Лерой. Обещаю забыть

Алиса Гордеева, 2022

Его любовь зрела в сердце годами.Её – и того дольше.Безжалостная, безответная, выворачивающая наизнанку – она сумела разрушить обоих, чтобы однажды соединить навсегда.Арина. Я слишком поздно появилась в жизни Лероя. Мелкая девчонка с ветром в голове и постоянными капризами. Он смотрит на меня с умилением, оправдывая шалости юным возрастом. А я просто люблю, как никто никогда не любил.Лерой. Моё сердце давно онемело от боли, а вера в людей превратилась в пыль. В этом городе сером каждая мелочь напоминает о Горской и её нелюбви. Единственный выход – продать свой охранный бизнес и уехать. Но я по глупости соглашаюсь помочь Петру Кшинскому и беру на себя защиту его дочери Арины. Если бы я только знал, чем обернётся для меня это последнее задание!

Глава 1. Новая семья

Три года назад

Арина

Когда тебе пятнадцать, мир вокруг не имеет оттенков: всё либо чёрное, либо белое; либо в кайф, либо дико раздражает.

Смотрю на отца и с силой сжимаю кулаки, мысленно проклиная этот день и эту дрянь рядом с ним. Очередная блондинистая кукла, позарившаяся на состояние старика и его имя. Пётр Кшинский — вдовец, до этого момента завидный жених и по совместительству мой отец. Сегодня его день. Хотя это он так думает и даже кажется счастливым.

Влюблённый дурак! Как он может упорно не замечать, что ей, как и всем, нужны только его деньги?! Глупец! Неужели не чувствует, что пригревает змею на груди?!

Белое платье. Фата.

Господи, тоже мне, невеста за сорок!

Кольца. Гости. Звон бокалов.

А я до последнего надеюсь, что отец передумает и прозреет, в конце концов.

Но нет, заветное «да» эхом отдаётся в ушах. Вот и всё. У меня новая мама и в довесок старший брат, такой же, как и она, наглый, жадный и недалёкий.

Пара часов в ресторане с натянутой улыбкой, и, наконец, родной дом. Не успевает Родион заглушить двигатель, как я вылетаю из салона на свежий воздух, громко хлопая дверцей безумно дорогого авто.

— Арина Петровна! — доносится мне вслед голос водителя. — Вы оставили.

Оборачиваюсь и вижу, как Родион протягивает мой мобильный.

— Спасибо, Родик, — небрежно бросаю и хлопаю его по плечу в знак благодарности.

— Доброго вечера, Арина Петровна!

Чёрт! Как же меня это бесит! Мне пятнадцать! Всего пятнадцать! Но по требованию отца вся прислуга обращается ко мне по имени и отчеству. Ощущаю себя столетней старухой со сморщенной физиономией, но терплю и улыбаюсь. Это вообще отныне мой девиз по жизни!

— Спокойной ночи, Родик! — отвечаю водителю.

Родик… На его месте я давно бы сделала из себя отбивную за подобное панибратство. Нет, серьёзно, мужику за сорок, а какая-то мелкая пигалица по имени Арина Петровна кличет его, словно дворового щенка.

Когда-нибудь я изменюсь: стану более ответственной, более внимательной и чуткой. Перестану дурить, обижать своими словами окружающих и начну чаще думать головой. Когда-нибудь… А пока мне пятнадцать, и загонять себя в нудные рамки приличия я не собираюсь.

— Сестрёнка… — эхом разносится по огромной гостиной отстойный голос моего теперь уже брата. — Ну что, всё-таки будем жить под одной крышей? А ты не верила! Глупая и недалёкая мелочь!

Смотрю на него, и внутри фейерверками вспыхивает ярость. Боже, как же хочется подбежать к этому кучерявому качку с пустым бесцветным взглядом и расцарапать его смазливое личико, чтоб перестал отсвечивать!,

— О, Кирюша! — делаю удивлённый вид и растягиваю губки в очаровательной улыбке. — Мой папа самый добрый и отзывчивый человек на свете. В который раз убеждаюсь!

