Сила Берендея с нами навек

Анатолий Агарков

Этот совместный наш труд с Надеждой Сергеевой начинался как повесть о приключениях мальчика в дохристианской Руси. Со временем он подрос до размеров романа и изменилась суть произведения. В «Силе Берендея…» раскрывается менталитет русского народа – откуда есть пошел несокрушимый дух народный, его единение с живой природой, его любовь к своей Родине. Обозначена историческая миссия России как миротворца на Земле… Ну и конечно же присущие фэнтези драконы, превращения, сражения и приключения…

Глава 2

Малушка зевнул, потянулся и обратился к печенегу:

— Что-то меня в сон клонит, пойду вон под теми кустами прилягу. Нужен буду, разбудишь.

Тирах, жуя, кивнул и отвернулся от мальчика.

Малушка лег под кустом калины, приспособив под голову котомку. Сдвинув шапку на лоб, он стал наблюдать за купцом и его свитой. Те молча ели, когда один из охранников купца потянулся за баклажкой с вином, Тирах грозно по-своему крикнул и взмахнул рукой. Двое охранников поднялись и, на ходу жуя, ушли в тень, встав на пост.

Вдруг Малушка ощутил чье-то присутствие недалече. Оглянувшись, увидел два ярко-красных огонька.

— Ты дитя Берендея, я дитя Берендея, вместе нам никто не страшен, — превозмогая страх, прошептал Малушка.

До него донеслось горячее дыхание и тихий голос:

— Сила Берендея с нами навек. Ты кто?

— Я Малушка, сын бортника. А ты кто?

— Идилон, дракон хана Карима. Хана враги отравили, и он был похоронен в кургане. На нём, я поклялся год отлежать невидимым и неподвижным, справляя тризну об умершем друге. Но вон те люди, что у костра, разграбили курган и разозлили меня. С тех пор я их везде искал, пока на днях не встретил на опушке леса.

Перед взором Малушки предстала недавняя картина на лесной опушке, и он возразил:

— Нет, Идилон, это не твои обидчики. Эти в то время были в стенах Ужгорской крепости, они только на рассвете её покинули.

— Ты уверен? — насторожился дракон.

— Да, — Малушка помялся, — Я видел, что случилось на той поляне — там были другие. А эти прикидывается купцами, но сами изыскивают, как лучше напасть на крепость. Я ночью слышал разговор их главного с предателем. Вот и пошёл за ними.

— Эй, малшика, — вдруг раздался крик Тираха, — ходи на моя сторона.

Малушка сделал вид, что проснулся, потянулся, тихо сказал дракону:

— Жди меня здесь, не выдавай себя, — и крикнул печенегу. — Чаво спать не даёшь, опалзень?

Тирах пытливо смотрел на приближающегося мальчика.

— Слюшай, малшик, — тихо поговорил он, когда Малушка встал рядом. — Ты можешь знать дорогу к слободе?

— А зачем тебе туда? — Малушка достал из кармана небольшой ножик и стал строгать ветку, которую поднял у костра.

— Зачем-зачем… твоя знать не надо. Дорогу покажи! — повысил голос Тирах.

— Да ты на меня голос-то не повышай, — продолжая свое занятие, сказал Малушка. — Слобода эта недалече от Мурома стоит — так мне батюшка говорил: он туда к родичам матушки ходил два лета назад. А я тогда малой еще был и с ним не ходил, потому и дороги этой не знаю. А чего тебе вдруг такую даль переться приспичило?

Тирах поднял удивленно брови:

— Что есть «приспичило»?

Малушка рассмеялся?

— Ох, голова твоя тупая печенежская! Это значит «надо»

— Надо, не надо, твоя знать нельзя. Иди, давай, спи! — проворчал Тирах, встал, подбросил в костер хвороста и ушёл в кибитку.

Малушка осторожно подошёл ближе и прислушался. Печенеги говорили на своём языке. Огорчённый мальчик вернулся к кусту калины.

— Понять бы о чем они говорят меж собой, — прошептал он.

— Это просто. Великая мать драконов обучала нас магии, и могу тебе передать любое умение, — проговорил Идилон, накрыл голову Малушки своей лапишей и дыхнул на него.

Голова мальчишки закружилась; вокруг появилось светлое облако, а когда развиднелось, Малушка услышал неясный шепот, доносившийся из-за полога кибитки.

Юный разведчик поближе подкрался.

Говорили печенеги бойко, но понятно было всё.

— Мало платишь, хозяин. Рисковать заставляешь, а мы не рабы. Здесь, в урусской стране каждый камень нам враг, каждый мальчик в нас видит кочевников. Здесь только можно грабить да убегать без оглядки, а улыбаться и кланяться этим долгополорубашечным мы не привыкли. Уйдём в степи к шайтану или плати!

