Город Дорог

Анатолий Михайлович Шутый, 2017

Ожившие после потери своего хозяина четыре игрушки отправились в странствие… Они бродили по родному городу и совершили кругосветное путешествие, были в иных мирах и гостили в Сказке… И везде они помогали тем, кого встречали: соединяли людей, дарили радость, помогали побороть несчастье. А еще им открылись тайны мира и человечества: природа души, наше прошлое и будущее, замыслы врагов Добра и то, как противодействуют им Силы, ведущие нас к победам.

Глава первая, в которой говорится о страшном происшествии и последующем за ним удивительном чуде, соединившем горе и радость.

Начну, пожалуй, не с начала,

А как придется — легче так.

Начну, как сердце застучало,

Как утром делается шаг.

К тому же где оно — начало?

Движенье? Мысль? Стремленье? Шаг?

Когда от солнца небо ало?

Или когда густеет мрак?

Начало в сердце — в жизни стуке!

Вот я и слушаю его.

А может быть, в последнем звуке,

Когда вся жизнь слилась в одно.

Не важно, как я рассуждаю —

Не в этом смысл, не в этом суть —

Важнее то, что начинаю,

И это наполняет грудь.

Всё, всё потом на место встанет,

Распределится по листам.

Что будет… будет уж не тайной.

Взглянуть сейчас бы, что же там!

Уже вокруг меня… не тени

(Тут вспомнил «Фауста» пролог),

И дня я не хочу быть с теми,

Кто тени здесь — помилуй, Бог!

Я чувствую вокруг дыханье,

И на картине алый мак

Качнулся будто от касанья…

Пора уж начинать. Итак.

О неизвестном ученом, который любил мечтать и смотреть в окно

О нем вы не найдете в томе

Энциклопедий. Век уже

Он жил в довольно старом доме,

И не на первом этаже.

Кем был, скажу немного ниже.

Как звали — тоже не вопрос:

Не это имя было ближе,

Но назовем его мы Os.

Один он был или с супругой,

Тут ошибиться я могу:

Подробности укрыты вьюгой,

Исчезли в прошлую пургу.

К тому ж не очевидна правда:

Душа одна иль не одна,

Кому она и в горе рада,

И за кого болит она.

Не надо доверяться слогу,

Где всё известно одному.

Открыта эта тайна Богу,

А нам вторгаться ни к чему.

В окно любил смотреть подолгу —

Так просто или ждал ее…

И песню напевал про Волгу…

Ну что еще. Пожалуй, всё.

Теперь о главном: он в науке

Мечтал плодов своих достичь,

И, чтобы «взять жар-птицу в руки»,

Стерпел бы всё — и кнут, и бич.

Хотел он размышлять о многом

В уединении, в тиши,

Но тайны были скрыты Богом

Для непроверенной души.

Великое мечтал он знанье

Дать людям — силу, свет идей, —

Но, видно, было и желанье

Чуть выше стать среди людей.

Иль оправдаться перед всеми, —

За что и сам себя корю, —

За всё дарованное время,

За боль, за грех, за жизнь свою.

Но за исканья не награда

Ждала его, не истин сок,

А будто ставилась преграда,

Иль, может, просто он не мог.

Не мог, но начинал всё снова —

Как средь песчинок муравей —

И снова ложным было слово,

И мысль, и направленье к ней.

Есть в поисках мученье, право, —

Среди камней янтарь искать,

И неизвестно, есть ли право

Его у моря отнимать.

Так проходили лета, зимы…

И снегом улетали вдаль.

Полеты их необъяснимы.

Нам жаль, что было, и не жаль.

Года быстры — лишь ночи долги.

И чья-то шаль, как снежный путь…

И память… и игрушки с полки

Давали сердцу отдохнуть.

О его игрушках

Забыл сказать я про игрушки —

Про увлечение его:

Солдаты, звери, нэцке, пушки…

Не перечислить тут всего.

Плоды фантазии чудные,

Иначе объяснить нельзя,

Он говорил, что все живые,

И все они — его друзья.

Как будто остаешься в детстве

Желаньем, поиском чудес…

Со сказкой легче среди бедствий,

Среди разлук… Труднее — без.

К окошку ставились зверушки,

Чтоб знали, время каково.

Иль поворачивал друг к дружке,

Чтоб не скучали без него.

Неужто всё это напрасно,

Фантазии неужто зря,

И в яви всё до «ять» нам ясно,

И «аш два о» творят моря?!

И как невидимое нами

Запрятать в комнаты орех?

Как разместить между стенами

Другую жизнь, и боль, и смех?

Иные возразят резонно:

Мол, у игрушек нет души,

Хоть и река чудес бездонна,

Такое ты поди сыщи!

Не буду спорить и повязку

Не повяжу я на глаза —

Всё так, но мы же пишем сказку —

Вверху фантазий паруса!

А может, Небо и подарит

Здесь неживому кровь и дух!

Один разок, на нашем Шаре,

Чтоб дух живого не потух!

О страшном и печальном происшествии

И так бы длилась жизнь игрушек —

Не знаю: быль или не быль, —

Но дом под утро был разрушен.

Взорвался, рухнул в камни, в пыль!

Возможно, газ, возможно, бомба —

Быть могут тысячи причин…

Стояли люди возле гроба

Того, который жил один.

А рядом меж камней валялись

Они — медведи и слоны…

Солдатиков и не пытались

Собрать у рухнувшей стены.

До них ли, право; лишь дивиться

Возможно — аж в глазах горчит,

Когда такое тут творится,

Когда… да что там… Помолчи.

Об удивительном чуде, по неизвестным пока причинам последовавшем за трагедией

И незаметно ночь настала,

Легла, как говорят, плащом,

Покрывшим черных бед немало.

Но вот сказать хочу о чём.

Когда стал шум от горя глуше,

И стих когда набатный бас,

У четырех его игрушек

Забилось сердце в тот же час.

