Чудесная шкатулка. Петербургская сказка

Алиса Антонова

Действие происходит в Санкт-Петербурге, в конце XIX века. Лиза, воспитанница балетного класса, в Рождественскую ночь предпринимает путешествие по ночному городу, в метель, по льду замерзшей Невы, в царский дворец, чтобы найти ключик от шкатулки, которая исполняет желания. Ей помогают её кот Махропа и его сородичи – коты из подвалов царского дворца.

Александр Грин. «Алые паруса»

Иллюстратор Игорь Максимович Неделюк

Корректор Лидия Михайловна Новоселова

© Алиса Антонова, 2021

© Игорь Максимович Неделюк, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-4498-6584-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

МЕЧТА

1

— Ах! Ну как, право, это всё ужасно, ужасно несправедливо! — Лиза Арсеньева, воспитанница балетного разряда Императорского Санкт-Петербургского Театрального училища, отпущенная домой на Рождественские каникулы, вбежала в гостиную в слезах и вместо радостных приветствий, столь ожидаемых после долгого отсутствия, разразилась возмущённой тирадой:

— Право несправедливо! Я работала лучше всех, меня хвалил сам господин Иогансон, я не сделала ни одной ошибки! А меня так и не выбрали!

— Мадемуазель Лиза, — за девочкой спешила запыхавшаяся гувернантка, мадам Бонне, сердито ей выговаривая, — вы ведёте себя совершенно неприлично, возьмите себя в руки! Ещё ничего не разрешилось: господин Иогансон отметил, что у вас очень высокие шансы!

Лиза, почти не обращая внимания на гувернантку, продолжала возмущённо жаловаться:

— Да уж, не разрешилось! Из других классов уже всех отобрали. А из нашего только выделили. А место в третьем отделении осталось только одно!

Лиза подбежала к маменьке, Лидии Андреевне, разместившейся у стола за занятиями с Петрушей, младшим братом Лизы, уткнулась ей в плечо и горько разрыдалась.

Петруша, быстро сообразив, что занятия более не продолжатся, радостно соскользнул со стула и спешно ретировался из гостиной.

Лидия Андреевна не препятствовала. Надо было успокоить дочь.

— Здравствуй, милая; похоже, ты совсем не рада, что приехала домой? — она ласково обняла девочку. — Вижу, ты недовольна экзаменом! Ну, а кого же выделили? — поинтересовалась она.

— Кроме меня, ещё Зойку Хованскую! И зачем мы всё время предлагаем ей место в нашей карете, когда нас отпускают домой, — угрюмо ответила девочка.

— Лиза! — возмутилась маменька, — это переходит уже всякие границы!

Лидия Андреевна резко встала, отодвинув дочь от себя.

Девочка смутилась:

— Но ведь и в самом деле, маменька, она и аттитюд не устояла, и пируэт не докрутила, а прыжки ну совсем-совсем невысокие. И вообще она рассеянная.

— Причём тут прыжки! Разве можно воспитанной девочке так отзываться о своей подруге!

— Она мне и не подруга вовсе, — упрямо продолжала Лиза, хотя и почувствовала себя неловко.

— Зоя Хованская — дочь офицера, который воевал под командованием твоего отца и погиб в том походе, где ранили папеньку! И не до́лжно говорить о ней с подобным пренебрежением, даже если её прыжки не устраивают ваше высочество. А место в карете мы предлагаем ей потому, что живёт она в соседнем доме, а пенсионное содержание вдов младших офицеров не позволяет её семье держать или нанимать экипажи!

Лидия Андреевна была чрезвычайно возмущена и огорчена.

Лиза, и так расстроенная неудачным экзаменом, была совершенно раздавлена справедливыми упрёками маменьки. Она совсем смешалась и скрылась в своей комнате. Долгожданная встреча с семьёй по возвращении домой на Рождественские каникулы была окончательно испорчена.

