Запрещаю тебе уходить

Алиса Ковалевская

Когда-то я любила его, а он кинул документы на развод и выставил за дверь. Я ушла, не взяв от него ничего, кроме маленькой жизни под сердцем. Спустя пять лет у меня любимая работа и прекрасный сын. И всё бы хорошо, но теперь мой бывший муж, Евгений Воронцов — мэр города, и я могу лишиться работы и всего, что мне дорого, если не соглашусь на его условие… — Что тебе от меня нужно?! — Заключим сделку, — выговорил он жёстко. — Я подумаю, что можно сделать, чтобы ты не лишилась работы. — И что же я должна сделать взамен? — спросила сухо. — Рассказать о твоих подвигах? Или неземном благородстве? Может, подобрать невесту с учётом предпочтений в постели? — Вернуться ко мне.

Глава 4

Настя

Остановились мы только возле дома. До боли знакомого, откуда пять лет назад я уехала с единственным чемоданом и разбитым сердцем.

— Вы не можете запереть меня тут! — сообразив, что именно это и собирается сделать приведший меня в квартиру цербер, я бросилась к двери. — Дайте мне номер вашего хозяина! Или позвоните ему и дайте мне трубку! Слышите меня?!

Слышать меня, конечно, слышали, только это ничего не поменяло. Не прошло и минуты, как я осталась одна. Думала, такое только в кино бывает, оказалось, нет. Сколько я ни дёргала ручку двери — напрасно.

— Люсь, — набрав соседке, я постаралась унять пробивающуюся истерику. — Люсь, тут такое дело…

— Ты задерживаешься, — в её голосе слышалась улыбка.

— Д-да…

— Задерживайся на здоровье. Мы с Ником дособирали мозаику, попили чай и съели твоё заныканное курабье. Он уже почистил зубки и, кажется, уснул. Сейчас… — в трубке повисла тишина, слышался только шорох. — Да, он спит, Насть, — теперь Люся стала серьёзной. — Не волнуйся. Всё в порядке.

Затаив дыхание, я досчитала до пяти. Не говорить же ей, что меня похитил мой бывший муж и запер в квартире, как принцессу в башне?

Что делать? Вызвать полицию? Да, так бы и стоило поступить. Вот только мой бывший муж по совместительству ещё и хозяин этого города.

— Спасибо, — избавив её от подробностей, ответила я. — Извини, что так вышло. Я правда не думала…

— Прекрати, Насть, — остановила она меня, и мы обе замолчали.

Ещё раз поблагодарив Люсю за помощь и понимание, я положила трубку. Рука с телефоном бессильно упала вниз. Я стояла посреди просторной прихожей и не могла заставить себя двинуться с места. Отделанные деревянными панелями стены, широкие дверные проёмы, мягкие тона: всё тут говорило о дороговизне и основательности. Всё было предназначено для того, чтобы ублажать хозяина. Жаль, что раньше я этого не понимала. Потому что ублажать хозяина должны были не только вещи, но и люди. В том числе и я.

Прошлое

— Ничего себе, — ахнула я, едва Женя включил свет.

Он улыбнулся уголками губ. Мы стояли в прихожей размером с мою съёмную квартирку. Родительская, в Екатеринбурге, в общем-то, была немногим больше.

Обернувшись, я качнула головой.

— Я, конечно, подозревала, что квартира у тебя роскошная, но чтобы настолько…

— Жизнь должна приносить удовольствие, — Женя помог мне снять куртку. Открыл шкаф-купе и взял плечики. — Для чего она ещё нужна?

— Из одних удовольствий состоять она не может, — заметила я и, подойдя, коснулась его груди.

Мне нравилось дотрагиваться до него, нравилась исходящая от него уверенность. С момента нашего знакомства прошёл уже месяц, и с каждым днём я всё яснее понимала — обратного пути нет. Каждая встреча была для меня глотком воздуха, а время порознь тянулось бесконечно.

— Не может, — согласился он, перехватив мою руку. Потянул к себе и обнял за талию. — Я об этом и не говорил. Дело в самом ощущении.

Он отпустил мою руку и коснулся лица. Я мигом позабыла о словах. Привстала на носочки и, обхватив за шею, поцеловала Женю в губы.

— Это ведь тоже удовольствие, да? — шепнула я, заглянув ему в глаза.

— Ещё какое, — он провёл рукой по моей спине, спустился до ягодиц.

Выпустив меня из объятий, Женя жестом показал в конец коридора. Вместе мы прошли в такую же просторную кухню. Женя сразу включил кофемашину. На улице было холодно, осень сыпала красно-жёлтыми листьями. Но зародившееся едва ли не с первого взгляда на Женю чувство грело лучше летнего солнца.