— Я плачу и платить буду столько, сколько мы условились на Итиле.

— Ну, тогда мы уходим, шайтан с тобой.

— Никуда вы, собаки, не пойдете.

Внутри кибитки послышались звуки борьбы, сдавленный хрип, ругательства.

— Стойте, твари, не убивайте — дайте слово скажу.

— Говори.

— Руки отпустите. Вы, ослы вислоухие, сундук распотрошили и денег не нашли. А нету денег — все потратил на вас же, бараны, а ещё больше на подкуп предателей и взятки вельможам.

— Ну, тогда мы пошли.

— Да, погодите вы! Вот эти свитки ягнячьей кожи вы отбросили за ненадобностью — не нашли в них ценности, верблюды безмозглые. Не знаете, что в них, и не знаете того, что за каждый свиток архонт ромейского басилевса отвалит полную корзину золотых монет.

— А что в них ценного? — недоверчивый голос. — Каракули синей краской… а здесь, кажись, кровью.

— Сам ты каракуль барана кастрированного! На этих свитках планы крепостных укреплений урусских городов и поселений — весь восточный вал здесь. Мы с вами третий месяц уже путешествуем и не зря. Еще бы по южному краю пройтись — через Муром и Киев до Чернигова — и не будет в нашей степи никого богаче нас.

— Зачем это надо архонту ромейскому?

— Не твоего ума дело. А впрочем, смекаю: быть большому походу ромейцев в урусские земли.

Зашумели в кибитке.

— Это добрая весть.

— Мы с ромейцами всегда заодно.

— Города богатые брать, это не скот с заимок угонять — там много добычи.

— Мы пойдем с тобой дальше, Тирах, но смотри: обманешь — живот вспорем и повесим твои кишки сайгаку на рожки, побегаешь за ним по степи.

— Тогда так — дальше вместе к ромейскому золоту. Деньги, что я вам платил, доставайте и в общий котел — у меня больше не на что путь продолжать.

— Хитрый ты, как мурза сарацин — мы и работай на тебя и тебе же плати за нашу работу.

— Вы сами решили войти со мной в долю, а каждое дело золота просит.

— А что если мы тебя сейчас свяжем и бросим; свитки возьмём и поскачем в Корсунь к архонту. Здесь столько уже крепостей зарисовано и, если за каждую по корзине золота, нам будет с чем в степь возвращаться.

— Как в народе у нас говорят? — то, что знает один, не знает никто; знают двое — знают все. Не считайте ромейского архонта дураком — он свитки от вас возьмет, а золото расплавит и в глотки вольёт. Он ведь не хочет, чтобы весть о походе ромейцев раньше времени урусских земель достигла. И потом — он меня посылал, меня и ждёт. А вас просто к нему не допустят ни со свитками, ни без них. Уразумели, хвосты шакальи, что вам без меня никуда. Вы, шайтан-майтан, тупее урусского мальчиша. Ладно, кончаем базар — по местам. Если еды будет не на что взять, голодаем все. Путь на Чернигов, а оттуда в Корсунь. Все пошли прочь. Багатур задержись.

Малушка отпрянул от кибитки купца и не услышал, что говорил Тирах своему преданному воину. Выйдя из кибитки, печенег, заседлал коня и умчался прочь, махнув на прощание рукой товарищам.

Малушка вернулся к кустам калины в сильном волнении.

— Что случилось? — заметил его волнение Идилон.

— Я понял, зачем Тирах купцом прикидывается. Он ходит по крепостям и рисует, как они устроены, чтобы быстро их завоевать, тогда и городам нашим преграды-защиты не станет, — Малушка огорченно вздохнул и сел под калиновый куст, обхватив голову.

Дракон помолчал и тихо сказал:

— Значит, надо эти рисунки у купца отобрать.

— Ой, — вдруг вскочил на ноги мальчик, — Тирах куда-то своего воина послал. Видел всадник умчался галопом? А вдруг с ним купец эти рисунки и отправил в Корсунь к архонту ромейцев?

Идилон хохотнул тихонько:

— Ну, этого мы враз догоним, подожди меня.

Дракон в два взмаха поднялся над деревьями и полетел вдогонку всаднику. Малушка не успел улечься удобней, как услышал легкий шум крыльев, и за кустами приземлился Идилон с котомкой в лапе.

— Вот, посмотри, что там, — протянул дракон Малушке свою добычу.

Мальчик осторожно высыпал содержимое котомки на траву.