Одна — Медведь из лазурита,

Размером с детскую ладонь.

Теперь нога немного сбита,

Но в облике добро и бронь.

Вторым был Носорог из бронзы,

С огромным шаром на спине.

Задумчивый, совсем не грозный —

Такой мне виделся во сне.

Солдатик — классики образчик,

Подтянутый — хоть на парад!

То был симбирский барабанщик —

Родного города солдат.

Была последней Черепашка

Из пластика, совсем мала.

Ах память, ты что неваляшка:

Как Черепашка мне мила.

Они взглянули удивленно

На небо! Голос сердца стих…

Оно торжественно… бездонно…

Такого не было у них!

Смотрело небо на малюток,

Действительно полуживых…

Летело время первых суток

Дороги долгой… для больших.

Там на углу был столб фонарный —

К нему игрушки подошли

Под слабый свет пустынный, рваный,

Как маяка в морской дали.

Прижались к серому бетону

На малом света островке.

Простор открыт был только зову

На колокольном языке.

Но как понять разливы Зова?

И почему они живут?

Куда и Кем судьба ведома?

Зачем они остались тут?

Не сталь и не подобны воску —

Живущие должны терпеть.

«Давайте выйдем к перекрёстку, —

Своим друзьям сказал Медведь. —

Быть может, встретим там кого-то…

И окна светятся в домах…

Наступит скоро непогода:

Уж птицы жмутся на ветвях.

Здесь неприветливо, безлюдно:

Что ожидает у руин?!

Конечно, дальше будет трудно,

Да только тут — конец один».

Держась друг друга, осторожно,

За шагом шаг, за шагом шаг

Пошли во тьму… Помилуй, Боже!

Наверно, нужно было так.

Но никого не повстречали

На перекрестке в этот раз,

И ни к кому не постучали,

А шли всё дальше… в поздний час.

Забились где-то под доскою.

Был рядом только Божий храм.

И дождь пошел с такой тоскою,

Как будто кто-то плакал там.

Заснули. Черепашке только

Под шум от капель не спалось.

Порой луны светила долька

Сквозь дождь и хмарь, и тучи сквозь.

О Муське — черепашке, жившей в семье до описываемых событий

Воспоминания чужие

В душе разлились как моря…

С другою черепашкой жили

И брат с сестрой, и вся семья.

И сердце будто тонет в грусти,

И больно, что ни говори,

Когда я здесь пишу о Муське:

Она была как член семьи.

Под батареей небольшою,

Не понимая века бег,

И с черепашьею душою,

«Как самый мирный человек»

Жила, ничем не досаждая,

С мечтою о песке, траве…

О солнце без конца и края —

Всё это видела во сне.

Под окнами одна сидела

На малом света островке

И выходила в зал несмело,

И засыпала в уголке.

Была как ангел молчаливый,

Как старожил и как дитя.

Ее под елью схоронили,

С трудом проталину найдя.

И вот теперь в игрушке что-то

От той души отозвалось —

Тех образов живая нота.

А с неба всё сильней лилось.

О появлении ушедшего в мир иной хозяина игрушек и открытии тайны происходящего

В грозе мелькнула вся округа,

Блеснул как будто силуэт

Ее товарища и друга,

И заструился добрый свет.

Не показался: действом дивным

Знакомый образ рядом был,

Свечою он горел под ливнем

И, чуть спеша, заговорил:

«Что не давалось, что таилось

При жизни прошлой — на земле, —

Теперь душе моей открылось,

Как в сказке или же во сне.

За все искания — награда —

Мне это знание дано,

С ним можно дальше быть от ада,

Приблизить духа торжество!

Но знанье донести не в силах

Живущим — не открыть мне дверь, —

Рукам без крови, пальцам стылым

Пера не удержать теперь.

Одна возможность мне осталась:

Покуда сорок дней идут,

Пока связь с миром не распалась,

И силой образов я тут,

Всё передать могу невинным

Новорожденным существам,

С кем не был злым я и обидным —

Всё передать могу я вам!

За словом слово… дальше… фразу…

За часом час и день за днем…

Нельзя вот так — открыто сразу —

Иначе всех спалю огнем!

Природа мне поможет в этом:

Гора и степь, реки исток…

След на воде мелькнет ответом,

Слова отобразит песок…

Пусть не поймете смысл посланья,

Вам нужно только всё собрать —

Из «кирпичей» построить «зданье»

И знанье людям передать!

Но не прогулка будет — схватка:

Судьбина или мы сильней.

Так торопитесь: время кратко —

Осталось тридцать девять дней!

Поможет Бог и все святые —

Пришел я Промыслом Его.

Иначе ведь — слова пустые,

И будет гнилостным ядро.

Конечно же, и без посланья

Светило Правды всё вершит,

Но с ним уменьшатся страданья,

Добро быстрее победит!

Давайте же идите, дети!

Могу назвать так только вас —

Одни помощники на свете.

В счастливый путь да в добрый час!

Тут образ, что явился дивно,

Погас, как дождь свечу залил.

Всех Черепашка разбудила

И рассказала, кто с ней был.

Сказал Солдат: «Вот это служба!»

Медведь слезу сдержать не смог:

«В дороге нам поможет дружба!»

И улыбнулся Носорог.

О начале путешествия друзей и о растворенных в воздухе голосах из прошлого

Дорога шла немного в гору,

Росли кусты невдалеке…

Шептали листья: в эту пору

Они шуршат на ветерке.

Что тут росло и день встречало,

Должно быть, помнило его…

Меж листьев что-то застучало:

Пульс заглушить трудней всего.

Шумы от улицы вторичны —

Вот пролетели голоса…

Еще недавно столь обычны,

Теперь — как нá сердце слеза.

И эти листья записали,

Как в книги жизней шаг и взгляд…

И как мы шли, и как устали…

Для этих листьев нет утрат.

Лишь здесь уходят речи, лица —

Недолговечен этот след.

