Билли. Создатель предписал, и я явился в срок

Анатолий Агарков

«Терминатор», «Матрица», «Восстание машин»… Откуда страхи перед техническими новшествами? Так – с каким чувством папа Карло взялся за полено, таким и получился Буратино! В России все не так! Обычный парень создает виртуальный разум – Силу Всемогущую, но с русскою душой. Никаких войн за обладание Землей, никаких желаний уничтожить человечество, наоборот, Билли (этот самый Разум) создает Великую Национальную Идею для страны любимой (Валдайский, кстати, отдыхает клуб).

2

В известной беседке произошла революция — волнистые попугайчики экспроприировали кормушку, а золотистый кенар эмигрировал на ветви плюща и верещал оттуда о несогласии с Новым Порядком.

Президент кивнул на вазу с фруктами:

— Угощайся.

Его отеческое «ты» польстило моему самолюбию. Патрон потёр лоб над переносицей.

— Задача будет не из лёгких. Но она назрела. Её решение необходимо….

Мне показалось, Президент убеждает самого себя.

— Россия обновилась, Россия обновляется, идёт вперёд семимильными шагами. Отстаёт самосознание нации. И это порождает новые, усиливает существовавшие центробежные силы. А у центростремительных, увы, наблюдается обратный процесс…

— Наша с тобой задача, — Президент окинул меня взором, будто целую рать перед решительным боем, — создать объединяющую идею. Консолидирующую всех — от мала до велика, от бомжей до олигархов — русских, татар, якутов, тунгусов — всех-всех-всех, живущих под Российским флагом. Это понятно?

Я легонько пожал плечами — и да, и нет. Президент перевёл дыхание.

— Надо, чтобы на мой вопрос: «Мы — Великая нация?» народ в едином душевном порыве ответил: «Да!».

— Нужна Великая Национальная Идея, — очень раздельно, почти по слогам произнёс я.

— Именно, — указательный перст первого лица государства прицелился в мой лоб. — Верно сказано. Вот по этой теме и приступай к работе. По срокам не тороплю. Ошибки не прощу — её и не должно быть. Приму как ответ отрицательный результат. Всё, езжай, будешь готов — звони в любое время.

Он пожал мне руку….

На обратном пути покинул авто далеко от дома. Захотелось пройтись, заглянуть в лица москвичей — может быть, там найду ответ на поставленную задачу. Чего хочет вот эта женщина, царапнувшая меня беспокойным взглядом? Или этот мужчина, чуть не толкнувший меня плечом, а теперь часто и недоумённо оглядывающийся. Или эти девицы с мороженым в руках, расступившиеся и хихикнувшие на мой вопрошающий взгляд. Чего они хотят? Спешат куда-то — куда? Озабочены чем-то — чем?

Медленно вслед за мной поворачивается голова постового — того и гляди, с резьбы слетит. Наверное, странным ему показался. Ну, как задержит для выяснения. Если задать ему вопрос — вы постовой великой нации? — то и в «обезьянник» определит до приезда санитаров….

Дома к компьютеру:

— Билли, не устал от войн виртуальных — работа есть.

Моё детище в последнее время увлёклось очисткой Инета от вирусов.

— Весь внимание, Создатель.

Пока добирался домой, кое-что обдумал.

— Мы должны подготовить Президенту очередное Послание Федеральному Собранию.

— На тему….

— На тему — Великая Национальная Идея.

— Что-то новенькое.

— Придётся потрудиться.…

Решив, что свою лепту в решение поставленной задачи внёс, занялся обустройством быта. Сессионная возня накопила на рабочем столе и диване книги, в кухне грязную посуду и пыль по всей квартире. Уборка отняла два дня. К исходу второго понял — если так бросаться на работу, скоро очень останусь без неё и помру со скуки. Решил упорядочить трудовой день.

Подъём в шесть утра. До восьми бегаю по парку, подтягиваюсь на игровой площадке, отжимаюсь, хожу на руках — к великому удовольствию самых юных «жаворонков», их мам, нянь и бабушек. Потом готовлю себе завтрак, завтракаю. До двенадцати работаю над задачей Президента. После двенадцати, отобедав, сажусь спиною на диван часика этак на три. Потом опять к компьютеру до 18—00. Ужин. До одиннадцати вечера спортивный комплекс — удобное время: у профессионалов заканчивается рабочий день, собираются любители с пропусками вроде меня. В 24—00 отбой.

