось три сотни в поход. В синих кафтанах, разноцветных шароварах, вооруженные саблями, топориками, кинжалами, луками со стрелами, некоторые несли копья и тирпаны. Они шли в своих высоких белых колпаках, а в середине строя везли большой чан для каши — символ янычарского воинства и братства. В нынешнее время годя они были одеты в длиннополые кафтаны и овечьи тулупы. Янычары даже внешне отличались от большинства турок — более светлокожи, черты лиц славянские и греческие. Янычар набирали из семей христиан — «налог кровью». Среди них были дети валахов, болгар, сербов, армян, сирийцев, греков. Они были прекрасно дисциплинированы и обучены, а также хорошо образованы. Вдобавок, фанатично преданные исламу и идее покорения новых стран под знаменем султана. Далее, за «новым войском» шли массы легких пехотинцев — азабов и «яя» — легких пехотинцев вооруженных, чем попало, но являющихся в большинстве религиозными фанатиками, пушечное мясо турецкой армии. На другом берегу гарцевали отряды легкой кавалерии — акынджи в ярких восточных одеждах. По мосту степенно шла рядами конница сипахов — бронированная конница Османской империи из Румелии и средняя по вооружению и доспехам конница джебелю из Анатолии. Все это было украшено сотнями больших и малых знамен зеленого, красного, золотистого цветов с молитвами из Корана и полумесяцем, а также бунчуками-шестами с пышными конскими хвостами — дань древней традиции, которую турки принесли из глубин Азии в стародавние времена.

В декабре 1474 г. двухтысячное войско Михаэля Фантса продвигалось вглубь Молдавии. Туманы и снег прикрывали продвижение отряда. Солдаты были одеты в шерстяные плащи или гоуны — кафтаны ниже колена и дополнительные шерстянные чулки-шоссы от холода. Мартин все равно мерз по ночам, только движение согревало воинов. У местных жителей солдатня скупила овчинные накидки и теплые войлочные шапки. Каждый потратил половину месячного жалования, а местные, не видевшие таких денег, рады были продать шкуры и теплую одежду. Командир Мартина, Янош Фаркаш, с отрядом гусар — куман и сербов отправился на разведку. Он был рядом и слышал разговор командующего Фантса с Фаркашем. Герр Михаэль Фантс был типичным солдатом удачи: по повадкам, наружности, говору он напоминал немецкого раубриттера. Шрам на лице, наполовину оторванное в бою правое ухо и бельмо левого глаза делали его портрет полным и живописным. В общем, красавец такой, что девки в очередь выстраивались. Между собой солдаты прозвали его Красотка Михи. Человек этот, всю жизнь посвятивший войне, знал свое дело преотлично.

— Янош, осмотри округу, припасы приготовь, когда все войско подойдет, заберем их. Если встретите разъезды турок — не попадайтесь им на глаза, — отдавал приказ Фантс.

— А если…, — Янош уточнил.

— Если встретитесь — перебейте их всех любой ценой. О нас «обрезанные» знать не должны, — поставил точку в разговоре Михаэль Фантс.

— Все понятно, — Янош развернулся и вышел из шатра командира, — Эй, гусары, по коням живо!

В отряде, посланном в разведку, находился уже знакомый Яношу кун Ласло. Он был в остроконечном войлочном колпаке куманского типа бордового оттенка с белыми подворотами — теплом и плотном. Ехал верхом на своем коне Быстроногом. К седлу были приторочены лук и два полных колчана со стрелами, накрытых промасленной тряпкой от сырости. Вскоре отряд в два тюрбе (полсотни человек) поскакал вперед по тропе. Через некоторое время они заметили дым и направились туда. Из-за деревьев они увидели горящие дома крестьян, лежащие тела на земле, припорошенной снегом, который начал идти четверть часа назад. Некоторые были убиты стрелами, некоторые зарублены. Осторожно гусары Яноша вошли в поселение. Ласло держал стрелу на тетиве лука, как и все, кто был с луками. Вдруг из-за крайнего дома выехал всадник-турок. Он уставился на Ласло немигающим взглядом, куман выстрелил незамедлительно, стрела воткнулась в середину груди. Всадник от удара качнулся и выпал из седла. Турок уже был мертв, до того, как стрела поразила его. Труп застыл в седле, а конь нес его дальше, в спине турка торчала крестьянская кирка.

