Игры богов. Левиафан. Книга 3

Алексей Фролов

Мир не такой, каким кажется. Особенно если не знаешь, кто ты и откуда пришел в эти суровые северные земли, где для людей есть лишь одна форма существования – война. Арбротские друиды дали ему имя Белен, что на языке притенов значит «сияющий». Король же отправил в пограничье, чтобы убить жреца нового бога. Тщедушный человечек в серой хламиде да с десяток воинов в охране – что может быть проще? Так он думал, готовясь к схватке, которая навсегда изменит его судьбу и судьбу всего мира…

Глава 3. Стать собой

К адэйру вела аллея из шестнадцати высоких камней, такие на юге называют менгирами. Грубо обработанные камни, вдвое превышавшие рост человека, были украшены тайными огамами и символическими рисунками. Был там Полумесяц Кернунна, Зверь Эпоны (в северных регионах его звали кэльпи), Дуада Эзуса и другие сакральные знаки.

Белен шел через аллею менгиров, между которыми были установлены жаровни. Разумеется, мероприятие затевалось не ради него и Сироны, точнее — не только ради них. Сегодня в Арброте обряд посвящения проходили двенадцать человек, десять из них в ближайшие пару месяцев разменяли свою шестнадцатую зиму. Да, обычно обряд посвящения проводят именно в таком возрасте, но Белен и охотница из племени круитни были во всех смыслах «особыми случаями».

Вновь началась противная морось, со стороны моря подул холодный ветер. Из одежды на Белене были только льняные штаны, даже обуви он не надел по указанию Олана. Парень уже успел продрогнуть, ибо идти меж менгиров надлежало медленно и вдумчиво. Сирона уже прошла обряд, как и остальные десять притенов.

У входа в адэйр его ждал один из младших друидов, он протянул Белену широкую металлическую чашу с изящной гравировкой, повествующей о древних обрядах и битвах богов. Белен с поклоном принял чашу и сделал глоток. По вкусу — медовая корма с легким травянистым привкусом.

Друид с длинными темными волосами и пронзительными серыми глазами был одет в традиционную для его ремесла зеленую шерстяную рубаху с удлиненным подолом и кожаную безрукавку с рядами металлических бусин в районе плеч и груди. На шее и запястьях друида на кожаных шнурках висели амулеты и обереги со звериными когтями, клыками и перьями. Несколько простых железных колец украшали его пальцы, на правой руке — мужской притенский браслет. Друид почтительно отступил в сторону, пропуская Белена в адэйр.

Вход был прикрыт легким тканым полотном, на котором металлическими бусинами и кольцами были выведены друидские символы и тайные огамы. Из помещения доносились мерные удары двух бубнов, сливавшихся в пластичный монотонный ритм.

Войдя в адэйр, Белен на миг прищурил глаза — настолько ярко в центре помещения горело пламя ритуального очага. Адэйр представлял собой круглую конструкцию из каменных блоков и плит различной величины, как и в брохе кладка выполнена на сухую.

Диаметр помещения составлял не более восьми бренданов, но в отличие от броха в адэйре был всего один этаж с высоким сводчатым потолком, а внутреннее пространство было разделено на сегменты стрельчатыми арками, основанием для которых служили выдвинутые из стен пирсы, напоминавшие ступицы колеса. Белен стоял в одной из таких арок, точно напротив него на возвышении застыл Олан, каждую из оставшихся шести арок занимал друид младших ступеней

— Подойди, воин, — медленно проговорил Олан. Белен впервые слышал, чтобы друид говорил таким голосом — жестким, глубоким, исполненным мощи. Бубны забили громче, ритм ускорился. — Преклони колено пред пламенем, эйдолоном пресветлого Эзуса.

Белен послушно сделал несколько шагов по направлению к ярко пылавшему очагу, от которого исходил нестерпимый жар. Он встал на колено у самого огня, обратив глаза в щелочки, которые начинали слезиться, протестуя против излишне высокой температурой. Пахло можжевельником.

— Ты доказал, что достоин стать одним из нас, — беспристрастно продолжил Олан. — Мы не знаем, кто ты, откуда пришел и куда идешь. Ты и сам этого не знаешь. Но мы видели тебя в бою, мы видели тебя за столом на пиру и на охоте. Ты честен и чтишь традиции нашего народа. Но принимаешь ли ты их?

— Принимаю, — просто ответил Белен. Он понимал, что не сможет солгать Олану даже при большом желании. Поэтому сразу решил говорить прямо и честно.

— Принимаешь ли ты наших богов? — Олан бросил в костер омеловую труху и пламя застрекотало, жар усилился. — Пресветлого Эзуса, неодолимого Тевтата, многомудрого Кернунна, громоокого Тараниса, неведомого Луга, прекрасноликую Эпону и других предков земли притенов?