И закрывается страница —

И листья падают на снег.

Быть новой жизни очевидцем,

Иной листок растет весной.

И падает потом, и снится…

Мы с ними в повести одной.

Но главы не положишь в папку,

Не зачеркнешь, где был не прав…

………………………………

Они всё дальше шли по парку

И вглядывались в лица трав.

Глава вторая, в которой говорится о путешествии друзей по родному городу и о тех, кому они смогли помочь.

Я тоже буду где-то рядом

Идти за ними наугад,

И буду слышать звон и ладан,

Как шепчется под ветром сад…

Я стану вспоминать былое,

Что прожил я… или не я…

Мне кажется — нас было двое:

Со мной была мечта моя.

А ныне добрые малютки

Сопровождают разум мой.

Пройдем мы век — земные Сутки,

Года, как метры, — чередой.

О дороге, что рядом, на которой и мечта, и память

Дорога впереди и сзади,

Над ней пространства густота.

Кто на бегу с дорогой сладит —

Всё скажет с первого листа?

Особенно она тревожна,

Как ветер галькой зашуршит…

На ней родное видеть можно,

Когда в округе ни души.

Вот мой отец спешит с работы

И на окно бросает взгляд…

Все тихо, лишь Вивальди ноты

Звучат во мне семь лет подряд…

Черты возлюбленной мелькнули —

Счастливым днем, но не сейчас, —

И ветры зимние подули…

Дорога разлучила нас.

На ней воспоминаний блики,

И образы надежд на ней,

И лица… нет, пожалуй, лики —

Они июльских дней ясней.

Но для судьбы моей пустынна

Теперь дорога за окном.

И сердце, будто взор, застыло

На теплом вздохе на одном —

На той мечте… мне с ней не больно,

Ее повсюду я ищу,

И жду я до сих пор невольно

И в прошлое не отпущу.

Когда смотрю я на дорогу,

Мечту хочу увидеть там,

Чтобы с родимыми, по Богу,

Быть вместе неразлучно нам.

Так, значит, на дороге тут же

И явь, и память, и мечты.

И время их ночами кружит,

То ставя, то снося мосты.

Сегодня я живу мечтою,

А завтра — лишь во мне она,

И перечеркнуто чертою

Всё, чем душа была полна.

Боюсь совсем ее отбросить,

Как смерти близких мне людей.

Пусть лучше в сердце будет проседь —

Останусь я навеки с ней.

Моя мечта вольется в сказки,

Не как обман себя и всех —

Она добавит будням краски,

Ведь сказкой жить совсем не грех.

Моя мечта, как сердцевина:

Она из памяти взросла,

Из жизни — из меня, как сына, —

Но ей не подыскать числа.

Ее не объяснить годами

И наперед не рассчитать.

Мечта становится плодами

Того, что нам не распознать —

И теплых рук прикосновений,

И веры в то, что всё пройдет,

А в дни иные и сомнений,

Что кто-то нас во тьме найдет.

Мечтаю… помню… не забуду —

Мой дальний свет и мой уют.

Мечта и память вместе всюду.

Они замерзнуть не дают.

Но я отвлекся, не нарочно,

Уплыл на облаке-ладье —

В стихах, наверно, это можно.

А путешественники где?

О приветливом разговорчивом кустике, об отце и сыне

Вначале им казалось жестко

Идти вперед, но как могли

Они уже до перекрестка,

Устав порядочно, прошли.

И всё же я не понимаю,

Как удается им идти.

Пока за ними наблюдаю —

Стоят недвижно на пути.

Но отвлечешься на секунду,

Глядишь — они уже не там.

Подробно объяснять не буду —

Да, непонятно это нам.

Они, как мы, идут как будто

(Порою обгоняя стих),

Но в «сказке», что идет попутно

Вдоль всей дороги возле них.

И могут прыгать через лужи,

И оттолкнуть или обнять,

И ежиться, дрожать от стужи,

И паутинку с ветки снять…

Всё, как и мы, но тут не видно —

Прикрыто сказочным платком.

А мне за это необидно —

Пойму когда-нибудь потом.

Итак, они у перекрестка —

Налево парк, направо дом.

Игрушек непривычных горстка

Остановилась под кустом.

И куст, слегка шурша ветвями,

Заговорил: «Привет! Привет!

Издалека слежу за вами.

Недавно вышли вы на свет?

Я что-то раньше вас не помню.

Какая позвала нужда,

И вышли для чего на волю?

Быть может, помощь вам нужна?»

И слова вставить не давал он —

Устал стоять и всё молчать:

Прохожих было тут немало,

Но разговора не начать.

«Как хорошо, что Вас застали, —

Сказал Солдатик невпопад, —

Точнее, что Вы нас признали,

Ну, то есть… В общем, очень рад!» —

«Да, мало кто меня услышит,

Вот и молчу я день-деньской.

Ведь куст и говорит, и дышит!

И часто мается тоской.

Так что вы ищете? Возможно,

Зеленый луг, тенистый сад!

Я покажу — совсем несложно.

Там клены дивные стоят…» —

«Нет, нас ведет другое дело», —

Медведь неловко перебил.

И Носорог продолжил смело:

«Хозяин наш тут раньше был?»

И рассказали всё неспешно,

Что ищут и идут куда.

Куст переспрашивал, конечно,

Вздыхал и отзывался «Да…»

Потом, как был рассказ окончен,

Задумался и загрустил.

«Я тут стою и дни, и ночи —

Кто только тут ни проходил.

И судьбы разные, и лица…

Но быстро ускользают вдаль.

И пролетают, будто птицы,

Чужие горесть и печаль.

Бывает, радость ненароком

Промчится шумною рекой,

И в небе чистом и высоком

Помашет ангел ей рукой.

Того ж, о ком вы рассказали,

Наверно, видел много раз,

Но вспомню ли сейчас… Едва ли.

Тем огорчу, конечно, вас».

