Небесные качели. Избранные стихи

Анатолий Корниенко

В этой книге автор предлагает читателю эксклюзивное путешествие по специально избранным стихам, написанным за 15 лет в особенном метафорически-философском стиле. На небесных качелях вы проникните через занавес отчуждения в мир Оного, будете ползти крабом у моря или пить виноградное сплошное счастье, где барашки морские шепчут стихи о тёмном квадрате, где пляшут в небе коровы и блин солнца греется на сковороде. Там растёт цветок бессмертия и звучит песня о красоте чувств. Решайтесь, читатель!

Тёмный квадрат

Хочу в Италию

…хочу в Италию —

надо же!

а моя лошадка летает,

разбежится и вспорхнёт

на пятом этаже.

кони ржут над ней —

они живут ниже,

им видней

где жить.

2010

Абсанс от абсента

Там стояла бутылка, возможно абсента.

В ней зелёные косы погибших русалок

колыхались как водоросли до момента,

пока я их не выпила. Мёртвой я стала.

Там стояла настойка неспелой рябины:

в малахитовых бусинках соки из лета.

Из нефритовых рощ в ней, туманом гонимый,

ветер был закупорен. Я выпила это.

Я всё выпила. Встала. Туманные шали

за окном повисали. Безумные свечи

как зелёные искры с абсентом смешались…

Там стояла бутылка. Ещё был не вечер.

2010

Темный квадрат окна

Темный квадрат окна — это колодца сруб,

падает в бездну страх, дна не находит — глуп.

Брошу ему ведро, ну, выплывай назад!

Глупый, ты всё равно нужен мне, что не рад?

Дай посажу на цепь, будешь хотя бы злей.

«Рад» это знаешь как? Это когда милей…

Тёмный квадрат окна, этот квадрат мне друг.

Плавает в нём луна — лампы настольной круг

и сигаретный смок, как облака в ночи,

и верным псом у ног страх на полу молчит.

Был мне и друг и враг, то, что прошло — не в счёт…

Друг это знаешь как? Он за тебя умрёт.

«круглым животом…»

круглым животом

кошка лёгкокрылая

белая луна

падает на дом

ловит мышь чердачную

палевого сна

тихо вниз планирует,

хвост серебрится —

изогнулся лирою,

как у жар-птицы.

Отпечаток тех мыслей

Отпечаток тех мыслей — какая-то малость…

Изменять не хочу я порядок мной избранный.

Отпечаток души много раз переизданный —

Всё куда-то спешим… Но немного осталось.

Вплетена наша жизнь кобылицам в хвосты,

И в небесном проёме — конец неизбежен;

В тот проём попаду я, любовью изнежен,

Степь и вольная воля… ну, сердце — остынь!

2010

Сердце в руке

Летело сердце чьё-то в спец-авто,

в сорочке и с наклейкой на бауле,

с мигалкой и сиреною, а то!

Ну, сердце же, ещё бы, среди улиц!

С утра сбежав, оно у средостенья

деревьев «лёгких» бросило гнездо-

меж рёбрами решётки с нетерпеньем

её знакомый дожидался док.

Покинув дом внезапно, второпях,

где был чердак с умом и, закоулок

любой его теплом наполнен так,

что даже тот малец лентяй сутулый,

который жил на нижнем этаже,

и наполнялся им когда угодно

так, что бывало, думали — ужель,

второе сердце изобрёл, негодник.

И вот теперь его никто не ждал.

Закрылись шторы и река у дома

разлилась красная напрасно, навсегда

оставлен тех пенатов смех знакомый,

застывший, как магический кристалл,

который раньше разливался ливнем.

И мотылёк последним простучал

крылом по крыше, оказавшись лишним.

Всему свой срок. Весёлое авто

везёт, родившееся навсегда в сорочке

живое сердце, значит, где-то дом

нуждается в нём, раз везут так срочно.

И застучит, запляшет, а в реке

оттает замерзающая нежность —

в реке, которая течёт в руке

из средостенья жизни — сердце есть же!

2010

«он погрузился…»

он погрузился —

шмыгнул червяк дождевой

в ровную стенку,

а половинка

там на дне ямки лежит

бьётся в припадке.

тело его разделил,

я ненароком,

жизнь поделилась на две —

равные части…

2010

там-там

там-там ничто из ничего:

просто пустота от верха до пола.

по натянутой нежной коже бьёт

наотмашь, звучно….

голый белый живот натянут на обод,

выпуклости линия стала плоскостью.

стучит по нему, как когда-то в родах,

исполненных с ловкостью.

но, там, там — это было, было же!

такой белый бычок

ножкой стучал. так и теперь уже

что-то похожее, но немножко.

это вовнутрь извне,

как вывернутое, но тоже,

о том говорящее мне.

там-там! там-там! там-там!

ну, сколько можно?

хороший…

Вжимаюсь внутрь зовущей вновь

Вжимаюсь внутрь зовущей вновь

Двухмерной плоскости,

Дендритов удивленных бровь

Расправив росписью.

