Дорога тянется по кругу. О взрослых и не очень

Алина Пожарская (2024)

Алина Пожарская определяет жанр своей повести как реализм с фантдопущениями. Фантастических допущений там совсем немного: просто у некоторых героев есть сверхспособности. 14-летняя Вика может читать биографию людей по их лицам, но видит только то, что знают они сами, а её подруге Юле иногда снятся вещие сны. Вика мечтает найти своих биологических родителей и просит учительницу английского Асю и учителя географии Рустэма (он же Тэм) помочь. С первых страниц книги закручивается целый вихрь отношений, местами запутанных, местами нелёгких. Вика, Юля, Ася и Рустэм вместе с другими подростками и взрослыми едут на рок-фестиваль. Там они знакомятся с Игорьком — автостопщиком и будущим машинистом поезда — и встречаются с мужем Аси Федей. На фестивале герои влюбляются, ссорятся, мирят друг друга и узнают некоторые секреты… В поисках Викиных родителей компании предстоит отправиться в Петрозаводск — туда ведут первые следы. А вот что делать с загадочным стишком, приснившимся Юле: «Дорога тянется по кругу, ответ ищите друг у друга» — пока не решили. Яркие характеры, живой язык, перипетии историй и отношений — от этого пёстрого клубка трудно оторваться. Алина Пожарская — писатель, сценарист и поэт-сатирик, лауреат литературных конкурсов и обладательница нескольких призов и премий. Её дебютная повесть «Другие вольеры. Волонтёрские записки», также вышедшая в «КомпасГиде», посвящена приюту для бездомных животных. Она стала заметной новинкой 2021 года.

Глава 5

Марина казалась полной Асиной противоположностью. Внешность её была парадоксальна, как и у Аси, но и парадокс этот противопоставлялся Асиному.

Если у Аси имелось всё для нежного образа: широко посаженные глаза, курносый нос, острый подбородок, пухлые губы и почти тургеневское прозвище, и всё это делало её пацанкой, — то у Марины было наоборот. Прямоугольное лицо, строгие брови, прямой и даже слегка длинноватый нос, чёткая линия губ и грудной голос — и в целом портрет получался изысканный и утончённый. Никто не знает, как это удалось. Может быть, способствовало ирландское сочетание чёрных локонов и синих глаз, а может, фигура с тонкой талией. А может, всё в совокупности.

Как бы то ни было, когда Марина, как сейчас после фестиваля, носила джинсы с кроссовками, это вызывало диссонанс, потому что она будто создана была для платьев и балеток. Ей было двадцать девять лет, и, снова в отличие от Аси, она выглядела старше, но и это шло ей на пользу. «Интеллигентная девушка», — говорили про неё окружающие.

Ребята приехали в город, чтобы переночевать и с утра вернуться в Москву. Ася, Федя, Вика и Юля ушли в свой хостел, и Марина с Тэмом остались вдвоём: у него была вписка у бывших однокурсников, а она и так жила в Казани.

— Ну что, — усмехнулся Тэм, — сейчас поздно, а здесь не Москва. Так что одна ты не пойдёшь.

Он сказал это так, будто заранее готовился получить отпор: Маринина враждебность от него не ускользнула.

Марина пожала плечами.

— Ну хорошо.

— Что, вот так просто? — удивился Тэм.

Но сильно удивляться тут было нечему. У Марины была одна странная, но вообще-то закономерная особенность: она начинала интересоваться тем, кто интересовался ею. Марина об этой особенности знала и на всякий случай выработала привычку: сердиться на молодых людей, выказывающих к ней интерес. А Тэм ещё вчера, на фестивале, его выказывал. И, как назло, не напрямую, а интеллигентно и даже задумчиво. Так что сердилась она ещё сильнее, чем когда-либо. Но сейчас её мучила совесть.