Отряд двинулся дальше, но было ясно, что турки уже ушли. В центре деревни нашлось большинство жителей деревни — разрубленные животы женщин, проткнутые копьями маленькие дети — по двое-трое на копье, головы мужчин лежали грудой около сгоревшей церквушки, священник был прибит к кресту и сожжен, при этом в нем торчало несколько стрел. Староста был посажен на кол и еще жив.

Янош, подъехав к нему, спросил: «Сколько их было, старик? Как давно ушли?»

— Их было… десятка три, около полудня они внезапно налетели и всех убили, дома и постройки подожгли. Они… вырезали почти всех…, кто не убежал, — сказал староста, кривясь от дикой боли

— Мы найдем их, старик.

— Еще одно, господин. Милосердия прошу…

— Я понял тебя, старик, — Янош Фаркаш извлек тонкий кинжал и вонзил его между ребер старосте, ударив прямо в сердце, и закрыл ему глаза, — Найдем этих скотов и убьем.

— Господин на окраине деревни Дьёрдь с кунами пленили троих турок, которые делили добычу, — сообщил Яношу прискакавший гусар.

— Кто-нибудь турецкий знает?

— Я знаю, господин, — ему ответил сербский гусар в длинном ярком кафтане с ложными рукавами и чешуйчатом шлеме-сервильере.

— Хорошо, десятник. Расспроси этих ублюдков.

Янош рассматривал убитых, стараясь запомнить все, чтоб всегда помнить против чего они идут воевать. Он подошел к мертвому турку, убитому селянами. Смуглое, слегка раскосое лицо, довольно молодое.

«Вот ты пришел сюда, убивать нас, еще и за трофеями, наверно. Взять на аркан красавицу молдаванку и увезти на свою родину. Ты — чей-то сын, может чей-то брат и друг. Ты убивал, чтобы взять чужое в чужой для тебя стране, приехал устанавливать свои законы, а теперь лежишь окоченевший, с нелепым выражением на лице и проломленной грудью. Так будет с каждым кто придет в Европу так, как пришел ты, грабить и убивать. Я позабочусь об этом, клянусь святым Георгием и распятием! Но тебе то все равно уже, магометанин, а мне нужно найти твоих друзей и обеспечить вам встречу».

Вскоре Яношу привели троих избитых турок со связанными руками.

— Эти собаки сказали, что отряд в три десятка человек ушел на восток, здесь они потерял четверых из них, — пояснил десятник.

— Зачем столько жестокости? Все только для устрашения? — Янош чувствовал, как гнев охватывает его.

— Верно, господин. Что с ними делать?

— Сначала пусть выроют могилы для всех селян. А потом размозжите им головы вон тем молотом, зажатым в руке мертвого кузнеца.

— Будет исполнено.

— Остальные в погоню, — Янош ловко вскочил в седло.

Гусары нещадно гнали лошадей, и нашли турок очень быстро. Тех задержал купеческий караван, который они грабили. Ударив с ходу, гусары изменили ход боя. Охрана каравана и купцы отстреливались за телегами из арбалетов и хэндганов. Турки почти все спешились и лезли на штурм повозок. Один из них копьем поразил охранника, но пожилой купец выстрелил ему в лицо из хэндгана, и голова взорвалась как перезрелая тыква, осталась лишь нижняя челюсть и ошметки вокруг нее. Его товарищи в крови и мозгах своего собрата попятились. Гусары ворвались стремительно, коля копьями, рубя саблями и мечами противника. Ласло рубанул саблей зазевавшегося турка и тот упал на землю с разбитым лицом. Они ударили по командирской группе из пяти человек. Завязалась жестокая и стремительная круговерть рукопашной схватки и моментально четверо турок и трое гусар были мертвы.

