Потерянный мир

Анатолий Климешов, 2022

Старший лейтенант Виктор Ваганов честно исполняет свой воинский долг. Солдаты уважают идеолога за заботу и умение найти подход к каждому. Как смелого и опытного бойца его отправляют в особую разведывательную школу, где действуют жесткие правила. Виктор мужественно выдерживает выпускной экзамен, хотя такое испытание под силу немногим. Однако его приключения только начинаются. Впереди – невероятные миры и огромная сила, которой одарит героя таинственный старик. Сможет ли Виктор ее обуздать и выполнить свою миссию?

Окопная правда

— А вы что будете делать, когда война закончится?

— Первые несколько дней буду плакать от радости, а потом год молиться за упокой души всех погибших.

— Так бога же нет!..

— Ну, для кого как… Ты вот попробуй скажи это бойцам, которые под пулями каждый день ходят. Тем, кто постоянно смерти в глаза смотрит. Ты спроси, о чем они думают и какие мысли у них в голове в эти страшные моменты. Конечно, для всех бог разный и каждый его по-своему понимает, но в бою, когда на первом месте — желание выжить, в голове пролетает мысль, которая по сути своей сводится к одной фразе — это и просьба, и обращение к тому, кого вроде и нет, со словами, схожими у всех: «Спаси и сохрани».

— Как вы такое можете говорить? Вы же идеолог, вы должны с такими мыслями бороться!

— Ну, здесь ты не прав, не соглашусь с твоим высказыванием. Не с мыслями о спасении жизни я должен бороться, а с вредителями — врагами родины, с теми, кто причиняет ущерб и не хочет, чтобы мы победили. Вот с кем я должен бороться. Да и как с человеческими мыслями ты бороться собрался, как ты можешь заставить людей перестать думать о боге, как вообще можно заставить кого-то думать по-другому? Мысли — они в голове. И что ты с человеком ни делай, как его ни учи, ни переубеждай, да хоть под пытками ломай, — он тебе что хочешь скажет и напишет, а вот о том, что у него в голове в этот момент происходит, одному только ему будет известно, и о чем он думает в минуты радости или отчаяния, тоже только он один знает. И ты, и я — все мы такие без исключения, во что бы ни верили, что бы ни говорили. Никто не угадает, как мы в своей голове сами с собой общаемся. Наши мысли только нам принадлежат, и нам с ними жить. Я тебе откровенно скажу: я сам такой, сам спасения в бою просил, и не раз просил. А как не просить, когда понимаешь, что вот сейчас раз — и все, не станет тебя? Знаешь, как в этот момент жить хочется! Жизнь, как на картинках, перед глазами мгновенно пролетает. И могу точно сказать, что не один я такой, да тут у каждого поинтересуйся, просили они спасения или нет, а особенно поузнавай у тех, кто не раз уже успел смерти в глаза посмотреть, у тех, кого она рукой своей погладила, но с собой не забрала, — вот они-то так же, как и я, говорят, что у них за мгновение жизнь перед глазами пронеслась. Они, сами того не понимая, молили о спасении, а после того как в результате мольбы выживали в невероятной ситуации, взгляд у них менялся. После этого на жизнь они смотрят иначе, многое в них меняется навсегда. А теперь подумай, как ты их переубеждать будешь. Как ты им докажешь, что нет в жизни чего-то сверхъестественного и что не просьба к Всевышнему помогла им остаться в живых. И ладно бы это был единичный случай, скажем, только мой или какого-то другого человека, так ведь нет, не так это все. Я об этом от многих слышал, и люди очень уверенно и искренне говорили. Конечно, можно сказать, что это байка или плод человеческой фантазии, особенно в экстренной ситуации. Но как объяснить, что незнакомые друг другу люди рассказывают схожие вещи, такое, чего и в природе не бывает? Да, может, это и не бог, и, может, наука со временем объяснит, почему люди видят одно и то же, но пока так, и другого не дано. Много можно про это говорить, но ты меня не поймешь, если сам в бою не побываешь, если не в окопе сидеть станешь, когда личный состав в бой идет. Только тогда сможешь понять, когда вместе с бойцами спина к спине пройдешь путь от наших позиций до вражеских. Когда от прицельной стрельбы фашистского пулемета все лягут, да так лягут, что землю собою всю закроют, когда слова и угрозы не помогут их поднять, когда ты своим личным примером под пули встанешь и людей поднимешь, и люди под пули за тобой умирать пойдут, — вот когда это все проживешь, прочувствуешь, и, если жив останешься, тогда, возможно, поймешь, что я говорил, а может, и свои мысли появятся, и меня переубедишь, и, так сказать, просветишь, и дашь нужную установку и обоснование всего происходящего. И я тебе за это буду искренне благодарен. А сейчас то, о чем мы говорим и что обсуждаем, — это все пустые слова, не имеющие к делу и службе никакого отношения. Да и когда она, эта война, еще закончится? Никому этого пока не ведомо. А то, что я сказал о боге, — это был лишь ответ на твой вопрос, что я стану делать, когда война закончится. А еще я надеюсь, что после войны буду простым гражданином, займусь возрождением народного хозяйства и всего того, что война порушила. Но ты прав: дискуссий с личным составом о боге я не веду и тебя к этому не склоняю, однако и веру у людей отнимать тоже не советую — не нужно лишать их того, во что они верят, ради чего под пули готовы идти. Ну, со временем, думаю, ты и сам поймешь и решишь, как тебе жить и какими принципами на войне руководствоваться, только запомни: как ты будешь к бойцам относиться, так и они к тебе. Потому как если начнешь лютовать без причины, то в бою кто-то, затаив обиду, возьмет да и ненароком пулю тебе пустит в спину.

— Так это же преступление! Это же только враги народа могут своим в спину стрелять!

— Все верно говоришь: враги, самые настоящие враги, и таких мы должны с тобою искать, но, только когда тебе пулю в спину пустят, тебе уже будет все равно, чья это пуля — врага или друга, жизни-то твоей в этот момент конец придет. Ну что замолчал, взяли мои слова за душу?

— Да, есть что-то в том, что вы сказали, вот вроде вы и идеолог и должны в теории другие вещи говорить, а вы как-то просто излагаете, прям аж за душу берет. Заставляет о многом задуматься.

— Ну, ладно тебе, скажешь тоже. Да и не стоит сильно в раздумья уходить, со временем само все на свои места встанет. Лучше давай чаю выпьем, когда еще возможность такая появится — тихо и спокойно посидеть, поговорить?

Не успел идеолог договорить последние слова, как дверь в блиндаж отворилась и в землянку заглянул штабной писарь — рыхлый круглолицый сержант.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться!

— Обращайтесь.

— Вас это… срочно… — запыхавшись, начал говорить сержант.

— Ну? В чем дело? Отдышись и скажи нормально, что надо?

— Командир полка до себя кличут, — вытирая пилоткой взмокший лоб, доложил сержант.

— Кого? Меня?

— Вас. Сказали, чтобы через пять минут были.

— А почему на коммуникатор не поступил запрос?

— Не могу знать, я человек маленький.

— Что, проверяющий какой приехал или что?

— Не знаю, но точно не поверяющий.

— А в чем же дело?

— А бог его знает, сказали срочно найти и сообщить.

— Это все?

— Так точно. Разрешите идти?

— Иди. Ну, вот и попили чайку. Видно, сглазил я нашу тишину. Ладно, пойду, раз срочно вызывают, а ты посиди пока, отдохни, чаю попей, подумай о своем. Только сильно не обдумывай то, о чем я сказал, не трать время попусту, потом само все придет и займет нужное место в голове. Лучше после того, как чаю выпьешь, сходи познакомься с личным составом, расскажи солдатам о себе: откуда и кто ты. Пообщайся с бойцами, узнай их тяготы, выслушай просьбы. Ну и начинай выполнять возложенные на тебя родиной обязанности. Так сказать, вводный инструктаж я тебе провел, а дальше ты уже сам.

После этих слов идеолог снял с гвоздя бушлат, накинул его на плечи и, на ходу одергивая форму, направился к блиндажу командира полка, оставив лейтенанта в глубокой задумчивости.

Путь в блиндаж проходил через окопы, в которых, разбившись на кучки, сидели бойцы. При виде идеолога многие вставали и приветствовали его, на что идеолог отвечал ответным приветствием или фразой «не стоит, отдыхайте». Некоторые любезно предлагали присоединиться к ним, выпить чаю или покурить, а он отвечал таким же любезным отказом. Кое-кто из вновь принятого пополнения, после того как он проходил мимо них, спрашивал у соседа:

— А зачем ты его звал? Это же идеолог, с ними надо держать ухо востро, а то можно ненароком и статью схлопотать. Наслышан я про этого брата, он простому солдату совсем не друг.