2

Законы и дисциплина в Императорском Санкт-Петербургском Театральном училище были суровыми. Учащихся отпускали домой только на каникулы или по особому письменному разрешению инспектора.

Рождественским каникулам предшествовали испытания, по результатам которых из воспитанниц второго отделения, где учились Лиза Арсеньева и Зоя Хованская, в третье отбирали тех, чьи склонности и дарования показались преподавателям наиболее выдающимися. Из них уже готовили ведущих танцовщиц для Императорского театра, прочие же пополняли кордебалет.

Из всех классов второго отделения в третье переводили всего не более двенадцати человек. Основные испытания проводились перед Рождеством; в тех редких случаях, когда оставались места, не поступившие ещё могли показать себя на летних испытаниях.

Для отобранных, кроме удовольствия быть принятыми в старшее отделение, была ещё одна чрезвычайная радость: на пятый день Рождества в Императорском театре всегда давался Рождественский балетный спектакль воспитанников училища, где наряду с теми, кто уже учился в третьем отделении, должны были участвовать и только что принятые в него. Событие это было весьма значимым. Спектакль непременно посещала великокняжеская семья, а иной раз и сам Император. Вся знать города почитала за честь присутствовать в театре в этот вечер. А все девочки училища мечтали танцевать перед великолепной публикой в самом знаменитом театре империи.

Испытания по переводу в третье отделение были суровы и продолжительны. Перед испытательной комиссией девочки из всех классов второго отделения должны были танцевать отрывки из известных балетных спектаклей или же специально поставленные балетмейстерами классов танцы. В комиссию в обязательном порядке входили господа преподаватели всех классов и главный преподаватель третьего отделения училища, сам господин Иогансон.

Испытания длились с раннего утра сочельника до самого вечера, после чего экзаменуемых отпускали домой. Но не все решения принимались сразу. Некоторые из детей, особо выделенные господами экзаменаторами, должны были ждать своей участи ещё несколько дней.

Вот и теперь комиссия не смогла сразу принять решение. На последнее свободное женское место претендовали две воспитанницы, Лиза Арсеньева и Зоя Хованская. Мнения преподавателей разделились, в Рождественский сочельник все спешили домой, и решение о судьбе этого места должно было быть принято сразу после Рождества, за несколько дней до Рождественского спектакля.

3

Папенька Лизы Пётр Васильевич Арсеньев, капитан первого ранга, после ранения был вынужден оставить свой корабль и действующий флот и служил теперь в Главном Морском штабе Императорского флота, располагавшемся в главном здании Адмиралтейства.

В этот сочельник, зная, что Лиза будет отпущена домой на Рождество, он оставил службу ранее обычного, спеша поскорее встретиться со своей любимицей.

Нельзя сказать, чтобы капитану нравилось увлечение дочери балетом. Но видя, что девочка, едва научившись ходить, уже пыталась двигаться в такт любой звучавшей музыке, к семи годам вытребовала посещение почти всех балетных спектаклей Императорского театра, с упоением присоединялась к пляскам и хороводам крестьян в их тверском имении, понял, что препятствовать этой страсти он решительно неспособен. «Это шторм, — говорил он сам себе, — иной раз противиться ему бессмысленно, можно погубить корабль».

Посему он благословил дочь на поступление в балетную школу, но чрезвычайно скучал по своей любимице в её отсутствие.

За ужином Лизонька была в подавленном настроении, и даже долгожданная встреча с отцом не смогла оживить её. Она до сих пор не могла смириться с тем, что не была определена в третье отделение как лучшая воспитанница класса, и ко всему прочему чувствовала себя ужасно гадко из-за своей несдержанности, которой несказанно огорчила маменьку.

Папенька же, казалось, не замечал невесёлого облика дочери, и Лиза была благодарна маме, что та не рассказала ему о её недостойном поведении.

