Сладкая тыковка для ненасытных

Алекс Стар (2025)

«– Вот кто нам нужен, — говорит Клык, поворачиваясь к моей маме. — Отличная девочка. — Нет! — выкрикивает она, не сдержавшись. — Тыковка совсем ещё не готова! Она… Она не такая! — Вот и прекрасно, — злобно рычит он на неё, уже хватая меня за руку и утаскивая за собой, и всё, что я вижу, это отчаянный взгляд матери и её девочек…» Меня привезли в таинственный загородный дом какого-то богача, чтобы развлекать гостей, и я даже не знаю, что меня ждёт… ОЧЕНЬ ЖАРКО И ПРЯНО. ЖЕСТКО И ОТКРОВЕННО. ВНИМАНИЕ! Присутствуют сцены жестокости!

2

Но этот странный Клык просматривает всех девочек, словно выбирает помидоры в магазине: сминает их, нюхает и отшвыривает в сторону.

— Ты мне подсовываешь сплошное гнильё, — оборачивается он к моей побледневшей матери, которая буквально сжимается в комок под его огненным пылающим взглядом.

Он напоминает мне пса преисподней, который пришёл забрать причитающиеся себе души.

Я уже устала стоять в своём укрытии. Все руки и ноги затекли, зачем я вообще решила подсмотреть, что здесь происходит? Мои пальцы нервно теребят маленький медальон с сердечком, который мама подарила мне два года назад на шестнадцатилетние.

— Ты станешь самой настоящей королевой, — сказала она мне тогда. — Миллионы мужчин буду хотеть тебя. Ты сумеешь выбраться из этой грязи и взлететь высоко вверх, — протянула она мне тогда это золотое сердечко. — Ты сможешь повелевать их сердцами и желаниями.

И вот теперь цепочка неожиданно рвётся, и мой заветный медальон падает на пол! Катится и останавливается прямо у ног этого Клыка.

Я стараюсь не дышать, дыхание перехватывает от его изучающего острого взгляда. Он наклоняется и поднимает медальон с пола. Внимательно рассматривает его и прижимает к губам:

— Милена, ты прячешь от меня кого-то? — смотрит пристально на мою мать, подходит к ней совсем близко и сжимает ей горло своей огромной ручищей.

— Я тебе показала всех своих самых лучших девочек, — неуверенно пищит она, всегда такая смелая и высокомерная.

Сейчас она похожа на постаревшую торговку с рынка, в этом своём съехавшем на бок парике и размазанной тушью под глазами.

Я вижу, как она задыхается, глаза выпучиваются, а незнакомец достаёт… Нож! И с угрозой хрипит ей в лицо, приставив лезвие прямо к её лобку, обтянутому шёлковым французским платьем:

— Я сейчас выпотрошу тебя, как старую дохлую курицы, ты прекрасно знаешь меня, — и не могу спокойно смотреть на это.

Я вижу, как алеет полоска крови, когда остриё ножа вспарывает тонкую ткань, и в голове у меня гулко и пусто, руки все вспотели от липкого страха, и я выскакиваю из своего укрытия:

— Не трогайте мою маму! Это мой кулон!

— Тыковка! Нет! — читаю я ужас в глазах моей матери.

Клык поворачивается ко мне, отбрасывая мою мать как ненужную больше вещь, и подходит ко мне вплотную. От него веет тайной и ужасом.

Я смотрю на него, хотя мне очень страшно. И вижу, что вторая половина лица у него — очень красивая, я бы даже сказала, привлекательная. Мужественная, с квадратной челюстью и чувственными губами, которые так безобразно рассёк этот страшный шрам.

Он наклоняется ко мне со странной улыбкой, словно обнюхивает меня. Он почуял мой запах, мой аромат. Я чувствую это. От него пахнет смертью, безудержной силой и… желанием…

Я буквально ощущаю его своей кожей. Он так близко, что я чувствую стальной запах крови, исходящий от его ножа.

Я стою, словно парализованная его диким взглядом, и замечаю, какое жёлтое дикое пламя плещется в глубине его глаз. Неистовое, неумолимое.

Мои соски неожиданно затвердели и теперь отчётливо прорезают мою простую белую маечку. В животе становится холодно, но я чувствую, как жаркое тепло разливается у меня между ног.

И он тоже чувствует это. Я вижу это по его взгляду. Жёлтому и немигающему.

Клык, не отрывая взгляда от моего, облизывает два своих пальца и уверенно стягивает с меня фланелевые домашние шортики. Я чувствую прикосновение его пальцев к моей коже, когда он раздвигает мои половые губки и протискивает их всё глубже.

Я вздрагиваю и прерывисто всхлипываю, когда его пальцы неожиданно нежно нащупывают мою узкую крошечную дырочку. Такую маленькую, что он еле протискивает в неё кончик пальца.

Я уже зажмуриваюсь в ожидании резкой боли, но он лишь слегка поглаживает меня, размазывая вокруг непонятно откуда взявшуюся липкую смазку. И мне даже становится приятно от этих странных прикосновений.

Клык с удивлением отодвигается от меня и окидывает меня взглядом своих диких глаз.

— А эта пойдёт, — кидает он через плечо моей матери.

— Нет! Это Тыковка! Только не она! — начинает причитать и плакать, заламывая руки, моя мамочка. — Возьми всех остальных! Она чистая! У неё никого никогда не было! Это моя единственная дочь! — умоляет она его, но он только с усмешкой рычит в ответ:

–Ломай комедию в другом месте, Милена! — отшвыривает он её кончиком своего ботинка, когда она на коленях ползёт за ним по полу, оставляя за собой окровавленный след.

— Мамочка! — кидаюсь я к ней, но сильные руки подхватывают меня, как пушинку, и взваливают на плечи.

— У тебя нет никакой мамочки, запомни, — крепко одной рукой он сжимает мою попку под шортиками, пока уверенным шагом спускается вниз по лестнице. — Валите отсюда, шлюхи, живо! Если хотите остаться живыми! И советую найти вам другую работу. Продавщицами или курьерами! — выкрикивает он на прощание, захлопывая с размаху за собой дверь нашего «закрытого пансиона».

Подходит к припаркованному рядом джипу и швыряет меня со всей силы на заднее сидение:

— Без глупостей, ясно?! — сверлит меня своим звериным взглядом, захлопывает дверь, щёлкает замок, и он заводит мотор.

Наша машина, качнувшись, отъезжает, и я вижу, как на улицу выбегают девочки, которых я знала почти всю свою жизнь: да я только это и знала.

Не было у меня никакой другой жизни.

Они стоят жалкой кучкой, в своих трусиках и прозрачных корсетах, как вдруг я вижу, как из окон верхних этажей нашего пансиона вырывается пламя… В котором горит всё моё прошлое…

Но я не знаю, что же ждёт меня в будущем…