— Ты про других можешь так говорить, а про нашего идеолога не смей — он мужик правильный и справедливый, а ежели кого и арестовал, то за дело. Вот был случай: украли козу дойную в деревне у девки с тремя детьми. Та к комбату: как так, спасители, а мародерничаете! Ну, он идеологу и поручил найти вора. Идеолог вместе с военными следователями землю рыл, искал, узнавал, что да как.

— И что, нашел?

— Нашел. Долго разбирался, во все детали вникал. Но когда разобрался, всем причастным досталось по полной программе.

— И кто это сделал?

— Да пара бойцов. У них зам по тылу начал прижимать паек, ну, они и решили сами прокорм искать. Увидели в деревне козу, ну и поживились. Так наш идеолог все детали выявил. Бойцам, конечно, досталось, и хорошо досталось за мародерство у своих. Осудили и отправили в штрафбат грех свой кровью искупать. А вот зама по тылу за то, что шельмовал с продуктами, за подрыв, так сказать, боевой готовности, за расхищение социалистического имущества как врага народа вообще к стенке поставили. Так после этого проблем с подвозом пропитания, считай, и не стало, и жалобы перестали приходить о воровстве. Да и других примеров немало.

— А можешь поподробнее рассказать, что еще он такого сотворил, кто он и что вообще делает, как с людями общается?

— Погоди, сейчас придет Семеныч, вот ты его и попроси. Он мастак байки травить, все расскажет, как будто сам видел и в следствии участие принимал. А я лучше чаю выпью да самокрутку потяну.

Пройдя окопный ряд, идеолог Виктор подошел к нужному блиндажу. Внутри горел тусклый свет от самодельной энергетической лампы, было тесно и сыро, пахло землей и сигаретным дымом. Первое, что бросилось в глаза, — это то, что на столе лежала схема обороны. Над картой склонились несколько офицеров и, покуривая, что-то неспешно обсуждали.

— Хуже и не придумаешь, чем сидеть и ждать приказа. Постоянно то один, то другой проверяющий приезжает. И всем что-то свое надо. У каждого свой таракан в голове. Как по написанному: то окопы слишком узкие, то окопы слишком широкие, то брустверы низкие, то брустверы высокие. И как им всем угодить, а? Что ты на это скажешь?

— А где твой полковой инженер, почему он не занимается проверкой и поддержанием всех требований? Зачем ты сам во все лезешь? У тебя что, других дел нету?

— Да был инженер. Прислали молодого, необстрелянного. Так он в первом бою галопом по передовой в составе роты решил пробежать. Ему было сказано заниматься своими делами и на передовую не лезть, но он решил погеройствовать, никому ни черта толком не сказал, прямо из окопа ринулся в бой. В том бою осколком голову его инженерную и снесло. И теперь нет у меня инженера. Просил в дивизии прислать, обещали. Но сам знаешь: сейчас ротации, передвижения, все заняты. Потому сам и бегаю. Некому доверить. За это каждый раз по башке и получаю.

Прервав разговор офицеров, Виктор доложил:

— Товарищ полковник, старший лейтенант Ваганов по вашему приказанию прибыл.

— Проходите, Виктор Васильевич, как раз вас ждем, — ответил полковник, наклонился и свернул карты, чтобы не было видно содержимого. — Виктор Васильевич, познакомьтесь: начальник особого отдела армии полковник Грабовский, начальник планирования диверсионного и разведывательного отдела армии полковник Родионов.

— Очень приятно, товарищи, старший лейтенант Ваганов Виктор Васильевич.

— Так вот, для чего мы вас позвали, Виктор Васильевич? Учитывая ваши знания и заслуги, командование решило направить вас на обучение в специальный учебный центр. После обучения вам будет доверено участие в диверсионно-разведывательной деятельности в составе групп особого назначения. Как вам такое предложение? Готовы к выполнению новых боевых задач?

— Предложение, конечно, неожиданное, но хотел бы четко все понять. Во-первых, как к данному распределению относится мое непосредственное руководство?

— Не переживай, нами все согласовано и дано положительное заключение относительно твоей кандидатуры, — сказал скрытый от света и незаметно сидевший в углу блиндажа полковой идеолог. — В рамках последней директивы из ставки Верховного главнокомандующего принято решение о переформировании всей нашей службы. Так что тебе оказана честь выполнить новое, не менее важное поручение родины.

— Хорошо, а как быть с существующими делами и когда я должен приступить к выполнению новых задач? И третий, не менее важный вопрос: кому мне передавать дела?

— Ну, я так понимаю, Виктор Васильевич, что ты согласен, и, зная тебя не первый день, понимаю твои вопросы и желание сразу все разложить по местам. Убыть в учебный центр нужно будет сегодня, дела примет лейтенант, с которым вы, думаю, уже успели пообщаться. Зная, как у вас все устроено, уверен, что времени на передачу дел вам потребуется немного. Да и я ведь остаюсь здесь, если что, помогу ему во всем разобраться.

— В таком случае еще раз спрашиваю: готовы принять наше предложение? — повторил свой вопрос командир полка.

— Так точно, готов, — не сильно раздумывая, ответил Виктор.

— Ну и отлично. Значит, слушайте задачу: сегодня до пятнадцати часов тридцати минут передаете дела и собираете вещи. Далее в шестнадцать ноль-ноль вы поступите в распоряжение капитана Хильчука, после чего вместе с ним направитесь к новому месту службы. Капитан назначается старшим группы, его приказы выполнять безоговорочно. Подробности своих новых задач получите по прибытии. Вопросы есть?

— Никак нет.

— Ну, тогда приказываю приступить к выполнению поставленной задачи.

— Разрешите идти?

— Идите.

Вернувшись в блиндаж, Виктор Васильевич застал нового лейтенанта за просмотром документов.

— Ну что, разбираешься понемногу?

— Так точно.

— Ну и отлично. Тогда слушай новую задачу: приказано передать тебе все дела.

— Как так, почему? Что случилось?

— Переводят меня в другую часть, приказ командования.

— А куда, если не секрет?

— Да пока и сам не знаю, завтра с утра в штабе выдадут предписание.

— И сколько дней дали мне на прием дел?

— Хм-м дней… часов — до пятнадцати ноль-ноль нам времени на все про все. Так что давай не будем его терять и приступим к приему и передаче.

— А что так мало?

— Молод ты еще, вроде уже лейтенант, а не усвоил главного: в армии приказы не обсуждаются.

— Да я просто…

— Отставить мычание, садись за стол, и я начну тебе объяснять, что к чему.

— Есть отставить мычание и приступить к приему дел!

Следующие несколько часов они провели, обсуждая текущие распоряжения и директивы.

— Ну что, времени нам, конечно, дали мало, но основное я тебе объяснил, так что, думаю, справишься, парень ты, смотрю, башковитый. Мой тебе совет: особо на рожон не лезь, но и клювом не щелкай, будь хитрым, обходительным, изворотливым, в общем, действуй так, как я тебе раньше изложил.

— Спасибо, товарищ старший лейтенант, запомню все ваши советы.

— Ну что ж, долго прощаться не будем, бог даст, может, и свидимся когда-нибудь… Встретимся после войны и помянем всех, кто погиб ради нашей победы.

После этого идеолог встал из-за стола и покинул блиндаж. Собрав свой нехитрый скарб, он явился в 15:50 на место сбора. Там уже стояла полуторка и несколько человек. Подойдя, Виктор отрапортовал:

— Товарищ полковник, старший лейтенант Ваганов для убытия к новому месту службы явился.

Полковник ответил:

— Вольно! Ну что же, Виктор Васильевич, как бы я не хотел тебя отпускать, но командование решило, что твои знания и умения больше пригодятся в другом месте. От себя хочу сказать, что желаю успехов и благодарю за службу.

— Служу Объединенному Союзу и свободному народу!

— Вот еще что, Виктор Васильевич, возьми мои часы на память о нашей совместной службе.

— Но, товарищ полковник, это же очень дорогой подарок! Это же ваши наградные часы, я не могу их взять.

— Можешь не отказываться, дарю от чистого сердца, заслужил.

— Спасибо, товарищ полковник, век буду вас помнить и подарок ваш сберегу.

— Ну, надеюсь, еще свидимся.

— Обязательно свидимся! Вот война закончится — все вместе на Красной площади встретимся и, как когда-то наши прадеды, отметим победу, а потом я вас к себе в гости на Урал позову, вы знаете, как у нас там красиво!

