Не верю!

Анастасия Градцева, 2021

Это безумие – влюбиться в парня намного моложе себя и завести с ним роман. А еще большее безумие – встретить его через пять лет и…захотеть это повторить. Ну уж нет! Пусть это дикое влечение останется в прошлом, ведь последнее, что Асе сейчас нужно – это проблемы. А они обязательно будут, если она поддастся обаянию этого красивого и невероятно талантливого актера. Содержит нецензурную брань.

Глава

7

Когда все хорошо, секунды, минуты и часы начинают мчаться невыносимо быстро. Кажется, только что началось утро и на зарядку приплелись сонные Варламов и Брегус в состоянии «поднять — подняли, а разбудить забыли», только что Ася обнимала и жалела Димку — он во сне набил себе здоровую шишку на затылке, — и вот уже полуденное солнце нещадно печет на безоблачном небе.

— Погуляем? — Дима приобнял Асю за плечи и многозначительно поднял бровь. — Тут на острове есть такие красивые места. Готов поспорить, что ты там не была.

— Интересно. — протянула она, хитро поглядывая на него из-под ресниц. — Покажешь?

— Покажу. Обещаю, — Варламов понизил голос до интимного шепота, и Ася нервно облизнула губы, ощутив, как сладко заныло внизу живота.

Они вышли из фестивального лагеря и направились по пыльной проселочной дороге к горам, возвышающимся на горизонте. С Димой было на удивление комфортно идти рядом. Ася терпеть не могла медленных прогулок и всегда шла быстрым размашистым шагом, что очень не нравилось Витале. «Зайка, куда бежишь, — постоянно одергивал он её. — Мы же просто гуляем». Вроде мелочь, а бесило ужасно. И теперь Ася с огромным удовольствием отметила, что Димка тоже идет быстро и они движутся в одном темпе.

Пока они шли, Варламов что-то тихо напевал себе под нос, и Ася машинально прислушалась.

— Я ведь не из робких, все мне по плечу…

— Сильный я и ловкий, ветра проучу, — машинально допела она.

— Ого, ты знаешь эту песню?

— Да я вообще люблю «Короля и Шута», — улыбнулась Ася, очень довольная тем, что смогла его удивить.

— Обычно девчонки не слушают такое.

— Тебе кажется, — засмеялась она. — Мы в 11 классе с подружками знаешь, как хотели на их концерт! Они как раз к нам с новым альбомом приезжали, как сейчас помню — это было «Жаль, нет ружья». А папа меня не пустил, сказал, что на такие концерты только неадекватные наркоманы ходят. Но я потом в Ебурге уже сама сходила, когда уехала туда учиться.

Дима вдруг остановился, дернул ее за руку и с силой развернул к себе. Выражение его лица странным образом изменилось, и Ася лихорадочно пыталась понять, что же случилось.

— Ася, — наконец произнес он, и тон его голоса не сулил ничего хорошего, — сколько тебе лет?

— Мне… — кровь прилила к щекам, и ее лицо вспыхнуло.

— Только не ври, ладно? Я фанател от КиШей и отлично, блин, помню, что альбом «Жаль, нет ружья» вышел в 2002. В 11 классе, говоришь, была?

Ах как глупо она попалась! Расслабилась и совсем забыла, что она играет роль не себя, а юной студентки. И недооценила Диму. Вот как яростно он сейчас на нее смотрит: глаза потемнели, губы сжаты. Ася вздохнула. Ну что ж, правда так правда.

— Мне 25.

Он не удивился, видно, уже успел в уме примерно посчитать.

— Почему сразу не сказала? — угрюмо спросил Варламов.

— Ты не спрашивал.

— Ты блин сказала, что ты студентка! — заорал он. — А ты ни хрена не студентка, так ведь?

— Да, — призналась Ася, глядя себе под ноги. Она ощущала себя отвратительно. Ну как этому мальчику объяснить про игру в другую жизнь, про отпуск и ощущение легкости и беззаботности, которого ей так не хватало?