— Ты о чём, болезная?

— Ну как же! Кто-то котят бездомных в дом тащит, ну, а папочка с помойки бомжей в дом приводит. Но ты не переживай, Кирюх: мы вас отмоем, немного подкормим и подопнём куда подальше.

По глазам новоиспечённого брата вижу, что слова достигли цели. Отлично! Боевые действия считаю открытыми!

Пробегаю мимо взбешённого Кира, нарочно задевая его плечом, и уношусь в свою комнату на втором этаже. Знаю, что этот придурок даже пальцем не посмеет меня тронуть. Мой старик доходчиво ему объяснил: одна моя жалоба — и Кира отправят в закрытый интернат. А этот качок явно мечтает насладиться мажористой жизнью на свободе.

Однако Кир не знает, что интернат в случае чего грозит нам обоим. Что ж, если не могу сослать этого недоумка, то подпортить ему жизнь — запросто!

Вваливаюсь в свою комнату и запираю дверь: всё, теперь я могу, наконец, выдохнуть. Это я с виду такая дерзкая, но здесь, в уютной и родной обстановке, ещё сохранившей тепло маминых рук, позволяю себе быть слабой и ранимой.

Не снимая дизайнерского платья, запрыгиваю на кровать и крепко прижимаю к себе Шурика. Мягкий, потрёпанный жизнью плюшевый заяц покорно принимает мои объятия и внимательно слушает всё, что не могу поведать больше никому. Ещё два года назад вместо него была мама, добрая, ласковая, понимающая, без этих силиконовых вставок и утиных губ, без алчности в глазах и нелепой гламурности. Просто мама — родная, любимая, единственная.

Мне её не хватает — до боли в груди, до онемения кончиков пальцев, до безудержных срывов по ночам… Без неё мне плохо, одиноко, пусто, и только Шурик, сшитый её руками по нелепой выкройке из какого-то детского журнала, помогает найти в себе силы просыпаться по утрам и не свихнуться от закидонов отца.

Стук в дверь.

Наспех вытираю слёзы и натягиваю маску золотой девочки-подростка.

На пороге стоит отец. Наконец-то старик забыл на мгновение о своей Снежане и вспомнил обо мне. Хотя…

В его взгляде я не вижу тепла, понимания и нежности. Его новая жена давно выжгла эти глупые чувства похотью, расчётливостью и высокомерием.

Вот и сейчас он стоит передо мной, подбирая слова, но не для того, чтобы утешить меня, а скорее, в очередной раз указать на моё место.

— Арина, я, кажется, просил соблюдать нормы приличия! Почему опять мне приходится краснеть за тебя?

— Что на этот раз, пап?

— Кирилл — хороший мальчик, дочка. — Отец искренне верит в свои слова. — Не стоило говорить ему гадости!

— Пожаловался, что ли? — усмехаюсь, представляя, как здоровенный лоб ябедничал на меня старику.

— Арина, — осаждает меня предок. — Я всё слышал, и Снеженька тоже.

Рвотный рефлекс подступает к горлу всякий раз, когда ушей касается это приторное «Снеженька» из его уст. Невольно кривлю губы и прищуриваю глаза.

— Ты совсем забыл маму, да?

— Не начинай, дочь! — повышает голос отец, вместо того чтобы просто обнять и разделить мою боль. — Твоей матери больше нет! Давно пора смириться и жить дальше!

— Два года — это давно, по-твоему? — еле сдерживая слёзы, шепчу, глядя в родные глаза отца изумрудного цвета. Когда-то это был мой любимый цвет. Когда-то…

— Мы не будем снова возвращаться к этой теме, Арина! Тем более, внизу меня ждёт жена! Хотя бы в столь важный для меня день ты могла бы вести себя чуточку вежливее.