— Да знаю, не раз уже слышал от тебя. Ну что ж, пора прощаться, время вышло.

— До встречи, товарищ полковник.

После этих слов идеолог подошел к грузовику и сказал сидевшим в кузове офицерам:

— Товарищи, примите вещмешок.

— Да, конечно, — ответил ближний к краю офицер.

Виктор ловким движением запрыгнул в кузов. Лица офицеров были незнакомы. Сев на свободное место и положив вещмешок под ноги, идеолог поприветствовал попутчиков, а затем еще раз помахал рукой провожавшим.

— Ну что, Иван Михайлович, все собрались? — спросил водитель стоявшего рядом капитана Хильчука. — А то ехать надо. Вон, видите, как тучи хмурятся, как бы дорогу не развезло.

— Да, всех собрали, этот был последний. Давай, гони теперь на точку сбора.

— Слушаюсь, товарищ капитан, — ответил водитель и быстро запрыгнул в кабину.

Повидавший уже не одно десятилетие и снятый с долгой консервации грузовик тронулся, оставляя за собой расположение части. Провожавшие, как только машина поехала, махнули еще раз на прощание и пошли по своим делам. Дорога быстро опустела. За спиной оставались многие из тех, с кем Виктор служил практически с первых дней войны. В кузове повисло молчание, которое становилось все более напряженным. Грузовик не успел далеко отъехать, как начался артиллерийский обстрел и долго не прекращался. Ехали не спеша. По той же дороге, только в противоположном направлении, шли молодые бойцы из вновь сформированных частей. Вчерашние школьники, они направлялись в неизвестность. На лицах солдат читался страх: им предстоял первый в их жизни, а может, и последний, бой. Они изредка тревожно переговаривались и поглядывали то вверх, то назад, ожидая налета немецкой авиации. Где-то вдали шел бой, и они понимали, что в любой момент немецкие самолеты могут появиться из-за туч и, украшенные крестами и свастикой, начать небольшими группами пикировать на людей, обрушивая град свинцовых пуль и бросая бомбы.

Путь до нового места службы выдался непростым. Как и предвещал водитель, начался дождь, и грунтовая дорога быстро превратилась в поплывшую массу грязи. Грузовик кидало из стороны в сторону, колеса со свистом прокручивались в вязкой жиже. У водителя от напряжения на лбу выступила испарина.

— Эх, говорил я вам, товарищ капитан, раньше надо было выезжать. Видите, вон оно как дорогу-то размыло. И эта зараза, видимо, не хочет прекращать лить. Главное, чтобы не обложной, а то зарядит на сутки, и останемся тут куковать.

— Федорыч, не переживай, я знаю, ты справишься, не из таких болот нас вывозил, — ответил сидевший рядом капитан.

Машина несколько раз застревала, но Федорычу удавалось вырывать свой грузовик из цепких лап грязи. И все бы было хорошо, но на одной из луж машина провалилась в ямку, которую невозможно было заметить из-за заполнившей ее воды. Понажимав на газ какое-то время, Федорыч сказал:

— Ну, все, товарищ капитан, приехали. Сели знатно, надо толкать, сама не вылезет. И кто только решил на эту рухлядь нас посадить?! Есть же новые машины, а не этот колесный пережиток времени. Хорошо хоть двигатель современный поставили, а то хотели бензиновый всучить, с ним бы еще раньше застряли.

— Ну ты и ворчун, вечно тебе что-то не так.

— А что тут может быть хорошего?! И кто только решает, что нужно выдавать эту рухлядь с консервации? И где они ее откопать-то смогли? Я думал, такие только в музее теперь увидеть можно. Я думаю, на этой машине еще мой прадед ездил. И что вы предложите, как теперь из грязи вылезать будем?

— Ну, первое — это не нам с тобой решать, на чем ездить. Значит, так было нужно и новая техника в другом месте нужнее. А ты не переживай, раз надо, значит, будем толкать. А по поводу того, как вылезать, так вон у нас сколько людей в кузове сидит, глядишь, чего-нибудь да сможем сделать, — сказал капитан и, открыв дверь, выпрыгнул в образовавшуюся рядом с кабиной лужу. Подойдя к заднему борту, капитан постучал. — Просыпаемся, товарищи офицеры, приехали.

Виктор, до этого спавший, отодвинул тент и спросил:

— Что случилось, товарищ капитан?

— Вылезайте, машина застряла, дальше ехать не может, нужно толкать.

— Ну, толкать так толкать, — сказал Виктор и, повторив команду капитана, разбудил других: — На выход, товарищи офицеры, надо машину толкать.

Офицеры нехотя открывали глаза, зевали, но при этом быстро покинули борт и встали рядом с машиной.

— Капитан! — прокричал Федорыч. — Давай, пробуй помаленьку, а мы подтолкнем.

Федорыч плавно отпустил сцепление и прибавил газу. Колеса заелозили по грязи, но машина осталась на месте.

— А ну, давай, навались, — сказал капитан и уперся руками в борт.

Его примеру последовали другие. Грязь и вода, вылетавшие из-под колес, добротно обдавали людей, выталкивавших машину.

— Стой, Федорыч, не газуй, грузовик еще сильнее садится! — крикнул капитан.

Виктор вытер лицо от грязи и обошел машину.

— Да уж, дела, знатно засели. Ну, ничего… Федорыч, у тебя топорик есть? — спросил Виктор водителя.

— Есть. А что, машину хочешь порубать на дрова?

— Да ты шутник. Нет, пойду нарублю валежника, накидаем под колеса, глядишь, и выберемся.

— Хорошая идея, — сказал Федорыч и, достав из-за спинки сиденья топор, вылез из кабины. — Тогда и я с вами пойду, а то затек уже весь сидеть сиднем, разомнусь маленечко.

Помимо нарубленного и накиданного под колеса валежника, офицеры смастерили себе длинные рычаги из срубленных березок и подставили их под борт.

— Ну что, давай, Федорыч, пробуй, — сказал капитан и, взяв бревнышко, уперся им в борт.

Федорыч снова плавно отпустил сцепление и начал прибавлять газу. Машина взревела, двигатель истошно завыл, колеса прокручивались в грязи.

— Братцы, навались! — крикнул Виктор. — Товарищ капитан, подкидывайте валежник под колеса, товарищи, кто-нибудь с другой стороны тоже бросайте валежник, а остальные — навались!

Машина еще немного посопротивлялась, но все же нехотя вылезла из сковавшей ее грязи. Умывшись водой из соседней лужи и обтерев одежду мокрой листвой, Виктор залез вместе с другими офицерами в кузов, и движение продолжилось. Под монотонное качание и гул колес Виктор снова погрузился в сон. Ему снилось, что он возвращается домой: его встречала любимая жена и повзрослевшие дети, а он развязывал рюкзак и пытался достать гостинцы. Вдруг сон прервался криком капитана: «Воздух!» Машина резко остановилась. Стали слышны выстрелы пролетавшего беспилотника. Выпрыгнув из кузова, Виктор отскочил в сторону и, перекатившись, укрылся в овраге под тенью куста. Остальные офицеры последовали его примеру и тоже укрылись справа и слева от грузовика в близлежащих кустах. Капитан почему-то не побежал прятаться, а, обогнув кабину, открыл дверцу и попытался вытащить водителя.

— Потерпи, Федорыч, я сейчас помогу тебе выбраться.

Только он открыл дверь, как в тот же момент на второй круг зашел вражеский беспилотный аппарат. Очередная очередь прошлась прямо по кабине и кузову автомобиля. Капитан выпал из кабины, держа в руках Федорыча. Попытавшись встать, капитан резко вскрикнул и снова упал, потеряв сознание. Виктор выскочил из-за своего укрытия, подбежал и, схватив капитана, оттащил его от машины. За ним тянулся кровавый след. Дотащив капитана до приямка, он заметил, что у того глубокая рана на ноге. Последовав примеру идеолога, кто-то оттащил Федорыча. Разорвав штанину, Виктор увидел, что нога капитана сильно посечена осколком — до такой степени, что стало видно кость. В этот момент вражеский беспилотный аппарат, явно не хотевший успокаиваться, развернувшись в небе и выбрав повторный курс, зашел на третий круг. Но вдруг сзади него из-за облаков появился наш истребитель с поддержкой двух беспилотных аппаратов. Короткая очередь — и вражеский беспилотник, забыв о намеченной цели, отвернул от курса и начал набирать высоту. В небе завязался воздушный бой. Виктор в этот момент продолжал осматривать ногу капитана и думать, что делать с раной. Неожиданно за его спиной раздался голос:

— Ну, что замер? Надо срочно наложить жгут. Я врач, вот, держи мой ремень, затягивай максимально сильно, насколько сможешь, вот в этом месте.

