Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №5

Альманах, 2019

В номере: Вероника Боршан, Бутов Валерий, Надежда Гикал, Татьяна Долбенько, Виктор Ефремов, Борис Ивван, Альберт Кайков, Татьяна Калашникова, Екатерина Лангольф, Андрей Лаптев, Юрмет Нагиев, Давид Кизик, Виктор Санж, Александр Ушаков, Альфред Хобер, Виктор Шлапак

Валерий Бутов

Родился 29 сентября 1940 года в селе Песчаное Павлодарской области.

В 1960 году окончил Пермское военное авиационно-техническое училище. Участник Карибского кризиса 1962 г., воин-интернационалист. В 1964 году по состоянию здоровья был демобилизован из рядов Советской армии. С 1964 года жил в Минске, работал токарем, наладчиком автоматических линий, мастером на производстве и мастером ОТК на заводах полупроводниковых приборов и вычислительных машин.

С 1967 года жил в Павлодаре. Работал инженером на заводе и мастером в ПТУ. С 1968 года служил в подразделениях УВД Павлодарского облисполкома, политработник. В1981 году окончил юридический факультет КазГу в г. Алма-Ате. В 1988 году по состоянию здоровья и в связи с выслугой лет уволен в запас. До сентября 1997 года работал собственным корреспондентом газеты «Целинная магистраль».

В 1997 году как вынужденный переселенец переехал в г. Балахну Нижегородской области, где работал главным редактором районного радиовещания. С 2007 года живёт в с. Бессоновка Пензенской области.

В. Г. Бутов печатался в армейских, областных, республиканских и всесоюзных газетах и журналах («Советский воин», «К новой жизни», «Простор», «Нива», «Московский Парнас», «Сура», «Часовые памяти») и в другой периодике, а также в ряде коллективных сборников.

Автор двадцати книг стихов и прозы, шесть из них — для детей.

Награждён 24 государственными и ведомственными орденами и медалями, в т. ч. боевой медалью Республики Куба «Воину-интернационалисту» I степени, знаком «Воин-интернационалист СССР», орденом Доблести, медалью «За отличие в патриотической деятельности», почётным знаком «Лауреат Всероссийского конкурса «Растим патриотов России».

Член Союза журналистов и Союза писателей России, член Академии российской литературы.

Член правления Российского общества дружбы с Кубой (РОДК). Заместитель председателя правления Межрегиональной общественной организации ветеранов воинов-интернационалистов «кубинцев» (МООВВИК, Москва), Председатель правления регионального отделения МООВВИК в г. Пензе.

Член правления Пензенской общественной организации «Российский Союз ветеранов». Член секции по патриотическому воспитанию областного совета ветеранов.

Бывало лихо трудное —

(стихи о войне, о ветеранах и детях войны)

Село

Вы, пожалуй, немало

Таких повстречаете в наших краях,

Но именно здесь родила меня мама,

Вскормила, горбушку на крохи деля.

Река как река, и просторы степные,

Земля как земля — на руках, на губах.

Здесь мазанки были литые, лепные,

Над каждою крышей ведёрко — труба.

Здесь также дороги протяжны и долги,

Как песни казахские жизни полны.

Я здесь научился работе и долгу.

Я здесь полюбил и чабрец, и полынь.

Хлеба как хлеба, только чуть низкорослы.

И солнце как солнце, чуть жжёт горячей.

Но именно здесь в те целинные вёсны

Я духом окреп, стал не рослым, а взрослым,

Без лишней шумихи, без громких речей.

Воспоминание о хлебе

Я помню время горьких лет,

Поля, поросшие бурьяном,

Босой ноги нечёткий след

В пшеничном поле спозаранок.

Да, были руки не крепки,

Но крепкою была усталость,

Но отступали сорняки,

И хлебушку вольней дышалось.

Я рос как в поле тополёк…

А хлеб пошёл большой лавиной,

Степной захлёбывался ток:

ЗИС-5, «полуторки» — машины…

Казалось, что там — на быках?!

Но подвозили вороха,

Ссыпали в горы золотые.

Туч раскрывались ворота,

И шли дожди натужно злые…

Хлеб отдавал сопревшим жаром,

Хлеб прорастал за два-три дня,

«Горел» без дыма и огня,

«горел» невидимым пожаром.

Но, как в бою боезапас,

Ценилась каждая горбушка

В стране. И сердцу дан приказ:

«Убрать. Успеть!» И было нужно

Войной загубленные руки

Нам заменить…

…простая кроха Хлеба

Хлеб по меню ушёл на задний план,

На первом нынче модные закуски.