Мне впервые хочется послать отца к чёрту, захлопнуть перед его носом дверь, а ещё лучше испариться.

— Ненавижу её! — выплёвываю в лицо старику. — И тебя тоже! Два года — это не тот срок, папа, чтобы всё забыть! Ты предал маму, ты предал меня, притащил в дом силиконовую куклу без души и сердца! И сейчас ради этой стервы…

Звонкая пощёчина, обжигающая щёку, останавливает меня на полуслове. Ради своей новой игрушки он впервые позволяет себе поднять на меня руку.

В моих глазах — страх и разочарование, в его — пустота. Прижимаю ладонь к горящей щеке и наивно жду, что отец извинится. Только он молчит. А через мгновение разворачивается и уходит к ней. Теперь он всегда выбирает её.

Стою, глотая слёзы, и смотрю вслед его мощной, некогда самой дорогой и любимой фигуре, понимая, что в прошлом для него осталась не только мама, но и я.

Два дня спустя.

— Риночка, ты совсем ничего не ешь! — скорчив заботливую физиономию, причитает мачеха, хотя по большому счёту ей всё равно. Сидящий рядом с ней отец — залог её великолепного артистического таланта.

— Наверно, опять худеет, — язвите Кир.

— Девочка моя, ты и так тощая, — участливо замечает Снежана. — Мужчины таких не любят. Правда, Петенька?

— Да, солнышко. — Отец на мгновение отвлекается от утренней газеты, совершенно не вникая в суть разговора.

— Ма-а, — протягивает великовозрастный детина со щетиной на щеках, — ну какие ей мужчины? Она ж ещё с мягкими игрушками зависает!

Голос невинный, а в глазах — желчь. Он ненавидит меня ничуть не меньше, чем я его. Смотрит злорадно и ждёт, когда внутри меня закипит ураган. Этот подонок знает, что сто́ит надавить ещё немного, и я взорвусь.

— Мне вот интересно… — Отложив вилку, братец поднимает на меня взгляд и с издевкой спрашивает: — Если оторвать твоему уродливому зайцу в заплатках лапы, заноешь?

— Ненавижу, — шепчу одними губами, прожигая Кира презрительным взглядом, а потом аккуратно встаю из-за стола. — Спасибо большое, всё было очень вкусно! Снежана, ваш омлет с каждым днём всё лучше и лучше: сегодня скорлупа уже почти не скрипела на зубах.

Наблюдаю, как отец начинает напрягаться, готовый броситься в бой за свою новоиспечённую жёнушку, но резкими словами ставлю шах и мат:

— А ты, Кир, расскажи лучше, как вчера в гараже, паркуя мотороллер, поцарапал крыло отцовского «Мазерати», а потом заходи ко мне в гости — будем плакать вместе!

Знаю, что эксклюзивная тачка неприкосновенна. Даже дышать на неё разрешается под строгим контролем. Так что Кирюша огрёб по самые помидоры! Хотя и близко не подходил к авто. Но это ему ещё предстоит доказать.

Довольная своей маленькой местью, разворачиваюсь и спешно убегаю из дома. Слушать причитания Снежаны, блеяние Кира и ругань отца у меня совершенно нет никакого желания.

Уже через полчаса Родик паркует «Ауди» возле огромного спорткомплекса на окраине города. Хватаю объёмную сумку и выпрыгиваю из прохладного салона авто в жаркое лето. Август в этом году удался на славу!

— Арина Петровна, — окликает меня Родик. — Во сколько вас забрать?

— После трёх, как обычно, — улыбаюсь ему и ускоряю шаги, замечая возле входа яркую копну рыжих волос подруги.

— Полька, меня подожди! — кричу вслед девчонке и приветливо машу рукой.

Полина Солнцева — моя лучшая и единственная подруга. Пару раз в неделю нам удаётся пересечься в стенах спорткомплекса: Поля занимается баскетболом, а я уже седьмой год оттачиваю мастерство в спортивных бальных танцах.

