(Не)обнимашки… по наследству

Алина Загайнова (2024)

Объятиями люди делятся друг с другом своей любовью и нежностью. Ребёнка надо приучать к ним с самого раннего детства, не внушая, что это стыдно и позорно. Иначе это вырастет в огромную проблему, растянувшуюся на целых пятьдесят лет! Может, кому-то это покажется странным, но отношения к объятиям легко передаётся и по наследству: от матери — к дочери, а от той — по цепочке дальше. Подтверждение этому — книга «Не обнимашки… по наследству». Три женщины. Три поколения. Три судьбы. Что может связывать их кроме родственных уз? И есть ли они, эти родственные узы? Можете предугадать, чем же закончится эта эпопея длиною в полвека?

Часть 1. Таня

Глава 1

Тане исполнилось пять лет, когда она впервые поняла, что обниматься — это плохо! Нет, не потому, что это стыдно. Просто некрасиво.

Когда она однажды в порыве нежности прижалась к мамочке, та её так брезгливо оттолкнула, что Тане стало стыдно за свой порыв.

— Ты своими соплями мне всё платье замарала, — недовольно буркнула женщина, стряхнув с юбки невидимую соринку. — И не вздумай рыдать! Пойди лучше, займи себя чем-нибудь!

Таня уселась в углу, прижав к груди единственную игрушку — тряпичную куклу. Послевоенные годы были тяжёлыми. И даже маленькая Таня понимала, что сейчас взрослым не до покупки дорогих игрушек. Но ей и не нужна красивая кукла. Она хочет лишь любви и ласки!

Она так завидовала своей подружке Даше, которую любили и мама, и папа, и даже кот Васька! Она видела, как Дашина мама нежно обнимает «свою кровиночку» и «лапочку», целует в розовые щёчки, ласково проводит ладонью по кудряшкам цвета спелой пшеницы, в беспорядке обрамлявшим детскую головку.

Мама никогда не обнимала Таню. Может, она её и любила, по-своему, но ей некогда было заниматься такой ерундой. Ведь на ней держалось всё хозяйство. Кто, как не она, приготовит обед, постирает и погладит бельё, наведёт порядок в комнате?

Мама с Таней жили в коммуналке — небольшой комнатке барачного типа. В комнате не было ни тёплого туалета, ни ванны. Им приходилось ходить «на ведро» или выбегать на улицу, где в углу двора стояла общественная уборная.

Там всегда жутко воняло, а над дыркой в полу вился рой зелёных, откормленных на нечистотах и отходах человеческой жизнедеятельности мух.

«Наверное, мама злится, что у нас нет туалета», — размышляла Таня. — О каких обнимашках может идти речь, если после уборной даже от волос воняет!».

Удивительно, но это немного успокаивало девочку. Она твёрдо верила, что мама её любит. И если бы у них была ванная, а из крана текла горячая вода, то и у мамы обязательно появилось бы время и на неё, Таню.

Таня не знала, как помочь мамочке, ведь она ещё не умеет ни стирать, ни готовить обед. Поэтому она просто старалась ей не мешать, пытаясь сделаться как можно незаметней.

Она забивалась в дальний угол, между стеной и диваном с высокой спинкой, прижимала к себе куклу и затихала.

Она сидела с закрытыми глазами, пытаясь по звукам определить, что делает мама. Ей так хотелось, чтобы мама заметила отсутствие дочки, пошла её искать, а когда найдёт — присядет на корточки и крепко-крепко её обнимет!

Но чуда не происходило. Мама занималась своими нескончаемыми делами и, как казалось Тане, даже не замечала отсутствия дочки.

«Может, я некрасивая?» — размышляла девочка, вглядываясь в своё отражение в обшарпанном от времени зеркале.

Нахмурившись, она неумело расчёсывала свои короткие тёмно-русые волосики. Прислонившись лбом к холодной поверхности зеркала, заглядывала себе в глаза, то раскрывая их как можно шире, то, наоборот, щурилась, словно от света. Глаза у неё были необычные: радужка состояла из нескольких разноцветных колец, отчего казалась непонятного грязного жёлто-зелёного цвета. Зато свой носик ей очень нравился: маленький, аккуратный и совершенно не сопливый.

Однажды, когда мама, переделав все дела, устало опустилась на стул, Таня несмело подошла к ней, обхватила ручонками, прижавшись щекой, прошептала:

— Мамочка, я тебя так люблю…

Но вместо того, чтобы поцеловать дочку, женщина резко отстранила её от себя, подозрительно всматриваясь той в лицо.

— Что натворила? Признавайся!

— Ничего, — удивилась Таня.

— А что ластишься, словно набедокурила? — продолжала допытываться мама.

Именно тогда Таня поняла, что обниматься — это плохо! Обнимаясь, человек как бы признаётся в своих дурных поступках. Но почему тогда Дашина мама обнимает свою дочку? Она что, тоже совершила что-то нехорошее и теперь просит у Даши прощенья?

Таня поделилась своими сомнениями с подружкой. Но та только звонко рассмеялась:

— Ты что, Танечка! Мама меня любит!

— А почему тогда она тебя обнимает?

— Как почему? — удивилась Даша. — Вот потому и обнимает, что любит. И папа нас с мамой любит. Он каждый вечер приходит с работы — и обязательно целует нас с мамой. А тебя мама не целует?!

— Нет… Она считает это телячьими нежностями. И говорит, что поцелуи только портят ребёнка.

— Это она тебе сказала?! — удивлённо воскликнула Даша.

— Нет… — смутилась Таня. — Я случайно услышала, как мама сказала это соседке, когда та тискала своего ребёночка.

— А папа? Ой… Таня, прости! Я же забыла, что у тебя нет папы…

Таня нахмурилась…

И ведь действительно они с мамой жили вдвоём. Где Танин папа мама не рассказывала. А на все вопросы о его существовании женщина или отмалчивалась, или грубо обрывала, мол, «не твоё дело».

А Тане так хотелось, чтобы у неё были и мама, и папа, и даже бабушка! Хотя она не представляла: как какая-то там старушка тоже будет с ними жить? Таня думала, что бабушки просто приходят с улицы, договариваются с мамами о житье-бытье и потом остаются жить в том же доме. Над тем, что у мамы тоже могла быть мама, Таня не задумывалась.

Глава 2

Когда Таня пошла в первый класс, то получила не только массу новых впечатлений, но и узнала много интересного о взаимоотношениях между людьми, а точнее — между одноклассницами. В 1950-м году в классе были только девочки, так как на тот момент ещё практиковалось раздельное обучение.

Таня была поражена, как легко и непринуждённо девчонки обнимаются друг с другом! Придя утром в школу, подружки кидаются друг к другу в объятия, словно не виделись сто лет!

Но самым волнующим моментом было то, что подружки не просто обнимаются, но ещё и целуются иногда. При всех!

Конечно, не так, как это делают взрослые, но всё равно неприятно, если к тебе прикасаются чужие влажные губы. Это Таня уже на себе испытала, когда одна одноклассница, набивавшаяся к ней в подружки, утром подскочила и в знак приветствия чмокнула в щёку.

— Ты что — дура? — возмутилась Таня и стала энергично тереть место поцелуя, стараясь удалить след от чужих губ.

