Золотой миллиард 2

Алиса Кортно (2023)

Продолжение сюжета первой части. Через год после удачной вылазки капитана Суровина, защита Урала ослабла, она больше не способна сдерживать камней. ДА и сами камни, как оказалось, не бессмертны. Времени осталось мало а, значит, и люди, и купир пойдут на самые отчаянные шаги ради спасения себя.

Глава 5

— У Ани всё хорошо, — сказал постаревший Щукин, и туман укутал его, унес; рядом прошли двое незнакомцев в американской военной форме и трындели по-американски, фиолетовый листок вырос и лианой окутал камень, дунуло холодком, хрустнул лёд.

— Нет, я не сошел с ума. Что-то происходит, это что-то касается людей и сильно-сильно ускорилось. Как мне отсюда выбраться?, — Иван протянул руку и потрогал туман. Ощущения оказались непривычными, обычно туман не имеет плотности, достаточной, чтобы ощущать его кожей, а тут…тут помесь воды и пустоты. Туман скрыл все дома, рядом снова прошел медведь и крошился, крошился лед. С таки же звуком ломается каменная кожа. Снова дунуло холодом, изо рта пошел пар, Иван поднес руки к лицу и увидел, что они заледенели, блестят слюдой, под ногами прополз полоз и зазвонил телефон.

— Фууууххх, — что-то выдохнуло, туман резко поредел и стали видны дома. Руки плохо слушались, окаменевшими от холода пальцами Суровин принял звонок, забыв посмотреть, кто собственно звонит.

— Да, — гаркнул в трубку Яровой.

— Да, — ответил Иван.

— Что ты дакаешь? Я тебе второй раз звоню. Вань, что происходит? Меня Серов вызвал и спрашивает: — Что с дочерью Суровина? А я не знаю, что ответить?

— Она пропала, — сказал Иван.

–…, — послышался вздох, — спокойно. Давай по порядку.

— Жора, она пропала из своей кровати, с одним одеялом, никаких следов и зацепок.

— Надо рыть. Усиленно рыть! Я уже дал приказ: к тебе сейчас сто семьдесят гарнизонных прибудут. Почему сразу не позвонил?

— Думал, сам справлюсь.

— У тебя голос странный. По прогнозам, туман через час спадет, я к тебе прилечу. Сэровцам тоже команду надо дать, следаки нужны. Понимаешь?

— Вызвали следователей, вызвали, — отстраненно сказал Суровин, добавил, — жду, прилетай, — и положил трубку.

Иван побрел через слабеющий туман по скверу, надеясь или найти что-то значимое для поиска Ани, или понять, где ее искать, ну или простенько так понять: что вообще происходит. Его догнали сэровцы Костюк с пятью бойцами.

— Товарищ капитан, следователь прибыл, звонил дежурный, сказал: нам идет серьезное подкрепление.

— Я в курсе, — ответил Иван, всматриваясь туда, где за домами, через арку видна березовая роща.

— Простите, товарищ капитан, — настойчиво сказал Костюк, — дело касается вас лично, поэтому…следователь очень хочет с вами поговорить прямо сейчас. И еще…

— Да. Вы что-то нашли?!, — оживился Иван.

— По девочке — нет, — Костюк взглядом приказал сослуживцам оставаться на месте, и подошел ближе к Ивану, — в седьмом доме говорят, ваша жена квартиру заняла. Вы там были? Странное место, и очень много коробок от лекарств.

— Сууука, — в сердцах про себя воскликнул Иван и совсем вернулся к реальности.

— Благодарю за сигнал. Я всё проверю.

— И еще…близкие — главные подозреваемые, пока вы не поговорите со следователем, мы будем вас сопровождать, — и, уловив реакцию Суровина, медленно закапывающего его взглядом, пояснил, — мы все понимаем, такие правила. Не усложняйте расследование.

Какие-то неоднозначные чувства: с одной стороны хочется его «закопать», а с другой стороны хочется отправить куда подальше, но это всё только чувства.

