В объятиях греха

Алеся Троицкая (2024)

Франция, конец XV века — эпоха инквизиции и охоты на ведьм. Я, юная послушница Мариэль де Вер, стала жертвой жестокой судьбы и собственной запретной страсти. Одна роковая ночь любви с Тристаном, молодым монахом, изменила мою жизнь навсегда. Разоблаченная и опозоренная, я потеряла все. Но самое страшное — во мне пробудилось древнее проклятие суккубов. Теперь мой поцелуй превращает мужчин в покорных рабов. Я стала орудием порабощения, опасным для всех. Лишь бегство сулило призрачную надежду на искупление.Но разве можно убежать от прошлого? Спустя пять лет судьба вновь свела нас с Тристаном. Но того пылкого юноши, которого я любила, больше нет, его сменил закаленный мужчина-инквизитор, чья цель — искоренять таких, как я. Сумеем ли мы преодолеть пропасть прошлых обид и искупить грехи юности? Или искры былой страсти разожгут лишь костер ненависти, на котором мне суждено сгореть?

Глава 7

Лион, Франция, 1490 год

Узкие улочки Лиона, залитые холодным осенним дождем, казались нескончаемым лабиринтом. Я брела по ним, не разбирая дороги, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду и любопытные взгляды редких прохожих. Мои волосы, выбившиеся из-под капюшона, липли к лицу, а ноги в промокших туфлях скользили по мокрым камням мостовой.

Мое сердце было опустошено, а душа — иссушена горечью прошлых лет. Прошло пять долгих лет с той роковой ночи в монастыре Святой Урсулы. Ночи, которая навсегда изменила мою жизнь, заклеймив печатью грешницы и отступницы.

После того, как наш с Тристаном грех был раскрыт настоятельницей и духовником, разразился грандиозный скандал. Меня немедленно изгнали из монастыря, предварительно подвергнув унизительной епитимье и публичному осуждению. Тристана же отлучили от церкви, несмотря на все его мольбы о снисхождении, и сослали в дальний монастырь для покаяния. Но самым страшным ударом стало отречение моего отца.

Узнав о случившемся, он в гневе разорвал помолвку с графом де Монтиньи и публично отрекся от меня, недостойной дочери, опозорившей его имя. С тех пор я стала изгоем, парией, о которой шептались за спиной и которую сторонились, как прокаженную.

Первое время я скиталась по окрестностям Руана, ночуя в стогах сена и питаясь объедками. Затем, опасаясь быть узнанной, решилась уйти дальше от родных мест.

Два года я провела в сельской общине бегинок, тайно присоединившись к ним. Жизнь среди этих полумонахинь, не признанных церковью, но преданных вере и служению ближним, на время подарила мне иллюзию покоя. Но суровый аскетизм и постоянный страх разоблачения тяготили меня. Когда же в общину нагрянула инквизиция с проверкой, мне вновь пришлось бежать.

Следующий год растворился в бесконечной череде скитаний по дорогам Франции, ночевок в придорожных тавернах и на постоялых дворах. Случайные заработки, редкие минуты передышки и постоянный страх разоблачения. Воровство, к которому я поначалу прибегала лишь в моменты отчаяния, становилось горькой необходимостью. И чем дальше, тем сильнее я ожесточалась сердцем.

На исходе четвертого года скитаний я добралась до Марселя. Отчаяние и усталость едва не толкнули меня в объятия борделя. Перспектива стать куртизанкой казалась почти соблазнительной — я была готова на что угодно, лишь бы обрести хоть какое-то подобие стабильности. Но в последний момент гордость взбунтовалась. Я поклялась себе, что больше никогда не предам свою истинную природу, не отрекусь от желаний своего сердца и тела. И если суждено мне жить во грехе, то будет то грех добровольный, а не навязанный нуждой.