— Привет, Чудо! — На веснушчатом лице подруги расцветает широченная улыбка. Рыжая, словно лисичка из сказки, с хитрющими зелёными глазами, Поля раскрывает объятия и сжимает меня в них, как будто с нашей последней встречи прошло больше года. — Как свадьба? Отец всё-таки сказал «Да»?

— Ага, — едва выбравшись из рук девчонки, пищу в ответ. — У меня теперь большая и дружная семья!

— Эй, не раскисай! — Поля треплет меня по голове.

С тех пор как разница в росте у нас стала просто катастрофической, это — её любимое занятие.

— Конечно, фигово, что Стервелла теперь жить будет в вашем доме, — без тени сожаления заявляет девчонка, — но посмотри на это с другой стороны: может, Пётр усмирит свой тотальный контроль над тобой и переключится всецело на белобрысую ведьму? Тогда мы сможем видеться гораздо чаще, а не только встречаться здесь перед тренировками. Да и Кир…

— Не начинай, Поль! — осаждаю подругу, а та обнимает меня за плечи и ведёт в сторону кафетерия на первом этаже.

— Сейчас тётя Глаша нальёт нам по стаканчику чая, а ты мне всё расскажешь, — не унимается та.

— Поль, ну что рассказывать? Ты и так всё знаешь! — ворчу в ответ.

— Они уже переехали к вам? Где Пётр поселил Кира? И вообще, каково это — жить с первым красавчиком школы под одной крышей?

— Поля! — возмущаюсь, усаживаясь за наш столик возле окна.

— Арин, я семнадцать лет уже Поля! Ну же! — начинает клянчить она, — расскажи!

О её глупой влюблённости в Кира не знает, пожалуй, только ленивый. С тех пор как отец перевёл его в наш лицей полгода назад (конечно, по слёзной просьбе Снежаны), не проходит и дня, чтобы Поля не вздыхала по этому придурку. Её не смущает, что парень — полный отморозок, что у него в голове звенящая пустота, а в сердце камень. И даже тот факт, что Кир абсолютно игнорирует существование Солнцевой, никак не ослабляет её чувств к нему.

— Он дурак, Поль! Даже хуже, — в сотый раз пытаюсь достучаться до подруги. — Бесчувственный хам и эгоист! Знала бы ты, как я надеялась, что отец отправит его в интернат! Но нет, старик дал ему ещё один шанс!

— Арин, какой интернат?! Ты с ума сошла! — округляет глаза подруга. — Лучше расскажи, что Кир любит на завтрак?

— Не знаю, — печально вздохнув, отвечаю Полине. — Мне хамить любит. А из еды… Он всеядный. Жрёт, как лошадь!

Вижу по глазам, что Польке неприятно всё это слушать, и, честно, хочу быть с ней мягче, но не выходит.

— Поль, ну что ты в нём нашла, а?

— Так сразу и не скажешь. Он красивый, высокий, а его светлые завитки на голове так и вовсе не дают покоя, — расплывается в мечтательной улыбке Поля. — Я его люблю, Рин. Как-то так…

— Да разве любовь такая? Неужели за кудряшки любят? — Сейчас подруга напоминает мне отца: тот тоже повёлся на красивый фантик. Правда, когда дойдёт до начинки со вкусом дуриана, будет уже поздно…

— Ой, Арин, влюбишься — узнаешь! — парирует Поля и артистично закатывает глазки.

— Да, глядя на вас с отцом, что-то и желания никакого нет, — бурчу в ответ.

— Ну-ну, просто ты ещё парня своего не встретила! Вот увидишь, как найдёшь того самого, напрочь забудешь и про гордость, и про слова свои.

— Никогда! — решительно отрезаю в ответ. Я себя знаю: унижаться ради внимания к собственной персоне я не стану ни за какие коврижки.

