Совушкины сказки

Анастасия Демишкевич

Не все сказки пишутся для детей, и не все сказки заканчиваются хорошо. Скорее наоборот. Вместо Бабы-Яги – белая горячка, вместо волшебного мира – бесконечный ночной кошмар.

Сова дядя Ваня

Дядя Ваня жил в пятом подъезде со дня его основания. Подъезд, конечно, появился не отдельно от всего девятиэтажного дома, однако с самого начала возведения и до сегодняшнего дня «пятый» существовал каким-то тайным, особенным образом, и разительно отличался от своих четверых собратьев. Началось все еще во время строительства. За подъездом плотно закрепилась дурная слава. Рабочие все время жаловались на головную боль, сонливость и понос. У их коллег, трудящихся на других участках, таких проблем не возникало. Может быть потому, что они не употребляли спирт от Фроловны, предпочитая ему старую добрую «Зеленую марку».

Поносом дело не кончилось. Начальник бригады Игорь, пронырливый мужчинка лет сорока, славившийся похабными анекдотами и умением дальше всех ссать с крыши, не справился со своими конечностями, сверзнулся с лестницы и сломал себе шею. Так подъезд взял свою первую жертву.

Прошло много лет, про бедолагу Игоря уже никто не вспоминал, приличные и респектабельные люди расселились по всем четырем подъездам. По всем кроме пятого. В нем традиционно проживали маргинальные элементы, не проходило и года без того, чтобы кто-нибудь не выпрыгнул из окна, не поколотил жену или мужа или не упился до белой горячки. Всех, кто селился в пятом, ждала незавидная участь. Даже если человек въезжал относительно приличным (имел несколько смен белья, цветной телевизор и дубленку), за год жизни в пятом он непременно опускался: терял работу, начинал пьянствовать, переставал менять исподнее и мыться.

Так случалось со всеми кроме дяди Вани. Был ли он крепче духом, или просто предпочитал водке марихуану — не известно. Поговаривали что-то о мощном ангеле-хранителе, но дядя Ваня на это только лукаво улыбался, скручивая в руке свежий выпуск журнала «Железный марш». Так или иначе, зло не коснулось дяди Вани: он по-прежнему работал резчиком по дереву, не пил, жарил вкусную картоху, а по вечерам читал книги или слушал музыку. По воскресеньям дядя Ваня выбирался в лес, говорил, что на охоту, но всегда возвращался с пустыми руками и таинственной улыбкой на лице. Из леса дядя Ваня приносил только красивые листья и веточки. Он подолгу смотрел на них, а потом брался за работу и всегда вытачивал что-нибудь интересное: фигурку белочки, совы или подставку в виде осинового листа. Очень часто дядя Ваня дарил эти фигурки соседям просто, чтобы сделать им приятное. «Куда мне столько одному», говорил он, «Так и места в доме не останется».

Обитатели пятого подъезда от его подарков обычно отказывались, а если и брали, то продавали или обменивали на спирт. Другие соседи с радостью принимали и благодарили дядю Ваню за его доброту.

Разбитная бабка Прокопьевна часто спрашивала дядю Ваню почему он не женится и не заведет семью. Грустно улыбаясь, дядя Ваня всегда отвечал, что если он до сих пор никого не встретил, то значит, наверное, и не судьба ему. Прокопьевна задавала один и тот же вопрос каждый раз как видела дядю Ваню — она получала удовольствие от того, чтобы лишний раз напомнить одинокому человеку об его одиночестве. Однако дядя Ваня на нее не обижался и всегда терпеливо говорил с ней.

Как-то дядя Ваня возвращался из леса в особенно приподнятом настроении. У дома он столкнулся с Прокопьевной.

— А что это у вас в корзинке? Грибов что ли набрали?

— Совенка нашел, — смущенно улыбаясь, ответил дядя Ваня, приподнимая тряпку, которой была прикрыта корзина.

— Совы птицы дикие, — важно сказала Прокопьевна, как будто открытие сделала. — Пропадет, — весомо добавила она.

— Не пропадет, — уверенно ответил дядя Ваня. — Не пропадет совенок, — зачем-то повторил он.

На работе сразу заметили, как повеселел обычно задумчивый дядя Ваня. Заметили и то, как он торопится с уходом домой. Даже на обед стал ходить, хотя раньше всегда брал его с собой.

— Бабу завел, не иначе, — сказал усатый столяр Митя.

— Седина в голову — бес в ребро, — усмехнулся рыжий Василий.

Дядя Ваня действительно стал спешить, он хоть и любил свою работу, но дома ждал его совенок, щелкал клювом и пищал в ожидании, когда дядя Ваня вернется и накормит его.

Дядя Ваня устроил совенку импровизированное гнездо рядом со своим письменным столом. По вечерам, когда он читал книгу, совенок выбирался из гнезда и, цокая коготками по линолеуму, подходил к дяде Ване и небольно поклевывал его за пальцы ног.

— Скучно тебе? — спрашивал дядя Ваня и, посадив совенка на ладонь, аккуратно перемещал его на стол и подолгу гладил по маленькому клюву.

Спустя какое-то время совенок стал встречать дядю Ваню, когда он приходил с работы. Открыв дверь, и едва войдя в прихожую, дядя Ваня уже слышал цоканье совиных коготков по полу — его еще не умевший летать питомец спешил к нему, чтобы приветственно ущипнуть за палец. Хорошо жилось дяде Ване с совенком, забота о нем занимала все свободное время дяди Вани, и он, чувствуя, что кому-то необходим, был счастлив.

Однажды, вернувшись с работы чуть раньше, дядя Ваня не услышал привычного цоканья. Подумав, что совенок спит, он осторожно разулся и на цыпочках прошел в комнату. Совенок лежал на полу лапками кверху. Его маленькие коготки были плотно сжаты, а глаза закрыты.

— Что же ты, совеночек? — Только и смог выговорить дядя Ваня и, упав на колени заплакал.

— Хороший совенок, — приговаривал дядя Ваня сквозь слезы, поглаживая маленький мертвый клювик.

— Хороший совенок.

Соседи долго не видели дядю Ваню. Зато они слышали совиное уханье, раздающееся из его квартиры. Сначала оно было надрывным и яростным, затем стало жалобным и печальным. Когда полиция вскрыла дверь, столпившиеся в коридоре соседи увидели сидящего на полу в куче перьев дядю Ваню. Рядом валялась разорванная подушка. Дядя Ваня ухал по-совиному.

«Совсем не отличить от настоящей птицы», говорили те, кто когда-либо слышал крик совы.

После того, как Сову дядю Ваню определили на дурдом, жизнь в пятом подъезде как-то неожиданно наладилась. Люди стали приходить в себя: бросали пить, устраивались на работу, затевали ремонт. Чертовщина, гнездившаяся здесь, казалось, рассеялась. Возможно пятый подъезд наконец насытился, а может быть просто подавился светлой душой Совы дяди Вани.