Остров пропавших девушек

Алекс Марвуд (2023)

1985. Далекий от современного мира остров Ла Кастеллана резко преображается с появлением миллионера Мэтью Мида. Он привозит за собой роскошь и богатство, но местные жители еще не догадываются, чем это обернется для них. 2016. Отчаянно пытаясь найти свою пропавшую семнадцатилетнюю дочь, Робин оказывается на шикарном острове в канун большого праздника. Никто не желает ей помогать, и время утекает сквозь пальцы. Пока на горизонте не появляется таинственный наблюдатель, готовый раскрыть Робин и миру правду о том, что все-таки происходит на острове пропавших девушек… Залитый солнцем и едким гламуром триллер о власти, деньгах и невинности.

14

Робин

Она полагала, что почетный консул — это какой-то дипломат, но увидела перед собой самого обычного пьяницу, который болтается в предобеденный час в вестибюле отеля «Гелиогабал» и объясняет просителям, чем именно он не может помочь. Чопорный человечек из другой эпохи по имени Бенедикт Герберт. Но при этом в хороших туфлях — аверняка сшиты в Лондоне на заказ.

— Да поймите вы наконец, — произносит он, — на этой неделе у всех полно дел. Во вторник festa, а в субботу герцог устраивает в честь своего дня рождения bal masqué. Ему, знаете ли, исполняется семьдесят лет, поэтому к нам толпами съезжаются знаменитости.

«К нам». Легко понять, кому он предан.

Герберт потягивает мартини. Запотевший бокал на ножке с одной оливкой на зубочистке. Он без конца крутит его на столешнице, игнорируя подставку и оставляя на деревянной поверхности влажные следы, которые потом кому-то придется вытирать. Делает вид, что с интересом ее слушает, но на самом деле обводит взглядом толпу, выискивая истории полюбопытнее.

— Это мне известно, — отвечает Робин, — поэтому я здесь.

Он тут же оживает:

— В самом деле?

На его лице отражается испуг. Ха! Он думает, что ошибся и что перед ним важная дама инкогнито. Наверняка жалеет, что до этого почти не прислушивался к ее словам.

— Моя дочь, — напоминает ему Робин. — Она сказала, что едет на вечеринку.

Свет в его глазах снова гаснет. Он осматривает ее с головы до ног, бросает взгляд на украшения, рассчитывает в уме их стоимость. Переводит ее обратно в низшую категорию.

— Это вряд ли.

Увидев какую-то проходящую мимо женщину, он приветственно приподнимает бокал, стучит пальцем по циферблату часов и закатывает глаза. Даже не пытается скрыть свои жесты. То обстоятельство, что консульский статус порой влечет за собой тяжелое бремя общения с британскими налогоплательщиками, для него, очевидно, просто лишняя головная боль.

— Да? И это все? Больше вам сказать нечего?

Он со вздохом кладет оливку в рот и начинает медленно ее жевать — не исключено, что это единственная твердая пища, которую он съест сегодня.

— Миссис…

— Хэнсон.

— Ах да, Хэнсон. О. Послушайте, а вы случайно…

В его глазах опять мелькает проблеск интереса.

— Нет, к тем Хэнсонам я не имею никакого отношения.

— Да? Ну что же, хорошо.

— Мы говорили о моей дочери.

— Да-да. Послушайте, миссис Хэнсон, мне очень неприятно разрушать ваши иллюзии, но так не бывает. Герцог много лет трудился, чтобы превратить этот крохотный уголок в место, куда смогут съезжаться знатные гости со всего света. И он бы не достиг этого, если бы приглашал к себе на вечеринки случайных подростков. Неужели вы думаете, что Берни Экклстоун раздает бесплатно билеты на Гран-при Монако, в кофейнях «Старбакс»? Я это к тому, что… где бы они вообще могли познакомиться?

— Вы тоже туда пойдете?

— На бал? — Он самодовольно надувается.

— Да.

— Разумеется.

Она смотрит на него, ожидая продолжения.

— Мы с герцогом вместе учились, — с гордостью заявляет он.

Скорее всего, в Итоне.

— Мило. Значит, вы с ним старые друзья?

— Да. Очень старые.

— Тогда… могли бы вы просто спросить его, есть ли моя дочь в списке гостей? Ведь есть же хоть маленькая вероятность, что ее позвали?

— Пригласили… — поправляет ее он. — По правде говоря, я не…

— Не забывайте, она британская гражданка.

— Боюсь, вы переоцениваете те возможности, которые дает мой статус, — произносит он.

— Мистер Герберт, я в отчаянии, — гнет свое она.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — надменно отвечает он.

Она стискивает зубы, так что хрустит челюсть, и говорит:

— Она просто ребенок.

— Это не совсем так. Впрочем, вы и сами это прекрасно понимаете.

— Да, но…

— Надо полагать, в английскую полицию вы обращались, так?