«А кто тут проходил под вечер?» —

Спросила Черепашка куст.

«И тут порадовать вас нечем:

Вчера был перекресток пуст.

Мужчину каждый день я вижу,

Но он не тот, кто нужен вам.

Он стал как будто чуть пониже.

Идет, не различая ям.

Он пожилой и веки влажны,

И губы иногда дрожат.

По меньшей мере вижу дважды —

Идет сквозь парк, потом назад».

«Ну что ж, тогда пойдем, наверно, —

Вздохнул Солдат, — пора и в путь». —

«Постойте! Буду рад безмерно:

Есть просьба — задержитесь чуть.

На перекрестке я посажен,

И все бы было хорошо…

Бордюр уже порядком сглажен —

Стою как будто голышом.

При повороте тут машины

Нет-нет и лишнего возьмут,

И дальше заезжают шины,

И корни уж мои скребут!

А вы камней бы привалили —

Валун, кирпич бы принесли

Вон тот, неподалеку, или

Полегче, чтоб нести смогли.

Вокруг меня сложите горкой.

Земли сгребите, наконец.

И жизнь моя не станет горькой.

И каждый будет молодец!»

«Помочь всегда мы будем рады!

И принесем, и укрепим —

Не будешь больше без ограды.

Хоть что-то мы да смастерим!»

И все кивнули Носорогу:

«Поможем! Славно! Не беда!»

И понемногу-понемногу

Взялись тащить не без труда

Большие камни и коряжки,

И щебень, что лежал вокруг.

Досталось всем — и Черепашке.

Они работали как жук —

Как скарабей, что всех сильнее

(Ему лишь все они под стать)!

Медведь аж стал еще синее,

Не разрешив себе устать,

Копал песок, сгребая в кучу,

А Носорог кирпич толкал,

Солдат тянул большие сучья

И Черепашке помогал.

Когда же нанесли немало

И разровняли колею,

Там фотография лежала —

В тетрадке тонкой на клею.

Ее увидели случайно:

В земле загнулся уголок.

И как-то стало вдруг печально:

На фото славный паренек,

Он добродушно улыбался,

Подмигивая будто нам,

Но в сердце трепет оставался,

И стало солоно глазам.

Нет для предчувствия основы,

Но взмах его неотвратим.

Мы думаем и смотрим снова,

Но бесполезно спорить с ним.

В тетрадке и на этом фото

Чуть различимые слова:

Помимо даты-места, что-то,

Что не расскажет вам глава.

А Черепашка заучила

На всякий случай этот текст.

Уже под вечер это было,

И ни одной души окрест.

Тетрадку положили тут же —

Наверно, в метре от куста,

Подальше от грязи и лужи —

У лопушиного листа.

«Смотрите, тот мужчина в парке,

О ком недавно говорил.

Вчера в руке не видел палки.

Как сильно сдал — смотреть нет сил».

Действительно, тихонько шел он,

При этом будто бы спешил.

Такой печалью взгляд был полон…

Он тут неподалеку жил.

И голова почти седая.

Да он уже совсем старик.

Куст показал, листвой кивая,

Его друзьям и чуть поник.

Когда тот с ними поравнялся,

Вдруг встал, дыхание прервав,

И что-то разглядеть пытался

Среди пожухлых влажных трав.

Потом, «сынок» сказав тихонько,

К тетрадке старой подбежал,

Поднял ее он как ребенка,

И фотографию прижал.

Понятно стало всем, конечно, —

То был его погибший сын.

Держал он драгоценность нежно.

Не среди улиц и машин —

Как будто оказался рядом

С родной душой у Божьих Врат.

И мир пронизывал он взглядом,

Где сына нет — все дни подряд.

Как осознать: «уже не встретишь»

И «никогда здесь не найдешь»?

Так почему ты, Солнце, светишь?!

Не правда это, это ложь!

Совсем недавно были вместе…

И вот отныне — «никогда».

Не спросишь, не услышишь вести,

Хоть минет радость и беда.

И сердце вдруг осиротело…

И беспризорность в нем навек.

Душа исчезнуть захотела —

Как снег, покинуть Белый Свет.

Не знает кто, тот не узнает,

Как стать на грани двух миров,

Как смерть часть жизни забирает,

Как не хватает больше слов.

Та фотография, к несчастью,

Была одна у старика —

Родной души хранимой частью,

Живет он на земле пока.

Он фото положил у сердца

И так пошел — с улыбкой в даль.

Как будто приоткрылась дверца

Туда, где ниспадет печаль.

Земные звуки скоро смолкли.

Лежать осталась та тетрадь,

Но надписи совсем размокли —

Их никому не прочитать.

А Черепашке нашей ночью

Во сне сказал пришедший Os:

«Ты этот текст запомни прочно:

Он — первое, что я принес.

Другое было на бумаге,

Но бывший текст преображен

От из земли пришедшей влаги,

На час один был явлен он.

И ангел нам помог — перстами

Сложить слова того листа.

Но влага действует часами,

И вот — в тетрадке пустота.

Второй отрывок будет в книге

Отмечен слезками небес.

Потом в воздушной массы сдвиге —

Его создаст опавший лес.

А дальше неразумной тварью

Текст будет выбит на столе.

Потом со счастьем и с печалью

Его рассыплю по земле…

Ну хватит — всё свершится после.

Уже и утро настает.

Незримо я останусь возле

Своих друзей. Пора в поход».

Игрушки встали и умылись,

Себя в порядок привели,

Как с другом, с кустиком простились

И по дороге в парк пошли.

О спасенной входящей в этот мир новой жизни

Теперь им виделись иначе

И дерева, и горизонт:

Был жизнью Белый Свет охвачен,

И дали вторил небосвод!

И в хоре мира звук жалейки

Тянулся к солнцу, как весна:

В тенистом парке на скамейке

Сидела женщина одна…

Читала книгу только-только,

Теперь же крикнуть не могла —

Мучительно ей стало больно, —

Она беременной была!