— Ничего похожего на рисунки, — пробормотал он. — А вот береста с каракулями, письмо что ли? Эх, читать я и по-русски не умею, а тут…

Дракон осторожно подцепил когтем берестянку, дохнул огнём, та затлела. Потом Идилон быстро вдохнул палёный воздух и тихо сказал:

— Послание это тиуну Юромке, чтобы ждал Тираха через три дня.

— Эх, узнать бы, когда они хотят на Ужгорскую крепость напасть, — вздохнул Малушка.

— Можно выпытать, — предложил дракон.

— Нет, — твёрдо сказал Малушка, — скажут нам, а сами потом всё поменяют. Надо в крепость возвращаться и с воеводой разговор вести.

— Мне к воеводе путь заказан, — проговорил Идилон и вдруг зажал мальчику рот своей лапищей.

Малушка дёрнулся, но тут же притих, у повозки стоял Тирах и оглядывался.

Рядом с купцом встал охранник, а Тирах ему что-то говорил. После его тирады, печенег кивнул и кинулся в лес, а Тирах скрылся за пологом повозки.

— Тирах послал его в селение Попалутово, к старосте, чтобы вернулся в крепость на убывающей луне, — перевел Идилон речь Тираха.

— Я там родился, там семья наша жила, — Малушка изо всех сил старался не заплакать. — Выгнал меня староста из родительского дома, когда умерли все. Знаешь, Идилон, а ведь именно староста попалутовский должен открыть крепостные ворота врагам. Я подслушал там, в крепости.

— Давай я тебя отнесу туда, а уж как предстать пред взором воеводы, сам придумай, — предложил дракон.

— Понимаешь, надо нам рассвета дождаться — ведь для чего-то Тирах меня приютил. Вот выясним и уйдём. Надо поспать, — Малушка улёгся под калиновый куст и приладил под голову котомку.

— Ты спи, но меня не теряй, я должен в своей потаёнке утра дождаться, — прошелестели крылья, и дракон улетел.

Малушка смотрел на тлеющие угли костра и не заметил как уснул. Разбудил его грубый пинок в плечо.

— Эй, малшика, переставай спать. Дело ест у мой к твой.

Малушка вылез из-под куста, протер глаза и проворчал:

— Чего пинаешься, гад? Чо надоть?

Этой ночью в Ужгорской крепости Дарёна вскрикнула во сне и проснулась.

— Что с тобой, донюшка? — с лавки скользнула к её кровати нянюшка.

— Сон ужасный приснился, — девочка села, поджала колени к груди и натянула на себя одеяло, как будто оно было кольчугой, призванной защитить от кошмаров. — Нянюшка, ты умеешь сны объяснять?

— Расскажи, — Добряна потянулась до хруста костей и громко зевнула.

— Не испужаешься, коль расскажу?

— Ты ж не испужалась….

— Еще как! Ну, слушай… Приснился Малушка мне… мальчик который из леса меня привел, когда я заплуталась в ём… ну, помнишь? Руки у него связаны, а глаза грустные. Его набежники в своей кибитке увозят в степь….

— Это добрый сон. Вернется Малушка твой на коне и с цветным ромейским платком — в подарок тебе.

— Да слушай ты, это не всё! Печенеги меж собою калякат, а я будто понимаю… Они говорят — сдохнет мальчишка, не довезём… надо, пока живой, печень вырезать и съесть сырой — от всех недугов снадобье…

— И ты закричала?

— Да нет же! Я к Малушке прокралась, путы на руках развязала и шепчу ему: «Надо бежать».

— И вы убежали?

— Ага. Только он не пошёл со мной. Грит — надо свитки из другой кибитки похитить. И побежал за степняками вдогон.

— Надо было схватить его за руку и не пущать.

— Ага, удержишь его! Знаешь, какой он сильный — он шишку на елке у самой вершины другой шишкой сбивает.

— И что дальше?

— Я тогда страшно разозлилась — его спасаешь, собой рискуешь, а он опять лезет в пекло.

— Все они, мужики, такие — поддакнула нянька. — Сказывай, че дальше было.

— Браню его браню, а сама вслед иду.

— Ну и зря, я бы домой стремглав побежала.

Дарена умолкла и поджала губки.

— Ты сон сказываешь или я?

— Да ты, ты… сказывай дальше. Пока все хорошо у тебя: когда во сне плохо, в жизни бывает наоборот. Ну, говори…

— Когда я догнала обоз степняков, Малушка как раз в кибитку залазивал… И тут… мамочки родные!.. змей налетел… пасть огромная… лапы… когтища… крылья такие что… ой, даже не знаю с чем сравнить… Как схватил он кибитку в пасть, вверх поднял вместе с конями… кони потом оборвались и под ноги мне упали… Тут я вскрикнула и проснулась. Перепужалась ужасно.

