Рассказы

Анатолий Евгеньевич Слюсарев

Сборник моей авторской прозы, включающий в себя как рассказы, так и сказки, написанные мной в разное время под влиянием разных событий жизни.

Под пеплом вновь прорастают цветы

Кралево, Югославия. Май 1945

Вот и всё, война позади. Такие мысли были в голове у Марии, когда она, едва отзвучали выстрелы, вернулась домой. Город было не узнать — то, что когда-то было улицами, бульварами, площадями, ярмарками, превратилось в сплошные руины. А вокруг — тишина… Та самая тишина, дороже которой нет ничего после четырёх лет войны, смерти и горя. Пришло мирное время, мира, цена которого — сотни тысяч жизней. Мария прошла всю войну, она подетально помнила времена, когда воздух горел и дрожал, когда приходилось свыкаться с мыслью, что завтра твоего друга уже не будет в живых, о том, что утренней зари она может и не увидеть.

Но прошёл один год, второй, третий… Смерть щадила её, раз за разом давая шанс выжить. Потом пришли русские. С каким вдохновением рвались рано постаревшие дети в Белград! Противник, казалось, выложил все свои козыри, зная, что дело проиграно. Неделю город сотрясали взрывы и выстрелы, а потом… «Русские! Наши»! — кричали ликующие горожане.

С тех пор прошло семь месяцев. И вот, долгожданная весна. Весна, подарившая мирное чистое небо. И вот, над руинами, где до войны был дом семьи Краньец, светило яркое майское солнце. Не осталось от дома ничего — ни единой стены, а лишь груда камней и блоков — тех, которые ещё не успели убрать. «Зачем я здесь»? — думала Мария, оглядывая обугленные камни. Тяжело было сейчас сидеть на развалинах родного дома. Она бы предпочла оказаться за тысячи шагов отсюда, но какая-то неведомая сила тянула её сюда. «Всё позади, Мария, всё позади», — убеждала она себя, закрыв лицо руками. В ней перемешалось всё сразу — всё, что она прошла за эти четыре года. Кто-то сказал бы, что война — не женское дело, но что есть страна, как не её народ, её защитники? Женщины, дети, старики — это тоже его часть.

— Мара… — знакомый голос привёл её в чувство. Она подняла голову, на время убрав ладони с глаз. Перед ней стоял не кто иной, как командир партизанского отряда. Тот самый Сретен Любиянкич, взявший под своё начало вчерашних крестьян, ремесленников, студентов, вряд ли державших в руках что-то грознее топора. Он и сам практически «с рельсов» осваивал огнестрел, лично учился стрелять из полевой артиллерии. Из него получился настоящий командир — тот самый, который своим солдатам становится вторым отцом.

— Глазам своим не верю: неужели передо мной — пуленепробиваемая Мария Краньец? Сколько лет знал тебя, редко когда даже скупую слезу у тебя видел.

— Не могу поверить, что всё позади, — ответила Мария, вновь опустив глаза.

Сретен понимающе покачал головой и сел рядом. Некоторое время они не произносили ни слова. Мария уже немного успокоилась, а Сретен безучастно смотрел вперёд. Вот в палисаднике, как по графику, проросли тюльпаны.

— Жизнь есть, — произнёс Любиянкич тихо, едва слышно. — Под пеплом вновь прорастают цветы.

Мария пристально смотрела в глаза бывшему командиру. Было в нём что-то такое, что придавало ей жизненных сил даже после тяжёлых ранений, полученных в самых жестоких мясорубках. Он и теперь будто заражал Марию своей энергией и железной волей.

— Мара, послушай, надо жить дальше. Просто учиться жить. Мы столько всего прошли… А для чего? Для того, чтобы мир вздохнул, наконец, свободно. С болью, но свободно. Нельзя выбраться из ада, не пройдя его до конца.

У Марии невольно прорезалась улыбка:

— Умеешь ты высокопарные слова говорить. Вот только…

— Когда была война, ты тоже думала, что не найдёшь в себе сил жить дальше. Выстоишь и теперь.

— Ты тоже. Наверняка уже знаешь, чем займёшься…

— Знаю, — кивнул Сретен. — Кое-какие планы уже есть. Видишь ли, жениться я надумал. Семья, свой дом, ну что ещё нужно человеку для тихой мирной жизни?

— И уже спутницу себе нашёл?

— Да.

— И кого, если не секрет?

— Ну как кого? Я затем к тебе и пришёл. Невест, кроме тебя, почитай, не осталось, а ты — не просто хранительница, но и защитница родного очага.

— Тьфу на тебя, Любиянкич, — Мария толкнула Сретена локтем в бок. — Хоть бы что ли этикет соблюдал, а то женщине такое говорить…

— Да ладно, чего ты сразу сердишься? Я не из тех, кто заливает стандартную чепуху, я просто что думаю, то и говорю.

— Ты невыносимо прямолинеен, Сретен… — вздохнула Мария, а потом, крепко обняв бывшего командира, прошептала: — С тобой — хоть на край света.