— Дура! Только не я, а ты! — фыркнула девчонка и отошла, демонстрируя полное безразличие.

Таня так и не подружилась ни с одной девчонкой из её класса, потому что благодаря языкастой Катьке она прослыла «недотрогой» и «ненормальной», как за глаза называли её одноклассницы.

Отдушиной в Таниной серой жизни были лишь общения с закадычной подружкой Дашей, которая принимала её такой, какая она есть, со всеми странностями и недостатками.

Даша не лезла к Тане ни с поцелуями, ни с объятиями, соблюдая установленную Таней дистанцию.

Глава 3

Скучно и незаметно пролетело несколько лет. Таня училась ни шатко ни валко, не участвуя ни в одном школьном мероприятии, не записавшись ни в один кружок. Под любым предлогом она старалась избегать и экскурсий. Не потому, что её ничего не интересовало. Она опасалась любого телесного контакта даже с девчонками, не говоря уж о мальчишках. Да, к тому времени в классе появились и мальчишки, потому что в прошлом году (это был 1954-й год) раздельному обучению пришёл конец.

За несколько лет в домашней обстановке тоже мало что изменилось. Мать продолжала по вечерам ходить на работу — мыла полы в техникуме недалеко от дома, занималась повседневными домашними делами, особо не интересуясь жизнью дочери.

Таня росла спокойным ребёнком, не доставляя ей никаких хлопот. Свои родительские обязательства женщина выполняла добросовестно. Она никогда не оставляла дочь голодной, следила, чтобы та всегда была опрятно одета. Никогда не поднимала на неё руку.

Впрочем, последнее было заслугой самой Тани. Она научилась так себя вести, что мать её почти не замечала. За исключением тех моментов, когда нужно было сходить за хлебом или вынести мусор.

Так и жили мать с дочкой, не досаждая друг другу, не нарушая чужого личного пространства.

Что являлось отдушиной для матери, Таня не знала, да и не хотела знать. Ей было всё равно. В свои четырнадцать лет она оставалась всё той же замкнутой малышкой, которая никак не могла понять: за что её мама так не любит?

Оттаивала душой она только с Дашей.

Даша была ещё та хохотушка! По любому поводу она начинала звонко смеяться, красиво запрокидывая голову, и тогда её волосы золотистыми кудряшками прыгали в такт смеху. Она была очень хорошенькой, словно кукла из «Детского мира», поэтому возле неё всегда вились не только мальчишки, но и девчонки, стараясь заполучить в наперсницы такую красивую подружку.

Будучи лёгкой в общении, она легко расставалась со своими секретами и девичьими тайнами, сделав Таню хранительницей своих любовных переживаний.

Слушая пылкие признания своей подружки в любви к какому-нибудь мальчику, Таня испытывала двоякое чувство. С одной стороны, ей было стыдно и неловко слушать о сокровенном. Но с другой… Это было так волнительно, что сердце замирало, а в груди ощущался холодок, словно туда каким-то образом проникли мельчайшие колючие льдинки.

— Он меня вчера обнял и поцеловал… вот сюда, — как-то похвасталась Даша, показав куда-то в области шеи.

— Ужас… — прошептала Таня.

— Ты что? Знаешь, как приятно… и щекотно!

— Считаю, что в нашем возрасте это неприлично. Так можно делать только после свадьбы. Впрочем, и даже потом я бы не разрешила! — с пафосом произнесла Таня.

— Странная ты, Танюха. А как вы детей будете заводить? Их вам аист принесёт? — съехидничала Даша и весело рассмеялась.

— Не хочу больше об этом говорить, — вздохнула Таня и замолчала, уставившись в пол.

С этого дня и Даша стала обходить стороной эту неприятную для Тани тему. А Таня как будто лишилась единственной тонюсенькой ниточки, соединявшей её с той стороной жизни, где объятия не считаются чем-то постыдным и зазорным.

Глава 4

Прошло ещё четыре года. Из неуклюжего подростка Таня превратилась в симпатичную девушку. Тоненькая, словно осиная, талия, узкие бёдра, маленькая упругая грудь очень шли ей, отлично гармонируя с широко распахнутыми глазами, аккуратным носиком и по-детски пухлыми губками.

Школьные годы остались позади. Таня уже училась в ПТУ, постигая премудрости поварского искусства, на практике «обнимаясь» лишь с кастрюлями и казанами.

Удивительно, но у неё наконец-то появились подружки, две такие же неуверенные в себе девицы — Соня и Валя.

С Дашей Таня связь потеряла. Она с ней не виделась с тех пор, как та сразу после школы выскочила замуж и переехала в другой район. Встреч с бывшей подружкой Таня не искала. Да и зачем? Она была уверена, что та начнёт рассказывать о своём опыте супружеской жизни, о чём слушать будет неловко и стыдно.

По воскресеньям в Доме культуры были танцы. Чтобы совсем уж не отстать от жизни, Таня с подружками туда иногда наведывалась. Но можно было бы и не ходить, потому что для неё всё мероприятие заключалось в подпирании стенки и в одной-единственной фразе: «я не танцую», которую она гордо бросала в лицо очередного кавалера.

Так как на танцы «бегали» примерно одни и те же, вскоре в окружении Тани не осталось ни одной особи мужского пола, который решился бы не только за ней приударить, но и просто пригласить на танец.

Так и осталась бы Таня старой девой со своими заморочками, привитыми чересчур правильной мамашей, если бы однажды, на одном из танцевальных вечеров в ПТУ, она не увидела Его.

Глава 5

Глеб, так звали молодого человека, просто заглянул «на огонёк», явившись с другом, который учился тут же, правда, не на повара, а на автомеханика.

Он развязной походкой зашёл в зал, остановился, окинул зорким взглядом публику, выделив из общей массы особо красивых девчонок.

Когда девушка увидела смуглого парня с иссиня-чёрными, как вороное крыло, волосами, с прямым греческим носом и волевыми губами, в голове у неё что-то щёлкнуло, а в животе запорхали бабочки. Это так неожиданно и волнительно, что она испугалась.

Она отлепилась от стенки, на ватных ногах через весь зал направилась к выходу.

— Это что за краля? — поинтересовался Глеб у друга.

— Да-а, местная знаменитость, — усмехнулся тот.

— Что? Из этих?

— Ха! Если бы! Наоборот. Неприступная крепость! Хоть штурмом её бери, хоть измором — все снаряды переведёшь, но результат будет нулевой.

— Хм…интересный экземпляр… — задумчиво произнёс Глеб, глядя вслед удаляющейся девушки.

— Не трать напрасно время, — предупредил его друг. — Вон сколько девиц вокруг! Выбирай любую!

— Да нет… Любая мне без надобности, — с азартом произнёс Глеб. — Чем труднее штурм — тем слаще победа! Спорим — через неделю она будет моей?

— Ого! Вот у тебя и запросы! — с уважением в голосе протянул друг. — Идёт! Время пошло!

Глава 6

Матери дома не было, поэтому Таня без стеснения сбросила с себя платье и подошла к зеркалу. Старенькое и обшарпанное, оно висело на стене, отражая человека только по пояс. Но Тане и этого было вполне достаточно.