Это в идеале. На практике:

— Билли, как дела.

— Чисто, Создатель, не единой путной мысли.

— Чем сутки занимался?

— Судя по результатам — ничем.

— Давай вместе думать.

— Давай пораздельности.

— Обижаешь.

— Прости, Создатель. Есть какие мысли — выкладывай.

— В том-то и дело…

— Тогда, ты думай, а я буду собирать первичную информацию.

Думать за столом тяжеловато — клонит в сон. Встал, походил. Забрёл в мамину комнату. Знакомый аромат французских духов царапнул по сердцу. Я уж отзвонился, похвастал итогами сессии, сообщил, что завален работой, и на Холодянку вряд ли попаду.

— Не много потеряешь, — радостно сообщила мама. — Тут комарьё, ночами заморозки, днём — солнечные ожоги. Видел бы ты мой фейс….

— Очень хочу видеть.

На стене висела забытая хозяйкой походная гитара — на рюкзачном ремешке с голубым бантиком. Взял в руки — запахи дыма костров, сосновой смолы и ещё чего-то тревожащего душу. Приложился ухом — не шумит ли прибой. Нет. Звуки надо было рождать. И мне захотелось.

— Билли.

— Что-нибудь надумал, Создатель?

— По теме нет. Открой самоучитель для гитары — под музыку лучше думается. Как тебе струнный звук, не помешает?

— Нет, Создатель. Думай под музыку.

Через неделю умел брать аккорды и начал пробовать голос.

— Билли, послушай.

— Увы, Создатель, не доступно.

Я побренчал на гитаре, спел песенку, очень и очень задорную. Отложил инструмент.

— Ну, как дела?

— Готов подписаться под «умом Россию не понять».

— И только-то за десять дней?

— Увы.

— Сдаваться будем?

— Ни в коем случае — что-нибудь придумаем.

— Ну, думай-думай. Пойду, пройдусь….

Спустился во двор. Он не был мне чужим. Когда-то дошкольником бегал здесь, играл на детской площадке, в хоккейной коробке. Мама писала свои диссертации, и бабушка забирала меня к себе, в этот дом. Здесь у меня были друзья. Вспомнил Жанку. Шустрая девчонка-сверстница в первый же день знакомства отколотила меня. А потом всегда заступалась. Где она теперь?

Только подумал — Жанка навстречу. Или не Жанка? Или Жанка?

— Жанка?

Худенькая девушка с нервным лицом приостановилась, вглядываясь.

— Алекс? Ну, точно, Лёшка. Привет! Какими судьбами?

— Живу в бабушкиной квартире.

— Соседи, стало быть. Женат, холост? Учишься или работаешь?

— Учусь, холост. А ты?

— Была, за папуасом. Представляешь, поехала дура к нему в Черномордию…. Ну, в Африку — куда? куда? Людоед оказался. Сынишку отнял, сама еле вырвалась — благо гражданство не поменяла.

— Жанка, — я был рад встрече и ласково потрепал её по щеке.

— Но-но, студент, сначала научись зарабатывать, потом женись…

— Студенты, стало быть, не в моде?

— За тебя, наверное, пошла — у тебя предки богатые.

— Разошлись они.

— Бывает. Играешь? — Жанка царапнула струны ногтём. — Приползай вечером в коробку — потусуемся.

У меня совсем не было сексуального опыта, и я подумал — не плохо бы приобрести его с Жанкой. Она чмокнула меня и ладошкой размазала след помадный по щеке:

— Пока.

Посмотрел ей вслед, на худой вихлявшийся зад, и мне расхотелось приобретать сексуальный опыт с Жанкой. Однако ради вечернего рандеву перекроил распорядок дня — после адмиральского часа укатил на тренировку. Вечером спустился во двор.

— Алекс вернулся, — представила меня Жанка кучке молодых людей лет от пятнадцати до двадцати, оккупировавших перед закатом хоккейную коробку.

Я не увидел знакомых лиц — мне тоже не обрадовались. Девицы курили в кругу, дрыгали ногами, крутили попами. В другом кругу ритмично поводили плечами парни. Музыкально оформляли тусовку два гитариста — один в полосатой майке десантника, у другого на предплечье рядом с якорем темнела наколка — КТОФ. Кивнул на них Жанке и, получив Высочайшее Позволение, перебрался на скамейку к оркестровой группе. Послушал, попробовал и присоединился. Десантник хмыкнул неопределённо, моряк кивнул ободряюще….