— Останешься на ночь? — вдруг спросил он.

Я посмотрела ему в глаза. Понимала, что это значит, но сомнений не было.

— Да, — отозвалась я тихо. — Останусь.

Его губы тронула улыбка, на щеке появилась ямочка.

— Не думай, что я ищу в тебе только удовольствие, Настя. — Он подошёл ближе. Мне пришлось приподнять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Он тронул мои волосы. — Ради удовольствия я не привёл бы тебя в свой дом. У меня с тобой всё серьёзно.

— Очень серьёзно?

— Очень, — подтвердил он и, пропустив мои волосы сквозь пальцы, убрал руку.

Настоящее

Взвывший раненным зверем ветер заставил меня закрыть окно. Как и в таком далёком от настоящего прошлом, в городе царила осень. Но эта осень, в отличие от той, пряно-бархатной, была безжалостно колючей.

— Какая же ты скотина, Воронцов, — прошептала я, вглядываясь в черноту за окном.

За часы, пропитанные яростью, непониманием, растерянностью, бессилием и воспоминаниями глаза несколько раз наполнялись слезами. Решил преподать урок? Показать, кто главный? Мерзавец!

Не зря говорят, что самое тёмное время — перед рассветом. Ночь можно было мешать ложкой, такой она казалась непроглядной.

Я обернулась, услышав шум. Быстро пошла в коридор.

— Ты в своём уме? — бросилась я к вошедшему Воронцову. — Ты…

— Остынь, — он сжал мой локоть и тихонько толкнул назад.

— Остыть?!

С очередным вдохом в лёгкие проник чужой, незнакомый запах.

Запах другой женщины.

Рубашка Жени уже не была такой безупречно выглаженной. Словно комком пролежала где-то, пока сам он…

Взгляд метнулся к его лицу.

— Где ты был?

— Быстро ты вошла в роль ревнивой жёнушки.

— Ревнивой жёнушки?! — я снова подлетела к нему. — У меня дома сын! Сын, мать твою! Ему четыре года! А ты трахаешь каких-то блядей и считаешь, что имеешь право держать меня тут!

— Успокойся!

— Да пошёл ты к чёрту со своим успокойся! Это ты успокойся!

Я схватила пальто, но Женя выдернул его у меня из рук. Дыхание вырывалось из груди тяжело, рвано. В нос снова ударил чужой запах, голова загудела.

По скулам его ходили желваки, сухожилия были натянуты. Внезапно он отбросил пальто и крепко сжал мои локти. Я с шумом схватила воздух, оказавшись прямо возле него. Удерживая меня, он смотрел мне в лицо, в глаза, и холод его взгляда прожигал меня насквозь.

— Пусти, — выдавила я, не в силах пошевелиться.

Он не отпустил. Наоборот, притянул ещё ближе. Запах стал невыносимым. Невыносимым было и то, что я чувствовала. То волнение, которое пронзало насквозь, и невозможность отвести взгляд.

— Сейчас мы поедем за твоим сыном, — выговорил он. — Соберёшь его и вернёмся обратно. Мне надоело. С этого дня вы будете жить здесь.

До последнего я не верила, что Воронцов заставит меня забрать сына и поехать к нему. Зря.

— Я пойду одна, — поняв, что он не собирается оставаться в машине, категорично сказала я. — Тебе там делать нечего.

Побоку ему были и мои слова, и моя категоричность. И, главное, выбора у меня не было, разве что сидеть и ждать, что он вдруг передумает. Или что ему надоест, и он даст распоряжение одному из своих охранников выволочь меня вместе с этой самой категоричностью.

Наградив Воронцова ненавидящим взглядом, я открыла дверь подъезда. Телохранитель любезно придержал её, а я пыталась сообразить, что делать. Только делать было нечего. Что я могла противопоставить трём здоровенным мужикам, один из которых по документам был моим мужем?!

— У тебя десять минут, — оповестил Женя, пока я отпирала замок. — Возьми только самое нужное.

— Ты издеваешься? — повернулась я к нему. — Ты представляешь, что такое собрать за десять минут четырёхлетнего ребёнка?! Почему я вообще должна будить его из-за твоих прихотей?! Он спит, Женя! Это ребёнок, это не игрушка. Да я десять минут буду только…

— Десяти минут достаточно, — он сам провернул ключ. Вытащил и, открыв дверь, кивком указал в коридор.

На глаза наворачивались злые слёзы. Уютный запах дома укутал меня, но спокойствия не принёс.

Почему я должна бросить всё?! Каждый день я строила нашу с Никиткой жизнь, пыталась превратить крохотную студию в место, куда хочется возвращаться, вкладывала частичку себя в каждую мелочь. И теперь я должна всё это оставить?!