А хлеб-кормилец, чудо-великан

Сам по себе был сладким, ситным, вкусным.

Да и сейчас нужна ль ему хвала?

Кто избалован, развращен обжорством,

Покажется тому и сдоба чёрствой.

Кого от голода спасла халва?

Живём в достатке, что и говорить,

Но помню крохи на ладони бурой…

Я говорю не с целью укорить,

Скорей — для выяснения натуры.

Был этот дед мне вовсе незнаком:

В столовой общепита на вокзале

Встречал его — лучи под козырьком.

Всей пятернею хлеб всегда держал он

И перед стопкою, борщом и кашей

Раздумчиво-светло на хлеб смотрел.

Он уважительно и коротко покашливал

И первым в рот брал хлеб.

О, как он ел!

Он брал его неспешно, не торопко,

Торжественно его он водружал,

Как слово, на язык — на место тронное:

Он Дело, Хлеб и Слово уважал.

…И взгляд, и жест я помню у отца:

Ослепнув, т а к глядят на солнце, в небо,

В горсти т а к держат тёплого птенца,

Т а к дорожат простою Крохой Хлеба.

А жизнь велела: «Держись!»

У тощей груди молока

Сыну не взять, не выпросить.

У жизни крутой кипятка

Не приходилось клянчить:

Картошки подгнившей

С лебедой пополам —

И той не выбросить,

И пала единственная на всё село

Колхозная кляча.

А жизнь велела: «Держись!»

Война. И хлеба не кошены…

Работали руки на жизнь

И против всех бед непрошеных.

Серый казенный листок —

Вороном черным

В доме и в сердце.

И тяжким крылом он прикрыл

Полнеба и полсолнца.

Вымараны радуга и земля

Краскою черной и серой —

То закрылись голубые глаза

Сына-первенца, краснофлотца.

А жизнь велела: «Держись!

Радуге кем быть отмытой?»

Победные песни лились,

И слёзы лились открыто.

По тёплой земле босиком

Хожено-перехожено.

Великих домашних дел

Делано-переделано.

И всё, что велела жизнь

И что на веку положено,

Через бессонницу, через «нельзя»,

Через «не могу» сделано.

Слава нужна ли вам,

Рукам материнским, натруженным,

Или слова

Горячие, тихие, нежные,

Словно цветы из радуги?

Знаю: нет ни славы, ни слов

Настоящих, людям ненужных,

Только мы в неоплатном долгу

Перед сердцем открытым

Матери.

Сын младший просил: «Держись!»

И зори, как прежде, рдели.

Но медленно гасла жизнь,

И губы шептали: «Сделай!»

Тишина

Такое долго будет сниться:

Мы у плетня отцовской хаты…

Косынкой лёгкою зарница

Светилась на плечах заката,

Жуя, Бурёнушка вздыхала,

Кряхтели в поле трактора,

И долго птица не стихала,

Дремотно вторя: «Спать пора…»

Ты помнишь тёплое дыханье

Полей, шепталась где пшеница,

И летних трав благоуханье —

Куда там Крыму или Ницце?

А голос ночи разноцветный,

Где нота «ми» сильней слышна,

Но переходит незаметно

В «ре-до», «ля-си», и где струна

Всех голосов в груди ответно

Рождает слово «тишина»!

Воспоминание о службе

Построили похожих, как цыплят,

И общий «батька» в званье старшины,

Всех оглядев с макушечки до пят,

Потребовал послушной тишины.

Потом носок тянули на плацу

И привыкали к песне строевой.

Об этом я писал в письме отцу,

А девушке — о службе боевой.

Был непривычен новый автомат

И норовил всё выпрыгнуть из рук.

— Не дрейфь! — шутил улыбчивый комбат.

— Ты соберись! — учил мой новый друг.

А как сдавали полковой зачёт!

Всё как в бою! Забудь про полигоны!

Мне перед строем — воинский почёт! —

Вручил комбат сержантские погоны.

…Три года — три главы из книги.

А голуби над домом всё кружили.

И я клянусь вам именем Отчизны,

Что это все мы вместе отслужили.

Песня

Если дружба крепка,

То и служба легка —

Всё проверено в жизни не раз.

Чтобы Родина цвела

И счастливой жизнь была,

Выполняй командира приказ.

Вот идём мы в поход,

Называет народ

Нас защитой своею и славой.

Для Отчизны своей

Сил своих не жалей,

Будь ей преданным, смелым и бравым.

Если враг нападёт,

То у нас он найдёт

Начеку боевые ракеты.

Мы присяге верны

И на страже страны

Охраняем мы мир на Планете.