— Гм… кони упали… это к ненастью, — Добряна поскребла ногтем затылок. — Змей к чему? Не знаю…

Девочка тихонько, а потом все громче-громче заплакала, причитая:

— Пропал Малушка… дракон его съел… меня из леса вывел, а сам пропал…

— Ну, будя, будя тебе, — утешала нянюшка девочку, гладя по волосам. — Это же сон, как ему верить? Перестань, спи, а тебе песенку спою.

Дарёна обняла подушку и под тихую песенку Добряны уснула.

Тирах достал из-за пояса резную табакерку, прихватил щепоть табака и вложил в ноздрю. Малушка с интересом ждал продолжения. Но печенег лишь слегка подвигал носом, крякнул, словно утка в камышах, и, растягивая слова, подавляя чих, проговорил:

— Моя думаль ночью. Ты не знай дороги на слободу, ты моя не нужен. Иди, куда твоя шёл, на глаза моя не попадай.

Тирах зычно чихнул и пошел к кибитке.

Малушке два раза говорить не надо. Как только печенег отвернулся, мальчик скрылся в лесу. Когда он удалился от лагеря купца, что даже запах костра не ощущался, Малушка остановился и огляделся. Увидев тонкую березку, подошёл к ней и обнял, прижавшись всем телом. Подумалось почему-то в этот миг о Дарёне:

— Я приду, Дарёна. Я спасу тебя от печенегов. Не кручинься.

Дорога к крепости заняла весь день, потому, что идти пришлось по лесу, Малушка опасался попасться на глаза Тираху, подозревая, что тот не ушёл далеко от крепости.

Когда сквозь деревья завиднелись крепостные башни, Малушка переплыл реку, благо она была не широкой и не очень глубокой. По краю леса мальчик шёл вдоль реки, внимательно оглядывая крепостные укрепления. Река делала крутой поворот, и в её излучине на крутом берегу и стояла крепость. На том берегу, почти от самой воды по склону поднимались густые заросли лозняка, местами они доходили до крепостной стены. Малушка увидел то самое место, по которому он добрался до основания одной из башен.

— Река тут глубже, чем дальше по течению, но для сильного мужика не составит труда ее переплыть и добраться до крепости, — тихо проговорил мальчик.

Березовая поросль зашелестела вдруг под грузными шагами, и Малушка услышал голос дракона:

— Еле нашёл тебя.

— Почему я тебя не вижу? — оглядевшись, спросил Малушка.

— Я умею становиться невидимым, нельзя же перед крепостью мне появляться до времени, — тихо сказал Идилон, а ветви березняка заколыхались под его дыханием.

— Вот смотри, Идилон — на том берегу под самой крепостной стеной лозняк высоко разросся, я сам по нему до башни залез.

— Я видел, у другой стены тоже есть такие заросли, — дракон придвинулся к мальчику.

— Если воевода начнет рубить кустарник, предатель предупредит об этом врага, обеспокоено прошептал Малушка. — Надо что-то придумать, а потом идти к воеводе.

— Предоставь это мне, — Идилон положил лапу на плечо мальчику. — Я сожгу весь лозняк, оставаясь невидимым.

— Но как же стены крепости? Они не загорятся? — встревожился Малушка.

— Не беспокойся, моё пламя сожжет кусты так быстро, что до стен не дойдет — но воеводу предупредить надо.

— Ты сможешь перенести меня на тот берег? — Малушка на миг представил, как парит над водой.

— Легко! И тебя даже никто не увидит, раз я невидим.

— Тогда мне надо вон к тем кустам, оттуда я проберусь в крепость.

Малушка даже испугаться не успел, как уже стоял перед зарослями и стал подниматься по склону.

В Ужгорской крепости Воевода Былята и волхв Важин держали совет.

— Что сказали боги тебе?

— Ветры с юга пахнут гарью — быть великой беде на Руси.

— Это все слова. Ты баб пугай такими напастями, мне делово говори — кто? откуда? сколько?

— Нет у меня такого ответа. Буду снова молиться, опять жертву принесу — надо умилостивить богов. А пока молчат. Если ты меня извинишь, воевода, я, наверное, пойду в свои покои и отдохну чуток. Ночь на капище волховал, днем миряне приходили… устал, — Важин подошел к двери.

Былята взял в руки ковш с квасом.

— Да и мне пора крепость обойти. Ещё предстоит кое-что посмотреть, кое-где подлатать.

Волхв улыбнулся от двери:

— Ты на крепость стен надеешься, я верю в силу русского духа.