Командир турок, зарубил одного из гусар, но под ним убили лошадь. Янош подъехал и слез с коня, обнажил полуторный меч. Турок в ярости бросился на него, замахнувшись слишком высоко саблей, Янош встретил удар, перехватив меч за клинок у середины, перевел саблю в сторону и сделал выпад в лицо турку. Острие выбило передние зубы, пронзило нёбо и мозг и вышло из затылка на ладонь длиной. Янош резко выдернул меч и вытер его о парчовую одежду турка.

Гусары одобрительно зацокали и загалдели, оценив добрый удар их командира. Ласло, убивший двоих помощников командира, сидел на земле, а его дядька Дъёрдь перевязывал ему предплечье. Бой у каравана стих. Караванщики благодарили гусар, нескольких пленных и раненых турок добили сами купцы. Гусары разбирали трофеи и зализывали раны. Убитых турок поскидывали в овраг, а караванщиков и убитых шестерых гусар похоронили около дороги. Ласло разжился бахтерцом — добротным кольчужным доспехом с металлическими пластинами и шикарным колчаном для лука, подбитый бархатом. Остальное добро и лошадей тут же продали купцам.

Главный купец с перебинтованной головой обратился к Яношу:

— Вы же венгры? Господин рыцарь, я с юга. Огромная турецкая армия уже близко, видите, как далеко забрались турки уже. Зима замедляет движение османов, но они неуклонно приближаются и сжигают все на своем пути.

— Как ты понял, мы не господарские воины. Король Матиаш Корвин послал нас на выручку вашему Штефану. Мы — передовой отряд. Где сейчас господарь твой? — Янош торопился, и не было времени на долгие любезности.

— Слышал, что князь шел к Васлую и с ним почти все мужики северо-востока. Ополчение в тридцать тысяч крестьян, — купец явно был весьма осведомлен.

— Турок больше и среди них много профессионалов.

— Но молдаване идут не просто сражаться за свою землю, они хотят убить как можно больше, чтоб никто не вернулся в Стамбул. Я слышал, что даже поляки прислали сильный отряд конницы и пехоты, — купец сам был настроен решительно.

— Значит, нам надо поспешить. А то ваш господарь разобьет Сулеймана без нас, — Янош садился в седло.

— Да благословит Бог твой меч и твоих людей! Прощай, мадьяр!

— Прощай!

Отряд быстро возвращался к войску. Как и было сказано купцом, они нашли войско Штефана у Васлуя, где шел военный совет. Янош встретился с Фантсом, тот его доклад выслушал и взял с собой в шатер господаря Молдавского.

В княжеском огромном парчовом шатре шел совет. Штефан Молдавский в дорогих миланских доспехах, поверх коих была накинута отороченная мехом накидка, был в короне. Русые волосы спадали ниже плеч, такие же русые усы на крупном волевом лице свисали ниже подбородка. Рядом находились его полководцы, командиры валахов, поляков и венгров.

— Диспозиция такова, что Сулейман-паша привел пятьдесят тысяч солдат, и они идут прямо на нас. У нас около сорока тысяч солдат, но более тридцати тысяч из них — это крестьяне, пастухи, горцы без опыта полевых сражений и плохо вооруженные. Но я все же рассчитываю на успех, господа. Воевода Радул расскажет о том, кто отвечает за какой участок, — голос Штефана был повелительным, со стальными нотками.