Внутри галактик черепной

Коробки брошенной —

Поэзия сплошной отстой!

Словам там — грош цена.

Творить обман. Он здесь и там —

Застыл слюной в словах.

В рубашке из рефлексов штамп

В сетях безнравственных.

Налипшей пеленой в глаза —

Стих снова лезет внутрь,

Пытается мной обладать

Приёмом Камасутр.

Разбужен зовом белизны

Сознанья спящий страх.

Исторг поэзии призыв

Немой мой вывих рта.

2008

Ветер и шаровая молния

ты — молния шаровая,

ты такая живая,

такая большая,

а я ветер,

на всём белом свете

тебя одну встретил.

через дождь и мрак,

через свой страх

несу тебя на руках,

лелея мечту свою,

от всех тебя утаю.

вихрь, смерч

не коснутся

твоих плеч.

дождь, град

не вернут тебя назад.

я тебя для себя

вылеплю!

крепко держу.

всем телом дрожу,

я тобой дорожу.

люблю, обжигаясь

леплю,

леплю!

я тебя

вылеплю!…

Солнце — блин

Черт, возьми

Да упусти,

Солнце-блин,

Что лежал

На сковородке

Один.

Хреном был

Он фарширован

Или попросту

Хреновым,

Ну, а черта

В этот раз

Попутал

Сплин.

Блин

Не в черную

Дыру,

То есть,

Не к чертову

Нутру

Покатился,

А по млечному пути,

И начинку

Подобрав,

Из нее

Кой что

Создав,

Бог сказал:

Ну, блин

Давай,

Посвети…

Вот и мучаемся мы

Той хреновиной полны.

2009

«Упало яблочко…»

Упало яблочко

Мне на тарелочку.

Ах, счастье просто жить,

Считал я мелочью.

С небесной яблони

Слетела звёздочка.

А небо я бранил —

Собаки косточка.

Когда же к осени

Теперь всё катится,

И не воротится —

Мне поздно каяться.

Коктейль ночи

Этот коктейль ночи возможность посмотреть на мир психоделически. Давай его выпьем, построим мост из иллюзий и снов, оставим на кончике волоса код, давичи обналиченных, брошенных в пыли дум, где горькие капли слов,

как водяные знаки на купюрах памяти, сложенных в стопку

на накрахмаленной белой скатерти дня.

Они служат защитой от подделки, пока лавандово-красная заря, не отправит их в ночи топку,

или оставит если были сказаны не зря, а значит по делу…

Заря, появляющаяся и исчезающая как кашель подъездов, пока бес ночи лежит и лижет солнца лимонную дольку и стая псов виляют его хвостом.

Простимся с ней, пока её ни догонят новые стихи-скакуны, ещё не очень подкованные медными гвоздями лучей кузнечика-солнца и… потом толпы голых красок осядут, упадут жалящими мечами безликих войн тьмы и света. Пускай романтичный звон этих старинных монет-слов

останется на какое-то время в раковинах душ, блистающих белизной, а мы растворимся дыханием у стен вечности, примерим её оковы, вечности, такой бесконечной, как глупость и сильной, сильней всех стихий.

Догони нас и благослови, нанижи, как бисер молчание на уста

отбери из вышитых кровью ладоней уцелевшие бабочки-стихи, нанизанные на электрические провода строк натянутого солнечного листа.

А пока пускай ведут свой разговор часы с шуршанием шёлковых штор и скрипом дверцы шкафа, а в пролётах музыкой постоит молчание. А потом… хруст за окном льда замёрзшей лужи под каблуком, разогревающего мотор дня утра, которое ветошью рассвета протрёт дерматин отчаянного скупого ума и укусы комара-луча света, проткнут грубые подошвы сна. Ночь окуклится, и бабочка дня вылетит на волю, и мы за ней побежим, встанем на белые и чёрные клавиши рояля и доиграем до конца этот иссушенный огрызок пьесы под названием жизнь.

Сад не растёт без рук

Сад не растёт без рук,

или растёт как лес он,

и не согнётся бук

как подлокотник кресел.

От тетевы стрела

не улетит за белкой,

не обогнёт овал

тень вокруг палки стрелкой.

Домом не будет дом,

если в нём смех не слышен.

Будет огонь костром,

если над ним нет крыши.

Если огонь — очаг

сердце разжёг пожаром,

если полюбишь так —

значит ты жил не даром.

Солнце не любит штор,

дом любит смех и пенье

свечи не ставят в торт,

если нет дня рожденья.

Хочется понимать —

признаки жизни это.

Будет последним кровать,

ну, после пистолета…

2010

«Вон за той полоской белой…»

Вон за той полоской белой,

что навеяли метели,

вон за той полоской тонкой,

где тумана только плёнка,

и за той, такой же нежной,

где проклюнулся подснежник,

или даже за зелёной,

где в тебя ещё влюблённый

и за той ржаной и спелой…

точно, я сказал за белой

той полоской полежу.

Полосатая жизнь — жуть!

2010