— Принимаю, — ответил Белен и понял, что напиток, выпитый им у входа в адэйр был крепче, чем казалось. Хотя скорее здесь все вместе — он не ел полдня, продрог, а тут еще этот тяжелый саван травяного запаха, окутавший внутреннее пространство адэйра почти зримой пеленой…

— Принимаешь ли ты свой путь? — Белену показалось, что огонь разгорелся ярче, но иным, внутренним светом, и что-то изменилось в голосе друида. Едва ли он знал Олана так уж хорошо, но ощутил, что старик на мгновение выдал свои чувства. Правда, Белен не сумел их разобрать.

— Я не знаю своего пути, — ответил парень и посмотрел в глаза верховного друида Арброта сквозь ритуальное пламя. — Но принимаю его. И даже если он уведет меня прочь от земли притенов, я не забуду ее традиции и ее людей. Никогда.

Олан с минуту смотрел на Белена через огонь и в его выцветших старческих глазах парень уже не мог прочесть ни единой эмоции. Наконец, друид кивнул. Тут же из бокового прохода появился еще один ремесленник омелы, в его руках Белен увидел нож и две чаши. Чаша меньшего размера и нож были выполнены из серебра, большая чаша — из золота. Все три предмета были испещрены тайными огамами и знаками богов.

В висках застучало, но в целом Белен чувствовал себя неплохо, ему даже начинал нравиться этот тяжелый запах, зависший меж полом и потолком адэйра. Бубны вновь сменили ритм, теперь они звучали глуше и размереннее.

— Вытяни левую руку ладонью к небу, — проговорил Олан и Белен повиновался. Второй друид поставил золотую чашу на землю и проворно полоснул парня ножом по раскрытой ладони. Тот даже бровью не повел, легко перетерпев болезненные ощущения.

Кровь заструилась по руке Белена, стекая в серебряную чашу багровыми змейками. Друид поднял над кровоточащей ладонью золотой сосуд и опрокинул его. В этот раз Белен не сумел сдержаться и скривил гримасу, скрипнув зубами. Рану обожгло так, словно в нее насыпали соль. Позже он узнает, что друид вылил ему на руку смесь из соков дуба и омелы, что для притенов от века были священны.

Огамы и тайные знаки, нанесенные на стены адэйра темно-синей краской на миг вспыхнули ослепительным огнем, так что Белену пришлось в очередной раз зажмурится. Странное ощущение прошило его насквозь, словно ударом молнии. Он вновь открыл глаза и посмотрел на Олана. Друид улыбнулся.

— Сожми руку, воин, — торжественно сказал он. Младший друид поднес ему чашу с кровью Белена, Олан не глядя принял ее и выплеснул в огонь. — А теперь возьми свое оружие и никогда не выпускай его из рук, покуда дышат враги земли притенов. Покуда дышат твои враги, притен!

Из боковой арки появился Гволкхмэй, которого в полумраке Белен спутал с одним из друидов. Глаза короля Арброта, от которых в стороны разбегались змейки синих татуировок, глядели добродушно и весело. Он подошел к Белену и протянул ему две секиры. Причем та, что пострадала в бою с англами и скоттами, была целехонькой, починенной.

Белен уважительно поклонился королю и принял оружие, с удивлением обнаружив, что рана на левой руке уже не кровоточит и кажется даже начала затягиваться, хотя порез был довольно глубоким.

— Я круг, я веду тебя, — в один голос проговорили друиды и Гволкхмэй. Белен понял, что ему нужно повторить эти слова.

— Ты круг, ты ведешь меня, — прогремело под сводами адэйра и Белен воодушевленно произнес древние строки. С каждым словом в нем разгоралось пламя, как отражение ритуального очага, только в сотню, тысячу раз ярче.

— Будь единым, объедини нас, мы одного целое, — в третий раз многоголосый хор разорвал тишину каменного адэйра и Белен в третий раз повторил все слово в слово. Ощущение мистичности пополам с глубоким восторгом затянуло эфемерную петлю на его шее, он задышал тяжело, полной грудью, но каждый вдох нес невыразимое блаженство, а каждый выдох — облегчение. Он будто родился заново, хотя где-то глубоко-глубоко его внутренний голос, который он не мог слышать уже больше месяца, тихонько посмеялся над наивностью. Наивностью каждого в этом каменном зале.

— Теперь ты — часть этой земли, — сказал Олан, сойдя наконец со своего возвышения. Он подошел к Белену и положил руку ему на плечо. — И куда бы ты ни пошел, сила нашего народа прибудет с тобой.

— Буду рад, если решишь остаться в Арброте, — Гволкхмэй зеркально повторил жест друида, коснувшись мозолистой рукой обнаженного плеча Белена. — Твои секиры пригодились бы мне. Хотя, бьюсь об заклад, они пригодятся по всему пограничью Аэнгуса!

— Твое посвящение почти закончено, — сказал Олан и кивнул в сторону одной из боковых арок. — Подойди к Бойду, он нанесет на твои лицо и тело первые татуировки.