— Ничего, — просто ответил Былята, он допил квас и поставил ковш, поднялся могутный грудью и руками, узкий бедрами и в талии, как былинный воин с картин малеванных, что украшают княжьи покои. — И крепость духа, и крепость стен, всё сгодится в борьбе с врагом.

Важин кивнул:

— Побольше бы на Руси таких как ты — справедливых и ратному дела приученных. Попроси хорошенько любаву свою — пусть родит тебе сына. А я помолюсь за счастье ваше.

— Всеслава баит — мальчишки к войне рождаются, девочки к миру. Да, Важин, совсем забыл — ты на капище ночью ходишь один? Давай я тебе дружинников дам для охраны. По нонешним временам всяких пакостей можно ждать от набежников да людишек лихих.

Волхв остановился в дверях:

— И каков же тогда я любимец богов, ежели с охраной к ним ходить буду?

— Это, конечно, твое дело, но мне кажется, на месте степняков перво-наперво ударить надо по вере людей. Будь я набежником, сжег бы капище.

Важин непонимающе поглядел на него:

— Что ты такое говоришь, воевода? Если есть такая опасность, поставь дружинников охранять капище.

— Там невозможно держать оборону — лишь понапрасну людей загубим. Я тебе охрану хочу дать от лихого человека с ножом или печенежского лазутчика, — Былята позволил себе улыбнуться, что было редкостью. — Если боги откроют тебе — быть набегу! — ты уж немедленно поспешай ко мне за стены крепости. Кто знает — сколько их? Может, тьма-тьмущая, и снаскоку крепость возьмут. Может, продержимся чуток. Вместе, оно знаешь, и умирать не страшно, когда плечом к плечу.

— Страшно за близких наших — что с ними станется?

— И за Русь! — сурово сказал воевода. — На границе живём — до степи день пути. А ты без меча и кольчуги ходишь.

Тяжело вздохнул волхв Важин:

— Посох мой и меч, и кольчуга мне — так отделаю, что своих не узнает тот, кто захочет спытать хоть раз силу и веру волхва Важина.

— Блажен, кто верует, а я сомневаюсь — против силы, к примеру, стрела есть. А лишимся волхва, кто за нас богам слово молвит? Мне нужно, чтобы не по одиночке, кто где, а разом и в нужном месте все, кто может и хочет встали грудью на защиту крепости.

Улыбка промелькнула в глазах слуги веры.

— Боги не зря поставили тебя здесь, Былята. Ведь ты из тех, кто на удачу надеясь, дверь таки держит на запоре. Я сегодня последний раз поволхвую на капище и, если даже не будет ответа, в крепости буду молить богов. А если случится напасть, вместе с тобою встану на стену.

— Нехорошее слово молвил ты — «последний раз». По мне, так лучше и не ходи — одно дело крепость за стенами, другое капище на поляне.

— Не ворчи, не кликай беды, — Важин раздраженно шагнул за дверь.

Былята с тревогой смотрел на дверь, за которой скрылся волхв. И тревогу эту посеял в душе воеводы Важин. Не зря, совсем не зря волнуется старик, чуйка у него славная, никогда еще не ошибался. И если Важин сказал, чует беду, значит, надо ждать и готовиться. Хотя… К чему? Откуда ждать беду?

Воевода смежил веки и положил голову на сомкнутые руки.

Вдруг он почувствовал дуновения ветерка и чье-то дыхание. Былята резко обернулся к двери и удивленно уставился на гостя. Перед ним стоял тот самый мальчишка, который дочку из леса к крепости вывел. Рубаха подпоясана бечевкой, лапти, явно со взрослой ноги, также подвязаны, армяк, видавший виды, тоже со взрослого плеча. Гость смотрел на хозяина исподлобья, сжимая лямку от котомки, перекинутую через плечо.

Былята скрыл улыбку в густые усы и спросил:

— Не по душе пришлась воеводы банька? Что же сбежал?

Малушка, глядя в глаза воеводе, проговорил:

— Настолько крепок пар в твоей бане, что я связанным на задворках крепости оказался.

— Что!? — поднялся со стула Былята. — Что ты несёшь, сучий выкормыш!?

— А ты матушку мою не поминай, воевода, — смело держался Малушка. — Шут твой гороховый вместо бани меня за скотный двор отвёл, связал и в яму сбросил. Да не о том сейчас разговор. Я сумел от пут освободиться и той ночью о заговоре против тебя узнал. А на зорьке следом за предателем шёл — хотел узнать, что против тебя задумывается.