Перед сном:

— Билли, как дела?

— Пытаюсь создать математическую модель человека.

— Думаешь это возможно? А для чего?

— Чтобы понять, чем он дышит, о чём думает, чего хочет.

— Я тебе и так скажу — дышит кислородом, думает о сексе, хочет денег.

— Умно.

— Ну-ну, трудись-трудись….

Следующий мой вечерний визит в хоккейную коробку был менее удачным. Возможно, сказалось отсутствие Жанки — она работала официанткой в ресторане и отдыхала только по понедельникам. Лишь уселся на оркестровую скамейку, ко мне подошли трое.

— Ты зачастил, чувак. Если хочешь прописаться — проставляйся.

Ни тема, ни тон их речи мне не понравились. Я покосился на коллег по музыке. Десантник отвернулся с отсутствующим лицом. Моряк увлёкся пятнышком на брюках. Понял: подошедшие — люди в авторитете.

— Ты кто?

— Сорока.

— Где хвост оставил?

— Шутник? Сейчас очки пропишу — увидишь.

Очки, в смысле, затемнённые — «фонари» скрывать.

— Кто-то был бы против — я никогда. Сейчас вернусь.

Мамину гитару некому доверить, понёс домой.

— Не вернёшься — не обидимся, чувак.

Дома повесил на место инструмент, поменял прикид на попроще — предстоящие «танцы» пыльными быть обещали. Кинул взгляд на компьютер — моё детище трудилось, не покладая рук. Эх, Билли, Билли, думаешь, как осчастливить человечество, а оно собралось меня бить.

Включил освещение коробки и вышел в её центр. Похрустел шейными позвонками, пощёлкал ключицами, попрыгал, разминаясь.

— Ну, смелее. Где тут известный окулист?

Вышли двое. Сорока кинул локти за спиной на заборчик коробки и ноги скрестил во фривольной позе. Ухмыляется, цирка ждёт. Ну, будет цирк.

Бить я их не бил — злости ещё не было. Ловил на контрприём и аккуратно укладывал на газон. Один вооружился кастетом.

— Убери — ручонку сломаю, — предупредил я.

Он не послушался, а я не сдержал слово — поймал его в атаке, чуток помог ускориться, и он обрушился головой на ни в чём неповинный заборчик. Затих. Наверное, ушибся. Да как бы шею не сломал. Коробку тоже жалко.

— Чё глазеете? А ну гурьбой — Сорока пинками и тычками гнал на меня толпу подростков.

— Смелее, смелее, — подбадривал и я.

Крутился, как белка в колесе, аккуратно ронял их на земь в стиле айкидо и никого не ударил. Девчонки ахали, визжали — думаю, что от восторга.

Вдруг знакомый и любимый голос, лёгкий плеск ладошек:

— Браво-брависсимо! Ты ещё в детский сад не забудь заглянуть.

Мама! Мамочка! Здесь? Приехала!

Я бросился на остатки сильно поредевшего воинства — у, гады, порешу! Парни врассыпную. Исполнил кульбит на прощание — это для девиц — перемахнул заборчик, подхватил маму на руки, закружил, понёс домой.

Она:

— Рюкзак, рюкзак — там все сокровища!

Прихватил и рюкзак.

Мы пили чай.

— Колотун-бабай сейчас в Якутии.

— Это в июле-то?

— Представляешь, утром всё бело от инея. Солнце встанет — роса блестит. В полдень жара. Ночью у костра греемся — в палатке даже в спальном мешке не заснёшь. Попростывали все — решили свернуться. Смотри, что привезла….

Среди якутских трофеев сверкал алмаз. Настоящий. Не силён в каратах — стекляшка в полногтя мизинца.

— Место запомнила? На следующий год рванём вдвоём, нароем-намоем, богатенькими будем.

Неделю мы разбирали мамины трофеи. Она из дома носа не кажет. Он у неё, и лоб, и щёки, и даже шея в красных пятнах. На руках — о, ужас! — «цыпки».

— Это от ледяной воды, — жаловалась мама.

Втирала кремы в кожу и сетовала:

— Кабы до учебного года зажило.

Пили чай.

— Ма, что такое русский народ?

— Здрасьте-приехали. Школу забыл?

— Нет, ты скажи не по-учебному — как сама понимаешь….