Она провела ладонью по груди, прислушиваясь к своим ощущениям. Бабочки продолжали порхать, требуя выхода. Наверное, впервые за всё время Тане захотелось, чтобы её обняла не мама, а мужчина. Ох, как стыдно!

Девушка закрыла глаза, обхватила себя за плечи, представляя, что это он. Тот, которого она увидела сегодня в актовом зале. Тот, который стал виновником её смятения. Она тяжело дышала, всё крепче обхватывая себя руками. Неизвестно, чем бы закончился её этот первый, почти сексуальный опыт, если бы не пришла мать.

Услышав за дверью шаги, девушка быстро накинула на себя халатик и плюхнулась на диван, схватив с полки первую попавшуюся под руки книжку.

Мать зашла в комнату. Увидев уткнувшуюся в книгу дочь, нахмурилась.

— Всё сидишь! Вырастила лентяйку на свою голову! Вместо того, чтобы романы читать, полы лучше бы вымыла! — зло проговорила она.

— Мам, да я только что пришла…

— И сразу за книжку! Интересно, что это ты читаешь? Сидишь красная, как рак! Про любовь?!

Мать выхватила из рук дочери книгу, захлопнула, в недоумении уставившись на обложку.

— «Задачи по геометрии»… Это что? — недоверчиво спросила она.

— Учебник… К контрольной готовлюсь…

— А-а-а… — протянула женщина, сразу же потеряв интерес к дочери. — Ну, занимайся…

Надо же, мама не знает, что уроки геометрии остались в школе, а в училище совсем другие предметы, подумала Таня, но переубеждать мать не стала. Иначе придётся объясняться.

Глава 7

— Что это ты такая взвинченная? — кинулись к ней с расспросами Соня и Валя, заметив, что всегда спокойная и даже меланхоличная Таня в этот раз была взволнована и даже излишне взбудоражена.

И ведь они были правы. Придя на следующий день в училище, Таня на всех переменках выискивала парня, с которым пришёл вчера тот… который заставил учащённо биться сердце…

Конечно, она была уверена, что ни за что не подаст виду, будто она заинтересовалась его другом. Но взглядом так и рыскала по мальчишеским физиономиям! Вот и девчонки заметили, что с ней творится что-то неладное!

— Всё в порядке, девочки. Просто я немножко приболела, ночью температурила, — выкрутилась Таня, развеяв подозрительность подруг.

Но каково же было её удивление, когда выйдя из училища, она чуть ли не врезалась во вчерашнего незнакомца! От неожиданности она охнула и попятилась.

— Ой, простите… — еле слышно прошептала она, уступая парню дорогу.

Но тот даже и не собирался воспользоваться освободившимся проходом. Наоборот, он хмыкнул, заинтересованно поднял брови и удивлённо, немного нараспев, произнёс:

— На-а-до же… Какая неожиданная встреча! Вы не поверите, но я со вчерашнего вечера потерял покой и сон!

Таня продолжала пятиться, всё больше вжимаясь в стенку тамбура между двумя дверями.

— Я вас испугал? — продолжал допытываться парень, не давая Тане опомниться.

— Нисколько.

Таня наконец-то взяла себя в руки. Не она ли с утра всё мечтала о молодом человеке, которого видела-то всего минуту!

— Ну, раз вы меня не боитесь — давайте знакомиться! Глеб, — со снисходительной улыбкой произнёс парень, протягивая девушке руку.

— Таня… — тихо проговорила Таня, но руки не подала.

Наоборот, она спрятала обе руки за спину, словно арестантка. Не хватало ещё при всех прикасаться к нему!

Глеб так и остался стоять с протянутой рукой, всем своим видом напоминая Ленина на трибуне, когда тот толкал пламенную речь.

— Ну, хоть проводить тебя можно? — перейдя на «ты», немного разочарованно произнёс Глеб.

Он никак не ожидал, что девица может так отреагировать на его призывы познакомиться. Обычно девчонки просто млели, когда он с ними заигрывал, не говоря уж о более тесном контакте!

Таня шла рядом с парнем, шарахаясь даже от прикосновения полы его расстегнутого пиджака к своей руке, в которой она сжимала ручку сумки.

— Давай понесу! — в который уже раз предлагал Глеб, пытаясь забрать у девушки сумку с тетрадками, но наткнувшись на её испуганный взгляд, отступал.

А тут ещё и она встала, как вкопанная, заартачилась:

— Дальше я сама…

— Что сама?

— Пойду сама…

— Да не съем я тебя! Пойдём.

— Нет!

Не могла же она ему сказать, что боится не только его, но и мать, если та увидит её с парнем. Тогда стыда не оберёшься!

— Как знаешь, — немного обиженно произнёс Глеб. — Тогда до завтра!

Он коротко взмахнул рукой, то ли в знак приветствия, то ли прощания, развернулся и, насвистывая, вразвалочку пошёл прочь.

Глава 8

Таня смотрела вслед уходящему Глебу и ругала себя последними словами: «Вот дура я безмозглая! Такого парня отшила! Теперь он на меня даже не посмотрит. Вон сколько девушек вокруг!».

Зато Глеб совершенно не расстроился. Его ухмыляющаяся физиономия говорила об обратном. Мол, всё идёт по плану. Нужно только чуть-чуть изменить тактику.

Он решил исчезнуть. Нет, не навсегда, а так, на пару деньков. Будучи ловеласом, он отлично знал психологию таких затюканных девчонок. Он был уверен на все сто, что Танька эти два дня будет лить слёзы и кусать себе локти, что не удержала такого красавца! А когда он спустя положенное время выскочит перед ней, как чёрт из табакерки, всё — она окажется в дамках! В прямом и переносном, то есть в том самом, смысле!

Эти два дня Таня не находила себе места. На занятиях отвечала невпопад, чем заинтриговала своих подружек. Ну не поверили они в её простуду! Но девушка не собиралась открывать им свою душу, ведь даже от собственных мыслей её бросало то в жар, то в холод.

И ведь не с кем было посоветоваться. Даша была далеко, да и адреса она её не знала. О том, чтобы поделиться своими переживаниями с матерью, не было даже и речи! Хоть та её никогда и не била, но лишь узнает о её крамольных мечтаниях — вмиг за волосы оттаскает! Потому что мать не раз предупреждала: если прикоснётся к ней парень — она сразу станет порченой!

Правда, Таня частенько задумывалась над тем, как же тогда она появилась? Не ветром же надуло! Что-то мать не договаривает. Но сколько бы она не вызывала ту на откровенный разговор, в ответ слышала лишь ругательства из-за её «похабных» мыслей.

Так прошёл день… другой…

На третий день девушка не находила себе места. Она была готова бежать за Глебом на край света. Только бы он появился! И когда, выходя из училища, Таня нос к носу столкнулась с Глебом, то от неожиданности ахнула, залилась краской и тихо выдохнула: «Глеб…».

Глеб понял, что одержал победу. Почти… осталось дело за малым.

— Привет, Танюшка! — радостно воскликнул он. — Ждать тебя замучился!

— Меня? — прошептала девушка.

— Ну да, а кого же ещё? Я же обещал, что мы ещё увидимся. Два дня только о тебе и думал!

— А почему не приходил? — стыдливо спросила Таня и засмущалась.

— Да, с отцом по делам уезжали. В кино пойдём? Я и билеты уже купил!

