Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)

Алекс Кожин (2021)

Когда планету поразила эпидемия коронавируса, многие ученые кинулись искать средства от новой заразы. Пробовали лекарства от вшей и глистов, от поноса и от запора. Вот и в деревне Новые Оглобли друзья Женьки Гишгорна решили испробовать обычный навоз для лечения модной инфекции. Оказалось, что народное средство обладает уникальными свойствами и может заменить чуть ли не все на свете лекарства. Но самым удивительным было то, что навоз может влиять на жизнь в соседнем государстве. Это открытие привлекло внимание к Новым Оглоблям сильных мира сего, а друзья попали в череду смешных переделок и приключений. Некоторые персонажи этой правдивой истории выдуманы автором и не имеют отношения к реальным людям. Содержит нецензурную брань.

Акт шестнадцатый

Тяжелая сырая туча, висевшая несколько дней над полем, ночью осыпалась холодным ливнем. Дождь то затихал, то, словно очнувшись, стучал по карнизу и хлестал в окна. К утру вся туча вытекла и растаяла, дождь прекратился. Над полем, спускаясь к реке, повис туман. Из деревни было не различить, пар ли стоит над водой, или это шальная черемуха опадает белыми лепестками. Где-то за речкой глухо бухнул колокол. На ферме замычала корова. В Новых Оглоблях начался новый день.

Наспех выпив чаю, Женя с Авдеичем поехали в холодильник. Пришло время вывозить комсомольцев обратно в город. Все эти дни активисты «оздоравливались» в карантине. Способность молодых людей поглощать спиртные напитки оказалась выше производственных мощностей бабы Дуси. К этому дню деревня была полностью осушена и перешла в режим «трезвого образа жизни». Это грозило чрезвычайными последствиями на предстоящих майских. Трудящие в лице землепашцев, конюха и деревенского агронома жаждали похмелиться после поминовения усопших в прошедшую Радуницу.

Чтобы не провоцировать конфликт с местным населением, сонных комсомольцев загрузили в открытый кузов старого ГАЗа. Женя вызвался сопровождать активистов до их штаба в городе. В дороге комсомольцев растрясло и проветрило. Молодые люди, словно черви, полезли из кузова, когда машина прибыла на место.

Женя отпустил машину, а сам через площадь отправился в парк. Старый парк на высоком берегу Сожа — украшение Гомеля. Кроме дендрария здесь находится дворец Румянцевых-Паскевичей, собор Петра и Павла и пара черных лебедей в пруду у фонтана.

Женя прошел по аллее вдоль Киевского спуска, перешел через овраг и оказался у пешеходного моста, который стрелой летит через Сож и упирается в пляж на другом берегу. Женька вышел на середину моста, постоял, опершись на перила и глядя вниз на мутную воду. Желтый пляж на другом берегу по весне еще пустовал. Вдали по железному в решетках мосту прогрохотал товарный поезд. Вскрикнула чайка, падая вниз к самой воде.

В нашем детстве пешеходного моста еще не было. На воде, куда от площади сбегает Киевский спуск, размещался деревянный дебаркадер и несколько железных причалов, откуда вверх и вниз по реке сновали пароходики, возившие детей в пионерские лагеря по обе стороны города. Со временем причалы исчезли, детские лагеря закрыли после Чернобыля, а набережную залили бетоном.

Полюбовавшись открывшимся видом, Женя решился проведать бывшую тещу, которую поместили в Первосоветскую больницу на краю парка. Часы были не приемные, но те, кто знал, как просочиться на третий этаж, без труда проникали в бывшее отделение для душевнобольных.

Женя отворил двери палаты и с изумлением обнаружил у кровати больной свою первую жену. Выхода не было, бежать было поздно. По отдельности Лиза и Варвара Васильевна были терпимы, вместе — взрывоопасны.