Вот оно что! Не об этом ли говорил Важин? — подумал воевода, а вслух сказал:

— Проходи, присядь рядом да рассказывай.

Малушка сел на лавку супротив воеводы и рассказал ему всё, что узнал после встречи с Баламошкой.

Воевода молча слушал гостя, потом встал и начал мерить шагами горницу.

— Еще хочу сказать тебе, воевода, что со стороны обрыва плохо крепость твоя укреплена — кусты лозняка до самой стены поднимаются. А это значит — налётчики легко по ним до башен доберутся.

— Срубить велю, — удивляясь разумности парня, сказал Былята.

— Э, воевода, а ты подумай, увидят наблюдатели-предатели твоих дружинников работу, сразу поймут, что крепость к нападению готовится, — Малушка вскочил на ноги. — Ты вели смолы приготовить на стенах в тех местах, где кусты поднимаются, да дружинников толковых посади возле. А как лазутчик полезет, они его смолой-то и угостят.

— Дело говоришь, — удивился смекалке мальчика воевода и спросил. — А кто с Баламошкой-то сговаривался, скажешь?

— Купец печенежский Тирах и староста Попалутовский. Вот ещё подарок тебе, воевода, — Малушка достал из котомки свитки.

Былята внимательно рассмотрел их:

— Да это же… это план крепости нашей! А эти — других русских крепостей. Откуда они у тебя, малец?

— Эти свитки Тирах хотел передать ромейскому архонту. А я их решил тебе воротить.

Воевода подошел к Малушке, обнял его:

— Какой же ты молодец, отрок. Быть тебе защитником земли русской. Сейчас иди, отдыхай. Да к Дарёне зайди, переживает за тебя моя дочь. Белизар, войди.

На зов воеводы в светлицу вошел дружинник.

— Белизар, отведи Малушку в баню, потом дай ему по плечу одежду и сопроводи к Дарёне. Да, велю ни на шаг от него не отходить и никого к нему не подпускать. А ко мне пусть Баламошку призовут. Повеселиться хочу.

Нянюшка сказывала — давным-давно, во времена седой старины, кони, что тогда еще были дикими, летать умели. Неизвестно, было ли так на самом деле, но кобылка Касатка, подаренная Дарёне отцом, едва только переходила на рысь, как её всаднице казалось, что она парит над землей. Стоило припустить в галоп, и девочка визжала от восторга и страха, бросив уздечку, вцепившись в гриву.

Только где тут галопом скакать? — тятенька повелел непоседу из крепости не пущать. Уж как ластилась, хитрила и юлила Дарена к стражникам у ворот — просилась вокруг крепости хоть разок на рысях пройтись… Ни в какую! Уперлись бородатые — боятся строгости воеводиной.

Девочка вертится верхом у ворот, надеется — лопухнуться вои, оставят дырочку маленькую, в которую она и выскользнет на Касатке. Но с другой стороны — пусть мала она и хила, нет лучше Дарёны наездника в крепости. Как птица в чистом поле Касатка летит, гриву и хвост распустив — как будто в седле родилась, на ней Дарёна сидит. Никто не сможет их догнать — ни вольный ветер, ни стрела печенега. Всё это, конечно, мечты, но может и правдой быть. Только как проверить, если не пущают её на Касатке из крепости в чистое поле?

— Ты куда со своим бараном прёшься? — рявкнул стражник на незадачливого селянина, замешкавшегося в воротах с упрямым животным.

— Волхву Важину велено доставить! — распунцевелся, изо всех налегая на повод, простецкого вида мужик. — Дорогой добре шёл, а тут испужался чего-то да уперся бараном…

— Вот я его щас копьем подбодрю, — пообещался стражник.

Вот он момент — решила Дарёна и, бросив повод, вцепившись в гриву, двинула пятками кобылу в бока:

— Давай, Касатка!

И Касатка не подвела — в три скачка подлетела к воротам, стрелой взмыла над землей и перескочила преграду в виде мужика с бараном и дружинника с копьем.

Узрев над головою лошадиное брюхо, мужик со страху на корточки сел:

— Ё-мое…!

Баран испугавшись, саданул ему в зад крутозагнутыми рогами. Мужик упал, баран в крепость вбежал. Только стражник не растерялся и вовремя опустил копье, чтобы не насадить на него взмывшую вверх лошадку.

— Ай, Дарёна! Ай, головушка буйная! Ну, будет теперь ругани воеводиной.

Девочка хотела только крепость обогнуть — показать, как красив бег Касатки, как она с ней ловко управляется, как умело сидит в седле. Но вспомнила — с юга речка к стене подступается, лошади там не разогнаться.