— В кино? А какое?

— Про любовь, конечно! Или ты против? Тогда я прямо сейчас эти билеты порву!

Глеб резко вытащил из нагрудного кармана пиджака билеты и сделал вид, что собирается их порвать.

— Стой! — Таня схватила парня за руку, останавливая его от такого опрометчивого шага. — Конечно, я пойду с тобой в кино…

Глеб и не сомневался.

В кинотеатре они заняли свои места на последнем ряду. Шла картина «Простая история». Таня так мечтала её посмотреть, но сегодня ей было не до переживаний героини. Она сидела, как на иголках, всем телом, даже через подлокотник кресла, ощущая тепло, исходящее от Глеба.

А тот не торопился. Другую девицу он бы давно уже облапал, но с Танькой такой номер не пройдёт. Чтобы «не спугнуть птичку», он, как бы ненароком, то прикасался к локтю девушки, то задевал её ногой.

Когда они вышли из кинотеатра, уже стемнело. Редкие фонари освещали аллею, уходящую вглубь парка.

— Пройдёмся? — предложил Глеб.

Таня молча кивнула. Зарделась. Хорошо хоть, что темно: не видно, что она пунцовая, как помидор!

Глеб всё дальше уводил девушку в темноту парка, свернув с аллеи туда, где не было людей.

Таня не знала, о чём говорить с парнем, а тот просто боялся её спугнуть. Так и шли молча, соблюдая «пионерскую» дистанцию.

Вдруг Глеб резко остановился, обхватив девушку за плечи, развернул к себе.

Таня от неожиданности аж язык прикусила. Почувствовав на губах вкус крови, выдохнула:

— Глеб… не надо…

— Глупышка, я же тебя люблю!

— Правда?..

— Конечно, милая!

Он прижал девушку к себе, собираясь поцеловать.

— Нет! Нельзя! Это грех! — испуганно вскрикнула Таня.

«Сектантка что ли?» — промелькнуло в голове Глеба. Но на всякий случай спросил:

— Это почему?

— Ну как почему? Мама говорила, что обниматься стыдно, это можно делать только после свадьбы!

«Ну не дура ли…» — сокрушённо подумал Глеб. Но отступать от задуманного не хотелось. Он сразу же представил ехидную физиономию друга, как тот будет всем рассказывать, мол, «Глебушка сноровку потерял».

Ну уж нет, решил он. Танька всё равно будет его! Даже сегодня!

Глава 9

— Тебе что, ещё нет восемнадцати? — удивился Глеб.

— Есть… два месяца назад исполнилось… — ковыряя землю носком туфельки, прошептала Таня.

— А чего тогда боишься?

— Я не боюсь… Просто… ну… мы же не женаты… — замялась девушка.

«А… так ей свадьба нужна!» — мысленно чертыхнулся Глеб, но виду не подал.

Видя, что девушка замкнулась, вот-вот «створку раковины» захлопнет, Глеб, придав выражению лица как можно больше романтизма, ласково произнёс:

— Выходи за меня замуж!

Таня испуганно охнула, прижав ладошки к пылающим щекам:

— Замуж?..

— Ну да. А что такого? Не хочешь что ли?

— Хочу… Только так всё неожиданно…

— Ты что, меня не любишь?

— Люблю… наверное…

Не дав девушке опомниться, Глеб подхватил её на руки, закружил, по ходу целуя её в щёки и куда придётся.

— Завтра пойдём заявление в ЗАГС подавать! А теперь нам надо чуточку передохнуть. Да и у тебя голова закружилась… Милая… — прошептал он ей на ушко, уволакивая девушку в заросли черёмухи.

От одуряющего цветочного аромата, близости молодого человека, от которого слегка пахло куревом, у Тани всё расплывалось перед глазами, в ушах стоял звон. Она даже не заметила, как оказалась на земле, опрокинутая на наскоро сброшенный с плеч пиджак, прижатая разгорячённым телом парня.

Позже она попыталась вспомнить, как всё происходило. И не смогла. Она лишь запомнила боль, пронзившую её, и стыд. Ужасный стыд!

А Глеб как ни в чём не бывало поднялся, застегнул брюки, с лёгкой ухмылкой помог девушке подняться.

— Ну что, пойдём? А то уже поздно!

— А ты разве не пойдёшь к нам домой? — удивлённо спросила Таня.

— Зачем? А-а-а… твоей руки просить? Конечно-конечно! Только завтра! Не на ночь же глядя!

Таня шла, еле переставляя ноги, испытывая лёгкое жжение и неприятную боль там, внизу… Не так она представляла превращение девушки в женщину, не так…

В этот раз она позволила парню проводить её до самого дома. Ведь он почти что муж!

Стыдливо отводя взгляд, она несмело чмокнула Глеба в щёку:

— До завтра…

В комнате было темно. Мать, видимо, спала. Таня на цыпочках, стараясь ничего не задеть в темноте, на ощупь стала пробираться к своему дивану.

Но в ту же секунду яркий свет ударил в глаза, ослепил.

Мать в одной ночнушке стояла посреди комнаты, сжимая в руке откуда-то взявшийся солдатский ремень.

«Наверное, осталось от отца…» — только и успела подумать девушка.

— Ты где была?! — заорала на неё мать.

— В кино… с подружками ходила…

— С подружками?! В кино? До двух часов ночи?! А это что?!

Мать подскочила к Тане, схватила за край подола платья, ткнула им девушке в нос. Низ платья был в крови и со всеми потрохами выдавал её происхождение.

— Шлюха! Опозорила!

Мать со всей злости накинулась на дочь, ремнём лупя её вдоль и поперёк.

— Мамочка! Не бей! Умоляю! Я тебе сейчас всё объясню! — кричала Таня, закрывая руками лицо.

Но женщина как обезумела.

В конце концов, устав от своей же агрессии, она швырнула ремень в угол, сказала, как припечатала:

— Из дома ни ногой! Выйдешь — убью!

Глава 10

Таня лежала, уткнувшись носом в подушку, и тихонько всхлипывала. Так замечательно начавшийся вечер был перечёркнут безжалостной материнской рукой. Вернее, рёмнём. Борозды, оставленные им, горели, но ещё больше жгло в груди. Оттуда поднималась, разрастаясь, ненависть к матери.

Таня так мечтала, что утром прижмётся к маме, поделится с ней своим счастьем. Расскажет, какой Глеб хороший, возможно, их завтра и познакомит. А что теперь? Ей запрещено выходить из дома, а Глеб даже не подозревает об этом. Что же делать?

Так ничего и не придумав, девушка забылась тревожным сном. Во сне она опять увидела разъярённую мать и Глеба, который радостно махал рукой, всё дальше и дальше отодвигаясь на задний план.

Хмурое утро ничего нового не принесло. Уходя на работу, мать закрыла дверь на ключ, забрав с собой и Танин.

Конечно, можно было вылезти и в окно, но девушка даже боялась представить, какие её будут ожидать последствия!

Вечером, придя домой, мать сходу приступила к допросу:

— И кто он?!

Таня молчала, покусывая припухшие от слёз губы.

— Я тебя спрашиваю! Отвечай! Или ещё ремня всыпать?!

— Глеб… — еле слышно прошептала Таня.

