Юмористический журнал «Сатирикон 18+» №2/2024

Альманах (2024)

Вторая часть юмористического сборника «Сатирикон» подарит встречу как с уже знакомыми, так и с новыми авторами. А ещё — новых героев, курьёзные жизненные ситуации, истории из повседневной жизни, которые наполнены юмором и иронией. Если вы любите посмеяться и хотите получить заряд позитива, то этот сборник — для вас! Откройте его и погрузитесь в мир смеха и радости! В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Саади Исаков

Ваня и Вильям

В одной берлинской пивной, где пиво было по рупь девяносто за пол-литра, а не по три пятьдесят, как везде, сидели утром два товарища Ваня и Вильям. Ваня, коротко стриженный брюнет с перебитым боксёрским носом, был лет на двадцать моложе, попроще, он вдохновенно слушал друга, но и свою масть держал. Вид у них был таков, будто они не выходили отсюда уже неделю, даром что оба были БОССы, то есть лица Без Определенных Социальных Связей, соответственно, и обязанностей.

Оба однажды покинули свои семьи, уехав в Европу на заработки по строительному ремеслу, некоторое время исправно посылали домой содержание, потом им это дело надоело, и они как-то растворились среди местного населения, у которого не принято содержать родню. В этом смысле они стали вполне европейцами.

В пивной они сидят не каждый день, а только в начале месяца, когда у них совпадают получка пособия и доход от социального жилья, которое они хитро сдают студентам, каждый по комнате в своей квартире.

В другое время, когда деньги уже на исходе, они пьют и похмеляются на лавочке невдалеке от Южного вокзала. Там к ним присоединяется бывший айтишник из Литвы по имени Вилкас, то есть по-нашему Волк, но по прозвищу Зайкис. Собственно, ради него они оба туда ходят. Послушать его занятную полурусскую речь, как ходят дети в зоопарк посмотреть на обезьян, вроде как похожих на людей, только без штанов.

В остальном они выглядят вполне цивилизованно, одеты не в новое, однако, чистое. Вильям в пиджаке, с двумя рядами орденских планок невнятного происхождения, как у современного казачества за показательный внешний вид, листает газету «Курьер», свободно лежащую в каждой забегаловке. Ваня сонливо смотрит на прохожих в окно, цепляясь глазами за иностранцев и мужчин, более похожих на женщин, только без грудей, мысленно сокрушаясь по поводу того, сколько и тех и других развелось на его скромную, беззащитную душу населения, и тоскует, будто с похмелья.

Освоив газету в целом, Вильям затевает разговор, разбирая её по частям.

— Ваня? — обращается с вопросом Вильям.

— Иван, — перебивает его Ваня.

— Вот спрашивается, Иван, почему такая несправедливость получается. Вот в Гамбурге левые устроили намедни форменный дебош. Побили почти 500 полицейских, витрины из стекла, а от Объединённых Наций ни слуху ни духу.

— А что от них надо-то? — удивился Ваня.

— Озабоченность нужна, глубоко выраженное сожаление, что жестоко обошлись с прогрессивной, лево настроенной молодёжью. Разгоняли, между прочим, водомётами и дубинками. Есть раненые.

— Я бы их газом гонял, не погнушался, — ответил Ваня.

— И это было. Или хотя бы Дума приняла резолюцию, как твой Конгресс.

— Не твой, а ваш.

— Ваш Конгресс.

— Резолюцию о чём?

— В защиту свобод и демократии.

— Так ведь они же машины жгли, в полицейских коктейли Молотова и петарды метали.

— Согласен, этого делать нельзя. Это демократии во вред. А в России можно?

— В России можно. Там автократический режим, и любые беспорядки демократии на пользу и в зачёт.

— Я тебе, как бывший милиционер, скажу — это всё неправильно. Такие завиральные мысли у тебя по молодости лет…

— Вам, — поправил его Ваня.

— Вам и скажу.

— А вы что, бывший милиционер? — спрашивает Ваня, за долгие годы знакомства услышав эту подробность биографии товарища впервые.

— Да, два года после армии был милиционером. В 1980 году, как раз в Олимпиаду. Так вот, нам такого с народом делать не позволяли. Учили обходительности, культуре и английскому языку. А чтобы руки распускать — ни боже мой — а только «плиз».

Ваня надолго уставился на Вильяма, выпучив в недоумении глаза. Наступила пауза. Вильям перевернул страницу газеты. Просмотрел другую статью и говорит.