Увидев, как выезжая из лесу, на дороге показался торговый обоз, она направила Касатку туда — вот перед кем она покрасуется! вот кому удаль свою покажет!

Белая кобылица с девочкой в седле стрелой летела по обочине. Люди с возов вертели вслед головами — восхищение было во взорах.

Тирах, как гусак злой и надутый, сидел в кибитке своей и на чем свет стоит проклинал свою глупость и урусского мальчишку, которого он пожалел, отпустив живым — а тот его обокрал. Шакал! Труды нескольких месяцев походной жизни и огромное состояние разом растаяли тёмной ночью.

Хороший урус — мёртвый урус! — любил говорить хан Барыс и был прав. — Если можешь убить, убей: никогда не оставляй уруса живым!

Тирах очень сильно рисковал, возвращаясь в Ужгорскую крепость. Воевода умен и не поверит простым объяснениям — мол, животы разболелись у лошадей, или встреча назначена с другими купцами. Но не знал другого пути — где и как мальчишку найти, похитившего драгоценные свитки.

Он только мельком в щель колыхнувшегося полога входа увидел девочку верхом на белой лошади и сразу её узнал.

— Ко мне, шайтаны безмозглые! На коней! Быстро девчонку догнать, схватить, в халат закатать и ко мне принести. Лошадь прикончить стрелой иль кинжалом, чтобы ни одна урусская тварь не узнала.

Печенеги кинулись вдогон за Дареной и уже почти догнали. Казалось, еще миг и беглянка будет схвачена. Один из всадников пустил стрелу в белую лошадь, но случилось что-то невообразимое — маленькая всадница вдруг взмыла под облака! Испуганные печенеги развернули коней и в ужасе поскакали обратно к обозу.

— Шайтан! Шайтан! Шайтан — кричали они.

Тирах спрыгнул с повозки и удивлённо встретил своих посланников. Тому, что они ему сказали, он никак поверить не мог. Лошадь с девочкой полетела по небу… Ну, этого же не может быть! Но испуганный вид всадников доказывал — было! Загадка…

А Дарёна сама не верила в свое невероятное спасение. Она смотрела с высоты полета птиц вниз на землю и боялась поверить в случившееся. Только что её чуть не схватили печенеги, но спасла удивительная сила, заставившая милую Касатку взлететь.

Полёт продолжался недолго. И вот кабылка со своей всадницей уже стоят перед закрытыми воротами. А тихий голос произнес:

— Больше не озоруй!

Дарёна что есть сил пнула в ворота, и поспешила в приоткрытую створку. Доехав до скотного двора, Дарена спешилась, передала повод коневоду и побежала в покои.

Вбежав во светлицу, Дарена собралась, было, поведать матушке о происшествии, но, увидев гостя, сидевшего рядом со Всеславой у стола, потеряла дар речи.

— Доченька, ты посмотри, какой гость у нас, — улыбнулась мать, увидев её.

— Малушка, — еле выговорила Дарена. — Ой, мне надо тебе столько рассказать! Пойдём на крылечко.

— Ступайте, только из крепости не выходите, — согласилась Всеслава.

На крыльце Дарёна уселась на верхней ступени и потянула за кушак своего спасителя:

— Садись, слушай. Поехала верхом кататься за ворота. А там… печенеги за мной погнались.

— Что? — вскочил на ноги Малушка.

— Да ты сядь, слушай, — снова потянула его за кушак Дарена. — Думала, всё, щас схватят — видела, один лук натянул, как вдруг моя лошадка в небо взлетела! Печенеги испугались и обратно помчались. А мы с Касаткой летели-летели и перед воротами опустились. И кто-то мне тихо сказал: «Больше не озоруй!» Представляешь?

Малушка догадался, кто спас на этот раз беспечную воеводину дочку, и заулыбался.

— Чего ты смеешься, — Дарёна обиделась. — Не веришь мне?

— Почему? Верю, очень даже верю, — стал серьёзным мальчишка. — А вот сейчас как пойду к воеводе, да рассажу ему о твоем приключении — как тебя чуть печенеги не схватили… Что батюшка твой скажет, а?

— Ой, Малушка, не надо, не говори! — батюшка не разрешит мне больше на Касатке кататься.

— А знаешь, кто тебя спас? — лукаво глядя на девочку, спросил Малушка.

— Кто? — Дарена смотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Помнишь, мы с тобой на подходе к крепости видели, как печенегов на поляне гоняло чудище?

Дарёна вспомнила свой страх в тот момент и кивнула.

Малушка помолчал, испытующе глядя на подружку:

— Боюсь тебе говорить, вдруг сболтнешь кому…

— Малушка, миленький, скажи! Я никому не сболтну! Никомушечки! — умоляюще глядя на него, просила Дарёна.