— Мне его имя без надобности! Я спрашиваю: кто он?!

Видно было, что мать разозлилась не на шутку.

— Парень один…

— И кто он?!

— Не знаю…

И ведь действительно Таня ничего не знала о своём любимом: не знала ни его фамилии, ни адреса; не знала — учится он или работает. Любовь накрыла её так стремительно, что она окунулась в омут страсти, не успев даже толком познакомиться.

Услышав такой «развёрнутый» ответ, женщина аж задохнулась от гнева:

— Он что, тебя силой взял?!

— Нет…

— Сама ноги раздвигала?!

Таня зажмурилась, всхлипнула — и рыдания прорвались из неё бурным потоком.

Мать в изнеможении опустилась на табурет…

— Опозорила… И как теперь нам жить? Как людям в глаза смотреть? — охнула она, прикрыв рот рукой, и стала раскачиваться из стороны в сторону, будто это могло ей чем-то помочь.

— Мам, он жениться обещал, — размазывая по щекам слёзы, выдохнула Таня.

— Обещал?! Знаю я таких обещальников! — закричала женщина. — С три короба наобещают, а сами в кусты! Да я…

Тут женщина вдруг резко захлопнула рот и, как показалось Тане, даже испугалась.

— Принёсёшь в подоле — выгоню из дома!.. — подытожила она, махнула рукой, отвернувшись от дочери.

Таня поняла, что экзекуция закончилась, по крайней мере, на сегодня, и с облегчением вздохнула.

Глава 11

Взаперти Таня просидела два дня. Мать не выпускала её даже до уборной. Видимо, боялась, что соседи, заметив полосы, оставленные ремнём, начнут судачить и неизвестно до чего досудачатся.

А Таня тем временем ломала голову, как выбраться из дома, ведь мать не пускала её даже в училище, полагая, что там она «снюхается» со своим «кобелём».

— Мам, — робко промолвила Таня, — мне на занятия надо! Меня будут ругать…

— Обойдёшься! Скажешь, что болела. Я записку напишу!

Но всё-таки разум возобладал, и на третий день женщина выпроводила дочь на занятия.

— Учти! Узнаю, что с этим встречалась — ноги повыдёргиваю!

Таня надела платье с длинными рукавами и закрытым воротом, хотя на улице было не по-весеннему жарко. Синяки на шее девушка прикрыла газовой косынкой, благо такой элемент в гардеробе был на пике популярности, и шейки многих девчат украшали разноцветные тончайшие косынки и шарфики.

Мешки под глазами она попыталась замазать пудрой, которую «с барского плеча» выделила ей мать.

Валя и Соня, увидев подругу, радостно кинулись ей навстречу, но её осунувшееся лицо остудило их пыл.

— Танечка, что случилось? Помер кто?.. — участливо спросила Соня.

— Болела я… — отмахнулась от подружки Таня, подумав, что лучше бы умерла. — Мне до сих пор нехорошо…

Но заметив на лицах подруг явную обиду, устыдилась своей резкости, ведь девчонки не виноваты, что произошло с ней.

— Не обижайтесь, ладно? — примирительно добавила она. — Просто я вас заразить могу. Да и голова болит.

Пока шли занятия, Таня размышляла, как отыскать Глеба. Конечно, теплилась надежда, что любимый будет её поджидать возле училища. Но внутренний голос гаденько нашёптывал на ушко: « И не надейся… Шлюха!».

На большой перемене она сбегала в то крыло, где занимались будущие автомеханики. Но сколько она ни всматривалась в мальчишеские лица, выискивая друга Глеба, нужного ей парня нигде не было. А спросить… Как спросишь, если она не знает кого спрашивать!

После занятий, выйдя из училища, Таня в нерешительности остановилась, не зная, что делать. Домой идти? А как же Глеб? Остаться его здесь дожидаться? Опять ремня получит! А что она его обязательно получит — в этом Таня уже не сомневалась. «Объятия» от ремня до сих пор огнём горели на её теле!

Раньше она думала, что объятия — это только сладостная нега, приносящая лишь удовольствие и вызывающая экстаз. Неужели все девушки проходят через это?! Может, и у матери было нечто подобное? Недаром она так взбеленилась!

Ладно, об этом она подумает потом, а пока надо Глеба найти, подумала девушка, присев на ступеньку крыльца…

Но если бы она знала, чем сейчас занимается её любимый, у неё бы сердце остановилось от горя!

А Глеб в это время «окучивал» очередную жертву его неуёмной сексуальной энергии. Про Таньку он уже и думать забыл! Получил, что хотел — и «отвали, моя черешня»!

Училище опустело. Не только учащиеся, но и преподаватели уже разошлись по домам. Наверное, Таня так бы и сидела на ступеньках, и час и два, если бы не сторож.

Увидев одиноко сидящую на крылечке девушку, он устало присел рядом.

— Двойку что ли получила? — участливо спросил он.

— Ох, дедушка, если бы…

— Значица, любовь… — подытожил он, хмыкнув в бороду, — она такая, стерва!

— Кто? — встрепенулась Таня.

— Она самая… любовь! Так тюкнет, что света белого не увидишь!

— Это точно… — вздохнула девушка. — А что, у всех так плохо?

— Почему плохо? Очень даже хорошо! — снова хмыкнул пожилой сторож, видимо, вспомнив свою шальную молодость.

— А вы любили когда-нибудь? — стесняясь, спросила Таня.

— А то как же! Я и сейчас свою старуху люблю! Как без любви-то?

— Вот-вот, как без любви?..

— Что-то ты, деваха, мне не нравишься. Иди-ка ты домой! Не хватало мне ещё с тобой нянькаться. Своих забот полон рот.

Глава 12

Удивительно, но мать была дома. Отпросилась что ли, чтобы её контролировать, подумала Таня.

— Я дома, — отчиталась она.

Мать хмуро взглянула на дочь, промолчала.

Ну и ладно… не очень-то и хотелось общаться. Девушка переоделась, умылась, окинула взглядом стол. Итак, пара картофелин, ломоть хлеба, кружка с квасом. Материна кружка чистая, перевёрнутая, под полотенцем. Значит, мать уже поела.

— Мам, ты уже покушала? — хоть как-то разрядить молчанку, всё же решилась спросить Таня. В ответ — гробовое молчание. Ну и ладно…

Наскоро перекусив, девушка разложила на столе тетрадки с конспектами. Печаль печалью, а к экзаменам готовиться надо.

Она в который раз перечитывала записи, а сама украдкой поглядывала на мать. Всё-таки похоже на ультиматум. Ну и пусть!..

Так в молчании и безразличии друг к другу прошло две недели. Мать как воды в рот набрала! Но это особо и не напрягало, так как вместе с молчанкой Таня получила полную свободу.

А зачем ей эта свобода? Без Глеба. А Глеб как в воду канул! Она все глаза высмотрела: в каждом парне, появившемся на горизонте, ей чудилась ладная фигура Глеба. Тогда она чуть ли не сломя голову кидалась навстречу, а потом сконфуженно пятилась, когда понимала, что обозналась.

Её милое до этого личико осунулось, под глазами пролегли тени. Таня и раньше-то весёлой не была, а теперь и вовсе сникла. От переживаний её глаза постоянно были наполнены слезами, по малейшему поводу проливавшимися через край.

