Судьбы евреев-колхозников

Анатолий Гендин

О судьбах евреев-колхозников, о еврейских колхозах написано немало книг, но это художественные произведения, а вот документальных, с приведением архивных документов, свидетельств, хроники — мало. Вклад евреев полуострова в экономику, культуру, искусство, разгром фашистской Германии и восстановление Крыма огромен. В 2009 и 2011 годах вышли два тома книги «Евреи-колхозники», хорошо известно не только в Крыму и РФ, но и во многих странах. Книга «Судьбы евреев-колхозников» — это продолжение темы.

МНУХИН АБРАМ МАРКОВИЧ (МЕЕРОВИЧ)

Мой отец, Мнухин Абрам Маркович (Меерович), родился 20 апреля 1902 года в пос. Коекоты Мглинского района Брянской области. Это было небольшое еврейское местечко. В семье отца было четверо детей, кроме моего отца были еще две сестры и брат. Сестры: Зинаида Марковна (Злата), Евдокия Марковна и брат Исаак Маркович. Насколько я знаю из рассказов моей мамы, мой дедушка был кузнецом. Жила семья очень бедно, как и все в еврейском местечке. Но дети имели возможность посещать школу, и мой папа окончил 4 класса ешивы, хотя в последствии он не был религиозным человеком. Моя мама, Мнухина Раиса Львовна (Рися-Найма Лейвиковна) родилась 17 декабря 1904 года в деревне Цинка, Мглинского района Брянской области. Моя бабушка (ее мама) умерла рано, и дедушка (ее отец) женился во второй раз. В семье остались полу-сиротами 8 детей. К сожалению, мачеха не смогла заменить детям родную мать. Я помню только рассказы о ее братьях и сестрах, которых звали: Мария, Хоня, Миша, Борис, Меня и Гриша. Моя мама также, как и отец ходила в школу и окончила 6 классов ешивы. По тем временам она считалась достаточно грамотной женщиной. Это, что касается истоков. Как же мои родители оказались в Крыму я и хочу сейчас рассказать. В 1923 году американский фонд помощи евреям «Агро-Джойнт» прибыл в Москву с предложением о создании на юге Украины еврейских поселений с целью освоения целинных земель, а в последующем и возможности основания на этих территориях Еврейской автономной области. Это был не только Крым, но и Херсонская область, а надо сказать, что в 20-е годы прошлого столетия юг Украины и Крым представляли собой только лишь бесконечные южные степи. Предложение было принято и в Москве было подписано соглашение. «Агро-Джойнт» оказывал большую техническую и финансовую помощь в осуществлении этих замыслов. На местах были созданы государственные органы, которые содействовали созданию новых поселений. Такие как КомЗЕТ — комитет землеустройства евреев трудящихся и ОЗЕТ — общество землеустройства евреев трудящихся. Во главе с С. Михоэлсом и В. Маяковским в этом обществе активно работала и Лиля Брик — подруга В. Маяковского. По призыву этих организаций, начиная с 1925 года, началось активное переселение евреев (и не только молодежи) в Крым. Приблизительно было переселено около 50 тыс. евреев, в том числе и мой отец одним из первых в этом же году переселился в Крым. Он и еще несколько энтузиастов приехали с Брянщины в Джанкой, а оттуда пешком на землю, предназначенную для поселения, которую называли участками. Это был 4-й участок. Всего было создано 89 участков, и это только в Крыму. Поселение получило название на идиш — «Ротенштадт», и далее существовало это поселение под управлением Ротендорфского сельсовета. Через год мой папа женился на моей маме, и они уже вместе продолжили этот путь. В поселениях началось активное строительство жилья. Об этом очень хорошо рассказывается в документальном кинофильме «Красный Сион». Сначала все жили в землянках, потом стали строить сообща дома. Дома эти складывались из самана и из ракушечника. Саман или по-татарски «калыб» представлял собой блоки размером 20*40*20, и изготовлялся он из замеса глины с соломой. Ракушечник использовался большей частью для выведения основания дома. Американский фонд помогал лошадьми, волами, которые так необходимы были в доставке грузов, а также стройматериалами — это и лесоматериал, и черепица. Сегодняшнему поколению не понять, что значили тогда такие материалы. Если в домах были деревянные полы и крыша черепичная (и это в степях), то в те времена такие дома были редкость или просто роскошь. Чтобы заселить сельское подворье домашними животными, также большую помощь оказал «Агро-Джойнт». В каждом дворе было подсобное хозяйство, люди выращивали кур, гусей и даже свиней. Постепенно выросли дома, а самый первый был выстроен моим отцом. Это был дом на несколько семей. Вот в этом доме 6 июня 1933 года я и родился, но до моего рождения было еще двое детей. Первым ребенком в семье была моя старшая сестра — Мнухина Берта Абрамовна, она родилась 4 декабря 1927 года. К сожалению, ее уже нет в живых, она умерла в 2002 году. А передо мной была еще девочка, Клава, 1931 года рождения. Она умерла совсем маленькой от кори в 1932 году.

