Академия Пента

Алена Волгина (2025)

Синь считает, что её главная проблема — это безденежье. Она мечтает поступить в Академию Пента, чтобы получить лицензию артефактора. Ситуация осложняется, когда на экзаменах она случайно влюбляется в талантливого студента, с которым у них возник конфликт интересов. Кроме того, Синь узнаёт, что за право учиться в Академии придется ещё побороться. Ситуация осложняется ещё больше, когда в кампусе происходит убийство, причем жертва, как выяснилось, успела насолить очень многим. И кто-то подбрасывает улики, пытаясь выставить Синь главной подозреваемой. Тогда она понимает, что теперь её главная проблема — это остаться в живых.

Глава 7

На занятие по зельеварению мы ввалились прямо с физподготовки, все красные, чуть дыша и с трудом переставляя ноги. Верба всю дорогу ворчала на тех гениев, кто придумал ставить физру первой парой. Эх, заставить бы его самого отмахать бегом пять кругов ада, а потом на контрольную по кристаллам отправить!

Наш физкультурник не был магом, но это не мешало ему лихо справляться с оравой сонных и злых первокурсников. Когда он рычал на нашу растянувшуюся в беге колонну, то с травы даже роса сыпалась, а у меня гудело в ушах. Таким голосом можно было валить деревья.

Я знала, что среди преподавателей Академии были и обычные люди, не владеющие никакой магией. Мой отец тоже когда-то работал здесь. Он вел в Пенте семинары по математике в те времена, когда мама была студенткой. Здесь они и познакомились. А потом, когда маме пришлось уехать, отец поддержал ее, уволился и уехал вместе с ней.

— Синица! — мощный рявк над ухом заставил меня подпрыгнуть. — Не сачковать! Еще круг.

Взбодрив меня таким образом, физрук приосанился, потому что мимо нас безупречной трусцой пробежала изящная Мальва Беркут, с яблочным румянцем на щеках. Бывают же такие девушки, которые даже после кросса выглядят свежими и цветущими! Увы, я не относилась к числу этих счастливиц. Мы с Гайлой кое-как закончили круг и повалились в траву, жадно хватая ртом воздух. Плевать нам было на сырость и на штаны, мокрые от росы. Плевать вообще на все! Я закрыла глаза. В висках пульсировало.

— Подъем! — тут же прогремел рык. — Нельзя лежать! Походили, размяли ноги — и вперед, к отжиманиям. Это была разминка.

Что? Это только разминка?! Мои колени тут же ослабли, как масло. Сделав жалобное лицо, я вытянула перед собой дрожащие руки:

— Господин Клоктун, я же артефактор! Мне на следующем уроке со схемами работать! А я теперь даже кристалл пинцетом не поймаю, мне для этого нормальные руки нужны…

— Не ной, Синица, выносливость тебе тоже не помешает, — проворчал физрук, но все-таки сбавил тон. — Ладно, посиди вон там на скамейке, а то еще отморозишь себе что-нибудь… нужное. Чай, не лето.

После всех этих физических подвигов до кабинета Травничка мы едва добрели. Там, сидя за дальним столом, нас встретил счастливый Остриш, у которого было освобождение. На прошлой физре он упал с бруса и рассек бровь так сильно, что Мьюле пришлось вести его к медсестре.

— Ненавижу тебя, — вздохнула Верба и бросила на стул свою сумку, в которой, как всегда, что-то звякнуло. Зельевары постоянно носили при себе всякие порошки и мази, пробовали их, обсуждали и менялись рецептами. Я не раз удивлялась, как Вербе удается возвращаться в общагу в том же виде, в каком уходила утром: без пятнистой сыпи, ослиных ушей или еще чего-нибудь в этом роде.

— Так, сегодня готовим сонное зелье! — возвестил господин Травничек, ворвавшись в класс со стопкой распечатанных листов.

Его белый халат летел за ним, точно парус. В два шага оказавшись возле окна, Травничек хлопнул ладонью по раме. Сверху тотчас же начали опускаться сложенные рольставни. Мы все радостно оживились. Приготовление сонного зелья требовало, чтобы в комнате был полумрак, и у многих появилась надежда, что хотя бы на этой паре удастся немного выспаться.

На столах расставили фонарики из гнилушек, пропитанных специальным составом. Маленькие шарики света, мерцающие в глубине кабинета, были похожи на болотные огоньки. В воздухе расплывался аромат трав — валерианы, пустырника, сон-травы… Их насыщенные пары и без всякого зелья вызывали у меня дремоту. Мышцы ныли после физических перегрузок. Умиротворенно подперев кулаком щеку, я смотрела, как Верба сосредоточенно заполняет таблицу, вычисляя пропорции. К зельеварам у Травничка требования были выше. Мне, как артефактору, достаточно было получить зачет, а Вербе нужен был хороший балл, поэтому работала она очень тщательно.