И вот, спустя пять лет, судьба привела меня в Лион. Измученная долгой дорогой, с несколькими жалкими монетами в кармане, я ступила на его мощеные улицы в надежде обрести здесь если не счастье, то хотя бы временную передышку.

Говорили, что Лион — город ремесленников и поэтов, куртизанок и вольнодумцев. Город, где легче затеряться и начать все сначала.

Блуждая по извилистым улочкам, я с жадностью впитывала атмосферу Лиона. Шум прядильных и ткацких станков, доносившийся из окон домов. Аромат пряностей и специй щекотал ноздри, а вывески таверн так и манили заглянуть внутрь, обещая тепло очага и сытную похлебку. В какой-то момент мне показалось, что среди какофонии звуков я различаю звуки лютни. Дойдя до источника музыки, я увидела юношу-менестреля, самозабвенно исполнявшего красивую и печальную мелодию. Редкие прохожие останавливались послушать, кутаясь в плащи от пронизывающего ветра. Я тоже невольно заслушалась, и на какой-то миг тяжесть прошлого будто отступила.

Когда же мой путь пролег мимо величественного готического собора Сен-Жан, сердце невольно сжалось. Я остановилась, не решаясь войти. Слишком свежи еще были раны, нанесенные церковью и верой. Слишком силен был страх вновь ощутить на себе давящий груз вины и стыда. Но, вглядевшись в вечернее небо над острыми шпилями собора, я вдруг поняла, что больше не чувствую этого гнета. Впервые за долгие годы я ощутила подобие умиротворения.

С каждым шагом, с каждым вдохом влажного речного воздуха крепла моя решимость. Здесь, в Лионе, я смогу начать новую жизнь. Жизнь, в которой сама буду вершить свою судьбу. Жизнь, в которой прошлое больше не будет довлеть надо мной.

Но расслабляться было рано. Мои скитания и злоключения научили меня, что опасность может таиться за любым поворотом. Инстинкты, обострившиеся за годы выживания, настойчиво предупреждали об этом, когда я услышала шум потасовки, доносившийся из-за угла.

Вначале я хотела обойти переулок стороной, не ввязываясь в чужие разборки. Но что-то необъяснимое влекло меня туда. Быть может, любопытство, присущее моей натуре. Или же смутное ощущение, будто эта уличная драка может стать поворотным моментом в моей непростой судьбе.

Приблизившись, я затаилась в тени домов и стала свидетельницей странной сцены. Трое мужчин в богатых одеждах, явно дворяне, о чем-то яростно спорили. В какой-то момент их перепалка переросла в потасовку.

Двое набросились на третьего, осыпая того ударами и явно намереваясь сбросить в реку. Звуки ударов и ругательства эхом разносились в ночной тишине. Когда жертва с громким всплеском рухнула в темные воды Соны, я непроизвольно вскрикнула. Этот звук отрезвил нападавших. Бросив в воду несколько испуганных взглядов и что-то пробормотав, они поспешно ретировались с места преступления.

Подбежав к парапету, я лихорадочно вглядывалась в речную гладь, пытаясь различить утопающего. Когда же увидела среди водоворотов его лицо, сердце екнуло. Он был еще жив! Неловко барахтаясь, незнакомец из последних сил пытался удержаться на плаву.

Не раздумывая, я скинула туфли и тяжелый дорожный плащ, а затем прыгнула с моста в холодную реку. Ледяные объятия воды на миг парализовали тело, перехватив дыхание. Тяжелые юбки мгновенно намокли, потянув меня ко дну. Но я не могла медлить ни секунды. Превозмогая страх и усталость, я поплыла к утопающему, молясь лишь о том, чтобы успеть.

Когда мои руки наконец коснулись его плеча, незнакомец уже почти не подавал признаков жизни. Он был крупным мужчиной, намного тяжелее меня. Из последних сил я развернула его лицом вверх и поплыла к берегу, отчаянно борясь с течением. Каждый гребок давался мне с неимоверным трудом, мышцы горели от напряжения. В какой-то момент я почти поверила, что нам не доплыть, что река заберет нас обоих в свои темные глубины. Но я упрямо продолжала плыть, черпая силы в яростном желании во что бы то ни стало спасти этого человека.