— Я больше ничего не могу сделать для Ани, нужен свежий, профессиональный взгляд, — решил Суровин и кивнул, соглашаясь на условия. Во дворе его дома собралось много людей. Зажглись фонари, тающий туман смешивался с первыми сумерками. Иван пожал руку знакомым, не замечал сочувствующие взгляды и поднялся в «логово ведьмы», очень надеясь, что это не наркота. И, хвала богам, это оказались не наркотики. Джеки даже как-то говорила про один из «найденных» препаратов: что-то женское, для их женских дел. Другое дело, что коробок много и большая часть таблеток просрочена. Зачем это хранить? Он почитал инструкции к препаратам, заметил на телефоне не отвеченные вызовы и сообщения и хотел было глянуть, что пишут, как нашел сильное несоответствие с временем. На часах и на телефоне доходит пятый час, а когда он сказал Щукину проверить камеру на магазине, было только начало четвертого, потом всего нечего времени ушло: вышиб дверь в подвал, потом лысеющий сосед-наладчик, потом встретил Львовского со свитой, потом медведь и туман. Ну полчаса максимум. Куда пропали полтора часа? И стемнело сильно.

Он осмотрел дальнюю комнатку, где нашлось еще две коробки с препаратами для женщин, и даже с нормальным сроком годности, и вышел. Людей возле дома стало как будто еще больше, подъехали автобусы с гарнизонными. Щукин раздавал листовки с фото Ани, Гофман прописывал новые маршруты. Костюк с двумя эсэровцами не отставал. Суровин окликнул своего помощника.

— Да, товарищ полковник, поиски ведутся, — шмыгнул носом промерзший Щукин.

— Ты камеру проверил?

— Она не рабочая у них. Давно сломалась. Новую не поставили, к сожалению.

— Что-нибудь нашли?, — многозначительно спросил Суровин.

Щукин удивленно приподнял брови, как бы говоря, если бы что-то нашли, то сразу бы доложили и решил вот это озвучить в словах: — Никак нет. Ничего. Ни показаний, ни свидетелей, ни улик.

— Найди Львовского с Саввой и приведи ко мне. Ясно?

— Так точно, — ответил Александр Щукин, не понимая, почему его начальник смотрит на него как будто с недоверием.

В штаб-квартире Суровина встретила тишина. Он распахнул двери в гостиную. Следователь с уставшими серыми глазами, бородой и растянутой серой кофтой, сидел напротив Джеки и записывал показания. И камера записывала. Его помощница, девушка лет восемнадцати поправила камеру и сказала: — Идет допрос. Надо стучать.

— Мы уже закончили. Вы — Суровин?, — спросил следователь.

— Так точно.

Джеки обернулась на мужа: синие глаза опустели, под ними легли тени горя, они закрыли всё ее миловидное личико, присосались к сердцу и качали, качали оттуда силы. Иван отрицательно качнул головой и сказал: — Иди, отдохни, — и занял ее место, слушая, как тихо скрипнула дверь в спальню.

— Старший следователь-дознаватель по уголовным делам Киров Владимир Михайлович.

— Вы вели подобные дела до купира?

— Какие подобные, товарищ капитан?, — неожиданно резко парировал Киров и там за усталостью мелькнули «челюсти», которые часто в кого-нибудь впиваются, и чрезвычайно любят это дело.

— Исчезновение ребенка.

— Исчезновение людей приходилось вести.

— Нашел?

— Давайте по существу. Расскажите, что вы делали вчера и сегодня.

— Начинаем, — пискнула его помощница, — сначала общие вопросы, — и достала из кармана аккуратно сложенный лист бумаги, — фамилия, имя, отчество?

— Суровин Иван Викторович, — начал Иван и слаженно, кратко и по существу рассказал на камеру всё, что произошло в его жизни вчера и сегодня. Не стал рассказывать про галлюцинации камня, про «разум везде» и про потерю времени в тумане. Было бы странно рассказывать такие вещи следователю, еще и на камеру.