— Да, но…

— И что они вам сказали?

Он говорит нарочито тихо и спокойно. У нее на глаза наворачиваются слезы, но она сглатывает и смотрит на него, теряя последнюю надежду.

Герберт с довольным видом кивает.

— Как и положено, когда начальник местной полиции сообщил мне, что вы здесь околачиваетесь, я сделал несколько звонков.

Околачивается? Серьезно? Так это называется?

— И насколько я понял, строго говоря, ваша дочь не находится в розыске, так?

— Ей всего семнадцать лет, и ни я, ни ее отец не знаем, где она.

— Послушайте, полиция не может заставить семнадцатилетнюю девушку возвратиться домой, если сама девушка против. Это просто невозможно. Обычно они снова сбегают. Она явно жива, миссис Хэнсон, явно не имеет проблем с психикой, ее очевидно никто не похищал. Да, ваша дочь ушла из дома в возрасте… скажем так, далеком от идеала… но называть ее «пропавшей» нет никаких оснований. У нее попросту нет желания сообщать вам о своем местонахождении. И насколько я понимаю, все это время она общалась с друзьями.

— Я же так и сказала! Они, по сути, тоже не знают, где она. Она просто заходила в этот идиотский… веб-чат, или как там…

— Там теперь все и общаются, — с новым вздохом отвечает он. — Нам всем нужно смириться с той эпохой, в которой мы живем. Послушайте. Если бы у кого-то были… хотя бы малейшие подозрения, что вашу дочь удерживают против ее воли… если бы на нас вышел Интерпол… В случае необходимости герцог придерживается самых строгих правил сотрудничества с международными организациями. Но ведь ничего такого не было, не так ли?

— Я…

— Да или нет?

— От полиции в таком деле пользы никакой! — возмущенно восклицает она. — Возьмите хотя бы этих девочек из Ротерема. Полиция и пальцем не пошевелила!^[13]

Он общепринятым жестом подзывает официанта. Его голос источает снисходительность:

— Ох, миссис Хэнсон. Ваша история вряд ли тянет на громкий скандал с сексуальными преступлениями против несовершеннолетних.

Он опустошает бокал и смотрит на нее — скорее сочувственно, чем гневно.

Слезы так сдавили горло, что она едва может говорить. Слезы ярости. Никакой печали.

— Насколько я поняла, помогать вы мне не собираетесь?

У его ног на полу стоит броская сумка. Он поднимает ее.

— Миссис Хэнсон, вы правда считаете, что правительство обязано улаживать семейные раздоры? Мне, конечно, жаль, что вы рассорились с… — Он заглядывает в блокнот с отсыревшими страницами и продолжает: — …с Джеммой, но подобные дела не в моей компетенции, равно как и не в компетенции xandarms. Боюсь, что право на личную жизнь заодно подразумевает и личную ответственность за нее. Вот и все. Меня ждет еще одна встреча, поэтому мне, боюсь, надо идти.

— И что мне теперь делать?

— Ну… вы вольны остаться здесь и подождать, вдруг она объявится, — отвечает он, поднимаясь на ноги. Потом машет рукой нескольким новым гостям, которые только что вошли в вестибюль и в этот момент направляются к стойке «Сифуд гриль». — Это свободная страна. Конечно же, до тех пор, пока вы придерживаетесь установленных правил. Но позволю себе дать вам небольшой дружеский совет. Не досаждайте полиции, у которой сейчас дел выше крыши. И частных лиц тоже не донимайте. Прошел слух, что с момента вашего приезда вы бросаетесь… определенными намеками, и людям это не очень нравится.

С этими словами он сует сумку под мышку и неспешно направляется к выходу. Робин смотрит ему вслед, в ее голове бушует шторм из ярости и слез.

В этот момент подходит официант, убирает бокал и протирает стойку.

— Sinjora, вам что-нибудь принести? — спрашивает он. — Может, коктейль?

Она даже не поднимает на него глаз. Просто смотрит в спину удаляющемуся Бенедикту Герберту. Потом быстро прикидывает в уме, что коктейли здесь стоят по восемнадцать фунтов, а сегодня она и без того уже достаточно выставила себя дурой.

— Благодарю вас, но нет, — звучит ее ответ, — мне уже пора.

Шагая по вестибюлю, свои эмоции Робин держит в узде. Снующие вокруг лакеи окидывают ее взглядами, относят к категории неплатежеспособных и тут же отворачиваются. Когда она подходит к вращающейся двери, ее щеки полыхают ярким румянцем. В смятении она пытается толкнуть дверь, чтобы выйти, но по другую сторону ей противостоит тот самый виноторговец с парома. Лоренс, как там его. Надо сказать, что он выглядит в сорокаградусный зной невероятно свежим, в то время как от каждого дюйма ее кожи исходит жар.