Поселения разрастались и образовывались товарищества по обработке земли — ТОЗ. Уж не знаю, что было раньше — образование киббуцев в Израиле или образование подобных товариществ в Крыму. К 1933 году такие товарищества преобразовались в колхозы. В 1933 году моего папу сначала избрали бригадиром. Председателем в то время был Славкин. А в 1936 моего отца избрали председателем колхоза. Я очень хорошо помню, как к нам в колхоз приезжал Егудин. Он работал в то время в районе на какой-то руководящей должности. Мой папа был очень трудолюбивым человеком и очень хорошо справлялся со своей должностью председателя. Все было на его плечах, мы, дети, его практически не видели дома отдыхающим. В особенности летом. Он всегда был с людьми или в поле, или в правлении. Но мы всегда чувствовали, как он нас любит, своих детей, свою семью. Он был очень умелым человеком, мог делать очень много своими руками, особенно хорошо он владел столярным делом. Конечно же, он был для нас примером во всем. Мама рассказывала, что он был очень уважаемым человеком. Если в клубе было какое-то мероприятие, то без него никогда не начинали, он всегда старался избегать опозданий, хотя и был очень занят. Уже через много-много лет я узнал от своей сестры, что мой папа даже учился заочно в сельскохозяйственном институте в Москве, но видимо из — за войны не закончил.

В колхозе активно возделывали землю, высаживали виноградники. Из артезианской скважины при помощи ветряка качали воду на полив. Зарплаты как таковой люди не получали, а получали трудодни и на эти трудодни можно было получить всю продукцию нашего колхоза. Колхоз продолжал расширятся и крепнуть. За предвоенный период, за то время, когда мой папа был председателем колхоза, было выстроено около 100 домов, школа 7-летка, детский сад, интернат для тех детей, которые жили на более отдаленных участках, птичник, коровник, телятник, здание правления колхоза, мельница, водокачка, электростанция и клуб. Уже до войны в колхозе было электричество и радио. В клубе проводились общие собрания, вечера отдыха и танцы. Была художественная самодеятельность и даже свой духовой оркестр. Очень любимы были игры — биллиард и в особенности шахматы и шашки. На все главные праздники страны колхозники собирались вместе. На улице накрывались столы, на которых было вино из собственных виноградников. И начиналось празднование пением всех песен — и советских, и еврейских. Все разговаривали на русском языке и на идиш. До 1936 года обучение в школе велось на идиш. Только после репрессии и расстрела министра просвещения Бубнова все обучение перевели на русский язык. В нашей школе были очень хорошие учителя. Недаром очень многие из моих товарищей достигли многого в жизни, благодаря полученным знаниям именно в школе. Особенно с большой теплотой и благодарностью я вспоминаю нашего учителя по математике — Бориса Ефимовича Файерштейна, он, кстати, еще жив и живет в Израиле, и учительницу по русскому языку и литературе — Софью Львовну Гутлину, а также учителя по истории — Куцикевича Мойсея Львовича. Директором школы была учительница по географии и биологии — Мария Абрамовна Гельфанд. В нашей школе учились дети с других участков: 3-го и 5-го. Они поступали к нам после 4-го класса. Жили они в интернате всю неделю и на выходные шли домой. После войны это здание пришло в негодность, и детям приходилось ходить в школу пешком каждый день по три километра. После окончания школы многие учились в Чеботарском сельхозтехникуме, где обучение также проводилось на идиш. Молодые люди учились, работали, создавали семьи. И колхозная жизнь набирала обороты в развитии, жизнь кипела. Моя мама, например, была звеньевой полеводческой бригады и за успехи в сельском хозяйстве ее в 1940 году наградили поездкой в Москву на сельскохозяйственную выставку. Там она получила грамоту за подписью Сталина. Кстати сказать, эта самая грамота потом нас неоднократно выручала в годы войны, когда нам нужно получить какую-то помощь — подпись Сталина действовала безотказно.