Виктор, не раздумывая, начал выполнять указания. В тот момент, когда он затягивал ремень, очнулся капитан и вскрикнул от боли.

— Потерпите, нужно остановить кровь, — сказал Виктор.

Когда все было сделано, доктор спросил:

— Сколько сейчас времени, только точно?

— Семь тридцать четыре.

— Хорошо, вот, держи листок, положи под жгут, чтобы мы знали, во сколько перетянули ногу. Есть спирт или водка?

— Есть немного спирта.

— Тогда промой рану и продезинфицируй спиртом, а потом сразу перебинтуй. Нужно быстрее остановить кровь. Справишься?

— Да, справлюсь.

— Хорошо, тогда я посмотрю, что с Федорычем. Если капитан будет кричать, дай ему выпить спирта, только немного, и пусть он зажмет зубами какую-нибудь палку. Не стой, делай, что я сказал, время дорого!

Виктор снял с пояса фляжку и потихоньку начал промывать рану. Капитан взвыл от боли.

— Да что же ты творишь?! Черт, как больно!

— Потерпите, нужно разрезать штанину и обработать рану. Вот, выпейте, станет немного полегче.

Капитан приподнял голову, глотнул из фляжки и снова упал на траву. Виктор отломил от дерева ветку потолще и, очистив ее от листвы и немного укоротив, протянул капитану.

— Держите. Как станет слишком больно, сжимайте ее зубами, легче будет терпеть.

Капитан взял палку, плотно сжал ее зубами, и снова его голова упала на траву. Он отвернулся в сторону леса, чтобы не видеть, что делает Виктор. Тот не стал терять времени и продолжил промывать рану. Капитан выл от боли. Зубы сжимали палку как тиски, а руки впивались в землю, загоняя под ногти грязь и мусор. Закончив, Виктор разорвал перевязочный пакет и как мог забинтовал ногу. После этого он встал и, положив под голову капитана свернутый бушлат, сказал:

— Полежите пока. Я пойду посмотрю, что там с Федорычем.

— Хорошо, идите, — сказал капитан. Откинув голову, он стал всматриваться в небо. По его щеке скатывалась маленькая слезинка, блестя в лучах солнца.

Встав и оглядевшись, Виктор заметил, что несколько человек склонились над Федорычем и что-то обсуждают.

— Ну что, товарищи, как он?

— Плохо, — ответил доктор. — Проникающее ранение грудной клетки. Без хирургической помощи долго не протянет. Его и капитана надо срочно доставить в госпиталь.

— А кто-нибудь знает, в какой стороне госпиталь или куда двигаться, чтобы достичь пункта сбора?

— Капитан знает и Федорыч.

— А что с машиной, кто-нибудь смотрел?

— Да, смотрели, пробит двигатель. Машина дальше ехать не сможет.

— Что ж, значит, давайте сооружать носилки, а я пока попробую узнать, куда нам идти.

Виктор подошел к капитану.

— Ну что, как вы тут?

— Да как-то не очень, ногу не чувствую, и жар по всему телу, не считая невыносимой боли.

— Товарищ капитан, машина сломана, Федорыч тяжело ранен. Скажите, в каком направлении нам двигаться.

— Откройте мой планшет, там карта.

Виктор открыл планшет и активировал карту.

— Вот точка, где мы сейчас, а вот точка сбора. До места примерно 15 километров. Там нас должен ждать самолет. Вам все понятно, товарищ идеолог?

— Да, все понятно.

— Тогда приказываю собрать всю группу около меня.

— Есть собрать группу!

Через пять минут все сгрудились около капитана.

Капитан, приподнявшись немного над землей и оперевшись о ствол дерева, произнес:

— Товарищи офицеры, ввиду моего ранения временное командование группой до прибытия на точку сбора поручаю старшему лейтенанту Ваганову Виктору Васильевичу. Виктор Васильевич, организуйте выдвижение группы, в ходе движения быть предельно внимательными, возможна работа диверсионных отрядов. В случае нападения уничтожить все документы, которые находятся у меня. Товарищ лейтенант, вам понятен приказ?

— Да!

— Тогда приказываю взять командование на себя и выдвинуться в точку сбора.

— Есть взять командование на себя. Товарищи офицеры, приказываю собрать носилки и подготовиться к выдвижению!

Через пятнадцать минут были собраны походные носилки, на которых уложили капитана и Федорыча. Путь занял около семи часов. Когда прибыли, Виктор подозвал врача:

— Как там капитан и Федорыч?

— Плохо обоим, срочно нужна операция. Причем Федорычу она нужна была уже давно, боюсь, ему осталось совсем мало времени. В его возрасте сердце может не выдержать.

— А капитан?

— Капитану тоже нужна операция как можно скорее.

— Ясно, спасибо за информацию.

Виктор направился к импровизированному КПП.

— Стой! Кто идет? — прокричал часовой.

— Старший лейтенант Ваганов и группа для убытия в учебный центр.

— Оставайтесь на месте.

Через несколько минут подошел офицер в сопровождении двух часовых.

— Ваши документы. Кто такие, цель прибытия?

Идеолог протянул документы.

— Направляемся в учебный центр.

— Предъявите мобилизационное предписание.

— У меня его нет. Все документы у капитана Хильчука, но он ранен, ему требуется срочная медицинская помощь.

— Что за капитан, где он?

— Товарищи, поднесите, пожалуйста, капитана! — прокричал идеолог. — У нас еще раненый водитель, он тоже в критическом состоянии. Мы подверглись налету вражеской авиации.

— Разберемся.

Поднесли капитана. Капитан приподнял голову и произнес:

— Береза.

Дежурный офицер ответил:

— Ольха.

Капитан снова опрокинул голову на носилки, прошептав при этом:

— Старший лейтенант, достань из планшета пакет, там все документы.

Идеолог достал пакет и передал дежурному офицеру. Тот сверил бумаги.

— Все в порядке, проходите. Давно вас ждем.

— Нужно поторопиться. У вас есть врач?

— Врача нет, есть медикаменты.

— Доктор, вы можете оказать помощь капитану или старшине, исходя из тех лекарств, что здесь есть? — спросил Виктор.

— Надо посмотреть. Федорычу точно в полевых условиях я не смогу сделать операцию, а капитану, возможно, помогу.

— Тогда не теряйте времени!

Доктор убежал, а идеолог отдал распоряжение нести раненых на территорию пункта сбора. Это был небольшой полевой аэродром, в прилеске стоял замаскированный ветками самолет, вокруг которого уже начали суетиться техники. Вернулся доктор и сказал:

— Да, думаю, что капитану смогу оказать помощь.

— Сколько вам нужно будет времени?

— Где-то час, может, полтора.

Идеолог направился к дежурному офицеру.

— Товарищ майор, старший лейтенант Ваганов, разрешите обратиться.

— Обращайтесь.

— Капитану Хильчуку нужна экстренная медпомощь, сколько по времени нам лететь?

— Полет составит три часа.

— Мы можем задержать вылет для проведения операции?

— К сожалению, нет, и так отстаем на восемь часов. Вы сами видите, что авиация противника активизировалась. Не могу рисковать. Я уже доложил в центр о подготовке к вылету.

— Но если не провести операцию, капитан может умереть.

— Я понимаю, но не могу ничего сделать. Проводите операцию на борту, распоряжусь, чтобы доставили все необходимое. Больше, к сожалению, ничем помочь не могу.

Идеолог подошел к доктору.

— Вы сможете сделать операцию на борту самолета?

— Как на борту самолета?

— Вылет отложить невозможно, все, о чем я смог договориться, — это делать операцию во время полета, всем необходимым вас обеспечат. Так что, вы сможете?

— Я никогда такого не делал, будет определенный риск.

— Я понимаю, что это сложный вопрос, и не принуждаю вас. Скажите только, вы сможете сделать или нет?

— Да, я попробую.

— Хорошо, тогда готовьтесь, через двадцать минут вылетаем.

Через двадцать минут все погрузились в самолет. Командир экипажа предупредил: «Держитесь, сейчас немного при взлете и наборе высоты будет трясти». После этих слов он закрыл дверь в кабину пилотов, и звук моторов стал постепенно нарастать — самолет начал движение по взлетной полосе. Вскоре набрали высоту, и командир, открыв дверь, прокричал:

— В течение двух часов полетим более-менее ровно, но будьте готовы, что в любой момент может тряхнуть — воздушные ямы никто не отменял.

Доктор как будто ждал этой команды.