— Ну ладно тебе, — сказала она. — Мне понравилось, как ты в покер играешь. Как сначала сидишь такой невинный-невинный, на облачке бы так сидеть, а не на свитере… И как потом всех того…

Тэм сделал лицо почти такое же невинное, как на игре, засмеялся и развёл руками.

— Тогда пошли поедим? — предложил он.

— По бутерброду?

— Можно и так. Главное — в цивилизацию. И кофе как бог. Из машины.

— Это такой каламбур? — уточнила Марина. — Бог из машины?

— Угу.

Под крышей торгового центра им навстречу выскочила девчонка лет двадцати трёх с длинными тёмными волосами и стопкой флаеров.

— Не хотите пострелять из… — начала она, но тут её карие глаза увеличились вдвое. — Тэм?!

— Алиска! Здоро́во!

— Какими судьбами?

— А мы со школотой кругозор прокачиваем — на фестиваль ездили. Что тут у тебя? — Тэм посмотрел на флаеры.

— Да из рогатки птиц стрелять. Муляжи…

— Не, извини, мы «зелёные», — улыбнулся он. — Ладно, мы дальше, в бутербродную.

— Давайте. — Алиска сложила флаеры веером и томно помахала перед собой.

* * *

— А ты чем вообще занимаешься? — спросил Тэм, когда они с Мариной уселись друг напротив друга у стеклянной стены.

— В кафе работаю. Когда-то была дизайнером.

— А в каком кафе?

— «У Тараса».

Он кивнул: знал, где это.

— Отчего ж такие перемены жёсткие?

— Ну, во-первых, штат небольшой, у меня полномочия. Знаешь, как это бывает: вроде тебя нагружают так, что твой трудовой договор трещит по швам… Но это даёт некоторую власть. Не то чтобы я к этому стремилась, но иногда приятно.

— Власть это даёт не всегда, — возразил Тэм. — У меня договор тоже трещит, как у всех школьных преподов. Но власти нет, только бежим-орём, хоть мемы с нас рисуй.

— А во-вторых, — продолжала Марина, — есть ещё один плюс: я смотрю на людей… Каждый день узнаю в десять раз больше, чем за месяц клепания логотипов.

— А это разве не художник в тебе говорит? На людей ты ведь смотришь не просто так, а чтобы преобразовать потом во что-то.

Марина улыбнулась.

— Ну, может, это и старая привычка. Но пока что я разрешила себе не рисовать. Просто узнаю новое и радуюсь.

— Чем бескорыстнее такая радость, тем лучше потом получается художество, — не отступал Тэм.

— Откуда такие познания про мир художников?

— У меня просто много друзей. Самых разных. Поэтому вот.

Марина отпила кофе, он, за компанию, тоже.

— Кстати о тебе, — сказала она. — А ты, получается, отсюда родом? Судя по вписке… и по Алиске, — она засмеялась рифме.

— Да, я отсюда. Правда, не могу сказать, что я здесь вырос. Меня отец брал в экспедиции на Дальний Восток. Потом он снова женился, а я вернулся учиться. Но мы всё равно с тобой земляки.

Марина покачала головой.

— Не земляки.

— Это как?

— Я родилась в Сямозере. Карелия…

— Я знаю, где это, — скромно заметил Тэм. — Я препод географии.

Марина рассмеялась.

— Точно. Прости.

— Тогда как тебя занесло в Казань?

Она отщипывала от своего бутерброда маленькие кусочки мякиша: привычка, кажущаяся неприличной — или аристократичной, в зависимости от автора.

— Ну, сначала меня занесло в Москву. Я была дизайнером в одном проекте с Федей, Асиным мужем. Так с обоими и познакомилась.

Тэм задумчиво глянул поверх её плеча куда-то вдаль.

— А потом что-то пошло не так…

Марина скатала из хлеба шарик и теперь перекатывала его туда-сюда в руках. Получилось нечто похожее на просфору.

— Всё правильно. Я стала встречаться с парнем, мы даже съехались. А затем ушла от него. И больше не могла оставаться в Москве. И дизайном заниматься тоже не могла.