— Так вот. Я слова заветные знаю, и сумел с этим чудищем подружиться. Это ханский дракон, зовут его Идилон. Его печенеги разбудили. Разграбили курган, где он был зарыт вместе с погибшим ханом. Вот он и прилетел сюда, их найти и наказать.

— А почему я его не увидела? — прошептала Дарена ни жива, ни мертва.

— А он умеет становиться невидимым, — улыбнулся Малушка.

— Малушка, — появился у крыльца дружинник Белизар. — Айда, тебя воевода кличет.

Важин понять никак не мог, почему Боги молчат? — он и жертву принес, и молитву творил: все по правилам. Наверное, мысли его одолевали в ту ночь посторонние — не смог сосредоточиться и не увидел знамение Перуна. На этот раз он возьмет себя в руки — жертвенная кровь на алтарь, молитва богам и полное внимание до оцепенения, без посторонних мыслей.

Жертвенный баран, с вечера подкормленный отрубями замешанными на отваре одалень-травы, был полусонным и без понуканий плёлся на привязи. Нож наточен. Мысли собраны. Ночь. Охранники пропустили его в ворота. И вот волхв идёт с бараном на привязи по тропинке лесной в сторону капища.

В полутьме на поляне среди богов он почувствовал что-то странное, никак не относящееся к деревянным идолам. Важин остановился, придержал барана, внимательно огляделся и прислушался. Ничего не увидел и не услышал необычного. Ночь как ночь — звезды перемигиваются, шорохи в траве, звон цикад. Он хотел было идти к жертвенному алтарю и вдруг снова услышал шелест травы под чьей-то ногой.

К сердцу сразу подступила тревога. Накаркал, пёс, — неприязненно подумал Важин о воеводе.

На капище кто-то был — волхв явно слышал шелест травы от шагов. Будто ватага врагов крадется из тьмы.

Отпустив повод жертвенного барана, Важин взял в обе руки посох, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу, и замер, моля Перуна прогнать тучку, застившую диск луны. Бог богов услышал его. Яркий свет ночного светила брызнул с небес и осветил всю поляну с идолами от края до края.

Их было трое — три тёмных тени в ночи, и окружили они волхва с трех сторон.

Гортанный голос с акцентом пронзил тишину ночи:

— Бросай палка, балшой урус, падай и не двигай ничем, лежи.

Важин в изумлении наблюдал за татями ночи. Да, ему не очень-то везло в последние дни — то боги молитвы не слышат, то он их — а предчувствия томят, а тучи сгущаются над Ужгорской крепостью. И вот теперь эти — что им здесь надо?

Волхв заметил лук в руках говорившего — сверкнул в лунном свете наконечник стрелы. Судя по размеру, лук кочевника — такой удобно возить за седлом. Но это же невозможно! Печенеги на капище! — в трехстах шагах от Ужгорской крепости. Может, тут их целое войско?

Времени на раздумья не оставалось — вот-вот запоёт стрела.

Важин бросил посох перед собой и лег так, чтобы было удобно и орудие свое схватить и быстро вскочить. Оставалось ждать продолжения.

К нему подскочили, надавили коленями — стали путами руки вязать и стреножить.

Вот тут вы, вражины, дали маху! Эх, ма! Раззудись рука!

Важин вырвал из цепких клещей и руки, и ноги свои — одного за горло схватил могутной дланью, другого в косицу хватил носком сапога. Один мешком повалился в траву без крика и стона, другой захрипел и задергался в его руке. Волхв поднялся с ним во весь свой огромный рост, поднял и татя, уже обмякшего. И тут увидел свою ошибку — третий разбойник стоял на своем месте и целил в него стрелой.

Бубенчиком тренькнула тетива тугая — стрела пустилась в полёт и пропала с глаз. И вдруг из темноты ударила Важина в грудь, войдя по самое оперение.

Волхв покачнулся и подумал — прав воевода был: кольчуга б спасла.

И еще подумал — пока жив, идти буду.

Бросил удавленного татя и пошел на лучника — широко, размашисто, по-богатырски. Шаг, второй, третий… Другая стрела пронзила грудь волхва — он покачнулся, сбилось дыхание. Отхаркался кровью и дальше пошел. Шаг, второй, третий…. Третья стрела угадила в глаз и наконечником вышла из затылка.

Волхв закачался на месте, размахивая руками, ничего не видя и желая только одного — сесть на землю, успокоить её. Твердь вдруг стала качаться под его ногами, как крышка кадушки на воде — то один край попытался на голову опуститься, то другой.

Важин упал.