— В центре мы поставим всю тяжелую бронированную пехоту — венгров, молдавскую гвардию, польских копейщиков и наемников. Застрельщики — гусары и валахи верхом атакуют передовые ряды турок, затем отойдут и спешатся рядом с панцирной пехотой. На них придется удар авангарда, — воеводе Радулу эта тирада далась тяжело, он привык чаще излагать мысли булавой, а не словами, — Главное — продержаться до подхода ополчения. Если наша задумка сработает, турки окажутся в клещах и их численное и качественное превосходство будет сведено на нет.

— Что за задумка, господин? — Фантсу недоговоренности не особо нравились, и он вопросительно уставился на Радула.

— Всему свое время, не волнуйся, ты все узнаешь, кондотьер, — Штефан усмехнулся в усы, — А теперь благородные воители на позиции!

Зимним утром 10 января 1475 года армия Сулеймана неуклонно двигалась к Васлуйским высотам. Часть войска осталась на юге, но пятьдесят тысяч боеспособных османских солдат шли на встречу своей судьбе.

Армия турок походила на гигантскую пеструю змею, тянувшуюся вдоль единственной дороги к сердцу Молдавии. Войско зашло в лесистую часть, утренний туман оставлял невидимыми лесистые холмы вокруг дороги. Туркам в этом походе не везло ни с погодой, ни с припасами. Южане люто мерзли, даже Сулейман проводил время в теплом передвижном шатре больше, чем среди войска. Энвер-ага был обескуражен легкомыслием Сулеймана. Армия вошла вперед в узкую долину, и эта маршевая колонна никак не могла бы развернуться в боевые порядки достаточно быстро. Да и негде это было делать. Пар шел изо рта старого вояки, и он с тревогой всматривался в туманные холмы вокруг, ему казалось, что местность затягивает их войско в себя, чтобы поглотить. Этот снежный ад его вгонял в тоску. Как же хорошо дома, пить чай и вкушать сладости у себя в тенистом саду под Измиром. Зачем султану этот заснеженный дикий край, где живут злые пожиратели свиней и любители виноградной хмельной воды. Думая о теплой родине, Энвер-ага был почти счастлив, он даже чувствовал теплые ласкающие лучи анатолийского солнца. И он не понял, как умер — стрела из куска стали и грубо обработанного кизилового дерева попала ему левую глазницу. Смерть была практически мгновенной. Так умер одним из первых тот, кто мог бы руководить битвой в сложных условиях и изменить ее ход. А произошло следующее.

Внезапно в передние отряды всадников полетели стрелы, из тумана выскочили легкие кавалеристы и атаковали авангард турок. Внезапная атака стоила туркам нескольких десятков погибших в передовом отряде, но османы не рассыпались и перестроились. Турки огромным числом контратаковали и оттеснили противника, замедлился их порыв из-за подъема на холм. Сипахи и акынджи попали под мощный огонь стрелков из аркебуз и арбалетов, малых и средних артиллерийских орудий. Первые атакующие всадники из Румелии напоролись на монолитный строй пикинеров и алебардистов, а также на прикрытые снегом и ветками вбитые в мерзлую землю колья и рогатки.

Мартин стоял в третьем ряду, вместе с другими венграми и саксами армати — панцирной пехотой. Слева стояли поляки, а справа молдавская бронированная гвардия князя. Уши заложило от столкновения, от рева смертельно раненых животных и криков людей. Редкие всадники просочились через строй пикинеров. Его работа была ликвидировать их. Ударом алебарды он вышиб из седла сипаха, а острие вогнал в лицо осману. Следующий всадник атаковал его, но Мартин обратной стороной алебарды ударил лошадь по челюсти, и та сбросила всадника. Сосед гизармой добил турка.

— Держимся, дружище! Ты смотри, ента олабурда решает! — проговорил рядом стоящий Волкан, подрубивший ноги османскому коню.

— Это только начало! Гляди вторая волна прёт! — Мартин покрепче ухватил инструмент, глядя на выныривающих из тумана всадников.