— Значит, так, надо уложить капитана на лавку, чтобы кровь могла нормально циркулировать.

— Это как? — спросил Виктор.

— Надо, чтобы голова находилась не выше тела.

После того как капитана уложили, доктор потребовал:

— Теперь привяжите больного к лавке, чтобы не дергался, тут и без него трясет.

Привязав капитана к лавке и установив подготовленный импровизированный фонарь, доктор приступил к операции. Капитан от этих манипуляций закричал, а потом, запрокинув голову, застонал.

— Потерпи, родной, сейчас я вколю тебе хлорэтил, и станет полегче.

Достав приготовленный шприц, доктор сделал укол. Через несколько минут капитан немного затих. Доктор достал жгут и, перетянув руку, стал ставить капельницу.

— А это что такое?

— Морская вода.

— А зачем она? — спросил кто-то из офицеров.

— Она будет как заменитель крови. У него большая потеря, но прошу вас, товарищи, не отвлекайте, и так приходится работать в неудобных условиях.

— Хорошо, — согласился офицер, и доктор продолжил.

Разрезав ранее наложенную повязку и сняв жгут, он начал рассматривать рану и что-то сам себе говорить. Периодически доктор просил подавать ему медицинские инструменты. Офицеры, которые согласились ему ассистировать, после просьбы подать тот или иной инструмент спрашивали: «А как он выглядит?» Было видно, что от этих вопросов доктор немного злился, но ни разу он не сказал ничего плохого, размеренно и четко объяснял, как выглядит нужный инструмент. Примерно через полчаса он сказал:

— Готовьте хлопчатобумажную ткань, она лежит вон в том пакете под лавкой.

Виктор достал пакет с тканью и спросил:

— Что с ней делать дальше?

— Готовьте солевой раствор.

— Как?

— Воду из фляги лейте в таз и сыпьте туда поваренную соль, размешивайте до полного растворения и замачивайте ткань.

Виктор выполнил все, что сказал доктор, и, как только закончил все процедуры, доложил:

— Готово.

— Теперь складывай ткань в несколько слоев так, чтобы можно было наложить на рану, — продолжил давать указания доктор.

Виктор вновь доложил:

— Готово.

— Хорошо, давайте мне и быстро делайте налепную алебастровую повязку.

— А где?

— В том же тазу. Замачивайте повязку и давайте мне, как только попрошу.

— Хорошо.

Доктор вернулся к капитану и стал бинтовать его ногу.

— Так, — проговорил он, — теперь давайте налепную повязку.

Провозившись еще где-то минут двадцать, доктор устало произнес:

— Ну, все, что мог, я сделал. Дальше надо в госпиталь, но думаю, что теперь не помрет и, возможно, если гангрена не начнется, сможет даже ходить.

— Ну, ты, доктор, молодец, — сказал один из офицеров и протянул флягу. — Держи, выпей, успокой нервы.

— Что там?

— Спирт, что же еще?

Доктор взял флягу и подошел к капитану.

— Выпейте и постарайтесь уснуть. Сон для вас теперь лучшее лекарство.

Капитан сделал несколько глотков, закашлялся и тихо прошептал:

— Спасибо вам, доктор, и вам всем, товарищи, спасибо, век вас помнить буду.

— Да не за что. Вы, главное, поправляйтесь и постарайтесь сейчас уснуть, — ответил доктор, а после этого спросил: — А как там Федорыч?

Один из офицеров, сидевших с ним рядом, с сожалением произнес:

— Бредит и постоянно родных зовет, нас с кем-то путает. Худо ему, доктор. Глянь, может, и ему чем поможешь.

Доктор подошел и стал осматривать Федорыча.

— Посадки он не выдержит, умрет. Рана серьезная, и крови много потерял.

— А может, ему тоже водички морской заместо крови поставить? — спросил кто-то из рядом стоявших.

— Нет, не поможет, слишком много потерял. У него уже горячка, еще немного — и он умрет. Все, что мы можем сделать, — это побыть рядом с ним и успокаивать его. Если будет думать, что рядом с ним его родные, не переубеждать его, а поддержать и быть ему самыми родными людьми в этот момент, может, так ему и умирать станет легче.

После этих слов доктор взял фляжку и сделал несколько больших глотков, затем сел на пол и произнес:

— Простите, братцы, я сделал все, что мог, будь проклята эта война.

— Да чего ты? Никто тебя не винит, — поддержал его севший рядом Виктор. — Ты молодец, без тебя мы и этого сделать не смогли бы.

Тут распахнулась дверь, и командир корабля предупредил:

— Держитесь, идем на снижение, будет немного трясти.

Во время приземления Федорыч, как будто набравшись сил, привстал с пола, посмотрев куда-то вдаль, протянул вперед руку и, глубоко вздохнув, рухнул на пол. В этот же момент самолет коснулся посадочной полосы, гул двигателей и свист тормозов заглушили голоса всех находившихся на борту пассажиров. Те, кто был рядом с Федорычем, пытались его трясти: «Очнись, прилетели, родной, открой глаза, вот он, аэродром, потерпи немного, тебя вылечат». Но Федорыч не отвечал. Доктор, осмотрев его, сказал:

— Все, не трогайте его, ему уже ничем не помочь, он умер.

Офицеры обнажили головы, у кого-то на глазах заблестели слезы.

— Вот так живешь, живешь, и в один момент тебя не стало. Вроде бы мы и не знали Федорыча совсем, а на душе так, будто изнутри рвут на части. Я и смертей видел сотни, и сам убивал, а все равно не по себе: почему так? Почему ему не пожить бы еще пару часов, а там, глядишь, и в госпиталь успел бы, и врачи бы его подлатали, а не так — в последний момент оборвалась жизнь, и нет больше человека. А еще эта война проклятая, и его похоронят в общей могиле, родные и близкие проститься с ним не смогут. «Ну почему так?» — задаю я себе вопрос и ответить не могу. Почему мы на нашей планете так друг друга не любим? Почему норовим гадость друг другу сделать, почему войны развязываем, убиваем себе подобных? Ведь что с одной, что с другой стороны матери, дети, отцы — все по невернувшимся родным своим плачут, и с каждой потерей только больше ненависти рождается. Почему мы не можем жить дружно, помогать друг другу, уважать, любить себя и окружающих людей? Ну вот кто из вас сможет мне объяснить? — сказал офицер, который весь полет сидел рядом с Федорычем.

— Никто не сможет, — ответил Виктор. — Но я думаю, все от нас самих зависит, и каждый из нас в первую очередь добрее должен быть, милосерднее. Сделай добро другому бескорыстно, без надежды на то, что он тебе тем же ответит, так, чтобы человек не считал себя чем-то обязанным, и, глядишь, он потом тоже кому-нибудь сделает добро, и оно пойдет по кругу и к тебе обязательно вернется. А вот нашей еще одной задачей будет после войны объяснить это новому поколению, рассказать о тех страданиях и смертях, которые несет война. Воспитать в наших детях дух доброты и уважения ко всем вокруг. Сложно, конечно, будет, сложно. А разве сейчас нам не сложно? Каждый день теряем друзей, близких. И, возможно, это нам испытание, проверка на прочность, очищение, может быть, нас от всей скверны, что в нас накопилась. Возможность понять что-то глубокое, то, про что ты сейчас только сказал. Я ведь полагаю, что не один ты сейчас так думаешь. У многих такие же мысли в голове. Но сейчас нашей главной задачей считаю не раскисать, а бить, не щадя, фашистскую гадину и гнать ее с нашей земли, чтобы и следа от нее не осталось и чтобы потом про нее никто и не вспомнил, — вот что сейчас считаю главным. А плакать и поминать погибших после войны будем.

Только он договорил последние слова, как открылась дверь самолета и с той стороны прокричали:

— Где у вас раненые? Давайте их быстрее сюда!

— Здесь капитан, а водитель не дотянул.

Доктор быстро нашел главного из встречающих медиков и стал что-то ему объяснять.

К самолету подошел человек в штатском и спросил, кто старший группы. Виктор Васильевич отрапортовал:

— Старший лейтенант Ваганов, временно исполняющий обязанности старшего группы. Позвольте узнать, с кем я разговариваю.

— Старший офицер государственной безопасности Смирнов.

— Разрешите посмотреть ваши документы.

Смирнов достал из кармана удостоверение и раскрыл его перед лицом Виктора.

— Еще вопросы есть ко мне?

— Никак нет, — ответил Виктор.

— Тогда у меня есть вопрос: где назначенный старший группы?

— Он тяжело ранен, его забрали в госпиталь.

— А где сопроводительные документы, которые были с ним?