Удивительно, но, несмотря на страдания, Таня не жаловалась на отсутствие сна. Наоборот, её так и клонило то к столу, то к парте, и она только и успевала подставлять под щёку ладошку, чтобы не стукнуться лбом об столешницу!

Утешением стали лишь наладившиеся отношения с матерью. Если первые дни после того свидания с Глебом мать полностью игнорировала дочь, то теперь, наоборот, садилась напротив неё и смотрела как она ест, чуть ли не в рот заглядывала! От этих взглядов девушке становилось не по себе и кусок не лез в горло!

Но худой мир лучше доброй ссоры, думала Таня, стараясь не обращать на мать особого внимания.

Гром грянул неожиданно, в тот миг, когда Таня потянулась за третьим солёным огурцом.

— На солёненькое потянуло?! — заорала мать, выхватив из Таниных рук огурец и с ненавистью запульнула им в девушку. — Паскудница! Всё-таки нагуляла брюхо! И даже не надейся, что позволю байстрюка родить!

— Мам, да ты что? — растерялась Таня, сначала даже не поняв, о чём идёт речь. А когда до неё дошло, то сердце ухнуло и провалилось куда-то в пятки…

— Не может быть… — выдохнула она. — Может, и нет ничего… Один лишь раз у нас было…

— Ах ты, гадина! Один раз! Да прямо в яблочко! И где твой кобель, спрашиваю?!

Таня потупившись молчала, не в силах произнести ни слова. Она поверить не могла, что то свидание в парке переросло в такую огромную проблему! В плохое верить не хотелось, но она смутно догадывалась, что Глеб сделает всё возможное и невозможное, чтобы даже случайно с ней не столкнуться. Наконец, до неё дошло, какая беда нависла над ней…

— Так, — рукой рубанула воздух мать. — Сидишь дома, сколько скажу! На улицу не смей даже носа высунуть! Пока проблему твою не решу!

Глава 13

Мать быстро переоделась, открыла шкаф, порылась в своём белье, сложенном стопкой, выудила оттуда несколько бумажных купюр. Запихнула себе за пазуху, видимо, в лифчик. Чертыхаясь, всунула ноги в туфли, выскочила в коридор, так хлопнув дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.

Не было её долго. Сумерки уже давно уступили место ночной тьме, а мать всё не появлялась. Хоть Таня и злилась на неё, но мать есть мать. Вдруг с ней что-то случилось?!

Таня прекрасно понимала, что нельзя оставлять ребёнка. Аборт делать тоже нельзя, ведь тогда об этом узнают и соседи, и в училище. Из училища её точно попрут, соседи навесят ярлык гулящей. Хорошо хоть, что не в деревне живут, иначе бы вмиг ворота дёгтем вымазали!

Остаётся только бабка… Таня слышала, что есть такие бабки-знахарки, которые за деньги могут не только лечить, но и избавлять от нежелательной беременности. Конечно, это дело подсудное, но алчные до денег «целители» на всё идут!

Но она даже не подозревала, что это может коснуться и её саму. Может, мать никого не найдёт, и она оставят ребёночка? А там, глядишь, и Глеб отыщется. А нет…так сами воспитаем! Ох, как не хочется вытравливать плод её любви!

Так, за размышлениями, Таня не заметила, когда вернулась мать. Та устало опустилась на табурет.

— Сейчас соседи по норам разбредутся, улягутся спать — и пойдём.

— Куда? — вырвалось у Тани, хотя и так прекрасно понимала — куда.

— Куда скажу — туда и побежишь! — зло бросила мать. — Это же надо: копила-копила на пальто, а теперь всё придётся отдать, чтобы твой позор скрыть!

Спустя два часа они шли по тёмной улице, которая чуть ли не с каждым шагом становилась всё уже и извилистее. Фонарей здесь не было и в помине. Луна освещала крыши приземистых домишек, на фоне которых их барак мог считаться чуть ли не дворцом.

В этом районе Таня не была, и она удивлялась, насколько ветхими казались домишки, словно вынырнувшие из позапрошлого века. То здесь, то там тявкали собаки, почуяв чужаков.

Наконец, мать остановилась перед покосившимся забором, толкнула калитку — и та со скрипом отворилась. Мать уверенно прошагала по еле заметной тропинке, обогнула какой-то колючий кустарник и оказалась возле небольшого окошка. Стукнула три раза, потом — ещё раз. Надо же, подумала Таня, словно на конспиративную квартиру явились.

Сбоку послышался скрип открываемой двери.

— Чего так долго? — послышался недовольный голос, принадлежащий, скорей всего, старухе.

— Извините… ждали, пока все соседи разбредутся, — объяснила мать.

Таня удивилась, насколько раболепным может быть её голос! С Таней она всегда держалась строго, даже высокомерно, а тут… гляди… как… как… пресмыкается!

— Заходите! — отрывисто произнесла хозяйка.

…Они оказались в небольшой комнатке, которая больше напоминала предбанник, а не жилое помещение. Везде на стенах висели пучки трав, в углу стоял стол, заставленный бутылочками и баночками с непонятным содержимым.

— Принесла? — выжидающе спросила хозяйка, и в самом деле оказавшаяся древней старухой неопределённого возраста. Она хмуро разглядывала Таню, словно оценивая «масштаб бедствия».

Мать протянула бабке свёрток. Старуха резво его развернула, пересчитала купюры и, хмыкнув, шустро спрятала их в карман платья, отогнув край фартука.

— Что встала, как вкопанная? Иди в ту комнату, — приказала она Тане. — Снимай трусы, залазь вон на то ложе!

Только теперь Таня увидела, что в домике есть ещё одна комнатка. Таня сделала два шага, а потом попятилась… Та комната, в которую приглашала её бабку, была похожа на… камеру пыток. Такую ассоциацию навевал набор жутких инструментов, разложенных на придвинутом к высокому топчану столике.

Девушка на негнущихся ногах прошлёпала к столу, трясущимися руками стянула трусы, кинула их на стул. Полезла на топчан.

Старуха вымыла руки под рукомойником, налила в стакан какую-то жидкость, протянула Тане:

— Пей!

— Это что?..

— Тебе какое дело? Пей! Али боли не боишься?!

Таня поднесла стакан ко рту. В нос ударил запах процедурного кабинета. Спирт… да ещё что-то… Таня сделала маленький глоток. Горло обожгло.

— Пей всё! — прикрикнула на неё старуха.

Девушка задержала дыхание, зажмурилась, залпом выпила вонючую жидкость. Тут же закружилась голова, в глазах потемнело. Словно сквозь вату до Тани донёсся голос старухи:

— Да-а, не думала, что ты ещё и дочь приведёшь…

Глава 14

Это было последнее, что услышала Таня перед тем, как погрузиться в кошмарный сон. Каждая клеточка её тела кричала от боли, но девушка была словно парализована и оглушена. Она попыталась открыть глаза, но они были ей не подвластны. Словно сквозь вату до неё доносился стон, её стон, переходящий в протяжный вой. Её терзали, раздирали на части, а она не могла этому даже воспротивиться.

Сколько продолжалось издевательство над её плотью, она не знала. Но когда сознание стало возвращаться к ней, промелькнула мысль: «лучше бы умерла…».