— А в Сямозеро неохота было возвращаться…

— Да, родители бы не поняли. А тут у меня знакомые, они и предложили пойти к ним в кафе.

Тэм смотрел на неё серьёзно и с любопытством.

— Никогда бы не подумал, что ты такая путешественница.

— Ну, от жизни обычно бегут из Москвы.

— Не всегда.

Марина не сразу сообразила, что теперь и сама пристально его разглядывает. Тэм, видимо, истолковал её взгляд по-своему.

— Слушай, пойдём уже? По дороге расскажу, если хочешь.

— Хорошо.

Промоутерша Алиска ещё была тут. Её рабочий день закончился; она развалилась на стуле, перед ней стоял кофейный стакан, а вокруг него заборчиком выложены флаеры.

— Что, вокруг одни «зелёные»? — хмыкнул Тэм.

— Ага.

Тэм с Мариной вышли из торгового центра и побрели в сторону набережной. Солнце зашло, розовые облака удачно сочетались с голубыми куполами на горизонте.

Тэм решил продолжить разговор, не дожидаясь вопросов:

— Так вот, по поводу «сбежать от жизни». Я как раз сбежал от жизни в Москву.

— Я думала, ты переехал, потому что там наука?

Он покачал головой. В ламповом свете Марина не замечала морщинок в уголках его глаз, а сейчас, в темноте, их видела.

— Да наукой я и здесь мог заниматься, — сказал Тэм. — Ну, универ бы окончил, а в Москве уже в аспу. А я именно сбежал и перевёлся. Тут другое. Не то чтобы всё это меня сломало — в конце концов, я не объезжаю Казань за сто километров; иногда, как видишь, бываю, и ничего. Но всё-таки мне проще жить в Москве. Движуха успокаивает…

— Так что, что с тобой здесь случилось?

Тэм перевёл взгляд себе под ноги. Он явно не знал, как стоит рассказывать эту историю, и рассудил, что лучше быть лаконичным.

— В общем, когда я вернулся после Дальнего Востока в Казань, здесь у меня была девушка. Потом мы разошлись, и я мало что о ней слышал. А через год узнал, что она умерла.

Он рассказывал обо всём естественно, не стремясь вызвать сострадания, — просто констатировал. И это трогало.

— Ты любил кого-нибудь с тех пор? — спросила Марина.

— Да в общем-то нет.

— Когда же это было?

Марина не смела спрашивать, от чего умерла та девчонка.

— Я на третьем курсе учился, когда узнал.

— А сейчас тебе сколько?

— Тридцать два.

— То есть двенадцать лет прошло? Ничего себе…

Тэм задумался, как будто хотел что-то сказать, но промолчал.

— А если бы она была жива, — спросила Марина, — возможно ли, что вы бы снова сошлись?

Тэм замер и, казалось, задержал дыхание.

— Прости, — испугалась Марина, — давай не будем…

— Да нет, — Тэм смущённо усмехнулся, — я просто прикидываю, что было бы. Нет, вряд ли бы сошлись. Тут другое. Когда люди вместе, у них нити как бы сплетаются. А когда расходятся, то расплетаются. А тут нить, с которой ты расплёлся, взяла и оборвалась. Я не Пушкин, — крайне неожиданно добавил он, видимо, извиняясь за неуклюжую аллегорию.

— Я поняла тебя, — мягко сказала Марина. — Да, тяжело.

— Она, — закончил Тэм, — чем-то на Асю была похожа.

— На Асю?!

— На Асю. Энергетика та же.

Марина, к своему стыду, испытала такое чувство, будто на неё написали обидную эпиграмму в «Друганах».

— Так вот поэтому и не представляю, — уточнил Тэм.

— А что представляешь? — спросила Марина. Спросила прямо и даже нагло, сама от себя не ожидая.

Тэм не успел ответить.

