Тютюнин против ЦРУ

Алекс Орлов, 2003

Пить все, что горит, – вредно. Сергей Тютюнин и его дружок Леха Окуркин об этом не знали. Они жили обычной жизнью пролетариев, пока однажды не нашли себе приключений. Сначала ими заинтересовались ЦРУ и пенсионерка Живолупова, в прошлом сотрудница НКВД. Потом добавились проблемы с инопланетянами, драконами и боевыми свиньями. Жизнь приятелей стала интереснее.

6

Не выходя из кухни, Сергей созвонился с Окуркиным Лехой, который по случаю пятницы пораньше сбежал с работы.

Окуркин работал на ложкоштамповочном предприятии, где зарплату не платили месяцами. Поэтому он мог как угодно нарушать дисциплину, не боясь, что его за это попрут с производства.

До того как стать мастером ложкоштамповки, Леха три года отработал в лыжезагибочном цехе. Дело ему нравилась, однако постоянные недоразумения из-за выяснения места его работы вынудили Окуркина оставить лыжи.

Происходило это очень просто. Стоило кому-то спросить Леху, где он работает, следовало вполне нормальное пояснение:

— На лыжезагибочном станке.

— Да? И что вы на нем делаете?

— Лыжи загибаю, — спокойно объяснял Окуркин.

— Кому? — тут же следовал насторожённый вопрос.

— Кому скажут, тому и загибаю, — честно признавался Леха. — Это же не я сам решаю. Для этого другие люди есть, — добавлял он, повергая собеседника в замешательство.

Случалось, что нервные граждане даже писали на Леху заявления, обвиняя его в посягательстве на их жизнь. Устав от подобных недоразумений, Окуркин ушёл с любимой работой и подался в ложкоштамповку.

Перекинувшись по телефону с Лехой парой слов, Тютюнин уговорился встретиться с ним через полчаса и отправиться на старый стадион «Локомотив». По пятницам там проходили международные встречи команд восьмой лиги. Билеты распространялись по смехотворным ценам, а потому на трибунах был полный аншлаг.

Наскоро перекусив ворованными тёщей голубцами, Серёга сказал Любе, что идёт на футбол, и, подхватив большой полиэтиленовый мешок, выскочил из квартиры.

Возле подъезда он снова встретился со старухой Гадючихой, которая плела интриги, нашёптывая что-то на ухо другой пенсионерке.

Когда Тютюнин подошёл к остановке, Леха уже стоял в условленном месте и поплёвывал на асфальт.

— Ну ты меня подставил со своим дихлофосом американским! — с ходу начал Тютюнин.

— А чего не так с дихлофосом? — спросил Леха.

— Этот дихлофос не от моли, а от людей оказался.

— Да ты что?

— Вот и что. Я его против насекомых применил, так чуть сам дуба не дал и весь «Втормехпошив» не потравил. Меня даже уволить хотели…

— То-то у Митяя такая рожа довольная была, когда он мне пузырёк дарил, — начал припоминать Окуркин. — Я ведь ему бритву свою отдал. Вот сволочь.

Подошёл автобус, из которого вывалила толпа усталых пассажиров. Друзья заскочили в салон и сейчас же нарвались на толстую тётку-кондуктора.

— Ну? — строго спросила она с такой интонацией, что сейчас же напомнила Серёге его тёщу.

— А мы чернобыльцы, у нас льготы, — не очень убедительно заявил Леха, показывая какую-то затёртую книжку.

— Или берете билеты, «чернобыльцы», или вылетаете на следующей остановке.

— Берём билеты, — согласно кивнул Серёга и отдал тётке деньги.

Когда друзья заняли место у окошка, Леха толкнул Тютюнина в бок и спросил:

— Ты чего это какой-то не такой? Надо было поспорить с ней, а ты сразу: берём билеты.

— Ладно, — отмахнулся Серёга. — Я сегодня самовар прихватил медный — на десять кило чистого металла!

— Да ты что? Значит, завтра гуляем?

— Гуляем!

— Эх… — Леха поморщился. — Не получится завтра. Я в деревню еду. Кстати, не хочешь мне помочь?

— А чего делать надо?

— Да прабабка моя померла. Наследство оставила — дом и два сарая. Надо ехать.., это.., во владение вступать. Моей Ленке не терпится — прямо завтра и поедем.

— А чего, давай, — сразу согласился Серёга, хотя внутренний голос советовал ему остаться дома. — Отпуск у меня только в сентябре, а шашлычка поесть хочется.

— Шашлычок будет, только с этим делом… При жене, сам понимаешь, нельзя. К тому же я за рулём.

— Понимаю, — согласно кивнул Тютюнин. — Но завтра только суббота, а будет ещё и воскресенье.

— Будет, — согласился Леха. — Хотя в субботу тоже можно чего-то придумать.

На остановке «Чатланский завод» друзья вышли и направились прямо к стадиону. Туда уже стекались толпы подвыпивших граждан, которые несли с собой авоськи с баночным пивом, и это радовало Серёгу с Лехой больше всего, поскольку они ходили на матчи не для спортивного удовольствия, а только корысти ради. Окуркин и Тютюнин контролировали половину пространства под трибуной Б-4, куда во время матча обильно сыпались пустые алюминиевые банки — бутылки на стадион приносить не разрешалось, чтобы их потом не швыряли на поле.