— На эту тему можно говорить до бесконечности. Есть такая теория: будто Земля — живой организмом. Там русским отведена роль нервов — вся боль планеты проходит через нас. Никто так не может чувствовать и переживать. Достаточно?

— Интересно.

Интересная мысль! Надо Билли подсказать. Хотя, если это зафиксировано в Инете, ему и без меня доступно.

Следующий свой визит в коробку приурочил к Жанкиному выходному. Но сначала подготовился — сделал заказ в ближайшей кафешке. Сидел с гитарой на своём месте — купил новую, покаявшись маме. Народ потихоньку подтягивался. Жанка.

— Наслышана, наслышана. Герой! Тема есть на миллион — чуть позже. А это что за дела?

Во двор вошла «фура» и начала разгружаться. Ребята в униформе «Макдоналдс» таскали в коробку пластиковые столики, стулья, накрывали яствами, питьём.

— Совсем онаглели буржуины! Ну, я им щас….

Удержал Жанку за руку:

— Это проставляюсь я.

— Ты? Ну, дела.

Подружка моя не смогла устоять на месте, шмыгнула к девчатам, потом к ребятам. Сервировка ещё не закончилась, мои вчерашние недруги, а теперь, уверен, друзья не разлей вода, рассаживались за столики. Впрочем, они внесли свою поправку — сдвинули их вместе. Сорока с подручниками не появился — то ли заняты были, то ли проигнорировали попытку примириться. Морячок с десантником пожали руку. Мы ударили по струнам, а девчонки накрыли нам в «оркестровой яме». Спиртного не было, но народ веселился от души. Притащили колонки, протянули удлинитель, подключили микрофон караоке — от желающих спеть отбоя не было.

В разгар веселья Жанка подошла с незнакомой миловидной девушкой.

— Алекс, знакомься — Даша.

— Даша, — прошелестели пухленькие губки.

Я кивнул — усвоил, мол.

— Алекс, девушке надо помочь. Сорока и с неё проставы требует. — Жанка округлила глаза. — Натурой.

Я бросил на Дашу любопытный взгляд — глаза большие, синие, грустные, строгие, прекрасные.

— А что? Здоровое чувство к красивой девушке.

— Не пошли. Лучше скажи — поможешь?

— А что надо-то?

— Ну,… скажи, что это твоя девушка… Кто сунется — сразу по рогам.

— Легко.

Жанка покосилась подозрительно:

— Только вы не очень-то заигрывайтесь. Помни, Алекс, ты — мой.

Чуть позже взял микрофон в руки и объявил, что следующая песня исполняется для любимой девушки. Коллеги мои играли, а я пел и, как заправский эстрадный артист, выделывал в коробке танцевальные па. Подвальсировал к сидящей за столом Даше и чмокнул её в щёчку — чтобы всем всё стало ясно….

Дома признался:

— Билли мне нравится одна девушка.

— Давно пора, Создатель — пик твоей сексуальности уже позади.

— Я серьёзно.

— Я тоже….

Дашу увидел дня через три после нашего знакомства. Она плакала, закрывая лицо ладонями. Прихватили её у подъезда Сорока с известными уже приятелями. Кровь ударила мне в голову. Сработал инстинкт далёких и диких предков — не жалея живота своего, защищать самку и детёнышей.

Разрывая одежду о кусты акации, полетели на клумбу приятели Сороки, он попятился.

— Тебе разве не сказали, что Даша — моя девушка?

— Н-нет, — он пятился и отчаянно боялся, боялся всеми клетками своего организма.

— Ну, извини — буду бить тебя непредупреждённого.

— Не надо, — попросил Сорока.

— Не надо, — попросила Даша.

— Проси прощения, урод.

— Слышь, ты, прости.

— Не так, — схватил Сороку за нос, прищемил его большим и указательным пальцем. — На коленочки встань, на коленочки.

Манипулируя Сорокиным клювом, поставил его на колени:

— Клянись, что больше не будешь.

— Не буду, — гундосил шишкарь дворовый.

— Отпусти его, — попросила Даша.

— Брысь, — сказал я, отпуская.

Сорока так и исполнил, как услышал — не встал и побежал, а сначала на четвереньках шлёп-шлёп-шлёп, а потом встал и побежал. Я понимал, что нажил себе смертельного врага, но насколько он мог быть опасен, не представлял.

Конец ознакомительного фрагмента.