Дима был так взбешен, что не мог нормально соображать. Если девушка старше на пару-тройку лет — это еще куда ни шло, но на семь? Он, честно, не был к этому готов. И может, может даже боялся (хотя ни за что бы не признался себе в этом) облажаться перед ней, явно более взрослой и опытной. А главное бесило то, что Ася вела себя как его сверстница. Ну, может, чуть старше. Ничего в ее поведении не выдавало зрелости и опыта. Особенно сексуального — она так мило смущалась в ответ на его заигрывания. Хорошая актерская игра?

— Имя хоть настоящее? — процедил сквозь зубы Варламов.

— Да.

— Замужем?

— Что?! — Ася хоть и ощущала себя виноватой, но это уже был явно перебор. — Варламов, ты наверное, попутал что-то. Что за тон?

— Ах, простите, надо было, наверное, на Вы обратиться и по имени и отчеству?

Ася вспыхнула и, не успев осознать, что делает, замахнулась, страстно желая влепить этому малолетнему наглецу пощечину. Дима молниеносно перехватил ее руку, больно стиснув запястье. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Ася тяжело дышала, Дима сверлил ее незнакомым злым взглядом, потом поднес к губам ее руку, которую так и не выпустил, и небольно, но ощутимо прикусил нежную кожу. Ася с ужасом почувствовала, что против воли начинает возбуждаться. Почему он так на неё действует? Или он на всех так действует?

— Иди ты к черту, Варламов, — она выдернула у него руку и зашагала обратно в лагерь. И очень удивилась, когда поняла, что плачет.

Сгустились сиреневые сумерки, и начали разжигать костер. Последний костер в этом фестивальном сезоне. Впрочем, у театралов не принято говорить «последний», говорят — «крайний». Крайний костер. Крайний вечер. Ася сидела, уставившись в пустоту. Нет, не так она себе представляла этот завершающий день…

— Ася, принести тебе чего-нибудь? — К ней наклонился Лешка. Верный Брегус.

— Водки, — мрачно сказала Ася.

— Что?!

— Шучу. Налей чаю, пожалуйста.

Лешка принес горячую кружку, протянул Асе и сел рядом с ней. Начал расспрашивать про что-то. Она машинально отвечала ему и вдруг почувствовала, как Брегус нерешительно приобнял ее одной рукой. Да они сговорились что ли?! Чем она притягивает этих малолеток? Ася дернула плечом, сбрасывая руку.

— Не надо, Леш, — сказала тихо.

— Ася, я же… я серьезно. Не как Димас. Ты знаешь, что у него… — Лешка на секунду замялся, и в то же мгновение знакомый голос прорычал сзади:

— Брегус!

Лешка вскочил и зло посмотрел на друга. Дима молча глядел на него, сжимая зубы, как будто боролся с желанием вмазать Брегусу в челюсть. Парни буравили друг друга взглядами, а Ася испуганно наблюдала за ними. Господи, хоть бы не подрались!

— Хорош к ней яйца подкатывать, — в голосе Варламова звучала угроза. — И рот свой закрой.

— А то что? — вызывающе дернул подбородком он.

— Леха, — Дима вдруг тоскливо вздохнул, — ну я ж просил тебя…как друга…

Леша длинно выматерился, развернулся и ушел на другую сторону костра.

Ася молчала, не понимая, что происходит. Димка сел рядом и сжал ее руку.

— Не спрашивай, ладно? — попросил он. — И…прости, что сорвался.

— Это ты прости, что сразу не сказала. Мне…мне так было проще.

«И мне», — раздраженно подумал Дима, но больше ничего не сказал и просто привлек к себе Асю.

Она прижалась к его боку, жадно вдыхая Димин запах, которым не могла надышаться. Пусть последний вечер пройдет не так, как хотелось, но все же лучше рядом с ним, чем без него.

Несмотря на всю возбужденно-бурлящую атмосферу, которая шумела и пузырилась вокруг, они будто были одни. Сначала просто тихо обнимались, а потом неожиданно разговорились. Про всякую ерунду, но разве это сейчас важно? Ася слушала, а сама смотрела на него и не могла наглядеться. Сегодня ведь можно. Какие у него четко очерченные скулы, какие красивые упрямые губы, как блестят глаза под ровными полосками широких черных бровей, а тень от ресниц падает на смуглую щеку.

— Дим, никак не могу понять, какого цвета у тебя глаза: зеленые или серые?