Пока Травничек у себя за столом разбирал бумаги, остальные ученики тоже приступили к делу. Я лениво водила ложкой в котле, наблюдая, как мое зелье переливается разными оттенками коричневого и бирюзового. Мне было уютно и сонно. Верба, наверное, тоже разомлела, потому что ее потянуло поговорить.

— Что-то Ворона сегодня не видно, — с намеком сказала она.

— И слава богу. Не понимаю, зачем он вообще ходит на все практикумы!

Придвинув к себе разделочную доску, я принялась измельчать корень валерианы.

— Он ходит не на все практикумы, — многозначительно возразила подруга. — А только на те, на которые ходишь ты.

Мой нож соскользнул на доске, отрубив слишком большой кусок.

— Твоя смесь должна быть вдвое мельче, — заметила Верба, доставая очередную пробирку. Изредка она бросала взгляд на мою работу, в то же время успевая помешивать в своем котле. Вдруг она вздрогнула и схватила меня за кисть: — Куда, бешеницу не трогай! Ты же не «омут кошмаров» варишь, а нормальное сонное зелье!

Так я узнала, что некоторые снадобья могли наслать на тебя ужасные сновидения, от которых, к тому же, было очень сложно очнуться. А я-то считала зельеваров мирными, благонадежными людьми, в отличие от кроветворцев! Я поспешно отдернула руку от подозрительной травки.

— Но они так похожи! А вдруг кто-нибудь их перепутает?

— Не перепутает, если у него с обонянием все в порядке, — успокоила Верба. — Во время готовки бешеница так воняет, что слезы из глаз. Главное правило: никогда не вари зелья во время насморка!

— И не переводи разговор, — добавила она с лукавством. — Эх, ты! Обидела парня. Бегаешь от него. Что между вами вообще происходит?

— Ворон сделал мне предложение.

Вытаращив глаза, Верба застыла от изумления и машинально вылила всю пробирку в котел. Жидкость взбурлила гейзером. Из котла потекли струйки густого белесого дыма с резким запахом, от которого у меня зачесался нос. Все головы тут же повернулись в нашу сторону, и даже господин Травничек поднял взгляд от стола.

— Верба Ремез! Ну, от вас я не ожидал! — воскликнул он с укоризной.

— Простите, простите!

Надев термостойкие рукавицы, мы с Вербой вдвоем схватили котел и поскорее опорожнили его в специальный резервуар для утилизации магических зелий.

— Сдадите лабораторную в следующий раз, — строго сказал учитель.

— Господин Травничек, а можно мы вместе ее закончим? — попросила я. — Мой котел в полном порядке.

— Это пока, — предупредил он, — потому что, судя по цвету, в ваше зелье пора добавить порошок драцены, а вы этого не сделали.

Верба тут же, не глядя схватила нужный пакетик и исправила мою ошибку.

— Ладно, — улыбнулся учитель. — Только не забудьте описать весь процесс в тетрадях! Я проверю.

Бросив в котел еще щепотку какого-то порошка и понюхав зелье, Верба, крайне заинтригованная, обернулась ко мне:

— Что он сделал? Предложение?!

— Деловое предложение, а не то, что ты подумала! — прошипела я. — Ворон предложил, чтобы мы вместе поработали над моей фрактальной схемой. Он хочет сделать со мной общий курсовой проект.

Недавно до нас дошла скорбная весть, что помимо экзаменов, подстерегающих нас в конце семестра, мы должны были сдать еще курсовую работу — небольшое исследование по своей специальности. Причем это исследование должно было иметь практическую ценность, то есть его нельзя было сдать, просто переписав чью-нибудь статью в библиотеке.

Верба заинтересованно вскинула бровь:

— Звучит заманчиво.

— Ага. Слишком заманчиво. Моя чуйка предупреждает, что здесь скрыт какой-то подвох.

Наверное, у многих людей есть внутренний голос, но моя проблема заключалась в том, что у меня их два. Романтическая часть моей натуры была уверена, что Кай Ворон — исключительно порядочный парень, проявивший в отношении меня редкую щепетильность. Несомненно, когда он увидел на экзамене мою примитивную схему, то за пять минут мысленно ее усовершенствовал, сделал расчеты, подготовил коммерческое предложение и готов был хоть завтра подавать на патент, но ему не хотелось делать это в одиночку.