— Здесь, в планшете.

— Передайте планшет мне. Вы его открывали, узнавали, что там?

— Никак нет.

— Хорошо.

Смирнов отошел в сторону, посмотрел все бумаги, сложил их и вернулся к Виктору.

— Значит, так, подготовьте список всех, кто движется с вами в группе, соберите у них документы и передайте мне. Я буду ждать вас вон под тем навесом, — сказал Смирнов и указал пальцем в сторону небольшой беседки, стоявшей на краю взлетной полосы в тени деревьев. — Вам все ясно?

— Так точно, разрешите выполнять.

— Идите.

Виктор, обойдя всех офицеров из группы, собрал нужные документы и после этого отправился к офицеру госбезопасности.

— Разрешите обратиться, старший лейтенант Ваганов.

Смирнов тут же спросил:

— Принесли документы?

— Так точно.

— Давайте. Теперь соберите всех и идите в столовую. Я распорядился, чтобы вам выдали сухой паек.

— После этого каковы будут наши дальнейшие действия?

— Дальнейшие ваши действия — находиться рядом со столовой и ждать, пока я вас вызову. По аэродрому не шататься, в разговоры с обслуживающим персоналом не вступать, цели и задачи, поставленные ранее, не обсуждать, все ясно?

— Так точно.

— Тогда исполняйте.

Виктор обошел аэродром, собрал всех офицеров и, объяснив полученную задачу, направился к столовой. В столовой их встретил толстый повар с блестящими на солнце щеками. Кто-то из группы тихо прошептал: «Наверно, вредная работа — пробы постоянно снимать, гляди, как бедолага мучается, аж щеки от жира на солнце блестят». Не обращая внимания на шутливые разговоры в группе, Виктор спросил повара:

— Кто здесь старший? Нам сухой паек получить надо.

— Ну, я старший, документы давайте.

— Документов нет, сказали, что было отдано устное распоряжение.

— А, это вам. Ну, пойдем, выдам.

Виктор направился вслед за поваром.

— Держи, тут семь комплектов.

— Как это семь? Нас вроде как восемь человек.

— А больше нет, разделите как-нибудь между собой.

Виктор хотел было уже уйти, как вдруг заметил под столом накрытый тряпкой еще один комплект. Накатила злость, но лейтенант сдержал себя.

— Значит, так, вы должны выдать восемь комплектов, вот и выдайте положенное количество.

— Я вам сказал: нету, что тут непонятного?

— Ну, тогда отдайте свой, а вы уж, думаю, сможете обойтись без пайка, или с вами кто-нибудь поделится. Я гляжу, вы как раз на себя уже получили и положили под стол.

Повар занервничал.

— Это для другого человека, это не мой.

— Ну, тогда другому человеку и скажите, чтобы он сам себе еду нашел.

— Я сказал — нет, не задерживайте, у меня много дел.

— Хорошо, тогда объясните офицеру государственной безопасности, почему вы не выполнили его распоряжение и почему нам нужно самим искать еще один паек.

У повара на лбу выступила испарина.

— Вот еще, буду я объяснять что-то, дел у меня других нет… Ладно, пойду вам навстречу, отдам свой, — сказал повар и, открыв ящик стола, достал еще один пакет. «Вот сволочь», — подумал Виктор, но, не подав вида, взял недостающий паек и пошел к своей группе.

— Разбирайте, товарищи, — сказал Виктор и присел на траву. Не успел он распаковать один из пакетов с едой, как к нему подбежал боец и, не представляясь, протараторил:

— Вас вызывают, сказали, чтобы срочно явились.

Виктор не стал возмущаться из-за обращения не по форме.

— Куда идти, кто зовет?

— Мужик в гражданском под навесом сидит у технички, — выпалил боец и, не спросив разрешения, побежал дальше по своим делам.

«Ну, совсем загоняли, времени перекусить не дадут», — подумал Виктор, но не подал вида. Подойдя к навесу, он доложил:

— Старший лейтенант Ваганов по вашему распоряжению прибыл.

— Проходи, лейтенант, садись.

Виктор зашел в беседку и сел на лавку.

— Значит, так, вот ваши документы, возьмите и раздайте остальным. Теперь главное: через час за вами приедет машина и отвезет вас к новому месту службы. Вы ввиду сложившихся обстоятельств временно остаетесь старшим группы. Так что сейчас ваша первоочередная задача — организовать отправление, а также постараться не допустить каких-либо эксцессов в процессе движения к месту назначения. Вопросы есть?

— Так точно, а где получить сопроводительные документы?

— Их не выдадут, о вашем прибытии я сообщил. Вас будут ожидать, водитель, который заберет вас, дорогу знает, так что переживать тут не за что. Еще есть вопросы?

— Никак нет.

— Тогда больше вас не задерживаю.

Виктор вышел из беседки и пошел не спеша к кухне. «Как же здесь хорошо и тихо, — подумал он. — Не слышно выстрелов, криков, нет колготни и военной суеты, птички поют, кузнечики стрекочут». Виктор с наслаждением слушал звуки мирной жизни. Подойдя к кухне, он застал своих товарищей лежащими на траве. Некоторые успели даже уснуть, положив под голову вещевой мешок.

— Товарищи, слушайте новую задачу. Через час мы продолжаем наше движение. Вот ваши документы, разбирайте.

— Куда дальше двигаемся? — спросил небольшого роста парень.

— Не знаю, сейчас прибудет машина и отвезет к пункту назначения. Детали не уточнили, сказали, доставят туда, куда надо, от нас ничего не требуется, и знать нам ничего пока не положено. Так что скоро выдвигаемся. Будьте готовы.

В указанное время приехала машина, офицеры оперативно забрались в кузов, и грузовик начал движение. Вечерело, на небо стали набегать тучи. Виктор подумал: «Главное, чтобы не пошел дождь, а то как-то нет особого желания опять толкать машину».

К новому месту службы прибыли ранним утром. На улице моросило, а усиливающийся ветер добавлял промозглости. На въезде в часть стоял КПП, а сама она была огорожена высоким забором. Дежурный офицер велел всем вылезти с личными вещами и построиться около машины. Покидать тентованную машину не было никакого желания, но привыкшие не обсуждать приказы офицеры выбрались и построились.

— Прошу подготовить документы для проверки и личные вещи к осмотру, — сухо приказал дежурный офицер.

Прибывшие достали документы и развязали рюкзаки. Дежурный по очереди подходил к каждому, внимательно изучал документы и сверял данные со своим списком. Затем он пристально осматривал личные вещи. Один из офицеров заговорил:

— Товарищ капитан, разрешите обратиться.

— Обращайтесь.

— А для чего вы досматриваете наши личные вещи?

— Порядок такой. Осмотр вновь прибывающих производится согласно утвержденному приказу. Если у вас есть какие-то возражения, вы сможете изложить их своему непосредственному командиру на территории части. А также задать все интересующие вас вопросы.

После того как капитан закончил методичный и пристальный осмотр, он подошел к КПП и, подняв трубку, что-то сообщил. Затем он вышел обратно и сказал:

— Сейчас за вами придут, а пока можете покурить и оправиться.

Через пятнадцать минут с территории части прибыл старшина и так же сухо, без лишних слов сказал:

— Берите вещи — и за мной, товарищи офицеры.

Взяв вещи и направившись к КПП, офицеры с удивлением заметили, как из поля, пролеска и оврага рядом с тем местом, где они только что стояли, вышли замаскированные бойцы с оружием в руках.

— А как же это? Там ведь никого не было, — недоуменно проговорил один из офицеров.

— Оттуда? — спросил старшина и презрительно пробормотал себе под нос: — Тоже мне элита, мать их за ногу. И где их только берут?..

Пройдя по аккуратно оформленной дорожке, офицеры остановились у небольшого двухэтажного здания. У входа стояли два солдата. Старшина повернулся к группе.

— Ожидайте.

На входе он показал солдатам какой-то документ и после того, как они его проверили, скрылся за дверью. Через некоторое время старшина вышел и скомандовал:

— Строиться.

— Куда строиться и по какому праву вы, товарищ старшина, отдаете приказы старшим по званию?

— По такому, что теперь вы будете слушать его днем и ночью, он вам тут заменит отца и мать, — сказал рослый полковник, выходя из здания. Увидев полковника, офицеры быстро построились. И старшина скомандовал еще раз:

— Становись, равняйсь, смирно, равнение на середину. Товарищ полковник, вновь прибывшие курсанты учебного центра построены, командир курса старшина Олеников.

— Здравия желаю, товарищи курсанты.

— Здравия желаем, товарищ полковник.