Ну, теперь вернемся к нашим колхозникам. Евреи трудились, не жалея сил, выращивали хороший урожай зерновых, зерно вывозили на элеватор в Курман-Кемельчи (сегодня Красногвардейск), сначала на лошадях, их было довольно много, но потом, с 1938 года по 1940 год, в нашем колхозе появилось 3 автомобиля ЗИС-5 и полуторка ГАЗ-ММ. Первыми водителями были Смолянинов Миша, Дубнов Зелик и Фридман Абрам. Работа пошла веселей. Все видели, как растет и богатеет колхоз, и по численности людей, и по трудовым успехам. Не обошла стороной наш колхоз и та пора, когда всюду искали врагов народа. Конечно, я слабо помню, что было до войны, когда начались репрессии, но помню, что особенно сложными были 1938—1940 годы. Я до сих пор помню, как мог раздастся ночью стук в окно и крик: «Абрам Маркович!» — это приехали из НКВД кого-то арестовывать. А кого можно было найти?! Но случаи все-таки были. У нас в колхозе жила семья Дубровских, их было два брата — Абрам и Фалик, наши семьи очень дружили, и их дети Нема и Семен были моими очень близкими друзьями. И вот у них были родственники в США. Обоих братьев, отцов семейств, активных колхозников, в разгар уборочной страды, однажды ночью забрали и увезли на машине неизвестно куда. Хотя, как раз известно куда… Каково было после этого моему папе, главе колхоза и нам тоже, когда все люди тыкали в нас пальцем, будто это мы на них донесли. К счастью, через 3 месяца их отпустили домой. Хотя «бдительность» не терял никто. Даже мы, дети, были втянуты в эту политику. Один случай навсегда врезался мне в память. Однажды нам, ребятам, повстречался точильщик. Такие точильщики ходили по селам и точили ножи, ножницы и т. д. Ну, а мы, дети, обступили этого мастера и, затаив дыхание, следили за его виртуозной работой. Он заточил очередной нож, взял его в руку, попробовал на остроту и сказал: «Этим ножом можно сталь резать!» Потом взял свой станок на плечо и пошел на 3-й участок. Ну, у страха глаза велики, и мы, все ребята, решили, что он сказал не сталь резать, а «СТАЛИНА резать»! Мы переглянулись, посовещались и айда в правление, к моему отцу. Ну как же, преступника разоблачили! Эти взрослые люди, приняв все за чистую монету, ни минуты не раздумывая погнались за несчастным точильщиком, да как выдали ему нагоняй! Это как отражение всего, что происходило в стране. Но тем не менее, все верили в хорошее будущее, строили планы на жизнь. И ничто не предвещало беды, грянувшей 22 июня 1941 года. После объявления войны все люди вышли на улицу, женщины стали плакать. В течение следующих трех дней все мужское население призвали в армию, в том числе и моего отца. В один миг колхоз остался обезглавленным, без мужской силы. После мобилизации, через некоторое время, мой папа вернулся в колхоз. Вопрос ставился так, что все хозяйство необходимо было эвакуировать. Не только людей, но и всю живность, технику, а также организовать сдачу уже собранного урожая и всех излишков государству. И мой папа занялся этим непростым и трудновыполнимым делом. Всех колхозников погрузили на мажары и бестарки. Люди с детьми и всем домашним скарбом погрузились на конные упряжки и двинулись в Керчь, на переправу. Ехали они около недели. После прибытия в Керчь их переправили в Прикавказье. Там они сдали весь скот — это были и овцы, и лошади. Расселились они в поселке Гнадиенбург, это было немецкое село, а вот немцев, живших там до этого, уже к тому времени не было… Нашей же семье по прибытии в Керчь удалось последним катером переправиться в г. Темрюк Краснодарского края. Там наш папа попрощался с нами и вернулся обратно в колхоз со словами: «Я — коммунист, я должен быть там, где я больше нужен». Я помню, как я кричал: «Папа, папа! Не оставляй нас!» Это был последний миг, когда я видел своего отца живым. После войны мы узнали, что предположительно, наш папа разделил трагическую судьбу тех людей, которые находились на теплоходе «Армения». Капитаном корабля был В. Я. Плауцевский. 11 ноября 1941 года теплоход вышел из Севастополя, эвакуируя раненных и жителей города. В 2 часа ночи, предположительно, корабль зашел в Ялту для погрузки раненных, в числе раненных был и мой отец, медицинского персонала госпиталей и жителей, к 8-ми утра судно вышло в море, а в 11 утра оно было атаковано торпедоносцем «ХЕНКЕЛЬ НЕ 111» с дистанции 600 метров. За 4 минуты судно было уничтожено. В живых осталось только 8 человек из, предположительно, 10 000 пассажиров. Это была одна из самых страшных трагедий второй мировой войны. Только лишь после войны в Курмане мы получили повестку о гибели отца, это можно было сделать только при наличии двух свидетелей.

А мы из г. Темрюк погрузились в эшелон и так отправились в эвакуацию. По пути нас бомбили, и мы только лишь по счастливой случайности остались в живых. Мы прибыли в Джизак — это небольшой городок в Узбекистане. Там мы пробыли до 1944 года. В октябре 1944 года мы вернулись в колхоз. Председателем был уже Лещинский, но это уже другая история.

Это был мой рассказ о моем отце и о нашей семье, которой есть продолжение и дай бог далее жить нам в мире и спокойствии, храня великую память о наших великих предках.

Мнухин Леонид Абрамович,Ганновер, Германия, тел. [phone], июнь 2014 года

От авторов: многое изменилось за эти годы. Многие ушли от нас в вечность, в том числе последний защитник Брестской крепости — Борис Ефимович Фаерштейн. Колхоз им. Ворошилова вошел в состав большого объединенного хозяйства — ордена Лени на колхоз «Россия». Но рухнул и этот гигант (в книге есть об этой трагедии — НГ, АГ).

Нет больше колхозов не только на территории Ротендорфского сельсовета, ныне Восходненского сельского поселения. Не все мысли Леонида Мнухина разделяют авторы книги. Но мы решили оставить все так, как в письме. Тем более, что в наше время исторические события, оценки их столь противоречивы, спорны, что и автор письма имел право на свое видение событий.

Николай ГотовчиковАнатолий Гендин