Тело болело, как будто по нему прошлись катком. Губы опухли, покрылись коркой запёкшейся крови. Шершавый язык не помещался во рту…

— Очухалась? — услышала она голос старухи, искажённый звоном, ещё стоящим в ушах. — Нечего здесь разлёживаться! Чай не на курорте. Давай, забирай свою непутёвую!

Последнее явно было предназначено не ей, а матери, потому что Таня почувствовала, как её стаскивают с топчана, пытаясь поставить на ноги.

— Давайте-давайте, идите! — командовала старуха. — Скоро светать начнёт. Ещё не хватало, чтобы соседи вас увидели! Настучат, куда следует — и мне, и вам не поздоровится! Загремим на нары!

Как Таня дошла до дома, только одному богу известно. Если, конечно, он есть, раз допустил такое…

Дома она плюхнулась на диван и тут же забылась тревожным сном. Снилась ей бабка в окружении чертей, один из которых держал в руках то, что совсем недавно было малюсеньким, правда, ещё не рождённым, человечком — с ручками, ножками и почему-то с хвостиком. Или это только ей показалось?

А затем она услышала голос той же бабки: «Объятий захотелось?! Так получай!».

И в тот же миг черти накинулись на неё со всей страстью, на которую были способны эти страшные существа…

Таня в ужасе закричала и проснулась.

Над ней склонилась мать и трясла её за плечо:

— Да замолчи уж, наконец! Слава богу, что всё закончилось.

Закончилось ли, подумала Таня. Слова старухи из сна не шли у неё из головы. А ещё она помнила последние слова той бабки-знахарки перед тем, как отключиться. Что значит «ещё и дочь привела»? Мать там тоже побывала? Или ей опять всё померещилось?

Глава 15

Выздоравливала Таня долго и тяжело. Что-то напортачила бабка, потому что буквально на следующий день девушку накрыла такая температура, что пришлось вызывать врача на дом. Конечно, мать скрыла причину жара, убедив врача в том, что «дочь ноги промочила».

Глядя на худенькую девчонку, докторица, уже немолодая женщина, даже подумать не могла об истинной причине недомогания, поэтому выписала кучу лекарств, среди которых были и антибиотики. Вот они-то и помогли справиться с воспалением, а молодой организм не дал девушке отправиться на тот свет.

Но последствия аборта аукнулись самым примитивным образом. Девичья душа словно очерствела, а сердце покрылось коркой льда. Таня даже думать не могла о Глебе! Кто он такой? Да никто! И вообще, все мужчины стали казаться Тане виновниками девичьих страданий. Таня поняла, что им нужно только одно — затащить девушку в постель, получить удовольствие, а затем выбросить, словно фантик от вкусной конфеты.

Никогда она не выйдет замуж! И дети ей не нужны, тем более девчонки. Чтобы их ждала та же участь? Ни за что!

…Пока Таня болела, все одногруппники сдали экзамены, отработали положенную практику. У девушки не было ни малейшего желания подчищать хвосты, а на практике — жарить какие-то там котлеты и варить борщи.

Видя полное безразличие девушки к своей профессии, все преподаватели, не сговариваясь, поставили ей «неуд», что и послужило отчислением из училища.

— Ты дура! — орала на Таню мать, сжимая от злости кулаки. — Не могла макароны сварить?! И что теперь прикажешь с тобой делать?

— Ничего… — безучастно отвечала девушка.

— Кидайся им в ноги, проси, чтобы дали возможность пересдать!

— Не пойду…

— Пойдёшь, как миленькая!

— Нет…

Этот диалог повторялся вот уже третий день, но Таня, до этого безропотно подчинявшаяся матери, стояла на своём. Видимо, поняв, что спорить бесполезно, мать наконец отстала от дочери.

— Пойдёшь полы мыть, — устало проговорила она. — Не собираюсь тебя, лоботряску, кормить. Хлеб свой отрабатывать будешь!

Так Таня обрела «профессию», к которой шла целых три года. Она стала уборщицей.

…Мыть полы она подрядилась в городском архиве. Целых два месяца она колесила по городу в поисках такого места, где не будет ни мужиков, ни детей. С некоторых пор она и к тем и к другим испытывала стойкое отвращение, считая их виновниками всех бед.

На протяжении всего этого времени она изо дня в день выслушивала гадости, которыми сыпала её мать, обвиняя в тунеядстве, грозясь, что «последний день кормит нахлебницу».

Когда Таня сообщила матери, что наконец-то нашла работу, та только фыркнула:

— И стоило столько лет учиться, чтобы тряпкой махать!

— Все профессии почётны, — устало отмахнулась девушка.

— Ага! Ещё скажи, что пятилетку досрочно выполнишь! — козыряя модными словечками 50-х, ежедневно доносившимися из каждого радио, хмыкнула мать. — Ну-ну… драй.

— Мам, ну ты же тоже полы моешь! — попыталась оправдаться Таня.

— Да что ты знаешь о моей жизни? Я и пошла полы мыть, чтобы тебя, дуру, прокормить! Вырастила на свою голову…

— Ну так расскажи… Мам, давай поговорим… как мама с дочкой… Как ты до меня жила?..

— Тебе какое дело?! Ты что, священник, чтобы я тебе исповедовалась?! Да я, если бы не ты, может…

Но увидев, что Таня жадно ловит каждое её слово, женщина спохватилась.

— Что было — то прошло! И вообще, это не твоего ума дело! Лучше подумай, как дальше жить будешь!

Что же скрывает мать, думала Таня, всё больше и больше понимая, что за этим кроется какая-то тайна. От таких «душеспасительных» бесед вопросов становилось всё больше. Что случилось с матерью до Таниного рождения? Почему она стала такой злой и жестокой по отношению к своей дочери? И вообще, кто Танин отец? Почему она о нём ничего не знает? О его присутствии в жизни матери напоминало лишь Танино отчество — Павловна, и то она не уверена, что оно не выдуманное.

Глава 16

Прошло ещё несколько дней, а эти мысли никак не выветривались из головы. У Тани даже сон пропал! Она во что бы то ни стало решила докопаться до правды. А что? Имеет право!

Начала Таня с обыска в комнате. Правда, она пока не представляла, что ищет. Но шестое чувство подсказывало ей, что она на верном пути.

Выбрав время, когда мать была на работе, девушка метр за метром стала обследовать комнату. Вернее, те места, которые до сегодняшнего дня были не досягаемы её взору. Свой выбор она остановила на дверце шкафа, которая всегда была закрыта на ключ. Таня никогда не интересовалась — почему. Закрыта и закрыта. Но только не сегодня!

Девушка подёргала дверцу. Задумалась. Где мать может держать ключ? На шкафу? Пусто… Таня переворошила все стопки с бельём — ничего. Заглянула во все ящички кухонного стола — безрезультатно.

Тогда она взяла шпильку, сжала рогатульку, всунула в замочную скважину. Чувствовала она себя вором-домушником, который в отсутствие хозяев решил поживиться их добром. Это подстёгивало и добавляло адреналина.