— Поздравляю вас с отбором и прибытием в закрытый учебный центр.

В ответ прозвучало не особо громогласное «Ура, ура, ура».

— Вольно.

— Вольно, — повторил старшина. — Итак, меня зовут Быстрый Иван Фомич, я начальник учебного центра. В вашей прошлой жизни вы проделали путь от сперматозоида до образцового офицера. С учетом ваших прежних заслуг было принято решение отобрать вас для прохождения обучения в данном центре. Здесь мы готовим специалистов для ведения разведывательной, диверсионной и другой деятельности в тылу врага. В течение шести месяцев вы пройдете ускоренную подготовку, по окончании которой сдадите выпускной экзамен. По итогам экзамена будет принято решение, получите вы индивидуальное или групповое задание, а может, не получите никакого, и мы с вами расстанемся. Предвосхищая ваш вопрос о том, что будет с теми, кто по каким-либо причинам не сможет сдать экзамен, скажу: таковые подпишут документ о неразглашении государственной тайны и информации о прохождении обучения в данном центре, после чего будут отправлены на фронт в регулярную часть, где продолжат службу в соответствии с ранее занимаемой должностью или переводом на другую должность, которая будет требоваться на фронте в соответствии с полученными тут знаниями и личными умениями. Но перед тем как вы отправитесь в расположение части, я хочу задать вам последний вопрос. Много времени на раздумья не дам, ответ нужен прямо сейчас. В соответствии с директивой о секретности данного учебного центра, сохранении государственной тайны, необходимости обезличивания курсантов данного учебного заведения вам будет предписано прекратить любое общение, переписку с близкими вам людьми. В случае согласия вашим близким направят похоронные извещения, в которых будет сказано, что в результате боевых действий вы пропали без вести и на сегодняшний день ваше местоположение неизвестно. На раздумье даю пять минут.

После этих слов полковник поднял руку и засек время на своих часах.

Офицеры молчали. В головах у всех закружились мысли: как быть, что выбрать? Размышления прервал строгий голос полковника:

— Все, баста. Кончилось время на раздумья.

Сплюнув в сторону и поправив фуражку, полковник скомандовал:

— Становись, равняйсь, смирно. Товарищи офицеры, есть ли среди вас те, кто по каким-либо причинам не желает проходить обучение в учебном центре, есть ли те, кто не готов принять озвученное ранее условие, по которому вашим родным сообщат, что вы пропали без вести? Если такие есть, прошу сделать шаг вперед.

После этих слов повисла гнетущая тишина. Все стояли, не двигаясь, и уже перед тем как полковник был готов сказать что-то еще, один из офицеров сделал шаг вперед и произнес:

— Товарищ полковник, я не готов принять ваше условие. Родители этого не переживут.

— Что ж, это ваше решение, осуждать не буду, благодарен вам за искренность. Но на этом ваше нахождение на территории части считаю законченным, сейчас вас проводят в канцелярию, где оформят соответствующие документы, и вы будете направлены в действующие войска. Дневальный, ко мне.

— Товарищ полковник, дневальный рядовой Морозов по вашему приказанию прибыл.

— Рядовой, проводи товарища лейтенанта в канцелярию и сообщи дежурному, что я приказал подготовить документы на его исключение из списков. После оформления документов проконтролируй, чтобы в течение часа его уже не было на территории части. В случае если товарищ лейтенант попробует отклониться от указанного вами маршрута или с кем-то вступить в разговор, разрешаю применить табельное оружие для его задержания или ликвидации. Вам все ясно?

— Так точно, все ясно.

Лейтенант попытался протянуть руку на прощание, но полковник, повернувшись в сторону, сплюнул, сделав вид, что не замечает руки. Лейтенант некоторое время продолжал стоять с вытянутой рукой.

— Товарищ лейтенант, прошу следовать за мной, — сказал дневальный. Он перевесил автомат и, дотронувшись до плеча растерянного лейтенанта, указал стволом путь.

После того как дневальный ушел, полковник повернулся и, одернув ремень, продолжил:

— Товарищи, благодарю вас за принятое решение, я понимаю и знаю, как нелегко вам было его принять, но я уверен, что после победы мы все сможем объяснить близким наш непростой выбор. В казарме для вас подготовлена новая форма, а также пустые вещмешки. В них вы сложите свою одежду, документы и личные вещи. После чего старшина проводит вас в хозблок, где вы сдадите по описи на склад все свое имущество. Затем вас сопроводят в канцелярию, где вы получите необходимые инструкции и будете ознакомлены с действующими приказами, расписанием занятий и графиком учебного процесса, режимом нахождения на территории центра и другими нормативными актами. Да, еще один момент: после подписания документов вы временно лишаетесь всех своих прежних званий и заслуг. На время обучения вы все будете находиться в одном звании — рядовые курсанты учебного центра. До выпуска вашим непосредственным командиром назначается старшина Олеников Борис Васильевич. Товарищ старшина, приказываю вам принять командование над вновь прибывшими курсантами.

— Есть принять командование.

— Более не задерживаю, действуйте согласно озвученному распорядку.

— Есть.

Полковник развернулся и, поднявшись по ступенькам, скрылся внутри здания. Старшина не стал терять времени даром и тут же громко скомандовал:

— В колонну по трое становись.

Офицеры быстро перестроились. Старшина отдал новый приказ:

— Правое плечо вперед, за мной шагом марш.

Дорога до казармы шла по небольшой, аккуратно оформленной аллее. Во время марша Виктор Васильевич задумался над окружавшей его чистотой и порядком, аккуратно подстриженной траве, цветочкам на клумбе. А что если бы все вчерашние обстрелы и активные боевые действия можно было отнести к какому-то мимолетному наваждению, если бы все, что происходило последние годы: голод, лишения и смерти множества людей, — было страшным сном, и поэтому вот так мгновенно все снова вернулись в мирное время? Мечты и размышления развеялись от команды старшины:

— Группа, на месте стой, раз-два. В этой казарме вы будете жить. Подъем в 6 утра, отбой в 22:00, если только не запланировано каких-то особых занятий. В течение часа у вас свободное время. Приготовьте к сдаче личные вещи и документы. Вещи сложите в подготовленный вещмешок, документы — в бумажный конверт, который лежит под мешком. Ровно через час я буду ждать вас здесь. Вопросы есть? Вопросов нет. Хорошо. Вольно, разойдись.

Группа неспешно вошла внутрь казармы, которая представляла собой типовое армейское помещение. Единственным отличием было то, что размер был меньше и внутри стояли кровати ровно по количеству курсантов. Над каждой весела именная табличка, между койками стояли тумбочки, а у прохода — по стулу с приготовленными вещами.

— Ну, что, товарищи, я так понимаю, выбор мест за нас уже сделали, тогда давайте занимать койки согласно закрепленным табличкам, — сказал Виктор Васильевич.

— Да, конечно, — проговорил кто-то у него за спиной. Виктор Васильевич подошел к кровати, на которой была прикреплена табличка с его фамилией.

— Значит, это мое место, — проговорил он.

— А вот и мое — Белицкий С. Е.

Далее по очереди прозвучали фамилии: Душкевич А. П., Довронов О. Р., Сапронов М. А., Бондарюк Н. М., Тарасевич Т. Н., Панченко П. Я., Никулишкин А. А., Лавриков И. И. Еще вчерашние боевые офицеры, а теперь курсанты без званий, они разошлись по своим местам и стали переодеваться. Сняв форму и аккуратно свернув, Виктор Васильевич положил ее на стул, затем развязал рюкзак, достал оттуда бумажный сверток, развернул его и достал письма и фотографии близких. Слезы подкатывали к глазам, несглатываемый ком встал в горле, хотелось закричать, завыть, бросить все и пойти сказать, что нет, он не готов, передумал, не хочет еще больше причинять боли и страданий своей семье. Как можно? И так он не видит, как растут дети, а теперь еще и должен добровольно сообщить им, что мертв. Но внутри было понимание, что если он не остановит эту коричневую чуму, то боли и страданий будет только больше. Поэтому, посмотрев еще раз на близкие лица, Виктор смахнул проступившую скупую слезу, снова завернул письма и фотокарточки в плотную бумагу и положил сверток в рюкзак. Вынул ранее припасенные продукты, положил их на тумбу.

— А вот интересно, еду из сухого пайка тоже сдавать или оставить?

— Да, вопрос хороший, учитывая, что нас еще сегодня никто не кормил, — сказал парень у крайней кровати.

— И пока непонятно, когда нас вообще покормят.

