Товарищ Пинкертон

Алексей Филиппов (2024)

Гражданская война. Затерянный в лесах уездный город. Убит комиссар военных складов. Молодой сотрудник милиции расследует преступление…

Гроза в эту ночь распоясалась не на шутку. Сверкало ярко-синим светом так, что видно всё вокруг, будто днём ясным, а от грома уши закладывало. Страшно, аж мороз по коже. А тут ещё ветер разыгрался и принялся ветками старой берёзы по окнам скрябать, словно приползший с кладбища гигантский скелет просился в дом погреться. Мне, обычно, стоит кулак под голову положить, и сплю я мертвецким сном, а тут ни в какую уснуть не получается. Чего-то срашно сделалось. Вроде, под крышей крепкой, всё одно — боязно: а ну как молния сейчас в трубу саданёт. Я даже перекрестился от недоброго предчувствия. И опять загремело на всю катушку, а следом собачий визг с лаем. Ужасная ночь! И утро случилось ей под стать.

Дождь кончился. На небе ни облачка. Блестки солнечные на сырой траве весёлыми переливами играют. Вроде бы, живи и радуйся, но тут истошный крик на всю улицу:

— Товарища Билецкого убили!!!

Товарищ Билецкий приехал в нашу глушь из самой Москвы, а тут такое. Я сбрасываю армейское одеяло и в исподнем бегу на улицу. Около крыльца конторы, где квартировал комиссар Билецкий, народ. Здесь все: технорук Иван Васильевич Безносов, командир взвода охраны краском Стасов, предзавкома Ванька Юров и счетовод Вавилонов. В общем, все, кто проживал на заводе. Сам же Билецкий в грязном кожаном тренчкоте лежал лицом вверх на ступеньках высокого крыльца, широко раскинув руки. Левая рука комиссара, будто тянулась к двери конторы, а правая свесилась с крыльца и на эту руку, поджав дрожащий хвост, смотрел наш заводской пёс Жук. Лицо Билецого — бледное в синеву, нос заострился, на правом виске кругляш запёкшейся крови, окружённый желтоватым с черными крапинами ореолом.

— В упор стрелял, гад, — наклонившись к лицу убитого, тихо сказал Стасов. — И левша он…

— Почему левша? — усомнился в словах краскома Вавилонов. — Подошёл с боку и…

— Где ты тут с боку подойдёшь? — усмехнулся Стасов, указывая на перила крыльца, — если только…

Краском сбежал с крыльца и попробовал взобраться на стоящую прямо возле крыльца конуру Жука. Но стоило командиру покрепче упереться ногой на угол крыши конуры, гнилые доски подозрительно захрустели, а одна из них с противным чавканьем сразу же провалилась. Стасов решил дальше не испытывать судьбу, опять поднялся на крыльцо и объявил вердикт своих размышлений с опытами.

— С боку никак не подобраться. Левша стрелял.

И я как-то непроизвольно посмотрел на свою правую руку. То же самое сделали и все остальные. Левши среди нас не было.

— Может, из солдат кто? — после некоторой паузы выразил общее мнение Вавилонов.

— Проверим, — сказал Стасов и с едва заметной усмешкой повернулся в мою сторону. — Обязательно проверим, а если и среди моих бойцов левши нет, то нам товарищ Пинкертон злодея из-под земли достанет.

Пинкертоном Стасов называл меня. Зимой мне исполнилось двадцать, а весной всех моих сверстников стали забирать в Красную армию. Матушка, всполошившись не шутку, побежала к моему дяде Андриану Петровичу, и тот быстро оформил меня в рабочую милицию, где он уже полгода числился начальником. Меня записали младшим милиционером и сразу же отправили на пороховые склады. Эти склады вместе с патронной мастерской недавно устроили на бывшем латунном заводе купца Викторова. Командовал на складах комиссар Билецкий, а я, как милиционер, должен обеспечивать здесь порядок. Я поначалу испугался ответственности, но скоро понял, что ничего страшного в моей службе на пороховых складах нет. Весь периметр бывшего завода, по приказу Билецкого, огородили колючей проволокой в несколько рядов. Даже на крутом речном берегу эту цепкую ограду поставили, а вдоль проволоки территорию караулили бойцы из взвода охраны краскома Стасова. Рабочие, человек тридцать, проходили рано утром через пропускной пункт и сразу же спускались в глубокий подвал, а вечером они поднимались наверх, и через заводские ворота расходились по домам. В подвале была устроена мастерская по снаряжению патронов. Командовал в мастерской строгий мастер Бузыкин, которого все страсть как боялись, а потому среди рабочих никогда не было даже малейшего безобразия. Всё всегда тихо да пристойно. И, по чести сказать, делать мне на заводе было совсем нечего. Я слонялся по двору, играл с солдатами отдыхающей смены в чехарду или читал книжку о короле сыщиков Пинкертоне. Однажды за чтением меня застал краском Стасов и… И вот теперь я стал товарищем Пинкертоном.