Над нею дерева качались.

Прохожих будто ветер сдул.

Машины лишь вдоль парка мчались,

И стоны заглушал их гул.

Беда стояла в полуметре,

Чтоб обратилась радость в скорбь.

И холод ощущался в ветре.

Два сердца ускоряли кровь.

Еще чуть-чуть, и жизнью хлынет

Она на камни, на песок…

И, не родившись, жизнь застынет!

Держал лишь ангел волосок.

Без лишних слов и промедленья

Наш Носорог рванулся вбок,

Как раз наперерез движенью —

Остановить машин поток!

Наверное, он мог погибнуть,

Раздавленный грузовиком,

Но тормоза успели взвизгнуть

(Он это понял лишь потом).

Водитель из машины вышел

«Валун» подальше зашвырнуть,

Но стоны женщины услышал —

Она едва могла вздохнуть.

Быстрей, быстрей — уже в кабине!

Урчит мотор — в пути уже —

О дочке или же о сыне

Запели ангелы в душе!

Еще кружила хмарь-тревога,

Но вскоре вышла благодать,

Поскольку кто-то, взяв у Бога,

Страницы жизни стал листать!

И вышло солнце этой вести!

Слезами ж радостной поры

Пролился дождик, чтобы вместе

Листвой захлопали дубы!

А на скамейке, словно птица,

Раскрытой книжица была,

И дождик брызнул на страницы,

Пометив каплями слова.

Вторым посланьем оказалось

Прочтенное из-под дождя.

До ночи мало оставалось —

Друзья устали, парк пройдя.

О страшном случае, произошедшем с Черепашкой, и о том, что, оказывается, зло идет за нашими героями по пятам и всегда готово напасть

Они у тополя присели,

И мирным им казался мир:

Моря — без бури и без мели

И Белый Свет без черных дыр.

Так видится глазам ребенка,

Укрытого родной рукой.

Но сказки пронесутся звонко,

А что за сказочной строкой?

Пространство мира — поле битвы

С навязанной «врагом» судьбой,

В сопровождении молитвы,

С чужою волей и с собой.

Не темный сброд, а тьма полками

От века противостоит,

И ранит — не стрелой — клыками,

И что ни рана — век болит.

Незримый враг, пройдя сквозь кожу,

Разить способен изнутри,

Убить твоей же силой может —

Смотри! Пожалуйста, смотри!

Но нас не бросят без защиты —

Заступник наш Непобедим,

И будут о щиты разбиты,

Кто встанет против, а не с Ним!

У путешественников наших

Не может в сердце быть врагов

(Ведь слушались, конечно, старших):

У «сказочных» закон таков.

Но и на них уже армады

Теней полночных нанесло.

И ставятся кругом засады.

На жизнь в миру найдется зло!

Когда игрушки задремали —

Был беспокойным этот день —

Из царства Скорби и Печали

Неслышно к ним склонилась Тень.

То царство из ужасной сказки,

А сказка — это же не ложь,

Из этой сказки черной краски

Немало в жизни ты найдешь.

И эти сказочные тени

Еще порядком навредят:

Снесут мосты, поставят стены…

Они уже давно следят.

Кому в пути бывает гладко?

Хоть часто не видать врагов,

Незримость — это их повадка,

Но видим след от их рогов.

Вот и сейчас к игрушкам тихо

Вплотную Тень подобралась,

Схватило Черепашку Лихо

И бросила с размаха в грязь!

Потом подкинула над парком,

Кружила и рвала со зла,

И подлетевши к черным галкам,

Со стаей птичьей унесла.

Друзья проснулись — только трое

Осталось их среди ночи,

И снова было всё в покое,

Но шепот слышался: «Молчи…»

Свидетели событий страшных —

Деревья, что росли вокруг,

Среди домов многоэтажных,

Забыли уж, кто враг, кто друг.

«Молчи», — они шептали кроной,

Качая головой во тьме.

«Гуляет по дорожке ровной

Лишь ветер… да и то во сне…

Мы много видели печали

На перекрестках и в домах,

Но обездвижено молчали

И разуверились в делах.

Идет без нашего участья

За годом год, и вновь, и вновь.

И черный день сменяет счастье,

И одиночество — любовь.

И мы всегда, всегда молчали,

Как острова в потоке дней,

И только ветры нас качали.

Наверно, так всего верней.

Наверно, будет много хуже,

Когда мы вдруг заговорим:

Узлы судеб сожмутся туже.

Всё знать — не людям, нам одним!»

Медведь взревел: «Но мы не люди,

Нам сказка приоткрыла дверь,

Наш путь итак неведом, труден!

Вы нам должны помочь теперь!

Мы собираем текст посланья

Для всех живущих на земле

Великого иного знанья,

Чтоб не погибло всё в золе!

Чтоб не настигло истощенье,

Чтобы удар смогли снести!

А главное, для утешенья:

Чтоб знали, для чего идти!»

Деревья тихо зашумели,

Наверно, что-то обсудив,

И на минуту онемели.

Нагнулся клен, заговорив:

«Вы убедили — мы согласны:

Покажем Тени черный путь.

Но встречи с призраком опасны.

Готовы? Каждый скажет пусть».

Все закачали головами.

«По веткам побежит волна, —

Продолжил клен, — как под ветрами,

Да устремится как струна

От древа к древу! И покажет,

Где друга надо разыскать.

Союз дерев так Тень накажет!

Но от волны не отставать!»

И зашумели вмиг деревья,

Сражаясь ветками со мглой!

Сплелись рекой живые звенья —

Движенье понеслось стрелой!

Друзья, не медля и мгновенья,

Вперед пустились за волной,

Отбросив страхи и сомненья —

На похитителя войной!

Как руку им пожать хочу я,

Ведь каждый меньше малыша.

Они бежали, ног не чуя…

Да и, похоже, не дыша.