— Предлагаю следующее, — сказал Виктор, перекусить всем вместе тем, что у кого есть, а потом, если останутся продукты, сложить в один мешок и поинтересоваться у старшины, что с этим делать. Ну что, все согласны?

— Согласны, — прозвучал дружный ответ.

— А мыльно-рыльное тоже отдавать? — спросил невысокого роста паренек.

— Я думаю, что можно положить сверху рюкзака и тоже задать вопрос, как с этим быть. Хотя вроде четко было сказано, что нужно сдать абсолютно все личные вещи.

— Ладно, давайте делать, как решили, времени не так много, а хотелось бы еще и перекусить, — сказал невысокий парень.

После того как все переоделись и сложили вещи, кто-то предложил сесть вокруг кровати офицера, который отказался от обучения, и разложить там нехитрый скарб. Группа поела и быстро навела порядок.

— Ну что, пора выходить, уже время, — сказал Виктор.

— Да, пойдемте, товарищи, лучше на улице подождем нашего старшину.

— А может, он и не старшина? Мы-то вон теперь тоже не офицеры, а рядовые курсанты.

— Да все может быть, время покажет.

Выйдя на улицу и оправившись, они увидели идущего по аллее старшину, он проявил пунктуальность, прибыл минута в минуту. Старшина оглядел курсантов и спросил:

— Ну что, товарищи, готовы?

— Так точно.

— Тогда стройся. Становись, равняйсь, смирно. Слушайте задачу: сейчас мы выдвигаемся в пункт сдачи личных вещей и прохождения инструктажа. В процессе движения не отклоняться от намеченного маршрута, не зевать по сторонам, не вступать в разговоры с проходящими мимо людьми. Все ясно?

— Так точно.

— Вопросы есть?

— Разрешите задать. Курсант Ваганов.

— Слушаю вас, товарищ курсант.

— Вопрос относительно личного сухого пайка и мыльно-рыльных принадлежностей. Их необходимо сдать или можно оставить при себе?

— Правильный вопрос. Продукты питания и личные вещи положите в две коробки на входе в пункт приема личных вещей. При себе ничего оставлять нельзя, наличие личных вещей, продуктов питания, мыльно-рыльных принадлежностей, принесенных с внешней стороны учебного центра, категорически запрещено. Еще вопросы есть?

— Никак нет.

— Тогда равняйсь, смирно. Левое плечо вперед, за мной шагом марш.

Путь до пункта сдачи занял около двадцати минут. По дороге встречались другие курсанты, пробегали группы с голыми торсами, кто-то занимался на спортивной площадке. А когда проходили мимо здания, похожего на столовую, сидевшие на крыльце девушки начали активно обсуждать новеньких.

— Ба, бабоньки, гляньте, каких красавцев к нам привезли. Ой, а идут-то как статно, сразу видно: завидные женихи. Молодые люди, а чего это вы мимо нас проходите? Зашли бы познакомились, мы бы вас чаем напоили. Ну, что молчите? Али мы вам не милы? А может, они немые или евнухи? Я слыхала, есть такие, которым бабы не нужны, — после этих слов женщины громко и звонко засмеялись, откидываясь при этом назад и держась руками за крыльцо. При этом они еще что-то тихо говорили между собой, и девичий смех усиливался. Один из курсантов не выдержал и включился в разговор:

— А вы бы, девушки, так громко не смеялись, а то ведь мы можем и в гости зайти, а там уж одним чаем не отделаетесь, покажем вам, почем фунт лиха и какие мы евнухи.

Не успел курсант закончить свой монолог, как старшина прокричал:

— Группа, за мной бегом марш.

И группа, послушно выполняя команду, побежала за старшиной. Позади еще долго слышался смех и задиристые слова:

— Ты гляди, гляди, как бегут, не успели побахвалиться, как уже пятками засверкали. А ты меня, красавчик, не пугай, я ведь и сама могу в гости зайти, тогда что, тоже убегать будешь?

И снова звонкий женский смех разразился на всю округу.

Пробежав метров четыреста, старшина скомандовал:

— Группа, стой. Смирно. Вы что, сукины дети, приказов не понимаете? Я вам русским языком сказал: в разговоры не вступать, по сторонам не пялиться, двигаться по строго указанному маршруту. Вы что, еще не поняли, куда вы попали? Так я объясню: вы находитесь на секретном государственном объекте. Вам доверено пройти секретное обучение. Чтобы вы понимали, еще раз вам скажу: любые приказы, пусть даже и нелепые, на территории учебного центра должны выполняться строго и безоговорочно. Ясно?

— Так точно.

— Не слышу.

— Так точно! — прокричала группа.

— То-то же! Вы же взрослые мужики, о войне не понаслышке знаете. Видели, сколько горя она несет, и сколько нам еще расхлебывать придется, неизвестно. Так что запомните: вы тут не на курорте. Делаю первое и последнее предупреждение, сейчас не буду спрашивать, кто в группе такой горластый, но, если еще хотя бы один раз кто-то позволит себе нарушить мой приказ, гарантирую: он покинет учебный центр в течение двух часов. Всем ясно?

— Так точно.

— Тогда за мной шагом марш.

К пункту сдачи рота подошла, больше не проронив ни единого слова. У пункта их встретил часовой.

— Стой, кто идет? — прокричал он.

— Старшина Олеников с группой для оформления и сдачи вещей.

— Стоять на месте, — сказал часовой и, не отводя глаз от подошедших, поднял трубку телефона и доложил: — У пропускного пункта группа старшины Оленикова. Есть, понял, так точно. Старшина Олеников, ко мне. Остальные, оставайтесь на месте.

Старшина подошел к часовому.

— Ваши документы.

Старшина достал документы и протянул часовому.

— Проходите, остальным оставаться на местах.

Старшина зашел в приоткрытую калитку и исчез за забором. Времени хоть и прошло немного, но оно казалось долгим, гнетущая тишина и напряженный взгляд часового, стоявшего с выставленным вперед карабином, заставляли быть в собранном состоянии и напряжении. Как назло, вокруг лица Виктора летала муха и норовила залезть то в нос, то в глаз. Он попытался отмахнуться от назойливой гостьи, но часовой мгновенно среагировал:

— Отставить движение. Стоять смирно, стрелять буду.

— Да я и так стою, муха в нос лезет.

— Отставить разговоры, стоять молча и не шевелиться, в случае нарушения приказа стреляю без предупреждения, — сказал часовой и передернул затвор карабина.

«Ну, вот, надо было тебе прилететь в самый неподходящий момент», — подумал Виктор. А муха, как бы это чувствуя, старалась сесть на самое чувствительное место. Виктор стоял в максимальном напряжении, нервы накалились, испарина проступила на лбу. «Да лети же ты отсюда!» — подумал Виктор, но муха полезла в нос. Виктор сморщил лицо и попытался пошевелить носом, муха не сдавалась. Виктор набрал полную грудь воздуха и выдохнул вверх так, чтобы поток воздуха сдул насекомое. Муха, почувствовав горячее дыхание, отпрянула от носа и улетела. «Какое облегчение!» — подумал Виктор. Но не тут-то было, злодейка вернулась и на этот раз попыталась залезть в ухо. От ее мелких лапок было невыносимо щекотно. Виктор чуть покачал головой. Муха то взлетала, то садилась снова. «Где же я так провиниться успел? — подумал Виктор. — И почему ты выбрала именно меня? Еще этот часовой, и старшина, как назло, куда-то запропастился». Появилось желание помахать еще раз рукой, но часовой не сводил с группы глаз, а особенно с Виктора, в котором он, казалось, мог прожечь дыру. «Эх, ладно, мучай меня, муха, — подумал Виктор. — Рано или поздно выйдет старшина, и я от тебя избавлюсь, и твои мерзкие ножки на моем лице, возможно, будут самой маленькой сегодняшней проблемой. Лучше я потерплю, чем по дурости схлопочу пулю». Старшина вышел в сопровождении старшего лейтенанта. Тот что-то тихо сказал, и часовой разрешил продолжить движение. Группа направилась к приоткрытой калитке. У калитки старшина сказал:

— Сейчас вас будут вызывать по одному. Заходите вон в ту дверь. Там вам все объяснят. Ожидать будете здесь, в курилке, по территории не ходить, в разговоры ни с кем не вступать. Вопросы есть? Вопросов нет. Хорошо, тогда шагом марш в курилку.

Время летело быстро, занятия проходили емко и содержательно, но часть курсантов была недовольна обучением и время от времени высказывала свое недовольство, считая здешнюю учебу тратой времени. Преподаватели делали вид, что не замечают косых взглядов и усмешек отдельных учеников. Однако старшина как-то раз приказал собраться всем в учебном классе.