Большинство магов из Золотой дюжины не отличались подобной честностью. Моя мама, работавшая в глуши, потом не раз находила свои идеи — и даже готовые фрагменты своих артефакторных схем — в новых изобретениях столичных магов, которые поступали на рынок. Господа маги, не стесняясь, получали за свои «открытия» премии и награды, а потом благодушно улыбались репортерам, которые спрашивали: «Ах, господин Криводел, у вас такой талант, такая потрясающая интуиция! Скажите, как вы догадались, что, совместив эти две разные схемы, можно получить совершенно уникальный результат?»

После каждой подобной новости мама надолго закрывалась в мастерской. Просто сидела и курила, глядя в окно, а потом с еще большим ожесточением принималась за работу. «Улыбаемся и пашем», — с невеселой усмешкой говорила она каждый раз, когда на нас обрушивалась новая неприятность. Когда счета, падавшие в почтовый ящик, становились все крупнее, когда Лилька устроила истерику на тему «я в нашем классе самая нищебродка!», когда папа, а следом за ним и Данка слегли в больницу с тяжелым гриппом, а у нас не хватало денег на частных врачей… Когда кто-нибудь из досужих соседей снова принимался судачить: «Это в столице маги что-то умеют, а наши… Вон, Синицу-то поперли оттуда. Не сдюжила. Не по ее мозгам такая работа». Мама все равно старалась держать лицо.

По словам врачей, она умерла от запущенной простуды, которая незаметно перетекла в воспаление легких. Но иногда меня настигала пугающая мысль, что мама просто надорвалась, пытаясь кому-то что-то доказать. У нее просто кончились силы.

В отличие от своих коллег из Золотой дюжины, Кай Ворон был порядочным человеком и не хотел поступить так со мной. Это делало ему честь. Поэтому романтик во мне радостно восклицал: «Соглашайся, что тут раздумывать! Да любой артефактор счел бы за счастье работать с Вороном!» В то же время мой внутренний скептик намекал, что любой маг из Золотой дюжины — это коварное беспринципное существо, способное легко и непринужденно растоптать тебя в пыль ради собственной выгоды. Голос здравого смысла был сильнее. И, наверное, я отказалась бы от предложения Кая, если бы не вмешались два внешних фактора в лице Беркута и угрюмой госпожи Скопы…

Тем временем атмосфера в классе становилась все более сонной. Пахло у нас, как в лесу, где только что прошел грибной дождь. Некоторые, пользуясь близорукостью Травничка, откровенно клевали носом. Пока Верба колдовала над котлом, а я тщательно заносила в тетрадь результаты наблюдений, занятие незаметно подошло к концу.

— Время кончилось, сдаем работы, — разбудил нас голос преподавателя.

Все лениво зашевелились. И вдруг нам в уши вонзился кошмарный вопль, от которого у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Мы с Вербой резво подорвались с места. Что случилось? Кто-то перепутал настой? Отравился? Мы все умрем? Я была готова к любому исходу, но не к тому зрелищу, которое открылось мне в дальнем конце кабинета. Майя, вся багровая от крика, стояла там, тыча пальцем в последнюю парту.

За самым дальним столом сидел Остриш, склонив голову на тетрадь. Я еще удивилась, как это Майя не разбудила его своими воплями, а потом увидела с ужасом, что в его спине торчит нож. На простой коричневой рукояти поблескивала эмблема Пенты: семиугольный щит со знаками пяти факультетов.

***

Когда мы убедились, что Остришу уже ничем не поможешь, Травничек с несвойственной ему решительностью выдворил нас из кабинета, запер дверь и широкими шагами направился в ректорат. Мы все, зеленые от шока, сгрудились в коридоре. Никто не ушел на следующую пару, никто не посмел даже пикнуть, что у него на сегодня были запланированы другие дела. Нас словно выбросило в другую реальность. Все молчали, изредка обмениваясь ошарашенными взглядами.

И у всех, я уверена, в голове крутился один и тот же вопрос: кто это сделал?

— Неужели он действительно мертв? — прошептала Пеночка. Ее огромные карие глаза наполнились слезами.

— Нет, это он пошутил так, — резко ответил Змееед, костистый чернявый парень из Вербиной группы. — Приколы у нас такие!

Верба зябко повела плечом. Мы с ней неосознанно придвинулись ближе друг к другу… и одновременно вспомнили о Мьюле. Она ведь тоже сидела сзади! Более того — рядом с Остришем! В последние дни эта парочка повсюду ходила вместе.

Мьюла нашлась рядом с Майей. Стоя возле окна, она рыдала, уткнувшись лицом в носовой платок. Мы с Вербой спросили наперебой:

— Как ты?

— Ты что-нибудь видела?