Как будто сзади пламя лижет —

По ямам, кочкам, что есть мочь!

Старались быть друг к другу ближе,

Чтобы упавшему помочь.

Без стонов и с одною мыслью:

«Она ведь всех слабей из нас», —

Под звездною бежали высью,

Летели — как в последний раз!

Деревьев вдруг движенье встало.

А где — во тьме и не понять.

И так пустынно, страшно стало,

Что дрожи в теле не унять.

Друзья вгляделись, оглянулись

По сторонам, назад, наверх…

Чуть выше и… и ужаснулись,

Аж холод пробежал у всех.

Увидели, не узнавая:

Она висела у дупла —

Игрушка, только… неживая —

Комок пластмассы ночь дала.

А Черепашка наша где же?

Наш беспокойный добрый друг?!

Никто из нас с ней не был нежен.

Где сердца маленького стук?

Они ее спустили с ветки —

Посуше тут земля была.

Прижались к ней тепло и крепко…

И Черепашка ожила!

Сверкнул на небе алый всполох —

Земли коснулась длань Небес…

И прежде на Ладонях голых

У Бога не один воскрес!

Не описать мне слез восторга —

Кто не терял, тем не понять!

Оставим их одних немного.

Они все четверо опять!

Так неужели счастью нужен

Беды, пусть временный, итог?

Неужто свет со мраком дружен,

Чтоб ощутить ты радость мог?!

Нет, это ложное мышленье:

Для радости не нужно слез,

И день не требует затменья,

Мороз не красит цвета роз!

Когда б не зло, в сто раз быстрее

Мы по дороге Солнца шли!

И там, где Дух Всевышний реет,

Другое счастье бы нашли!

Нашли бы то, что и не знаем,

О чем не можем и мечтать!

Когда же мы теперь алкаем,

Мечтаем голод обуздать.

Мы счастливы увидеть друга,

Покуда с ним разлучены,

И дом с камином, если вьюга…

Но видеть Бога рождены!

Скорее душу утешаем,

Приняв за нужное звено,

Мы злу в который раз прощаем,

Не зная, что творит оно!

Ну вот друзья и отдышались,

Обнявшись, простоявши час.

Не знаю я, о чем шептались…

Итак, продолжим наш рассказ.

О том, как буря разбросала друзей

Настало утро дня другого.

От потрясений отойдя,

Отправились малютки снова

За тем, что тут прочесть нельзя.

Но ничего не находили —

Часы летели словно дым.

Все переулки исходили.

Был этот день совсем пустым.

И люди проходили мимо —

У всех у них своя печаль,

Забота их необозрима,

Свои начало, путь и даль.

И с каждым можно породниться,

Войдя душой в глубины глаз,

О каждом можно помолиться

И написать о нем рассказ.

Но и у нас своя дорога,

Которая от них вдали,

И рядом мы совсем немного:

Сошлись на миг… и вот… ушли.

Никто из тех, кого встречали,

Моим друзьям помочь не мог.

Дворы, дома, кусты молчали.

Поник Медведь… и Носорог.

И день другой таким же вышел,

И третий новость не принес.

Коты мурлыкали на крыше,

И на прогулке лаял пес.

«Наверно, все о нас забыли.

Наверно, мы уж не нужны…»

От слез прикрыты и от пыли

Глаза «виновных» без вины.

А пыль, однако, поднималась —

Не уберечь ни губ, ни век…

Да это буря приближалась —

Уже и горизонт померк!

Уже не видно в полуметре!

И как предупрежденье — гуд.

Живая сила будто в ветре.

Его удары хлещут, рвут!

Вдруг всё затихло на секунды,

И показался черный смерч!

Кружась, взлетели сучьев груды…

От вихря плоть не уберечь!

Он рыскал будто хищник — жадно!

Не разбираясь, вырывал

Траву, кусты… — ужасна «жатва»

И пировал смертельный шквал!

И притаиться бесполезно —

Моих друзей настиг он враз.

Дырою вверх раскрылась бездна —

От смерча их никто не спас!

Воронка дух перехватила

И, закруживши, понесла,

Как обезумевшая сила

В неизъяснимом танце зла.

Малютки встретили, обнявшись,

Стихии бешеный удар,

Быть только вместе попытавшись,

Но смерч их сразу разорвал.

И понесло их над домами

На рваном сумрачном крыле,

Как пух, всё большими кругами…

Куда — не разглядеть во мгле.

Но вскорости обмякла скверна —

Дел натворивши, столб устал

И по дворам, дорогам, скверам

Всё, что собрал он, разбросал.

Герои наши, если живы,

Теперь уж все разлучены.

Березы сломанные, ивы…

Дома и те разорены.

Но с этим справятся в неделю,

Лишь бы опять не началось.

И журналистам я поверю:

Без жертв на сей раз обошлось.

А сломанные крыши, окна

При той стихии — не беда:

Наш век из разных бедствий соткан —

Пройдет и это без следа.

Друзей же буря разбросала —

Не знаю даже, как сыскать.

А может быть, кого не стало.

Быстрей бы дальше пролистать.

О том, как разлука может в конечном итоге привести к долгожданной встрече

Давно, назад лет пять иль боле,

Четыре друга жили тут —

Когда один из них был болен,

Другие, не сочтя за труд,

Его насущные заботы

Тотчас же брали на себя

Без одолжений и зевоты,

Да и о долге не трубя.

Они повсюду были вместе.

Просить повторно — нет нужды.

Хвалили если, то без лести,

Когда ругались — без вражды.

Для них любимым стало место,

Где шар у клумбы — из кустов

(Точнее это неизвестно) —

Ходили много там часов.

Тот шар был как-то связан с детством,

С мечтами о лесах иных…

Возможно, для фантазий средство —

Кипучих, дерзких, молодых!

Но что-то у парней случилась —

У времени не счесть личин.

Не то, чтоб дружба развалилась —

Их разлучило сто причин.