— Хамелеоны. Все время меняются.

— От настроения?

— Наверное. Они бывают примерно одного цвета, только когда я спектакль играю.

— Почему ты в этом году нигде не играл?

— Из нашего театра только мы с Брегусом приехали. Наш режиссер сейчас сильно болеет, так что мы пока ничего нового не ставим.

— Ты хорошо играешь.

— А ты разве видела? А…Ромео. Да, неплохо вышло, мне самому понравилось.

— Не думал сделать это своей профессией? — Ася задала вопрос вроде бы небрежно, а сама затаила дыхание. Почему-то ей был очень важен ответ. Димка молчал. Курил. Ася молчала. Ждала.

— Пообещай пока никому не говорить, хорошо? Из наших знает только Лешка. Я… в общем, я поступил на первый курс ГИТИСа.

— Ты?! — Ася ждала какого угодно ответа, но не такого. Димка? Будет учиться в Москве? Станет профессиональным актером? Она не могла понять, огорчает ее это или радует. — Ты молодец. Трудно было?

— Ну уж точно не легко, — усмехнулся он неожиданно по-взрослому и швырнул окурок в костер. — А ты где работаешь?

Спросил наконец. Ася думала, что уже и не поинтересуется.

— В Томском драматическом театре.

— Давно?

— Два года уже, — с вызовом сказала Ася. — Мне двадцать пять, если ты вдруг забыл.

–Остынь, женщина, — примирительно улыбнулся Дима. — Я же просто спросил. А у нас в Саянске даже театра профессионального нет. Два любительских только. Один наш, а второй «Маски» — там, где Ольга и Сонька занимаются.

— Саянск, — Ася ни разу не слышала про такой город. — Он красивый?

— Он дыра, — отчеканил Димка, и в его голосе зазвенела злость. — Оттуда надо валить и как можно скорее. Я вот скоро свалю и очень, блин, рад этому.

«Ого, какие мы», — подумала Ася, но промолчала. Последний вечер не лучшее время для споров. Их и так сегодня было больше, чем нужно. Сама она не считала, что за счастьем непременно нужно ехать в столицу, которая чаще всего сжирала романтически настроенных провинциалов и даже косточки не удосуживалась выплюнуть. Впрочем, Варламов поступил. И не куда-нибудь, а в ГИТИС. Значит, смог угодить привередливой Москве. Победителей не судят. Ася снова положила голову на Димкино плечо. Господи, что она делает? Он младше ее на семь лет. Застрелиться! Перспектив — никаких! Так зачем тогда? «Он мне нравится», — подумала Ася. — «Просто очень сильно нравится. Такое бывает. Я читала. В крайнем случае, потом приеду домой и покаюсь психотерапевту. Кстати, это еще вопрос, есть ли в Томске хороший психотерапевт…»

Димку, видимо, экзистенциальные вопросы не мучили, он ловко перехватил у соседа гитару и уже пристраивал ее на колено. Асе пришлось покинуть удобное плечо, и она с любопытством наблюдала за его длинными пальцами, уверенно скользящими по грифу. Странно, но в этом году ей не приходилось слышать, как Димка играет. Три года назад, помнится, мальчишки лабали у их костра что-то невыносимо панковское и уж совсем невыносимо дворовое, и Варламов тоже, кажется, был в их числе. Что же будет сейчас?

— Ты хорошо играешь?

— Да, — Дима сосредоточенно перебирал струны и подкручивал колки, настраивая гитару под себя. Скромность не входила в длинный список его достоинств.

— Давай, Димас! — зашумели все. Предыдущие певцы такого энтузиазма не вызывали. Может, он и правда хорошо играет? — Давай нашу! Нет, Цоя! Агату Кристи! Сектор Газа!

Димка поднял руку — все затихли. Он слегка склонил голову и тронул струны. Знакомые с детства аккорды полились неожиданно гармонично…

Луч солнца золотого тьмы скрыла пелена,

И между нами снова вдруг выросла стена…

У Димки был точный слух и замечательный голос: сильный, звенящий и в то же время какой-то бархатистый. Ася не помнила, как называется такой тембр: по вокалу ей поставили «четыре» только за старание и хорошую зачетку, но слушать его было очень приятно. Вскоре к исполнению подключился дружный хор из всех сидящих у костра. Но Ася старалась слушать только Димку.