В полёте

Сковородкой раскаленной

Лёг внизу аэродром.

Широко и отдалённо

Прокатился длинный гром.

Гром поехал вместе с нами.

Он рождается внутри

Туго сжатыми огнями

Ярой рвущейся зари.

Вот качнулся под крылами

Точный города макет.

Над снегами-облаками

Обнаженный солнца свет.

Муравьями — человеки,

Стрелы тонкие дорог,

Ленты вьющиеся — реки,

Да грибочком — сена стог.

Словно школьные тетрадки

Разлинованы поля,

И страна пред нами краткой

Новизною букваря.

Солдаты

Мы ехали, летели, мы смотрели

Свою страну, и ветер нас не гнул.

Нас принимали — флаг над нами реял,

Как будто вместе с нами присягнул.

Мы чистили, дежурили, мостили,

И шар земной качался за спиной,

Когда мы задыхались, мокли, стыли,

Спасая мир учебною войной.

Да, годы службы многое открыли,

Они навек останутся со мной.

Я думал, что погоны — это крылья,

А это ноша тяжести земной.

Я перед ним в долгу

Он в жизни не успел…

Всё было так внезапно:

и взрывы чёрных бомб

средь утренней росы,

и в мирной тишине

вдруг полыхнувший запад,

и сборы на врага,

как прежде на Руси.

Он в жизни не успел

закончить той атаки.

Он в жизни не убил

ни одного врага.

Он песню не допел

о чести и отваге,

не дописал письма…

Он сердцем не солгал.

И выполнил свой долг.

Он принял бой достойно.

Великие слова

он нёс в своей груди:

«Пускай наносит вред врагу

не каждый воин,

но каждый в бой иди!»

В некошеных хлебах,

остриженный нулевкой,

сухие стебли сжав

и горсть родной земли,

лежал он, недвижим,

откинувшись неловко,

не слыша, как над ним

курлычут журавли.

Баллада об артиллеристе

Отплюнута, дымилась гильза —

Последняя. И нет гранат.

И нет патрона, чтобы жизнью

Распорядился сам солдат.

Но подняла святая злоба,

И он пошёл навстречу так,

Как будто собственному гробу…

С паучьей свастикою танк

Полз, грохоча железом-сталью.

Полз и смертельно жалил в грудь,

Рычал, и содрогаться стали

Деревья-смертники вокруг.

Но шёл солдат, и грудь дымилась,

Как у весенних тёплых пашен,

Ему земля давала силы.

Он шёл. И взгляд его был страшен.

Схлестнулись взгляды — щелки глаз,

Стальные вздрогнули и сжались.

Взревел мотор и сбросил газ,

И даже траки задрожали.

Стоял солдат бескровно-серый,

Но ярость, мужество в глазах!

И тяги дрогнули, как нервы.

И танк попятился назад.

Танк пятился. Он в диком страхе

Рванул, гремя железом лат.

И лишь тогда, качнувшись, с маху

Упал

Лицом вперёд

Солдат.

У обелиска неизвестному солдату

Возможно даже, не был ты героем

И вида не геройского ты был…

Рвались снаряды, пули мчались роем…

Ты выстоял, а значит — победил!

…Ты расскажи, а я глаза прикрою

И растворюсь во времени твоём,

Пройдусь с тобой тропинкою, рекою

И… поползу под жутким артогнём.

И вот уже не модная рубашка,

А гарью провонявший маскхалат,

И словно бы на школьной промокашке…

И словно маки на снегу горят…

И жутко потемнеет, станет страшно:

Так неестественна погибель в жизни т о й,

Где упаду в последней рукопашной

На самой-самой т о й передовой.

Ты подползёшь, и я глаза прикрою

И растворюсь во времени твоём…

Мои бинты сожгут или зароют,

И много-много лет ещё пройдёт.

И вот на мне моднячая рубашка,

И должность в жизни — просто рядовой.

А ты упал в последней рукопашной

На самой-самой т о й передовой.

У старого окопа

Словно годы, пролетели

в небе птицы.

Ветер горестной свирелью

не резвится.

За травою не видать

ржу и копоть

и не сразу угадать

дно окопа.

Нет, не радость — это боль

на ресницах.

Нет, не битва — краткий бой

вечно снится.

Видно, пот солоноват —

очи гложет…

Перед кем он виноват?

Чем же?

В чём же?

Плачет седенький солдат

из неробких.

… старый бруствер не видать

Из Европы.

Кто, не помнящие дат,

ищет ссоры?

Кто для будущих солдат

Яму роет?