Во время этого «интервью» в гостиную вошел еще один в штатском и по тому, как они переглянулись со следователем, можно понять: коллеги. Когда Иван закончил, Киров спросил: — Почему сразу не вызвали следователя?

— Потому что думал, что найду дочь, — уверенно сказал Иван и вот этот блеск в глазах следователя. Ах, этот блеск, он сам его хорошо знает, название ему « я знаю, что ты врешь».

— Часто ищете маленьких девочек?, — спросил Киров.

А дальше, как в тумане. Нервишки сдают. Иван швырнул камеру об стену, девушка закричала, Иван велел ей молчать и горячо добавил: — Ты что такое несешь? На каком основании?! Я нашел «Холеру» и «Сатану» под Пермью. Не знаю, что должно было произойти, чтобы я не нашел свою дочь, которая спала в кроватке, в детской.

— Уточним, — парировал Киров, — я напишу рапорт на имя Серова. Подобное поведение для офицера недопустимо.

— Пиши. Ты ж сюда писать пришел.

— Еще пару вопросов, — поправив бумаги на столе, уверенно продолжил Киров. Наверное, думает, что начал дожимать подозреваемого. И не зря так думает:

— Сатанею, — отметил про себя Иван, — клубятся бесовские энергии, по ногам ползут, в самый центр принятия решений, минуя сердце. Как там вещала «дама с Амстердама»: змей обманул вас. Обманул людей, не тем разумом думаем.

Второй следователь решил проявить «мягкость» и с сочувствием, сказал: — Мы все понимаем. Это трудно, но постарайтесь собраться с мыслями и сохранять спокойствие.

— Я всё рассказал.

— Джеки Санрайз — не мать Ани Суровиной?, — спросил Киров.

— Нет.

— Как у них складывались отношения?

— Прекрасные, как у матери с дочерью.

— Какие у вас отношения с Джеки Санрайз?

— Живем вместе.

— Не женаты.

— Нет. Я спросил: будешь моей женой? Она сказала: да. От брака общие права не станут полными, поэтому до ЗАГСа не дошли.

— Аня Суровина — ваша сестра?

— Единокровная. Мачеха с отцом попросили немного посидеть с ней, пока бабушка приедет. У нас большая разница в возрасте, поэтому она мне дочь.

— Когда вы видели Аню живой в последний раз?

— Утром, в семь — начале восьмого.

— Она точно была жива?

–…я заглянул в ее комнату, — Суровин вытаскивал из памяти воспоминания, — просто заглянул, она лежала на боку, под одеялом, прижимаясь к игрушке. Мертвые так не лежат. Она была жива, — уверенно закончил он.

— Вы сказали, что ехали до места службы на личном транспорте с офицерами Гофманом Виталием и…

— Щукин Александр,

— Можете их вызвать для допроса?

— Лейтенант Щукин скоро сюда придет.

— Экспертам необходимо осмотреть вашу Ниву.

Иван положил на стол ключи.

— Со слов Джеки Санрайз вы заходили в детскую, а также Екатерина Снегирь. Другие люди с утра в комнату девочки заходили?

— Нет.

— Также со слов Джеки Санрайз однажды вы случайно чуть не задушили Аню.

— Сволочь, — подумал Суровин, — как он давил на бедную Джеки, раз она рассказала про тот случай. Профессия такая — давить: с другой стороны хорошо, это очень хорошо: других также давить будет.

— Тогда она должна была рассказать, при каких обстоятельствах это случилось. Аня — мой единственный родной человек, я за нее жизнь отдам, — треснувшим голосом сказал Иван. Ну чтоб стало понятно. Киров кивнул.

— У вас есть подозреваемые?

–…

— Товарищ капитан, от вашей откровенности зависит жизнь Ани. Первые часы упущены. Лучше расскажите. Вместе мы докопаемся до правды.

Суровин бы ничего не рассказал, потому что Львовский не его полета «птица». Он сам разберётся со своими подозреваемыми, а следователь пусть разбирается со всеми остальными. Зазвонил телефон. Звонила Нина. Сегодня она прям назойлива, наверное, посочувствовать хочет, и узнать последние новости о пропавшем ребенке. Иван отклонил звонок. В штаб-квартиру вошли Щукин Саня, Львовский в шляпе и Савва с планшетом.

