Книга жизни. Мемуарная проза

Алена Воробьева

«Все мы родом из детства» — и Алена Воробьева раскрывает суть этого выражения Антуана де Сент-Экзюпери, показывая в своей мемуарной прозе, как ребенок, взрослея, познает этот сложный и прекрасный мир. Книга дополнена фотографиями, стихами, цитатами из дневников.

Бугор

Представьте себе улицу — тихую, зелёную, неасфальтированную, заросшую сплошь, кроме просёлочных дорожек, муравой и репейником, да ещё ромашками с одуванчиками и пастушьей сумкой с цикорием — они росли и в наших дворах, — улицу, ведущую в заросший одичалый овраг, и дальше, к реке.

Вид на улицу от дедова дома — в старинном двухэтажном здании в моём детстве была музыкальная школа, за ней — собор, справа виден дом Ксеньки

А теперь — два дома, один справа — деревянный, другой — слева — чуть длинней, упирающийся своим торцом в овраг, и оштукатуренный жёлтым. В их начале — колонка и канава, по неглубоким краям которой растёт американский клён. Пройдите теперь справа от канавы, по дорожке, ведущей в овраг, к каменному трёхступенчатому крыльцу деревянного дома. Это и есть наш дом.

Улица с нашим домом в 2008 году

***

Улица, которую хочется погладить ладонью,

С канавой посередине, с колонкой,

С дровами, сложенными под крышу сарая

Между стеной и двумя тополями,

С бархатной зеленью — ковром к оврагу, —

Почему тебя сфотографировала только моя память?

23.02.2023

И дом, и двор наш можно назвать усадьбой. Дом был деревянный, большой, на две семьи — строили его дед с прадедом, и место выбрали красивое — и в городе, и у реки, и собор рядом, и всё Заречье на ладони — тоже с разрушенным остовом купола зареченской церкви и водонапорной башней, которая придавала русскому нашему подстепью акцент рыцарского пейзажа.

Так и жили мы в некоторого рода средневековье — семьей хлебопашца и миннезингера (хлебопашцем был дед, бабушка же писала стихи). Для стихов и у меня было излюбленное место — деревянная лестница в огороды. Я сидела на третьей сверху ступеньке, смотрела на овражьи тополя и зелёный берег с кустами сирени, пятнистыми коровами и верхушками зареченских домов, на мальчишек, которые запускали воздушного змея на том боку, и писала стихи. Что-то очень простое и пасторальное для 7—8 лет:

Пасутся коровы на том берегу,

И пух тополиный летит…

Тот самый вид из кухонного окна дома на Становую Рясу, чуглитзавод на её берегу, водонапорную башню, а справа от труб виднеется шпиль зареченской Никольской церкви, где на кладбище потом похоронят мою бабушку Галину Григоренко рядом с моей прабабушкой, её мамой. Теперь этот храм не узнать — его венчают синие купола с золотыми звёздами

Такой вид сейчас открывается с «того бока» на величественный собор и наш заросший бугор. 2023 год

Лестницу называли дедовской — он сам смастерил её, уже при мне — до этого все три семьи пользовались лестницей тёти Раи, которая жила чуть дальше — за хозяйственными постройками, в белёном доме с красными наличниками. Благодаря её неукротимому нраву бугор превратился в крепость. От улицы и соседей отгородились заборами, от оврага — колючей проволокой, подступы к огородам обозревались Киргиз, а дальше была река. Все калитки запирались на засовы, двери — наша была единственной, что выходила на улицу — на крюки, и только к нам через ворота могли заглядывать пьяницы — за стаканчиком — которые часто ходили выпить в овраг или к сараю дома напротив, на брёвнах.

Отношения с ними были привычными — хозяина они уважали, перед хозяйкой — а бабушка была детский врач, и её знал весь город (и она всех знала) — робели, а мне иногда таскали подарки: в возвращенном стаканчике иной раз — полурастаявшее мороженое, которое я съедала тут же у двери, украдкой — бабушка не разрешала ничего брать, а один раз даже преподнесли луковицу гладиолуса со словами: «Дай мамке, пусть посадит». Поскольку мама на огороде бывала редко, я пошла с луковицей, которую приняла за обычный лук, к бабушке, и она, каким-то чудом распознав гладиолус, вместе со мной посадила его в выделенном тут же для моей садовой деятельности палисадничке, во дворе между красной смородиной и вишней у туалета.

Там же рядом была кормушка для птиц, которую тоже сладил дед — он всё делал своими руками — и стол, и табуреты, и этажерку (стеллаж) для книг, и тот же туалет, и лестницу в огород. До этого в палисаднике росли и цвели только розовые пионы буйным кустом прямо посередине, а всё остальное заросло сорной травой. А тут поднялись и, к моему удивлению, зацвели мои стройные красавцы-гладиолусы (бабушка раздобыла ещё пару луковиц), прекрасно непохожие на другие цветы.

Конец ознакомительного фрагмента.