Девушка крутила шпильку и так и эдак, дёргая дверцу. Пот уже застилал глаза, от возбуждения и от страха, что вот-вот придёт мать, руки тряслись, но Таня решила довести задуманное до конца. И вот, когда она уже собралась было бросить это дело, в замке что-то щёлкнуло, шпилька легко повернулась, сделав оборот, и дверца открылась!

Таня, не поверив своему счастью, испуганно посмотрела на входную дверь и с замиранием сердца заглянула в шкаф. Но её ждало полное разочарование. Это было обычное отделение: с перекладиной, на которой висели плечики с платьями и старыми пальто, вышедшими из моды, наверное, ещё в довоенное время.

Внизу стоял такой же древний чемодан. К счастью, он не был закрыт на ключ, поэтому, щёлкнув замочками, легко открылся. В нём лежали старые счета, какие-то справки и несколько фотографий.

Таня разложила на полу фотографии и стала их рассматривать. Какие-то тётки, бабульки… Ни одного молодого, да и старого тоже, человека на фотках не было, впрочем, как и матери. Ничего интересного. И зачем мать всё это хранит? На фотографиях даже не указано, кто это. Просто «это я» и всё.

Девушка стала перебирать справки и счета. Скукота! Она уже собралась было скинуть всё это снова в чемодан, но… застыла.

В руках она держала странный документ. Это было заявление об… изнасиловании гражданки Метецкой Марии Никифоровны! То есть её матери!

Это что же получается? Она, Таня, жертва изнасилования?! Нет, здесь что-то не так. Таня точно слышала, как бабка упрекнула мать, мол, «снова пришла». Что же делать? У матери спрашивать бесполезно. Ничего не расскажет. Нужно к бабке идти!

Но Таня понимала, что бабке не резон раскрывать криминальную тайну за просто так. Ей нужно заплатить. Сколько? Наверное, много…

Итак, решено: как только Таня получит зарплату — отправится к бабке.

… И вот, наконец, этот день настал!

Свою мизерную зарплату Таня всегда отдавала матери. Именно та заведовала всеми расходами и решала, что купить сейчас, а с чем можно повременить. Тане никогда, даже мысленно, не хотелось возмутиться, мол, она имеет полное право распоряжаться своими деньгами! Но только не теперь. Ведь придётся как-то оправдываться перед матерью, а как — она ещё не придумала.

Она села на лавочку в скверике, пересчитала купюры. Машинально, как всегда делает мать, засунула деньги в лифчик, что сразу значительно увеличило одну грудь. Хмыкнув, Таня провела ладонью по выпуклости, вынула деньги, разделила на две кучки и снова спрятала в чашечки лифчика. Вот теперь другое дело! Интересно, сколько бабка потребует денег за информацию?

Задумавшись, девушка не заметила, что сзади к ней подкрадывается одетый в ветхую одежонку мальчишка. Он давно заприметил девицу, беспечно бросившую свою сумку на лавочку рядом с собой. Так как всё его внимание было приковано к сумке, он и не заметил манипуляций с купюрами.

Оказавшись прямо за спиной девушки, мальчишка с хорошо отточенной сноровкой выбросил вперёд руку, схватил сумку (видимо, не впервой проделывал такой трюк) — и был таков!

— Стой! — запоздало закричала Таня, но пацана и след простыл!

— Сумка… моя сумка!.. — ахнула Таня, оглядываясь по сторонам.

Она готова была расплакаться, ведь в сумке была вся её зарп…

«Ой! Какая зарплата?! Она же у неё здесь, — девушка прижала к груди руки. — Вот он, выход! Так матери и скажу, мол, сумку пацан спёр! Конечно, криков не избежать…».

Глава 17

— Что за бестолочь такая! — орала на неё мать, лупя полотенцем, так кстати оказавшимся у неё в руках.

— Мам, да я не успела…

— Что не успела?! Ты только ноги раздвигать горазда, а руки-то крюки!!!

Пусть орёт, думала Таня, трясясь, чтобы мать не заметила вдруг «выросшую» грудь. Долго ещё мать сыпала ругательства в адрес Тани, но той уже было всё равно. Она ждала завтрашний день.

Утром, еле дождавшись ухода матери, Таня отправилась к бабке. Ради такого дела она даже на работу не пошла.

Долго плутала она по чужим улочкам, упираясь то в тупики, то в чужие ворота. Всё-таки ночью здесь была, а в темноте попробуй, запомни дорогу! Но вот, кажется, и калитка знакомая. Девушка толкнула её — та со скрипом отворилась. Уф… Наконец дошла!

Таня тихонько поскреблась в окошко.

— Кого это там принесло? — услышала она уже знакомый голос.

— Это я, Таня…

— Какая ещё Таня?! Не знаю такой! Уходи!

— Бабушка, это я… — тихо промолвила Таня. — Не бойтесь, я одна… мне очень нужно с вами поговорить!

Шторка, закрывающая нижнюю половину окна, колыхнулась, за ней показалась нахмуренная физиономия.

— Что надо? — недружелюбно спросила бабка.

Таня молча вынула из-за пазухи деньги. Увидев пачку купюр, бабкины глаза сверкнули алчным блеском. Жадность пересилила страх быть разоблачённой. Старуха мотнула головой в сторону, мол, иди туда, и скрылась. Практически сразу же скрипнула дверь.

Таня, немного тушуясь, зашла в дом.

— Что надо? — снова спросила бабка, сложив руки на груди. — Если с претензиями — то я сделала всё как надо. Будешь жаловаться — пойду в отказ! Мол, ничего не видела, не знаю, не делала! Поняла?!

— Нет-нет! — поспешила успокоить старуху Таня. — Я по другому поводу пришла…

— Ну-ну… слушаю!

— Я слышала… ну… когда отключалась, что вы сказали: «ещё и дочь привела». Вы маме тоже… ну… это самое… делали?

— Тебя мать прислала?! — хмуро спросила бабка.

— Нет, она не знает, что я сюда пошла.

— Так какого лешего тебе знать это? Любопытной Варваре знаешь, что оторвали?

— Я ей не скажу, что была здесь. Она и про деньги ничего не знает. Вам же нужны деньги? — спросила Таня, снова показывая бабке пачку денег.

— Что ты хочешь узнать? — устало проговорила старуха, опустившись на стул.

— Мама сделала аборт, потому что её изнасиловали?

— Почему ты решила, что я это сделала?

— Ну как же… Я видела заявление, слышала ваши слова, — прошептала Таня.

— И что? — хмыкнула старуха. — Слышала она… Давай деньги!

Таня торопливо протянула бабке деньги, словно боясь, что та передумает их брать.

Но бабка жадно схватила деньги и так же, как в тот, первый раз, отправила их в «потайной» карман, скрытый фартуком.

— Значит, тебе мать так ничего и не рассказала…

— А должна была?

— Её дело! Мне наплевать!

— Но она была здесь раньше?

— Была! Только почему ты решила, что я ей что-то сделала?

— Ну как же… она…

— Заладила! Хорошо, слушай. Расскажу, что знаю.

…Дело было как раз перед самой войной. Однажды ночью ко мне постучались.

На пороге стояла худенькая девушка в обтягивающем платье, которое не могло скрыть выпятившийся живот. Было видно, что молодуха беременная, причём не на раннем сроке.

— Помогите… — прошептала она.

Конец ознакомительного фрагмента.