Все смотрели на меня сейчас, не как на Сашку Горохова, а как на представителя власти, который обязан быстро раскрыть преступление и арестовать злодея. Мне стало здорово не по себе, но груздем я уже назвался и теперь придётся лезть в кузов этой страшной заботы. Я глубоко вздохнул, и хотел, уж было, подойти к трупу комиссара, но тут Ванька Юров мне шепнул:

— Иди, хоть, штаны надень… Стоит тут в подштанниках перед покойником… Срамота…

Когда я примчался к месту преступления одетый, около трупа комиссара стояли только Стасов и Вавилонов. Юров побежал звонить в город, а Безносова позвали в мастерскую: станок там какой-то забарахлил.

Я, ужас как боюсь покойников, но к трупу пришлось подойти. Стараясь не глядеть на убитого, я прислушался к разговору красного командира и счетовода.

— Как некстати, — сокрушался командир охранного взвода, — у меня через два дня учения со стрельбами назначены. И отменить уже ничего нельзя… Приказ из округа… Кто ж его?

— Из наших никто не мог, — почесал щеку счетовод. — Чужой, видимо…

— Не должно здесь быть чужих, — стучал кулаком по перилам Стасов. — Из своих кто-то…

— Ты же сам сказал, что левша, — посмотрел на командира Вавилонов. — А у нас левши здесь, вроде, нет.

— Убийца стрелял левой рукой, это факт, — ещё раз посмотрел на труп командир. — Может, специально, чтобы запутать всех? Дескать, левшу будут искать…

— В наше-то время? — усмехнулся счетовод. — Сейчас всё проще: кто-то из солдат шмальнул в него за четверть самогона или в охране твоей есть дыра…

— Солдат я сейчас всех проверю, — сказал Стасов и сошёл с крыльца на землю. — А в охране у меня дыр быть не может.

— Ещё надо проверить: с кем вчера вечером товарищ Билецкий встречался, — неожиданно даже для самого себя сунулся и я в этот разговор.

Краском и счетовод посмотрели на меня так, словно перед ними трухлявый пень начал петь матерные частушки.

— А ведь Пинкертон прав, — после минутного молчания потёр висок Стасов. — Надо народ опросить…

— Билецкий здесь дружбы ни с кем не водил, — вздохнул Вавилонов. — Уединенно жил, как в скорлупе. В Москву, почесть, каждую неделю мотался, не до нас ему. Я вот, лично, от него кроме приказов ничего и не слышал…

— Я тоже, — пожал плечами командир и обернулся ко мне. — Буркнул третьего дня, мол, а Москву поеду и всё. Так что, товарищ Пинкертон, надо искать тех, кто был с покойным на короткой ноге. Я таковых не знаю. Тебе теперь все карты в руки.

Скоро подошли солдаты. Они положили труп комиссара на телегу и повезли его в городскую больницу для вскрытия. Я остался у крыльца конторы один. Вернее, не один, а на пару с собакой, с Жуком. Я смотрел на Жука, а пёс жалобным взором озирал свою конуру с дряхлой крышей. Крыша и так была на последнем издыхании, а тут еще каблук Стасова проделал в ней изрядную дыру. И мне, вдруг, стало так жалко собаку, что я сбегал на задний двор конторы, где хранились разные хозяйственные припасы, взял там два больших листа рогожи укрыл ими крышу конуры.

Конец ознакомительного фрагмента.