— Спорим? — спрашивает подруга, растягивая губки в хитрющей улыбке, словно знает что-то, чего пока не знаю я.

— Легко, — соглашаюсь с Полинкой. Пусть даже не думает, что она права. — На что спорим?

— На желание!

— Договорились! Я не проиграю!

Несколько часов усердных тренировок пролетают как одно мгновение. Танец — моя стихия. Я растворяюсь в нём, отдаюсь целиком, сливаюсь с зажигательными ритмами самбы и парю под звуки медленного вальса. Не замечаю усталости и того, как гудят ноги от нескольких часов на каблуках в постоянном напряжении. Мне мало! Хочется ещё и ещё.

— Арин, давай по домам, — вздыхает Толик. Мы с ним занимаемся в паре последние лет пять. Он такой же неутомимый, импульсивный, страстный в своих движениях и жадный до высоких результатов, как и я, но сейчас и его силы иссякли.

— Сезон не за горами, Толь, — обречённо вздыхаю я. Моя мечта — попасть на международные соревнования в Венгрии, но для этого нужно как следует поработать. Марина Сергеевна, наш тренер, усложнила латиноамериканскую программу по максимуму, и оттачивать новые элементы до совершенства нам предстоит ещё долго. Но через силу заставлять Зубова танцевать бесполезно, потому даже не жду, что он согласится на ещё один прогон.

— Успеем, и так каждый день на паркете, — отмахивается парень и идёт к окну, где на подоконнике его дожидается бутылка с водой. — Мать попросила с мелкой посидеть, так что извини.

Деваться некуда, и я соглашаюсь. Хватаю вещи и тащусь в раздевалку. От одной мысли, что ждёт меня дома, мне становится не по себе. Вряд ли отец спустит мне с рук утреннюю выходку.

— Арина Петровна, у вас всё хорошо? — доносится с водительского места спустя минут десять пути участливый голос Родика.

— Да, — коротко отвечаю, не желая обсуждать с ним свои проблемы. Мы не друзья.

— Пётр Константинович просил сообщить, что сегодня ужинает не дома. Они со Снежаной Игоревной уехали, — излагает Родик, а я выдыхаю: очередной разговор с отцом по душам откладывается в долгий ящик. Ещё пара дней, и старик даже не вспомнит, что я учудила.

— Кир с ними уехал?

Мысленно скрещиваю пальчики, но Родик быстро возвращает меня на Землю:

— Нет. Кирилл Вячеславович дома.

— Чёрт! — вырывается чуть громче, чем рассчитывала. Ловлю на себе вопросительный взгляд водителя, но отвечать не считаю нужным. Ничего не изменилось — мы не друзья.

Огромный дом встречает меня какой-то недоброй тишиной и предвкушением мести Кира. Стараясь не шуметь, на цыпочках пробираюсь в свою комнату и, повернув в замке ключ, выдыхаю.

«Наверно, придурок ушёл куда-нибудь», — проносится в мыслях.

Прижимаю к себе Шурика и подхожу к окну. Последние недели августа — моё любимое время года. Ещё лето, но природа словно чувствует, что красоваться осталось недолго. Ветки деревьев ломятся от изобилия яблок и груш. Аккуратные клумбы пестрят яркими цветами. Гладиолусы и астры, георгины и васильки словно чувствуют, что скоро я снова прибегу к ним за школьным букетом, выбирая самые красочные.

Под ложечкой нещадно сосёт. Есть хочется нестерпимо. Уже вечер, а кроме стакана чая в Полькиной компании да пары глотков утреннего кофе, я так ничего и не съела. Но и спускаться совершенно не тянет. Уверена, Кир только и ждёт, чтобы мне отомстить.

Хватаю томик со стихами и с ногами сажусь на диван, но строчки упорно отказываются звучать в моей голове. Когда я голодна, всё остальное теряет значение.

Дожили, я прячусь от неадекватного подростка в собственном доме! Где справедливость?