Она отрицательно покачала головой и высморкалась. Лицо у нее было белое, как полотно, губы тряслись.

— Он был один. Я пересела от него еще в начале урока. Потому что Остриш, он… ну…

— Приставал? — мрачно спросила Верба.

Мьюла кивнула, вновь спрятав лицо в ладони. Мы трое переглянулись. Что ж, обычное дело. Некоторые парни стремились использовать на всю катушку уютную темноту в классе и относительное уединение стоящих в последнем ряду столов. Правда, такое поведение было свойственно скорее Злату, чем Остришу, но кто его знает. Мы вообще о нем мало что знали.

— Из-за этого мы поругались, — всхлипнула Мьюла. — Ужас! Теперь меня заподозрят?

— Не пори чушь.

Чтобы наша хрупкая Мьюла вонзила нож парню в спину за его неуклюжие заигрывания? Да это нонсенс.

— Никто так не подумает, что ты! — сказала я, погладив ее по плечу.

— А кто тогда его убил?

Это был страшный вопрос. Как ни крути, а убийство должен был совершить один из находившихся в аудитории. То есть один из нас. От мысли, что я сейчас стою в двух шагах от маньяка, делалось жутко. Остальным тоже явно было не по себе. Змееед вдруг вызверился на Вербу, которая как-то не так на него посмотрела:

— Че ты пялишься на меня! Я вообще спал! Может, это ты его угандошила!

— Не я и никто из нас, — веско заявила Верба. — Вы все с ума посходили, что ли? Никто не заметил, что в кабинете есть еще одна дверь? Прямо за столом Остриша.

Все как по команде посмотрели на стену. Действительно, в кабинет Питера Травничка вели две двери. Просто вторую дверь, расположенную в конце класса, никто обычно не замечал.

— Значит, это мог быть кто угодно! — с облегчением выпалила Пеночка.

Остришу от этого было не легче, но мы все вздохнули немного свободнее. Змееед попытался восстановить ход событий:

— Допустим, кто-то принес с собой нож, прокрался внутрь и убил Остриша, а мы ничего не заметили, потому что было темно.

— И еще потому, что кое-кто дрых на уроке, — добавил кто-то. Послышался нервный смешок.

— Я проснулся, только когда Майка завопила, — признался Змееед. — Орала, как сирена!

За эти слова Майя пихнула его локтем. Верба подняла руку:

— Стой! Убийца не привозил нож в Академию. Помнишь инвентарную метку на рукоятке? Это нож из хранилища артефактов.

— О, значит, это артефакт. Еще интереснее, — пробормотал Змееед.

Я с уважением посмотрела на Вербу. Невероятно, как ей удалось подметить столько деталей, пока мы все бессмысленно топтались возле несчастного Остриша, словно стадо овец. «Зачем ей косметический салон? — думала я. — Пусть лучше открывает свое детективное агенство!» Потом я задалась вопросом, как убийце удалось остаться невидимым. Неужели никто, совершенно никто не заметил человека, крадущегося с занесенным ножом за их спинами? Ладно, мы с Вербой сидели далеко от Остриша, и к тому же были увлечены разговором о Вороне. В тот момент я не заметила бы, даже если бы мимо нас прокрался целый отряд диверсантов. А остальные? Неужели никто ни разу не обернулся? А если бы дверь скрипнула? Насколько она скрипучая, кстати? Нужно было срочно провести следственный эксперимент.

Не успела я подумать, что на дверной ручке могли остаться отпечатки пальцев, как притащился Беркут со своими приспешниками и тут же подергал дверь в кабинет.

— Не трогай! — поспешила я предупредить, но было поздно.

Злат Беркут обернулся ко мне. Ухмыльнулся, насмешливо прищурившись:

— Синь? Это ты, что ли, отчудила? Уже начала убирать конкурентов?

— Что? — не поняла я.

Меня заслонила разгневанная Верба:

— А ну пшел отсюда! — рявкнула она на Беркута так, что он даже попятился. — Засунь свой поганый язык себе в одно место! Синь всю пару просидела рядом со мной, ясно?

Только тогда я сообразила, что он имел в виду. Остриш был артефактором, причем не из худших, а в конце семестра нас ожидал новый отсев. Получалось так, что мы с Остришем были соперниками… ну и что? Неужели кто-то подумает, что мы начнем убивать друг друга только ради того, чтобы остаться в Пенте?! Кто может быть настолько циничен?

Однако самодовольная физиономия Беркута наглядно свидетельствовала, что как минимум одного такого циничного человека я вижу прямо перед собой. А судя по сердито-испуганному лицу Вербы, его обвинения и правда могли принять всерьез.