Аолитейя. Иан и Аина

Алена Селиванова

Тот мир иной, в котором я впервые открыла глаза — он есть. И было это в те времена, которые отделены от нас сегодняшних в человеческом понимании — вечностью.Тот мир, в котором я родилась, уже тогда был достаточно древним. Это была одна из колыбелей разумных существ в нашей галактике. Этот мир — Аолитейя — даже в физическом пространстве не был какой -либо конкретной планетой, вращающейся вокруг своего Солнца.Он вырос на других основаниях, которых почти не знает Земля.

Письмо в вечность

Вся моя жизнь — это письмо в вечность. Душа, летящая на легких крыльях, падает в воплощение, чтобы оставить в этом мире свидетельство — о себе? — нет — о Небесном Свете, льющимся Свыше и переполняющем душу. Так было и в каменоломнях Египта рядом с разрушающимся великолепным храмом древнего фараона, где создавались и переписывались «Свидетельство Истины» и «Толкование о душе». Так было и в последние времена в забытых лесах, где горстка людей пыталась сохранить Слово Божие посреди мерзости запустения, изредка совершая вылазки в заброшенные вымершие города с грозящими обрушиться многоэтажками, зияющими пустотой окон. Так было и тогда, когда острова в Атлантическом океане еще не погрузились в воду за один день и одну бедственную ночь; среди храмов и капищ одного из этих островов и были завязаны те узлы, расплести которые можно только так — посылая себя письмом в вечность…

И теперь — в этой жизни, здесь и сейчас, чаша — душа переполнена выше края.

И сохранить — означает отдать, чтобы не рвать живую золотую нить — из души к душе, из времени — до времени, из вечности — в вечность.

И та девочка с печальными глазами, которая не знала, что ей делать в этом мире со своей душой — ведь внутри столько тайн и чудес! — так находит свой путь…

Самое большое событие в этой моей жизни, определившее ее и составившее ее внутренний скелет — это любовь. С какой же отчетливостью судьба провела меня по всем тончайшим изгибам любовных переживаний! Полувзгляд, чуть неровный жест, недосказанные полуслова — все отмечала замиравшая от пронзавших прозрений трепещущая душа. И — неподвижное оцепенение счастья, когда, кажется, можешь бесконечно смотреть в любимые глаза, и тебе чудится в них тот же самый ответ — та же нежность… Так прихотливо изогнуто разрезанные, и их выражение — медленно плавящий изнутри жар углей — что это за существо? Наваждение оцепенения доканчивало образ. Это — Он, и больше никто мне не нужен, все именно так! А каким сильным было это наваждение! И все же сквозь все раскинутое волшебное, переливающееся, мерцающее покрывало страсти сиял постоянный вопрос — что это за существо? Это, как я теперь вижу, и притягивало меня к нему. Меня волновало — как можно совмещать в себе две бездны? Искренний врожденный порыв к Богу — и творимая в жизни откровенная несуразность — как? Впрочем, это чисто по-русски. И полуосознанное саморазрушение. Слишком тут много совпадений… с безднами в моей душе.

Конец ознакомительного фрагмента.