В этот раз турки атаковали продуманней. Стрелы падали как дождь, доспехи держали удары, но не все имели хорошую броню и раненых было много. Щиты-павезы густо утыканы были стрелами. Рядом упал венгерский солдат — стрела попала между горжетом и полями шлема-кабассета. Мощный удар в кирасу чуть не опрокинул Мартина, но латы, купленные в трансильванской мастерской были хорошими и выдержали удар. Он увидел молодого рыцаря в открытом саладе с плюмажем, протискивающегося к ним.

— Быстро! Ты, ты и вы трое за мной! Турки прорвали строй стрелков! — рыцарь Янош Фаркаш стремительно повел нескольких солдат за собой. Мартин последовал за ним. К ним присоединились спешенные гусары в количестве дюжины, среди которых был кун Ласло. Они быстро кинулись к небольшому холму, где кипел бой. Стрелки бились в рукопашную короткими тесаками — кордами и мессерами. Некоторые перехватили свои хэндганы и как булавой дробили кости и черепа. Отряд Яноша врубился в свалку. Это был скоротечный бой и очень яростный. Турки потеряли человек сорок и отступили, венгры — около тридцати. Мартин убил еще двоих, Ласло-кун тоже, Янош яростно добивал турецкого офицера булавой так, что в стороны летели брызги крови. Ласло бросился к поверженному дяде Дъёрдю — тому топором проломили голову.

— Ну вот, племянник, кажется, здесь наши дороги расходятся. Смотри не оплошай как я и выживи, — Дъёрдь сжал руку Ласло и отошел к предкам.

— Покойся с миром Дъёрдь из Надькуншага. Да будет Небо милостиво к твоей душе.

— Скорбеть будем потом, быстро берите щиты и упритесь в них, скоро подойдут новые отряды, — командир стрелков в побитых доспехах обходил оставшихся в живых.

— Я слышу марш и барабаны. Это либо янычары, либо нефер, — Янош хищно уставился в туман. Оттуда рокотали барабаны, по ушам из-за акустики долины било сильно.

— А может и те и те…, — предположил сотник стрелков.

Мартин и Ласло, вооружившийся тарчем и булавой, рыцарь Янош оказались плечом к плечу. Вскоре появились лучники в белых высоких колпаках — янычары и разношерстно одетые лучники-азабы и тут же начали обстрел, но далеко не все стрелы причиняли урон — щиты спасали, а ответный огонь из аркебуз заставил янычар осторожничать и отступать. Крупные пули пробивали по два-три тела без доспехов, иногда отрывали руки или ноги — крупный калибр деморализовал и убойно действовал на азабов особенно. Вскоре в атаку пошли зырхли-нефер — тяжелая штурмовая пехота турок в доспехах с тирпанами и копьями, легкая пехота «яя» поддержала их, выкрикивая хвалу богу и пророку.

— Эти до последнего лезть будут — все-таки, гордость Сулеймана-паши, — солдат-ветеран сплюнул и перехватил мордакс — большой боевой топор.

— Значит, всех их и положим здесь, — тихо, больше для себя сказал Мартин.

В это время справа далеко в холмах раздался клич боевых рогов. Янычары спешно отошли на перегруппировку, турецкая армия разворачивалась направо, стремясь остановить атаку молдаван. Некоторые стали надеяться, что все закончилось, но зырхли-нефер уже почти дошли до строя павез и наклонили копья для атаки. «Аллах акбар!» — проорали османские элитные воины и бросились вперед.

— Держимся! Солдаты Ворона стоять до конца! — проорал Янош Фаркаш.