Один из охранников остался за дверью, второй вошёл вместе с нами. В закутке, служащим прихожей, сразу же стало тесно.

— Пусть этот остаётся тут, — процедила я, когда телохранитель собрался пройти дальше. Хотела добавить, чтобы и Женя тоже не смел тащиться со мной, но что бы это изменило?

Женя сделал знак охраннику, и тот встал возле двери. Как будто я из собственного дома бежать собиралась, чтоб его!

Разувшись, я одарила мужа гневным взглядом.

— В обуви тут не ходят.

И опять он проигнорировал меня. Не подумав снять ботинки, пошёл прямиком в спальную зону.

— Настя… — сонно прошептала Люська, приподнимаясь. И тут же перевела взгляд с меня на Женю. Нахмурилась, сонно вздохнула. Взгляд её стал более осмысленным. Губы приоткрылись.

— Люсь, всё потом, — предупредила я готовый сорваться с её губ вопрос. — Пожалуйста, не спрашивай ни о чём. Иди домой, ладно?

Она спустила ноги с постели. Без сомнений, узнала Воронцова, но то ли не могла поверить, что видит его в реальности, то ли после сна не была уверена, что это именно он. Потёрла лицо, тряхнула волосами и посмотрела уже осмысленнее.

— Иди домой, — повторила я нетерпеливо. — Я тебе позвоню. — И уже почти шёпотом, с мольбой добавила: — Пожалуйста, Люсь.

— Не похож он на хоккеиста, — всё-таки прокомментировала она, поднимаясь. — Ну ты даёшь…

Я нервно вдохнула, готовая лично выставить её за дверь. Но у Люськи хватило ума ограничиться сказанным. С копной густых, растрёпанных после сна волос, в пижаме, выглядела она рядом с одетым с иголочки Женей впечатляюще. Люся в последний раз посмотрела на него, на меня и юркнула в коридор.

— Господи! — донеслось оттуда испуганное. — Я… Разрешите пройти.

Раздался лязг замка, следом — хлопок двери. Женя хмыкнул, осмотрелся. Взгляд его остановился на постели сына.

— Не подходи к нему! — зашипела я и схватила его за рукав, только он хотел подойти. — Не смей трогать моего сына, не смей смотреть на него!

Он отцепил мои пальцы, но руку не выпустил. Губы его сжались в линию, искривились. В прищуренных глазах блеснул гнев.

— Придумаем красивую историю, Настя. — Вдоль позвоночника у меня прошёл холодок от его вкрадчивого голоса. — Поиграем в семью с тремя переменными, — он погладил моё запястье и хмыкнул. Вернее, сильнее скривил губы. — Или с одной? Изменчивая переменная, как тебе?

— Перестань, — я выдернула руку.

Он продолжал кривить губы, глядя на меня с презрительной холодностью. Я ничего не успела сделать, а он уже оказался у постели спящего Никитки. Стоял, расставив ноги на ширину плеч, и смотрел на него чёрным коршуном. Каждая черта лица стала глубже, глаза превратились в контраст голубо-серой радужки и чёрных зрачков.

— Играй с кем-нибудь другим, — я буквально оттеснила его от постели. — Я добьюсь развода и…

Никита зашевелился. Золотисто-коричневые ресницы дрогнули, кулачком он потёр глаз. Я затаила дыхание. Но Никита не проснулся. Вздохнул и ткнулся носом в подушку.

Лицо Жени было суровым, грозным. Ничего не сказав, он ушёл в коридор. Я чуть не расплакалась, глядя на своего малыша. Дотронулась до его волосиков и убрала руку.

* * *

За десять минут я только и успела покидать в сумку кое-что из вещей Никиты. Охранник вошёл как раз, когда я укладывала его любимого жирафа.

— Подождите, — попыталась отобрать у него сумку. — Я ещё не…

Женя появился следом за своим цербером.

— Время кончилось, — он кивком указал охраннику на дверь. Сам же снова подошёл к кроватке. Только когда он склонился, до меня дошло, что он собирается взять Никиту.

— Не смей, — метнулась я к нему.

Он оттолкнул меня. Смирил тяжёлым взглядом.

— Не успокоишься, тебя выведут отсюда.

Глядя, как он поднимает сына на руки, я готова была забиться в истерике. Сердце то заходилось в бешеном темпе, то совсем переставало стучать. Кончик одеяла повис в воздухе голубым флажком.

Никита не проснулся. Даже когда Женя поднял его, он лишь пробурчал что-то неразборчивое и, уронив голову ему на плечо, продолжил спать.

— На выход, — скомандовал муж. — Едем домой.