Захлопываю Блока и решительно несусь вниз. Пусть Кир только попробует помешать мне!

Совершенно не стесняясь, не пытаясь быть тише, залетаю на кухню и, открыв дверцу холодильника, замираю: дыня! Маленькими кусочками, аккуратно разложенными на блюде, она красуется на центральной полке, завораживая своим ароматом и сочностью. Облизываюсь в предвкушении лакомства и тянусь за тарелкой, как вдруг на мои плечи опускаются чужие ладони, и мерзкий голос шепчет прямо в ухо:

— Проголодалась, сестрёнка?

Вместе с тарелкой резко разворачиваюсь к придурку, пытаясь выбраться из его хватки, но тот не отступает.

— С дороги уйди, — шиплю ему в ответ.

— А то что? Папочке пожалуешься? — противно ухмыляется Кир, но не отходит.

И что только Поля нашла в этом бугае?! Под два метра ростом, здоровый, как лось, но ума и воспитания не больше, чем у таракана! Бесит!

— Ох! — кривит физиономию Кир, — Петя тебе ещё долго не поверит. Заслужила, сестрёнка. Зато я теперь могу сделать с тобой что угодно! Идиотка ты, Рина! Сама себе яму выкопала!

— Иди к лешему, Кир! Высказался? Свободен! — Одной рукой продолжаю прижимать к себе тарелку, а второй пытаюсь отодвинуть братца, но тот, словно каменный, стоит на месте.

— Думаешь, я поговорить с тобой хотел? — Кир бесцеремонно цепляет корявыми пальцами кусочек спелой дыни и закидывает себе в рот, смачно облизываясь.

— Да, мне плевать, что ты хотел! Руки свои убрал и отошёл! — Аппетит напрочь испорчен, а дыню я теперь и вовсе захочу нескоро.

Парень выхватывает ещё один ломтик и медленно кладёт в рот, вызывая у меня отвращение, а затем липкими пальцами касается моих выбившихся из хвоста прядей волос, наматывая их, будто на бигуди. Его близость, наглость и совершенно ненормальное поведение настораживают. Он псих, не иначе! И что взбредёт в его чокнутую голову, неизвестно. Безуспешно дёрнувшись ещё раз, притворяюсь, что его взяла. Опускаю плечи и поднимаю на Кира растерянный, слегка напуганный взгляд.

— Ладно, сдаюсь, — шепчу одними губами, заставляя его сосредоточить всё своё внимание на них. — Ты выиграл.

Вижу, как на лице парня расцветает победная улыбка, но ему явно мало. Что ж, свой шанс выйти из этой войны целым он упустил.

— Что мне сделать, чтобы ты меня простил? — силюсь не сорваться и не рассмеяться в лицо мерзавцу, который если и не верит в моё смирение, то явно делает вид. Дожидаюсь, когда его тушка подберётся ещё ближе, и со всей дури бью коленом в пах. Чёрт! Приём древний, как мир, но срабатывает безотказно. Кирюха, вспоминая всевозможные прозвища мамочки, складывается пополам и делает шаг назад. Но мне мало! Беру тарелку с дыней и надеваю ему на затылок, с наслаждением наблюдая, как кусочки нежной мякоти, путаясь в белокурых локонах, падают на пол.

Довольная своей маленькой местью я хочу уже убежать к себе, совершенно позабыв про голод, как в прихожей раздаётся щелчок входной двери и в гостиной появляется отец, придерживая за локоток Стервеллу.

Секунда, две, три — и беззаботное выражение лица старика сменяется разъярённым, стоит только его взгляду зацепиться за скрюченного и липкого Кира.

— В мой кабинет, Арина, живо! — командует отец и, что-то шепнув на у́шко жене, отрывистым шагом направляется в глубь дома. Я же плетусь следом.

— Это залёт, сестрёнка, — пропитанным ненавистью голосом шипит в спину Кир.