26. Самодур
В соседский дом летом приезжала Настина ровесница Соня. Девчушек многое объединяло: они обе не могли жить без книг, иногда даже вслух читали по очереди, а потом обсуждали прочитанное; обе хорошо учились, обе амбициозные и волевые.
Хорошо запомнилось, как папа Рома вёз их, малявочек, на речку. Ехали втроём на велосипеде «Аист». Настя сидела на раме, вцепившись в руль, а Соня — на багажнике. Когда мчались с горки, девчонки от страха и восторга визжали и смеялись! Папа подбадривал: «Не боись, не упадёте!»
Как-то раз подружки убежали без спросу на речку — мамы их нашли и объявили им бойкот. Ещё девочки катались на велосипедах, репетировали песни и танцы; пололи грядки и бегали от бодачих коз.
Сонин дед — бывший председатель колхоза, человек грозный и деспотичный; для таких есть подходящее слово «самодур». Высокий, крупный, подтянутый, Илья Лукич горделиво нёс себя и говорил исключительно в повелительном тоне. Глаза у него красивые — ясно-голубые, а взгляд недобрый и неприятный, словно бы маслянистый.
Он держал семью в страхе, только Соне было всё ни по чём.
Однажды пёс по кличке Гром ослушался деда, за что тут же поплатился. Илья Лукич ударил несчастное животное, на что собака оскалила зубы и побежала прочь. Илья Лукин рассвирепел, понёсся в дом, а через несколько секунд уже выбежал с ружьём. Страшно бахнуло — раздался выстрел, пёс пронзительно завизжал.
В это время Настя и Сонька были у дровяника, обдирали с поленьев кору на растопку. Как только они увидели убегающую собаку и разъярённого мужчину, тут же шмыгнули на сеновал и зарылись в сено. Они вздрогнули от звука выстрела, пискнули, а затем примолкли. Илья Лукич их не видел, когда проходил мимо сеновала. Он тащил за собой поскуливающую, умирающую собаку. Девочки заплакали — жалко Грома. Сонька теперь и вовсе возненавидела деда — они и раньше никогда не ладили, а тут и вовсе не за что было его любить.
На кухне все молчали — и жена, и взрослые дочки Ильи Лукича. Они боялись этого нелюдя. Потом, не выдержав, жена сказала:
— Давай, всех нас перебей. И нас, и всех коз перестреляй, Иуда проклятый!
— Молчать, старая, — прорычал Илья Лукич. Желваки так и ходили по лицу.
Соня убежала к Насте, была у неё до позднего вечера. Девочки не могли понять, откуда у людей берётся столько злости и жестокости.
Чтобы девочки хоть немного развеялись, мама отправила их встречать с поля корову. Пока стадо не показалось у загона, Соня и Настя бродили у фермы и собирали крапиву, чтобы потом заварить корове витамины. Насте не нравился запах крапивы, запаренной крутым кипятком, но она понимала, что корове от неё будет польза. Да и волосы хорошо прополаскивать крапивным отваром. Стадо всё не возвращалось. Тогда подруги отправились гулять по развалинам, рассматривали стены, исписанные мелом. Потом они пошли к огромной перевёрнутой бочке. Настя заглянула в полую ножку и ахнула:
— Соня, Соня, иди сюда! — позвала она шёпотом.
Там, куда она показывала, в гнезде лежали голубоватые в крапинку яички. Птицы не было на месте. Девочки стали каждый день наведываться к бочке. Сначала появились лысые, скользкие сгустки, потом они обросли нежным пухом. Только раз за всё время девочки увидели взрослую птицу. Они побоялись её вспугнуть, чтобы мама не бросила малышей, и больше к бочке не приближались.