— Присаживайтесь, — миролюбиво начал Иван и открыл ящик в столе. Здесь лежат ножи: от прежних владельцев остались, он их наточил и убрал про запас. Хорошие ножи в мире Апокалипсиса на вес золота. Разбрасываться не стоит.

— Я вот что подумал, любезнейший Филипп Филиппыч: у кого хватит хладнокровия войти в чужое жилище и забрать ребенка из кроватки? А? Вы много таких людей знаете?

Подуставший от поисков на улице Львовских обескураженно пожал плечами, стряхнул капли воды со шляпы и сказал: — Мерзавец. Их всегда немного, но они есть.

— Нет. Это другое, — протянул Иван, выхватил у Саввы из рук планшет и положил его на стол, а самого Савву усадил на свое место. Он как послушная, безвольная кукла опустился на стул и не понимающе уставился на Львовского, ища поддержки.

— Любуются пылью, вечно обдолбанно-счастливые, крайне гуманные, а детишек так вообще обожают. Как это вынести девочку в одной пижаме на улицу. Нужно потеплей укутать. Кто это? Восемь букв.

— Иван, — потрясенно заявил Львовский, — ты же не думаешь, что за похищением стоят суррогаты? Это невозможно. Они должны получить приказ от значимого человека.

— Точно, — горячо выпалил Суровин, — да. Они получили приказ от тебя. Где мой ребенок?, — произнес он по слогам и достал из ящика крупный нож для мяса. Прежний хозяин, тысяча благодарностей ему, любил ножи. Вот этот, например, цельнометаллический, с рукоятью из красного дерева. Может, поваром трудился. Суровин прижал руку Саввы к столу, замахнулся и рубанул рядом. Киров подскочил и что-то уж собирался закричать, как Суровин его опередил и рявкнул:

— Сядь! Пристрелю!, — и вернулся к Львовскому, — я буду резать ему пальцы по одному, пока ты не скажешь, где Аня.

Московский профессор печально выдохнул и сел на стул у стены, растер лицо и сказал: — Это ошибка. Мы здесь не при чем. Клянусь. В тебе говорит отчаяние, я понима..

— Где Аня? Я считаю до трех: раз, два,…

Савва по-детски перевел взгляд на Суровина и обратно на Львоского. Как маленькая собачка, он скорее умрет от сердечного приступа, чем попытается сопротивляться, успев в своей умной голове вычислить, что шансов против внушительного Суровина у него нет. В его глазах ужас: точно также профессор Паблутти в Киевском аэропорту встретился с живым воплощением своего гения. Это тебе не на экран смотреть, не смешивать пробирки, создавая монстров, это чистое мясо. Джеки вышла из спальни и остановилась у входа в зал, и даже не подумала бы остановить мужа: он — сильный и умный, если нашел способ вернуть Аню, то пусть так и будет. А Щукин, пожалуй, разрывался между тем обстоятельство, что всё происходящее полная дикость и авторитетом Суровина, который если и творил когда дикость, то выходило в итоге складно.

— Это умнейшая голова «Расы», — возразил Львовский.

— Я ж не голову рублю, пальцы. Три!

— Хорошо!, — выкинул руку вперед Филипп Филиппыч, — хорошо. Я покажу.

— Это признание?, — спросил следователь.

— Называйте, как хотите. Она в «Расе». Больше ничего не скажу.

— Аня жива?, — спросил Иван.

— Да… да… наверное, — пробормотал Львовский.

— Что значит…наверное! Да! Что ты звонишь?!, — как-то на автомате, приняв звонок от Нины гаркнул Суровин, — извини, я занят. Говори по существу.

— Так я по существу и звоню. Здравствуй, во-первых, — надулась Нина и секунду взяла на то, чтобы обидеться, — так метель какая была, мы телевизор включить не могли, к вечеру только Подбережный Серегу прислал, тот починил. Я мультики детям включаю, а там Аню вашу ищут.