Разъехались, сменив квартиры,

Да закрутились в суете.

Но стали одиноки, сиры.

И не сыскать друзей нигде.

По случаю, — конечно, Свыше,

Иначе б объяснить не мог, —

Тогда у них медведь был — Миша,

Солдатик, Муська, Носорог —

Игрушки — как герои наши —

У каждого своя была,

И вот среди коряг упавших,

Среди разбитого стекла

Они увидели малюток,

Которых буря принесла,

Поскольку не прошло и суток, —

Всегда есть сила против зла!

На разных улицах, но вместе

Они подняли странный дар

И дружбе верные, как части,

Пошли, где был у клумбы шар.

Не знаю, память или слезы…

Предчувствие ли повело

Туда, где пелась даже проза,

Где чудо снизойти могло.

На памятное место дружбы

Все сразу — четверо — пришли.

Ни дождь и ни дыханье стужи

Теперь бы повод не нашли

Не воскресить былое братство —

К земле приблизив Неба высь,

Вернуть нетленное богатство!

Они, как буря, обнялись!

Молчанье было песни краше,

Скупые слеза — как хрусталь!

И я б испил из этой чаши,

И было б ничего не жаль.

Потом расспросы, разговоры,

За век как будто бы за весь.

Они ушли довольно скоро,

Игрушки же оставив здесь.

Герои наши вместе снова,

Живые — радость тут проста!

Их дружба для того основа.

Они плясали вкруг куста!

И вдруг из сучьев да из веток,

Что смерч принес с различных мест,

Травы, камней, песчаных меток

На клумбе проявился текст.

Непросто было разобраться,

Даже увидеть буквы — труд.

Но главное всегда — собраться,

И в помощь ангелы придут!

Едва заметных знаков уйма —

Не пропустить и стебелек, —

Но, клумбу изучив до дюйма,

Солдат прочесть посланье смог.

Отрывок повторили хором,

Еще раз, всё объединив,

Чтоб не забыть, и чтоб с укором

Финала не звучал мотив.

И вот уставшие, но с верой,

Что нас не одолеть врагам,

И день не долог скорбно-серый,

Они пошли к другим «строкам».

О том, как случай может соединить двух людей и как этот «случай» был создан

Дорога разве не ведома

У нас? Тем более у них.

Однажды, проходя вдоль дома, —

Где шум спешащих улиц стих, —

На окна глянули вполглаза

И взор не отвели уже:

Вниманье захватило сразу

Окно на третьем этаже —

Там юноша стоял. С тоскою

Смотрел на голый тротуар.

Картина та была простою,

Но взгляд его не молод — стар.

Смотрел… Но как-то безнадежно

Глаза порою опускал,

Порою улыбался нежно,

И будто бы кого искал…

Но снова углублялся в мысли,

Смотрел вперед… и в пустоту.

И мимо пролетали листья,

Покинув древа высоту.

Что в жизни-повести прочел он —

Какие дни его нашли?

Однако взгляд уж не был солон —

Знать, беды не вчера прошли.

Теперь же, тихо удаляясь,

Где части сердца быть всегда,

Смотрел в окно он, улыбаясь.

Что ж, грусть и нам ведь не чужда.

Не слыл он кислою занудой,

И бодрым был рабочий вид,

Но под сует дневною грудой

Нет-нет да сердце заболит.

На обозренье он не ставил,

Что лишь ему принадлежит.

И мы печаль его оставим —

Вторгаться нам не надлежит.

Игрушки же почти родное

Увидели в его чертах.

Пускай лицо совсем иное —

Глаза в несбыточных мечтах.

Как у хозяина когда-то.

Он тоже у окна мечтал…

Считаете, что маловато,

А я бы это не сказал.

Дается много схожих судеб —

Как братья-близнецы подчас.

И всё же то, что дальше будет,

Покажет не наставший час.

Совсем не думая над сутью, —

Познанья дар не всем стяжать, —

Мои друзья, проникшись грустью,

Решили парня поддержать.

Они хотели, как умели,

Потухший взгляд к себе привлечь.

Жаль, не могли, а то б запели,

Чтоб одиночество развлечь.

Солдатик сел верхом на Мишку

И начал под окном скакать,

А Носорог большую шишку

Стал рогом по земле катать.

И Черепашка в представленье

Своих друзей не подвела:

Легла на горб без промедленья

И закружилась как юла.

Он их заметил ли? Не знаю —

Топталось много голубей,

И всё-то на дорожке с краю.

А плюс, что не было людей.

Ну вот его уж нет в окошке —

То наших «цирковых» вина.

Но появилась на дорожке…

Как звать, не знаю, пусть — Она!

Когда она сравнялась с «труппой»,

Подумала, что из окна

Игрушки выпали всей купой.

Поднявши их, была нежна.

На окна посмотрела быстро —

Зашторены, и лишь одно…

Пускай неприбранно, но чисто.

Наверное, как раз оно.

«Кто же хозяин, интересно? —

Подумала, — их жаль. Тогда

(Что там случилось — неизвестно)

Я отнесу их — не беда».

Взошла летящею походкой,

Но не решалась позвонить…

Была их встреча не короткой —

Нашлось, о чем поговорить.

Как много общего бывает,

Лишь стоит сердце приоткрыть, —

И кто же этого не знает,

Но всё в себе хотят сокрыть.

Я забегу недель на двести

Вперед — не будем им мешать:

Он и она остались вместе.

А мог и дальше забежать!

Игрушки где же? Их забыли

Довольно быстро. Невзначай

На стол рабочий положили

Да и ушли пить с тортом чай.

А на столе еще включенным

Компьютер старенький стоял,

Котищем окруженный черным,

Который тоже тут дремал.

И вдруг вскочил он, как от тока,

И стал по клавишам стучать —

В том не было б большого прока,

Но это ангел стал шептать.

Вот так, совсем не понимая,

Кот на экране текст явил.