Белен кивнул и направился к немолодому светловолосому друиду, подле которого стояла деревянная тумба с рядом железных чаш разной величины. В руках друид держал инструменты для нанесения татуировок — серебряный нож и обсидиановую иглу. Он жестом пригласил парня сесть перед ним на скамью.

Белен слышал об этом обряде, каждый притен после посвящения получал свои первые татуировки, суть которых определялась местным друидом высшей ступени. Рисунки на теле носили у притенов самые разные функции — они являлись оберегами, защищали от фоморов, хранили воинов в бою, даровали здоровье, обостряли чувства. А еще отражали суть человека, в определенной степени определяя его путь. Именно поэтому процесс нанесения татуировок представлял собой полноценный обряд, регламентированный до мелочей.

Притены трепетно относились к татуировкам, существовали типовые знаки — символы богов, умений, отличительных качеств. Это могли быть огамы или иные изображения, не относящиеся к тайнописи притенских друидов. Но были и индивидуальные символы, неповторимые, наносимые на тело в связи с исключительными событиями.

В жизни притена было немало поводов для нанесения тату — от победы в битве и заключения родового союза до удачной торговой сделки. Поэтому мужчины и женщины этого народа к тридцати годам (а пророй много раньше) были «расписаны» буквально с ног до головы. Насколько мог судить Белен, ни англы, ни скотты не имели такого обычая.

Он просидел в адэйре до самого утра и успел подумать о том, что не заметил, как тату набивали другим посвященным, например — Сироне. Позже он узнал, что Олан удостоил его особой чести — обычно сакральные знаки на тело наносят на протяжении многих дней и даже недель, долго и кропотливо подбирая нужные символы. Олан не сказал этого парню, но символ, который Бойд теперь наносил ему на спину, верховный друид Арброта увидел в неугасимом пламени броха и счел это знаком самого Кернунна. Поэтому и поспешил как можно быстрее исполнить волю своего бога.

Когда Белен вышел из адэйра в мутный промозглый рассвет, на его правом виске красовался огам «нин» или «раздвоенная ветвь», он говорил о том, что много раз Белену предстоит делать судьбоносный выбор. На его левом виске темно-синей краской был изображен огам «нгител» или «убийца», его название говорило само за себя — путь Белена будет сопряжен с отнятием чужих жизней. На его левой груди расположился довольно редкий символ «варден», дважды изломанная стрела в форме огама «Z» с узким наконечником и охвостьем в виде рабьего хвоста на фоне квадратной пластины с двумя рваными отверстиями, а под ней — узоры, напоминавшие зеркально отраженные боевые луки. «Варден» еще называли символом двойного благословения, его обладатель находился под покровительством сразу двух богов — Тевтата и Кернунна.

Но самый главный символ (тот самый, что Олан увидел в огне) располагался на спине Белена вдоль позвоночника. Чем-то он напоминал Зверя Эпоны, но был крупнее, выглядел гораздо более зловещим и отличался удивительной детализацией вытянутого змеиного тела. Без сомнения это был некий морской зверь, свирепый и опасный, но едва ли даже сам Олан мог назвать его имя.

Бойд оказался умелым мастером, татуировки на теле Белена почти не болели, в процессе работы над ними друид постоянно примешивал к красящему пигменту целебные составы. Затем он еще раз обработал рисунки особыми мазями и легким кивком обозначил завершение действа. Что примечательно, за все это время Бойд не проронил ни слова.

Не сказать, чтобы Белен особенно гордился своими татуировками, как это было принято у молодых притенов, едва прошедших обряд посвящения. В сущности он испытывал к культуре этого народа лишь два чувства — интерес и уважение, ни больше ни меньше. Он стал одним из них, потому что так пролег его путь. Но теперь ему предстояло двигаться дальше и если будет нужно — он украсит свое тело новыми рисунками. Хотя отчего-то парень глубоко сомневался, что ему представится такая возможность.

Эйфория от обряда постепенно проходила, но где-то в сердце поселилась некая уверенность, осознание правильности произошедшего. Он будто стал частью чего-то большого и важного. Было что-то еще, но Белен пока не мог идентифицировать эти незнакомые ощущения. Хотя, скажем честно, он не особенно стремился это сделать.

Из адэйра парень направился в брох, где уже месяц проживал вместе с младшими друидами, но лишь затем, чтобы накинуть рубаху, плащ с худом, да нацепить на одеревеневшие ноги кожаные ботинки. Предшествующий день выдался довольно длинным, да и ночь была не короче, посему Белен справедливо рассудил, что прежде, чем решать свою дальнейшую судьбу, он имел право снять скопившееся напряжение за парой кружек доброй кормы. Поэтому, споро одевшись, парень отправился к толстопузому Винну в хмельной зал, что стоял на утесе у самого берега.