«Бедная Лиза» — так прозвали Женькину супругу их общие знакомые — не очень походила на свой книжный прообраз. Она была бледной костлявой девицей с литературными наклонностями. Как часто бывает среди детей ответственных работников, выросшая в достатке, Лиза была девушкой вялой, вовсе не похожей на пробивную мамашу, которая как сорняк, поднялась от самой земли. Окончив Московский институт культуры и не найдя достойного мужа в столице, Лиза вернулась в Гомель к матери. Здесь, у случайных друзей, она познакомилась с Женей и от страха остаться одной, вышла за него замуж. Семейная жизнь была недолгой из-за назойливого присутствия тещи. Порой Женька не понимал, на которой из них он женат. Бабы «пили из Жени кровь», и он, не выдержав, развелся и ушел жить в общежитие маляров.

К этому дню Варвару Васильевну отмыли от краски, бледная теща с «химией» на голове возлежала на высокой кровати. Рядом, сжавшись пружиной, присела бедная Лиза. Обе женщины были рады покончить с взаимными упреками и переключили внимание на вошедшего Женю.

Поняв, что насилие неизбежно, Женька покорно опустился на стул и отключил свои сенсоры. Претензии женщин проходили насквозь, почти не оставляя следа в его голове. Через какое-то время до Жени вдруг дошло, что бывшая требует компенсации за потерю невинности. Варвара же Васильевна обвиняет его в своей утраченной молодости, которой она пожертвовала ради всеобщего счастья. Отпираться было бесполезно, Женя быстро согласился компенсировать дамам их материальные потери и с облегчением выскочил вон.

Женька шагал через парк, вспоминая, как он попался в этот семейный капкан. На главной аллее, окруженной дубами, Женя нос к носу столкнулся с дядей Жорой — своим старым знакомым.

Дядя Жора был то ли румыном, то ли цыганом. Какое-то время назад Жора женился на еврейке и вслед за супругой выехал на постоянное жительство в Израиль. Там он сторожил какой-то офис, а в перерывах занимался мелким разбоем. Из-за пандемии Жора застрял в Гомеле, приехав сюда, чтобы перевезти родственников в Землю Обетованную.

Жора предложил Женьке зайти в ближайшее кафе. Присев за столик, оба стали вспоминать прошлую жизнь и общих знакомых. Под впечатлением встречи с бывшей женой Женька жаловался на обстоятельства. Дядя Жора кивал, соглашаясь.

— Дурные бабы — страшное дело, — заметил вдруг дядя Жора, — а феминистки — это вообще полный абсурд!

— Феминистки? — не понял Женя.

— Феминистки с харассментом, — пояснил продвинутый Жора. — Эти бабы любого президента могут легко засадить. Помнишь Клинтона? Или вот, тоже история: приходит какая-то баба со своим адвокатом в газету и сообщает, что давным-давно президент Кацав ее домогался, и Мойша легко получает семь лет тюрьмы. Может потом плакать и кричать, что его подставили. Ну, не чудо ли? Любую скотину мужского рода можно теперь оприходовать, даже если он член из ширинки еще не достал. Бабы совместно с зоозащитниками — это страшная сила, — поучал Жора. — Вот петух гонится за курицей, чтобы ее оседлать, как природа велит — а это уже насилие! Или, к примеру, конь высунул хрен до ветру, похвастать перед кобылой — а это уже домогательство! Вот где перспективы: сделать обрезание всему мужскому естеству вплоть до устрицы! Только вынул — раз! Серпом по яйцам! Запомни, Женя, бабы нас еще отымеют, отплатят за все.

После этого заключения дядя Жора глубоко задумался и впал в прострацию. А Женька тихо сидел за столиком, потрясенный широтой Жориного кругозора и разнообразием выражений родной речи. Женская привязанность вкупе с алиментами долго держали Женю за причиндалы, стесняя свободу перемещения. Кому, как не ему, было не знать «силу любви» слабого пола.

Расставшись с Жорой, Женька вернулся в парк и бродил здесь в темных аллеях, среди вечных дубов, зеленеющих кленов и рыжих белок, скачущих между древ. Оставалось совсем немного до той чудной поры, когда здесь, на спуске к воде, распустится белая акация и напоит медовым ароматом весь парк, соседнюю площадь и окружающую природу.