— И?

— Так она у нас с самого утра.

— Что?, — не поверил Иван.

— Да. Мы только завтракать с детьми сели, смотрю, заходит красота в костюмчике желтом. Ну я подумала, она уж раздеться успела: вы приехали и ее на денек в садик отдали с друзьями повидаться. Гулять не ходили из-за погоды. Потом посмотрела, а вещей ее нет, одеяло только какое-то лежит. Ты чего, папаша, привез и забыл. Не переживай: не ты первый, не ты последний.

— А можно я это возьму поиграть, — послышался голос Ани.

— Возьми, только потом на место верни и Илюше не давай, он маленький, разобьет, — отвлеклась Нина.

Иван оглядел всех присутствующих и сам не заметил как от нахлынувшего облегчения, погладил Савву по голове, той же рукой, в которой держал нож и чтобы тот не сильно расслаблялся, мягко бахнул его по плечу. По-дружески. Нашлась, жива, здорова — это хорошо, это просто отлично, это снимает напряжение и задает вопросы: а как она туда попала? Похищение все же было. Надо найти того, кто это сотворил. Или придется каждую неделю так подскакивать!? А он, Иван, уже далеко не новенький, таких волнений может и не пережить.

— Спасибо. Скоро буду, — сказал Иван, повесил трубку и сообщил потрясенным гостям, — появилась новая зацепка, я съезжу, проверю, а у вас признательные показания: съездите, отработайте, проверьте весь транспорт научной службы. Нужно выяснить, на какой машине они вывезли ребенка. У тебя, любезнейший намечаются большие проблемы, я превращу твою жизнь в ад, — пообещал он держащемуся за сердце Львовскому, — Александр, предупреди наших о «пришельцах», выпишешь пропуск, ну и все меры безопасности по полной.

Потом он взял со стола ключи и, проходя мимо Джеки, приказным тоном сказал: — Одевайся, выходи, возьми ее вещи. И быстро! Быстро!

— Она нашлась?, — звонко спросила Джеки.

— Быстрей!, — крикнул он уже из подъезда.

Джеки запрыгнула в машину, когда она еще не успела прогреться. Люди во дворе с удивлением оглянулись на несущуюся с детскими вещами маму пропавшего ребенка и, наверняка, хотели получить какие-то объяснения. Но пока он сам не увидит Аню, поиски не остановит. Вдруг что-то да вылезет.

— Скажи, скажи, ну скажи!, — взмолилась с Джеки, а он выехал со двора, как будто кто-то мог подслушать и только тогда ответил: — Нашлась. Жива. Здорова.

Джеки взвыла от радости, обняла Анины вещи и повторила: — Спасибо, спасибо, спасибо. Моя маленькая девочка. Спасибо,…

— Ну хватит, — мягко сказал Суровин и потрепал ее за ушко, — все хорошо.

— Иван!, — крикнула она и Суровина нажал на тормоза, подумав, что не заметил какое-то препятствие на дороге. Днем потеплело, снег и лед растаяли, в занос машину не унесло, но на звук тормозов из тумана повысовывались человечьи головы.

— Что?, — не понимающе спросил он.

— Прости, — сказала Джеки и, извиняясь, улыбнулась, — я рассказала про тот случай.

— Ты убьешь нас, женщина. До Ани не доедем. Сказала, и сказала, — и машина тронулась дальше. Джеки засмотрелась в окно со счастливой улыбкой и вдруг подскочила и завалила вопросами: — А куда мы едем? А где она? А как она там оказалась? Ведь ее кто-то украл получается.

— Получается. Я был в твоей лаборатории. Теперь понятно почему наши женщины к тебе бегают. Вовсе не за мылом. Ты делаешь противозачаточные таблетки.

— И что такого?, — включила она удивление.

— Таблетки должны быть в аптеке. Понимаешь?

— Но их там нет.

— Если их там нет, значит, их нигде не должно быть. Я пока не знаю, удастся ли мне замять это дело, но ты свое предприятие должна свернуть. Вопрос закрыт.