Время от времени на территорию под трибунами покушались бомжи из соседнего района, однако местная баночно-алюминиевая мафия давала чужакам достойный отпор.

— Кто сегодня играет? — спросил Леха у синюшного мужика в обоих левых ботинках.

— «Басмач ятаган», Турция, и «Обувщик» из Пескоструйска, — довольно внятно произнёс тот. — Принимаются ставки на результат игры.

— Так ты значит этот.., брокер?

— Букмекер, — поправил синюшный. — Угадаете исход матча — пол-ящика пива ваши.

— Нет, мы здесь по работе, — ответил за Леху Тютюнин, видя, что тот при упоминании пива стал доверчиво улыбаться маклеру. — Пойдём, нам ещё порядок навести нужно.

— Ты прав, нужно успеть до начала, — согласился Окуркин. Под порядком подразумевалась уборка того, что накапливалось под трибунами за неделю между матчами.

На месте они застали своего соседа — пятнадцатилетнего Азамата.

Тот приветливо помахал им, блеснув чёрными глазами. Прежний хозяин этой территории за долги отдал её брату Азамата, который торговал на рынке фруктами.

По-русски мальчик говорил плохо, однако соседи хорошо друг друга понимали. Азамат вёл бизнес честно и никогда не спорил из-за банок, падавших на демаркационную линию. Он великодушно отбрасывал их на сторону Сергея и Лехи.

Несколько раз после футбола за Азаматом приходили бритоголовые, однако Леха, хотя и был невысок ростом, умело действовал «пальцем» от танковой гусеницы, который он всегда держал под трибуной.

Подчистив территорию и приготовив камни — «прессовалки», которыми плющили банки, Тютюнин и Окуркин стали прислушиваться к тому, что происходило наверху.

Болельщики беззлобно ругались матом, обещая туркам нелёгкую жизнь, и открывали банки с шипящим тёплым пивом.

Скоро началась игра, и первая тара полетела под трибуны.

Серёга работал на подборе банок, а Леха прессовал их в алюминиевые пятачки. За хорошую игру друзья набирали до трех тысяч банок и, если бы не плющили их, могли бы увезти урожай только на самосвале.

Вскоре турки забили гол.

— Басмачей на мыло! — стали кричать с трибун, и вниз полетели недопитые банки — признак неудовольствия.

Пришлось Серёге выливать пиво на землю, что вызывало у Лехи тяжёлые вздохи. Вылитое пиво было очень жалко.

Игра стала выравниваться, и банки падали с равными временными интервалами по всей площади трибуны.

Азамат быстро собирал их на своей половине и лишь слегка приминал ногами, прежде чем бросить в мешок, — за ним заезжал брат, а потому проблем с транспортировкой у него не было.

Скоро начало темнеть, однако банки сыпались исправно.

— Я уже пятнадцать сотен насчитал… — сообщил Окуркин, который, словно ложкоштамповочная машина, без устали плющил алюминий.

— Хорошо… — сказал Тютюнин.

Под конец матча «Обувщик» начал отыгрываться. Пиво полилось рекой, и Серёга почувствовал, что ему становится жарко. Леха застучал камнем чаще, а сосед Азамат даже стал что-то напевать.

— Две пятьсот! — крикнул Окуркин, утирая со лба пот. «Обувщик» снова атаковал, и трибуны гудели от дружного рёва.

«Сегодня будет рекорд, — подсказал Серёге внутренний голос. А затем добавил: — А в деревню ты бы лучше не ездил».

Наконец «Обувщик» сравнял счёт, и банки обрушились настоящим цунами. У Серёги от напряжения стали подрагивать коленки, а Леха выдыхал воздух с каким-то хрипом, однако не сдавался и лишь время от времени нервно похохатывал.

— Три семьсот двадцать семь! — торжественно объявил он, когда марафон наконец закончился и болельщики стали покидать трибуны.

Серёга помог другу уложить все заготовки и попробовал приподнять раздувшийся мешок. Это оказалось не так легко.

Мимо, словно стая волков, прошли бритоголовые. Они недобро покосились на Азамата, однако раскрасневшееся лицо Лехи Окуркина отпугнуло их.

— А вон и Сайд! — заметил бежевую «шестёрку» Тютюнин, и Азамат приветливо помахал брату рукой.

В последнее время Сайд подвозил Леху с Сергеем, вместе с их товаром. Алюминий они тоже сдавали вместе, в подпольном пункте какого-то земляка Сайда и по более высоким ценам.

Пока грузили добычу, неподалёку происходила драка. Точнее, не драка, а избиение. Били букмекера, который за время матча успел пропить все доверенные ему ставки.

Неподалёку стоял милицейский сержант и со скучающей физиономией наблюдал за процессом. Его тоже угораздило поставить на результат, и теперь он мстил букмекеру чужими руками и ногами.

Видимо, решив, что тому уже хватит, он вяло разогнал народных мстителей и, махнув рукой, подозвал машину с клеткой.

— Хорошо денёк прошёл, — сказал довольный Леха, когда они погрузились в «шестёрку» Сайда.

— Да, неплохо, — согласился Серёга. — Очень неплохо.