Павезы надежно, насколько было возможно, держали раненые воины. Над их головами пики и алебарды турок и венгров кололи друг друга в лицо и открытые участки тела. Вскоре яростный порыв турок прорвал стену щитов, и разгорелась беспорядочная битва за маленький холмик земли. Раненые воины ползали и резали ноги врагам, чтобы тут же быть добитыми ударом сверху. Все кололи, резали, рубили друг друга. Повсюду хрипели умирающие, валялись ошметки плоти и отсеченные конечности. Бронированная пехота умирала долго, неохотно — броня спасала в начале, но и она град ударов не выдерживала. Вдруг натиск резко ослаб, Янош добил противника мечом, пригвоздив его к земле. Ласло как мясник резал горло не успевшему отойти и поскользнувшемуся турку. Мартин широким коротким мечом увел удар сабли и перерубил шею воину в кольчуге до колен — удар пришелся в незащищенное место — алая струя оросила лицо и латы молодого сакса. Оказалось, что на холмике остались только они втроем живые, но израненные в крови и грязи с ног до головы. Турки не отступили — они все полегли, как и соратники троих выживших.

Они устало осмотрелись, сели рядом и угрюмо молчали. Туман рассеивался, Мартин смотрел в одну точку и выглядел опустошенным. Одинокая павеза, оставшаяся стоять, выглядела как надгробие на фоне груды павших. От остывающих трупов шел пар. Мартина привел в себя крик птицы — огромный, черный ворон сел на павезу и каркнул три раза, поглядывая на выживших. Его огромный, как чекан, клюв тускло поблескивал. Он некоторое время еще так сидел, а затем вспорхнул и пролетел над Мартином, Яношем и Ласло. Мартину подумалось, что ворон полетел звать друзей на славный пир. Они поднялись и подошли к краю позиций. Как оказалось, они победили.

Турецкая армия, услышав боевые рога, развернулась к ним, но удар пришелся в спину туркам, растянувшимся по дороге. Тридцать тысяч пеших разъяренных молдавских мужиков ударили по туркам. Строй лопнул, Сулеймана покинула сила духа, и он сбежал, бросив даже своего фаворита. Его, к слову, эти самые молдавские лапотники в овчинных шапках сбросили с коня и измолотили простыми дубинами и цепами, переломав все кости. Турки, не зная, сколько врагов на самом деле, ударились в панику. Началась просто резня, а Штефан с отрядами кавалерии и гвардией преследовал турок, в плен не брали никого. Бегущие турки истреблялись безжалостно, в горном проходе местные жители устроили обвал, погубив немало османских воинов. В центре оборонительных позиций, где стояли оставшиеся в живых венгры, немцы, поляки, молдаване, было ликование. Солдаты обнимались, не веря в такую победу. А затем несколько дней хоронили павших в мерзлой земле — и своих и врагов.

Жалкие остатки армии Сулеймана, брели понуро в Румелию. Сам он уже предстал к тому времени перед лицом султана в Стамбуле, выпрашивая прощение на коленях.

— До моих ушей дошли слухи о разгроме твоей армии, Сулейман-паша. Так ли это? — великий султан Мехмед Завоеватель глядел грозно, его ухоженная рыжая борода подрагивала от ярости.

— О, царь царей, владыка мира, позволь я все объясню!

— Попробуй, — султан был настроен скептически.

— Это злая магия князя Молдавии! Он заманил в ловушку твою армию, солнцеликий, и с помощью злых духов Ада и самого Иблиса погубил их.

— Так значит это колдовство? Но мне известно, что ты, собака, раздулся от своей спеси и даже не знал, где армия Штефана тебя ждет. Мало того, ты потерял голову от страха и бросил армию на погибель. Ты — трус и лжец!!! Потому ты потеряешь голову еще раз, окончательно и быстро. Обезглавить его, а голову выставить на главной площади в назидание!

Стража схватила рыдавшего Сулеймана и выволокла его из дворца. На площади здоровенный чернобородый смуглый палач обезглавил его, а затем продемонстрировал голову народу и насадил ее на пику.

Султана едва не хватил удар — то Дракула, то Штефан, то Корвин — эти неверные псы посрамили его, покорителя Рума. Но Аллах всемилостив и не позволит им объединиться, а султан еще возьмет свое.