— Иван, это бедные женщины. Некоторые устали от постоянных родов, даже после пятого ребенка очередь на операцию, рожают и шестого, и седьмого. Им нужен отдых. Это репродуктивное насилие. Ребенок должен быть желанным.

— Я такие вопросы не решаю.

— Отличная отговорка! Сделал дело и пошел на работу, а ты варись конем.

— Ты то с чего варишься конем, у тебя один. Ага. У меня простая просьба, простая такая просьба к жене, маленькая: не употребляй наркотики и не нарушай кодекс, хотя бы уголовный. Хотя бы. Ты вообще помнишь, что у тебя в этой стране только общие права: на жизнь, на безопасность, на труд. Все, больше никаких прав вроде на благоприятную среду, медицину и тд. Вам здесь никто ничего не должен.

— Обидно такое слышать от тебя, — помедлив, сказала Джеки.

— Я понимаю. А ты понимаешь, что с твоими выкрутасами меня с должности снимут. Это не Америка, это даже не Россия, это осколок человечества, пытающийся выжить. Ресурсы идут на детей и армию. А остальные «варитесь» конем. Так и вижу заголовок: американка продала подпольные противозачаточные таблетки, из-за которых не родились десятки русских детей. Жена полковника Суровина. Армейский беспредел. Лазутчица, шпионка, вредительница.

— Всё не так уж и плохо, Варя ездила к «общим», говорит, сейчас они живут не плохо, да и вообще… психологический климат стал мягче.

— Сейчас «гости Урала» живут сносно, потому что дохнуть быстро стали. Рабочие руки нужны и детей ваших пожалели. Этого они нам, конечно, не простят: доброта нам всегда дорого обходилась, мы если и угнетали кого, так это самих себя, русских. Вы здесь второй сорт, и будете вторым сортом колена до третьего. Вон, Гофман только в этом поколении человеком числится, до этого шпыняли семью немецкого рядового по заброшенным деревням и Казахским степям. А помня то, что именно вы создали купир, сидите и молчите. Вам может, вообще никогда не забудут.

— Не думала, что ты можешь быть таким едким, — сказала она и отвернулась и утирала по пути навернувшиеся слезы. А Иван не стал ее утешать. Надо же как-то объективно смотреть на вещи: что простят своим, не простят иностранке, никакие ее подружки, глотающие сваренное «снадобье», не помогут. Градоуральск стоит в низине, и когда они выехали из города, видимость стала лучше. Иван держал не меньше сотни, скоро сумерки сгустятся и ехать станет труднее. До Морока оставалось километров десять, когда позвонил Яровой: — Жора. Да.

— Иван, я вылетел.

— Отличная новость.

— Что-то голос веселый. Нашли?

— Да.

— Алле, Суровин. Не слышно тебя ни черта. Алло, — связь оборвалась, Иван отложил телефон и скоро остановился по требованию на перекрестке дорог. На повороте в Морок стояли старенькая лада десятка, и две лады гранты. Непокрашенные, как положено в зеленый цвет служебных машин, но со знаками принадлежности к армии. Конечно, их остановили. Навстречу на всем пути повстречалось всего две машины. Рядовой отдал честь и проверил документы, слегка наклонил голову, как бы случайно заглянув в салон, Джеки обернулась и на английском, эмоционально заявила: — Мы так-то предатели и лазутчики, едем искать атомную станцию, чтоб взорвать.

— Что?, — уточнил рядовой, и оглянулся на всякий случай на своих, — а вы не связаны с пропавшей Аней Суровиной? Сегодня ориентировка на нее пришла.

— Я ее отец.

— На самом деле я пошутила. Он похитил меня и везет в лес изнасиловать, — по-английски сказала Джеки и усмехнулась.

— Размечталась, — по-русски парировал Иван.

— А! Американский след, — предположил рядовой. Джеки захихикала, как дурочка.

— Еще вопросы есть? Нам надо ехать, — сказал Иван.

— Проезжайте. Можем сопровождение дать?