Когда мои ноги наконец коснулись илистого дна, я едва удержалась, чтобы не разрыдаться от облегчения. С трудом выбравшись на берег, я вытащила незнакомца на траву и рухнула рядом, хватая ртом воздух. Холодный ветер пробирал до костей, заставляя мое тело содрогаться в озно6е. Но времени на передышку не было — мой подопечный не дышал.

Дрожащими руками я расстегнула его камзол и приложила ухо к груди, пытаясь услышать сердцебиение. Ничего. Вспомнились уроки целительства, которым меня обучали в монастыре. Не раздумывая, я зажала его нос и прижалась к холодным губам незнакомца, вдыхая воздух в его легкие.

Затем, сцепив ладони в замок, надавила на грудину, раз, другой, третий, в попытке запустить остановившееся сердце. Краем глаза я отметила правильные черты его лица — высокие скулы, волевой подбородок, длинные ресницы, отбрасывающие тени на бледные щеки. Он был красив, но то была холодная, отстраненная красота статуи.

Мои руки двигались механически, а мысли путались от страха и усталости. Сколько времени прошло? Минута? Две? В какой-то момент я почти потеряла надежду. Но вдруг он содрогнулся всем телом и судорожно закашлялся, выплескивая воду. Дыхание с хрипом вырвалось из груди, и незнакомец жадно хватанул воздух ртом.

Я уже собиралась бежать прочь, когда вдруг веки незнакомца дрогнули. Его глаза медленно открылись, и на мгновение наши взгляды встретились. То, что я увидела в его глазах, заставило меня похолодеть от ужаса.

В глубине его зрачков плескалось безумие. Дикая, необузданная страсть, смешанная с чем-то темным и опасным. Этот взгляд словно пригвоздил меня к месту, парализовав волю. Это был взгляд, которого я боялась больше всего на свете — взгляд, напомнивший мне о тех ужасных днях после разоблачения в монастыре.

Не в силах вынести этот взгляд ни секундой дольше, я резко отпрянула, с трудом поднимаясь на ноги. Дрожь пробежала по моему телу, и я, спотыкаясь, бросилась прочь.

Холодный осенний воздух хлестал по лицу, мокрые пряди волос липли к щекам, а промокшее платье противно облепляло тело. Я бежала, не разбирая дороги, будто за мной гнались все демоны ада. Ноги, израненные острыми камнями мостовой, горели огнем, но я не обращала на это внимания. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Где-то вдалеке истошно залаяла собака, заставив меня вздрогнуть. Но страх и отчаяние гнали меня вперед, все дальше от реки и моего подопечного.

Я петляла по узким улочкам Лиона, погружаясь все глубже в лабиринт незнакомых кварталов. В какой-то момент я потеряла счет поворотам и расстоянию. Мысли путались, а видения прошлого наслаивались на реальность. Я уже не понимала, бегу ли я от безумного взгляда моего спасенного, или от призраков моих грехов.

Когда я в изнеможении остановилась, прислонившись к стене дома, то едва держалась на ногах. Сердце бешено колотилось, а голова раскалывалась от боли. Я судорожно хватала ртом воздух, пытаясь унять дрожь в руках и ногах. Страх ледяными щупальцами сковывал внутренности.

С усилием оттолкнувшись от стены, я поплелась вперед, стараясь держаться в тени домов. Ноги гудели от усталости, а желудок сводило от голода. Нужно было срочно найти ночлег и еду. А утром я покину Лион так же незаметно, как и появилась в нем.

Увы, моим планам в ту ночь сбыться было не суждено. Истощенная физически и измученная душевно, я потеряла сознание прямо посреди переулка.