Ночь пройдет, наступит утро ясное,

Знаю, счастье нас с тобой ждет.

Ночь пройдет, пройдет пора ненастная. Солнце взойдет!

Разумеется, песня не исполнялась в ее честь, и никаких жгучих взглядов в ее сторону Варламов не бросал. Это было как-то понятно и даже нисколько не обидно. Но все же слушать песню о любви в его исполнении было… приятно.

Потом, конечно же, были и Сектор газа, и Сплин, и Цой — тот самый, который вечно жив. Еще он пел для Аси «Ветер» Шевчука, и они вместе вспоминали второй куплет. Так, кстати, целиком и не вспомнили. По ее просьбе Димка подбирал аккорды к любимой «Это все, что останется после меня…», а переставший злиться Брегус горланил:

— Ничего не останется после меня! Что не съем, то возьму я с собой! — И весь костер дружно ржал и просил Лешку заткнуться.

Потом гитару взял кто-то другой и стал петь традиционное «Дыхание» Наутилуса, ужасно фальшивя. Это было слышно даже не одаренной музыкально Асе. Одаренный Дима морщился, как будто жевал лимон, а потом заткнул уши и стал петь по-своему — правильно. И Асе показалось, что она как будто еще больше в него влюбилась… Стоп! Не влюбилась! Просто нравится! Так, как давным-давно никто не нравился. И что? А ничего! Томский драматический и 25 лет — это одна песня, а столичный ГИТИС и 18 лет — совсем другая.

— Во сколько автобус? — спросил кто-то.

— Через два часа, — отозвались в ответ.

Ася растерянно огляделась — и правда, уже светало. Они всю ночь просидели у костра. Очень, очень жаль, что не удалось поваляться в кустах в обнимку со своим восемнадцатилетним Ромео. Ведь отпуск заканчивается, и скоро снова придется стать серьезным взрослым человеком с кучей обязанностей и проблем. А так хочется еще немного волшебных безумств! И ведь Димка явно хотел того же. Пока не узнал ее настоящий возраст.

«Господи, да о чем это я? — вдруг с тоской подумала Ася, глянув на Диму. Он отошел к знакомым девчонкам и Лешке Брегусу. Всей толпой они курили у забора и дружно хохотали. — Это у меня последние дни отпуска и предчувствие суровых будней, а у него впереди сплошной непрекращающийся праздник в виде учебы, новых друзей, девушек, впечатлений. Ему восемнадцать, тебе двадцать пять. Что ты от него хочешь?»

— Ладно, нам пора, — объявил Лешка Брегус. Димка согласно кивнул и вздохнул. — Еще вещи собрать надо.

Ася не шелохнулась и не повернула головы, даже когда шею обожгло горячим дыханием и знакомый голос прошептал «Пока». По коже побежали мурашки, и очень хотелось верить, что Димка этого не заметил.

— Давай, малыш, иди, — равнодушно сказала она.

— А вот за малыша ответишь! — моментально завелся Варламов, сгреб ее в объятья и хорошенько поцеловал. Ася еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Как он легко ведется! Это, конечно, возрастное, но все равно приятно.

А потом, когда они начали состыковывать свои графики отправления по домам и считать, чей поезд отправится раньше, неожиданно выяснилось, что поезд у них один. Владивосток—Томск. Странно, но не выглядело так, что Диму эта новость обрадовала.

— Подожди, — Ася морщила лоб. — Я не помню станции «Саянск».

— Правильно не помнишь. Ее и нет. Мы на «Зиме» выходим, а оттуда до дома на автобусе едем.

— «Зиму» помню! Она же рядом, да? — Теперь, когда выяснилось, что прощание откладывается, хотелось, чтобы им вместе нужно было трястись в поезде долго-долго: сутки, трое, неделю!

— Четыре часа ехать, — ответил Димка, еще раз поцеловал ее долгим вкусным поцелуем и зевнул. — Как раз выспаться можно! Ладно, не прощаемся!

Не сказать, чтобы Асе стало веселее. Но чуть легче — это точно.