— Стой! — Он поднял указательный палец и прислушался.

Откуда-то сверху доносились звуки. Молодые люди не сразу разобрали, что́ это, но отчётливо слышали: звуки жалобные.

— Вон там, — сказал Тэм и направился к дереву за фигурной оградкой у набережной.

На улице было уже совсем темно, а кроны деревьев оставались по-летнему густыми, поэтому Марина не смогла ничего разглядеть. Зато она увидела са́мого голосистого субъекта: тот сидел у подножья дерева, уставившись на неё совсем не как рыцарь без страха и упрёка, а совсем даже наоборот — со страхом и упрёком. Марина нагнулась и подняла котёнка с земли: он оказался серым и с полосатой спинкой. Полоски были почему-то продольные.

— Самый умный, — заметил Тэм. — Внизу остался, спас стаю. Погоди…

Он скинул рюкзак, ухватился за ветку дерева и подтянулся, упёршись ступнёй в ствол. Свободной рукой по очереди снял с дерева двух котят — ещё одного серого и белого — и передал Марине. Марина прижала всех троих к груди и внезапно засмотрелась на руку Тэма — ту, которой он держался за ветку. На руке виднелись вены.

— Вроде всё, — сказал он, в последний раз внимательно оглядел дерево и спрыгнул на бордюр.

Котята верещали ещё жалобнее, тёрлись друг о друга и заодно о Марину. Тэм быстро достал из рюкзака серый свитер.

— Так, сюда их. — Он позволил котятам переползти с Марининого декольте в тёплый акрил. — Чёрт, сразу надо было сообразить. Уже тебя поцарапали… — Он не удержался от улыбки.

— Ничего страшного. — Марина тоже улыбнулась: слишком уж явно он старался не смотреть туда, где были царапины.

Свитер был весь в листьях и щепках: Тэм сидушек не признавал.

— Явно домашние, — убедился он. — Кто-то дождался, когда им исполнится месяц, и…

— Очень гуманно, — саркастически заметила Марина.

— По крайней мере, блох у них нет. Обработать-то надо, но видимых тварей нет. Уже минус проблема.

— Я всё равно не знаю, что делать, — расстроилась Марина. — У меня хозяева вредные…

— А у меня аллергия, — горько усмехнулся Тэм.

— И как же быть? Нельзя их тут оставлять.

— Можно ребятам позвонить, обрадовать. Наверняка ведь не спят ещё.

Ребята примчались ровно через двенадцать минут.

— У нас уже есть Алтай, — сказала Ася. По пути она ухитрилась найти открытый магазин и купить консервы. Теперь она кормила найдёнышей прямо с ладони, пачкая и себя, и Марину, и свитер коричневой жижей.

— Алтай — это кто?

— Псина, сейчас с моими родителями тусит. Он, конечно, адекватный, но рисковать всё ж не хочется. У них, у пушистых балбесов, инстинкты. Юль?..

Но Юля не решалась брать котят, не спросив родителей.

— Что ж, остаюсь я, — весело сказала Вика. — Бабушка с дедушкой точно против не будут.

Ася дождалась, когда котята вылижут ей пальцы дочиста, и относительно чистыми руками погладила всех троих одновременно.

— А сейчас мы что сделаем? Тэм, ты сможешь их на вписку притащить? На одну ночь? У нас-то хостел.

— Да не вопрос. — Тэм улыбнулся во весь рот, отчего лицо его почему-то не расширилось, а вытянулось ещё больше. — Мои друзья даже не удивятся.

На том и порешили. Ребята разбрелись кто куда: четверо — в хостел, Марина с приятной улыбкой — через дорогу, домой, а Тэм с котятами, проводив её, — к своим товарищам.

— А почему, кстати, «Алтай»? — по дороге спросила Вика у Аси. — Тебя там так впечатлило?

— Да я там и не была ни разу. Это его в приюте так обозвали, а мы не стали переименовывать.