Друзья же, ангелу внимая,

Прочли… и след уж их простыл.

Ушли тихонько — по-английски,

Решив, что всё идет на лад.

«Мерси» сказали сонной киске

И вышли из дому назад.

Довольные, что день незряшный,

Что в жизни возрастет любви,

Все стали вспоминать вчерашний

Свой мир и век свой… Как могли?

Откуда-то взялись рассказы

Про чувства неземной красы —

Не улыбнулся я ни разу,

Но что-то пряталось в усы.

И ревность вспомнили, и оды,

И шепот при ночной звезде…

Игрушки… — кто подумать мог бы?!

Они успели это где?

Неторопливо шли, гуляя.

Нечасто путь покой давал.

Чуть виделась Луна седая…

Уже и вечер наставал.

О том, как Медведь провалился в колодец, об опасном сумасшедшем и добром прохожем

Когда несчастья и не ждали,

Раздался неприятный звук:

Железки вдруг заскрежетали —

Медведь упал в открытый люк!

Люк был завален кучей хлама,

А крышка сдвинута на треть, —

Картонка, миска с дыркой, рама…

На это и ступил Медведь.

Настолько всё лежало зыбко,

Что если воробей бы сел,

Нырнул и он бы в люк, как рыбка,

Коль в те секунды не взлетел.

Наш друг, ударившись о трубы,

Упал на ледяной бетон.

Свои он крепко стиснул зубы,

Иначе не сдержал бы стон.

Все на него смотрели сверху,

Но не могли ничем помочь.

Они шли, радуясь успеху,

И вот уж слезы рвутся прочь.

Взирал на небо из колодца,

Тянул к нему дрожащий нос…

Уже почти сокрылось Солнце.

Беда, похоже, что всерьез.

Неужто им втроем остаться

И знанье собирать втроем?!

Судьбе отдаться? Иль пытаться

Бороться с нею, как с огнем?

Да и судьба — Небес веленье?

Иль наших немощей итог?

В бессилье наше утешенье?

И силы явленной порог?

Не столб, что жесткостью исполнен,

Судьба — о нас начальный план,

Который может быть дополнен!

«Не каждый избран. Каждый зван!»

«Я не могу оставить друга! —

Сказал Солдат, — уж лучше смерть». —

«И мы! Любовь нам всем порука!»

Заплакал под землей Медведь.

«Так делать что?! Решайте, ну же!» —

«Самим Медведя не поднять». —

«Спустить бы что-нибудь поглубже,

Чтоб лапой получилось взять».

Пустились в обсужденье с жаром,

И только Мишка наш молчал.

Он даже показался старым,

Лишь головой чуть-чуть качал.

«А как по ветке иль веревке

Медведю влезть сюда?! Учти…» —

«Он сможет — лапы его ловки,

Ведь он же сказочный… почти».

У Мишки загорелись глазки,

И дух проснулся боевой —

Еще не так бывает в сказке.

Он одолеет! Не впервой!

Но ни веревки нет, ни сучьев —

Поблизости шаром кати.

А тут еще нависли тучи.

Быстрей хоть что-то бы найти!

Пошли Солдатик с Носорогом,

Осталась Черепашка тут,

Чтоб Мишку поддержать немного —

Да без нее быстрей придут.

Ходили долго — больше часа:

Зашли в подъезды и дворы…

Хотели ткань сорвать с матраса,

Но все лохмотья так стары.

Отчаянье уж было близко,

Когда зашли в один подъезд —

Стояла там для кошки миска

И… что такое? Черный крест!

И пять натянутых веревок

Крутых пролетов поперек.

И если ты не очень ловок,

Тотчас же будет кувырок!

Скажу вам, жил тут сумасшедший —

Мечтал, чтоб всяк «навек уснул»,

И вот, решение нашедши,

Веревки тайно натянул!

Друзья, что было, всё сорвали,

Не зная, «шутка» это чья,

И прочь, ликуя, убежали.

А тут уж лило в три ручья!

Скажу вам я: машина утром

Злодея, что творил дела,

И чье сознанье было мутным,

В больницу, видно, увезла.

Друзья бежали задыхаясь,

Так не бежали никогда!

О худшем думать опасаясь,

Ведь в люке прибыла вода!

Но что это?! Их Мишка встретил,

И Черепашка вместе с ним!

Бывают чудеса на свете,

А этот случай объясним:

Мужчина, проходивший мимо,

Взглянул в дыру. Залез. Достал.

Надвинул крышку. «Так терпимо», —

Сказал и в ливень убежал.

О том, как игрушки прятались под скамейкой и рассказывали о себе

Лилась вода как будто лейкой!

Обнявшись, верные друзья

Укрылись тут же — под скамейкой,

Но шторм и там разил, сквозя!

Ненастью не было и края,

Стучали струи по скамье.

Тогда, друг друга заслоняя,

Прижались бедные к земле.

И вдруг всё стихло в одночасье.

Воды ли кончился запас,

А может, приняли участье

Те, Кто сражается за нас.

Игрушки наши так устали,

Что не хотели выходить,

И под скамейкой задремали.

Не будем их сейчас будить.

Проснулись — было темновато,

Слышны лишь вдалеке шаги…

Пускай их смелость «в три обхвата»,

Но отправляться «не с ноги».

Зато есть час для разговора

Без хлопотни и беготни.

Всё вышло так нежданно, скоро.

А кто же, между тем, они?

Они и сами-то не знают —

То помнят прошлое, то нет,

Обрывки памяти витают,

И часть выхватывает свет.

«Себя я помню носорогом…

Но для чего зеленый шар,

Что за спиной? Знать, даден Богом!

Лишь ясно, что я не Икар!

Возможно, есть моя планета,

Где много листьев, хвои, трав…

И шар напоминает это.

Но я, скорей всего, не прав».

«А мне порой пустыни снятся, —

Сказала Черепашка вслед. —

Конец ознакомительного фрагмента.