— Не надо. Бывайте, — и поехал от перекрестка знакомой дорогой, по которой много раз ездил. Сумерки сгущались, правда туман таял с каждым оставленным позади километром, небо просветлело, загорелась пока только одна звезда, да острый серп растущей луны. От дороги поблескивали светоотражатели.

— День был тяжелым, но не надо все на себя примерять. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, — сказал Суровин, стараясь, чтоб это не походило на извинение.

— Я почувствовала себя вторым сортом уже в вагоне поезда, которым нас вывозили с Киева. Это был грузовой вагон. Рядом храпел толстый мужик, ужасно вонючий, а утром пытался меня лапать и куда бы я не уходила, он таскался за мной и никто не предлагал помощь: всем было все равно. Я говорила, просила, а они не понимали английский, или делали вид, что не понимали. Там же ходили в туалет и делили остатки еды. Плачущие дети всех раздражали, матери сходили с ума, пытаясь их успокоить. Остался только страх. Человечность очень быстро истирается, — Джеки судорожно вдохнула и выдохнула, — если б было бы наоборот, из меня получилась бы отличная белая госпожа, — и с улыбкой растеклась по креслу.

— Не понял. Иностранные фильмы стали показывать? Или генетическая прошивка?

— Я бы иногда отпускала тебя на работу, и ты бы сам чистил эту чертову картошку. Да, я бы отомстила за угнетение русских женщин.

— Понятно: ведешь подрывные беседы среди наших. Осуждаю.

— И что? Какие санкции наложишь?

— Нет, — устало вздохнул Иван. За день он выдохся, чтобы еще спорить с женой. Да и надо понимать, Джеки тоже немного не в себе после пережитых волнений. Не встретив более машин, они добрались до корабля, стоявшего у въезда в Исту, и скоро остановились у Нининого садика. В окнах садика горел свет, слышались детские голоса, пахло овсянкой и печеньем с молоком. В Нинином доме за квадратной, просторной прихожей идет просторная гостиная с кухней. Она служит игровой и столовой. На часах доходило девять, разложив на полу диванные подушки, нянечка включила мультфильмы. Нина встретила их в коридоре: похудевшая, в платье-халатике она поставила руки в боки и осуждающе покачала головой: — Вы что действительно ее забыли?, — спросила Нина.

— Позови Аню, — велел Иван, и когда девочка появилась в той же пижаме, что исчезла, оба родителя застыли и, не веря своим глазам, несколько мгновений просто смотрели на нее. Потом Джеки зацеловала ее, крепко-крепко обняла, вдохнула аромат макушки и снова утирала слезы.

— Расскажи еще раз, как она появилась, — приказал Иван. Чуя неладное, Нина пожала плечами и призналась: — как обычно дети появляются, так она и появилась. Вошла, поздоровалась. Я спросила ты с родителями? Она еще ответила: наверное. Я подумала, шутит. Вот и все.

— Видела сегодня незнакомцев в Исте?

— Я и знакомцев не видела, целый день мело, вон только успокоилось.

— А в последние дни?

— Нет. Знаешь, Вань, никого.

— Обо мне кто-нибудь спрашивал?

— Ну о тебе нет-нет, кто-нибудь да вспомнит, — игриво сказала Нина и вздохнула, — но все больше знакомые.

— Понятно. Как вообще дела?, — спросил Иван, — соседи помогают?

— Да как сыр в масле. Все хорошо. Подбережный обещает новый садик. Детей, сам видишь, много. Надо расширяться.

— Поедем. Нам еще обратно возвращаться, — нацеловывая испугавшуюся такой бурной реакции Аню, позвала Джеки и начала ее переодевать.

— Какой ехать?! Ночь на дворе: оставайтесь ночевать в своем доме. Я вас накормлю, в доме у вас на первом этаже тепло. Вы как уехали, Подбережный держит дом на всякий случай.

— Да…, — задумчиво сказал Суровин и подумал, — переночуем в Исте, сейчас только обсудим с одной маленькой девочкой ее перемещения, — подхватил Аню и потащил к машине.