Он много расспрашивал о её успехах, беспокоился, не переутомляется ли она на занятиях, ведь выглядит усталой, не слишком ли усердствуют надзиратели школы. Расспрашивал он и о прошедших испытаниях. Но, в отличие от Лизы, ему было и того довольно, что она одна из первых в классе.

4

Детей в сочельник обыкновенно укладывали рано. Петрушу уже отвели в постель. Лизе, как правило, ещё дозволялось побыть с родителями подольше; но сейчас она была очень утомлена и расстроена, поэтому маменька спешила уложить её пораньше. Она жестом отпустила гувернантку и сама повела дочь в детскую.

За ними, торжественно подняв хвост, вышагивал большой пушистый черно-белый кот. Это был любимый кот Лизы — Махропа. Его, когда он был ещё котёнком, подарил дочке отец. До поступления в училище Лиза не отходила от своего любимца; теперь же видела его нечасто, а уж играла с ним и того реже. Обычно Махропе не разрешалось ночевать в детской, но сейчас маменька позволила ему остаться в спальне с Лизой. Необычайно довольный, он забрался на постель и устроился поверх одеяла раньше, чем Лиза улеглась сама.

Маменька помогла ей раздеться и удобно устроиться в постели. Затем, присев на краешек кровати, начала разговор:

— Ну, что же, Лиза, расскажи-ка, как проходил экзамен. Хорошо ли ты танцевала? Довольна ли была комиссия? Что сказал господин Иогансон?

Лиза глубоко вздохнула, приготовляясь быть сдержанной и не заплакать вновь, и начала рассказывать:

— Да, маменька, я танцевала хорошо. Я это наверное знаю: я же видела, как смотрели на меня господа члены комиссии. Они улыбались, что-то восторженно шептали друг другу. А когда я закончила, один из преподавателей третьего отделения выкрикнул «браво» и все захлопали. Господин Иогансон подошёл ко мне, погладил по плечу и сказал: «Исключительно хорошо, мадемуазель Арсеньева», а потом повторил ещё раз: «Исключительно хорошо, очень чисто».

— Ну, а потом?

— А потом танцевала Зоя… — Лиза запнулась и замолчала.

— И что же? — переспросила маменька. — Как танцевала Зоя?

Лиза отвернулась, нахмурилась и сердито продолжила, говоря куда-то в сторону:

— Сначала она не смогла вступить в такт, потом ещё запиналась, потом сорвала пируэт… И вообще она была очень несобранной… а потом… — Лиза замолчала.

— Что потом, Лиза? Продолжай, — настаивала Лидия Андреевна.

Лиза посмотрела на маменьку и честно призналась:

— А потом она успокоилась и танцевала очень хорошо. Она была… Она была… — Лиза запнулась.

— Какой?

— Она была как мотылек… Как ветерок… — Лиза не нашлась более что сказать, и слёзы опять навернулись ей на глаза.

— А что комиссия? — спросила маменька. — Зое тоже хлопали?

— Не-ет… они молчали. Но смотрели так, как будто видят что-то необычное…

— Они были очарованы, — мягко заметила Лидия Андреевна, — и ты тоже. Не так ли?

Лиза сдержала слёзы и угрюмо кивнула.

Лидия Андреевна обняла Лизу, прижала её к себе.

— Ты умница, Лиза. Ты сказала правду самой себе! Это очень важно. А что касается экзамена — ты сделала всё, что должна была и могла. Ты теперь запомни это и прими любое решение комиссии. Но я уверена, совершенно уверена, что всё будет хорошо. А сейчас надо успокоиться, заснуть и хорошенько выспаться. Завтра Рождество, ёлка, катания. Тебе надо накопить силы!

Маменька ушла… Махропа поднялся, подошёл поближе, потёрся о Лизин локоть, как бы успокаивая её. Затем вернулся на своё место, свернулся в уютный клубок и громко заурчал. Лиза ещё поплакала, полежала, слушая мурлыканье засыпающего Махропы, постепенно успокоилась и уснула.