Он замирает, поднимает руки, ухмыляется и отступает на шаг назад. Показывает пальцем на землю и рисует в воздухе круг против часовой стрелки.

Робин перестает толкать, разворачивается, толкает противоположную створку. Дверь поддается и движется плавно, как по маслу. Когда холодный воздух соприкасается с горячим, раздается едва слышный чмокающий звук.

— Прошу прощения, — говорит она, выйдя на улицу.

— Все в порядке, — отвечает Лоренс, — рано или поздно такое с каждым случается. Забежали чего-нибудь выпить?

— Вроде того, — говорит она, и из ее глаз ручьем льются слезы.

С лица Лоренса мгновенно слетает улыбка.

— О господи… — произносит он.

Робин становится стыдно. Это же надо — разреветься на пороге дурацкого отеля в присутствии какого-то постороннего англичанина, да еще и на глазах у проходящих мимо женщин: все в платьях подороже годового взноса Робин за ипотеку и отводят взгляд от такого зрелища.

— Простите, — бормочет она, размазывая по щекам слезы и стараясь закрыть ладонями лицо, — простите.

— Вам определенно надо выпить.

Она качает головой и говорит:

— Я в порядке.

— Непохоже, — возражает он. — Собирайтесь, и пойдемте.

— Только не здесь.

— Не здесь? Ладно.

Он переводит ее через дорогу и усаживает напротив отеля на скамейку у отвесной каменной стены. Услужливо помогает сесть, будто старушке с хозяйственной сумкой на колесиках, достает из кармана небольшой пакетик, вытаскивает из него салфетку и протягивает ей.

Она громко сморкается и опять говорит:

— Простите.

— Ну что, могу я угостить вас выпивкой?

— Нет, спасибо.

— Может, хотя бы воды?

— Не надо, я…

Но он уже направился к уличному торговцу, болтающемуся без дела в тени огромного красного зонта у массивного холодильника в стиле 50-х годов.

Робин шмыгает носом, опять сморкается и пытается собраться. Со скамейки, на которой она сидит, открывается живописный вид. Геометрически правильная пристань для яхт; канатная дорога, ползущая среди пальмовых деревьев по склону, как серебристая многоножка; и сине-черное Средиземное море, тянущееся до самого горизонта. Где бы сейчас ни находилась Джемма, Робин надеется, что дочь любуется таким же видом.

Лоренс возвращается с двумя бутылками воды «Эвиан», одну из них протягивает ей и садится.

— Ну что, вам лучше?

Она открывает бутылку, делает глоток, неожиданно понимает, что ее измучила жажда, и одним махом выпивает половину.

— Да, простите, — отвечает она. — Пообщалась тут с одним засранцем.

Лоренс смотрит на пассажиров, выходящих из кабинок фуникулера.

— Здесь таких много.

— Вы, вероятно, с ним сталкивались? — спрашивает Робин. — Некий Герберт?

— Это вы о Бенедикте?

Она кивает.

— Вот оно что, — отвечает он, — он и правда совершенный засранец.

Робин вдруг чувствует, что ее губы растягиваются в улыбке.

— Один бог знает, как ему удалось заполучить эту работенку, — продолжает Лоренс.

— Он учился вместе с герцогом, — говорит она.

— Хм-м… В самом деле? С учетом того, сколько здесь отмывается денег, мог бы уже возвыситься до ранга настоящего дипломата. Хотя он, судя по всему, даже портфель-дипломат открыть бы не смог…

— По крайней мере, мне он помочь не рвался, — произносит она.

— Могу я спросить вас…

— Да, конечно… У меня пропала дочь.

— Как, здесь? Но я с вами никого не…

— Нет-нет, — перебивает она, — еще в Англии. Она убежала из дома. Ну, точнее, ушла, и я уже почти год не могу ее найти.

— А здесь вы ищете, потому что…

— Из-за сообщения, которое она прислала друзьям, — объясняет Робин, — сказала, что едет сюда на вечеринку.

— Понятно, — отвечает Лоренс.

— Герберт, конечно же, так не считает.

— Мысли этого человека весьма ограничены его воинственным снобизмом. Вам известно, где она остановилась?

— Если бы знала, отправилась бы туда, не так ли?

— Ах да, простите. Глупость сказал.

— Как бы то ни было, наше государство мне вряд ли поможет, — горько заключает она.

— Сочувствую вам, — говорит он. — Есть фотография?

— Ох, конечно, — отвечает она, достает листовку и протягивает ему.

Лоренс стал первым, кто по-настоящему внимательно изучил листовку.

— Джемма Хэнсон, — произносит он, — сколько ей лет?

— Семнадцать, — отвечает она, и из ее глаз опять катятся слезы.

— Сочувствую вам, — повторяет он, — и, разумеется, буду смотреть в оба.

Примечания

13

Речь идет о чудовищной истории насилия над детьми в городе Ротерем на севере Англии, долгое время остававшейся неизвестной.