— А вот это совсем никуда не годится!

— Что опять?

— Беженцы.

— Как наш литовец?

— Какой он, к чёрту, беженец? Он наш несчастный сосед по Евросоюзу. Заблудился, бедолага, поди.

— А вид как у беженца.

— Побреется — пройдёт.

— Ну что там ещё? — не терпится Ване узнать новость.

— Закрыли их мечеть, а здание конфисковали в пользу государства.

— Правильно сделали.

— Нет, неправильно. Не надо было вообще открывать. Я, когда работал инструктором в райкоме партии, вёл активную атеистическую пропаганду среди населения. Вот чем надо было заниматься в первую очередь.

— Тогда бы нечего было отбирать. Какой-никакой навар.

— Партия, между прочим, знала, что делала.

— Не знал, что вы по партийной линии проходили.

— Придём домой, я тебе партбилет покажу и грамоты от райкома и обкома на фамилию Никонов.

— Вам, Вильям, покажу, вам! — Ваня от всех неукоснительно добивался, чтобы его называли на вы. Он считал, что если сам не может Вильяма из уважения к разнице лет называть на ты, то и тот должен соблюдать паритет.

— Вам! У меня тогда была другая фамилия. Это я теперь по жене Розентропп.

— Так вы же Мюллер.

— Это я по третьей жене Мюллер, но разведён.

— А по паспорту вы вообще Вильям Шалопаев.

— Это не мой паспорт, а друга. Я у него на время взял.

— С вашей-то фотографией?

— А что, взял да аккуратно переклеил. Разве с фамилией Мюллер русскому человеку можно жить?

— А с фамилией Шалопаев?

— Конечно. Немцы же не понимают.

Вильям перевернул последнюю страницу газеты.

— А можно мне посмотреть? — спросил Ваня и протянул руку.

— А что тут смотреть, я её уже всю тебе прочитал.

— Вам.

— Что там ещё читать? Одно баловство.

— Но всё же, — сказал Ваня, отобрал газету у Вильяма, стал перелистывать и просматривать заново, однако с конца.

— Ну, что там, что там ещё, чего я не видел? — нетерпеливо ёрзал на стуле Вильям.

— Да вот тут пишут про рейки.

— Реклама это всё, чепуха. Не читай, я тебе всё сам расскажу. У меня двойной диплом по рейки. Два года сам преподавал. Чёрный пояс заслуженно ношу, — он задрал рубашку и показал чёрный ремень для поддержания штанов.

— А что сейчас не преподаёте?

— А ерунда всё это. Я тебе как дипломированный врач говорю.

— Какой врач?

— У меня три диплома: терапевт, хирург и ухо-горло-нос.

— Я бы в гинекологи пошёл, — мечтательно произнёс Ваня, — да кто меня без образования возьмёт?

— А я в войну роды принимать могу. У меня справка есть о курсах повышения квалификации.

— Какой вы занимательный человек.

— Да, я ещё исторический факультет закончил, МГУ.

— Как же вы все успели?

— Успел. Мог бы и больше. Жизнь только коротка, на всё не хватает. Сколько на себя смог взять, столько и переделал, а больше уже не могу. Старший сын как ты, средний как полтебя, а младшей вообще пять лет.

— И где она?

— У матери, конечно. Эмансипация, мой юный друг.

— Вот мне бы такую жизнь, — мечтательно произнёс Ваня и снова уставился на прохожих, присматриваясь к женскому полу, однако проходили мимо женщины, более похожие на мужчин, только с грудями. Как тут опять не затоскуешь.

Но всё равно утро получилось удачным, вроде отечественной политинформации советского образца, только не на сухую, а под пиво. Она плавно перешла в дневное политпросвещение под пиво и вдогонку по маленькой, а затем под одну только водку в лёгкие вечерние дебаты, такие же пустые, как умствования о философском смысле проливного дождя или о значении города Чебоксары в мировой истории.

Так изо дня в день проводят время в пивной или на лавочке берлинские БОССы российского происхождения, значительно более высокая каста, чем московские БОМЖи. В этом смысле карьера Вани и Вильяма за границей примечательна и совершенно удалась. А главное, ничего особенного для этого делать не пришлось, только однажды удачно поменять место жительства — вульгарис на правильную и, в некотором смысле, экономически незаурядную страну.