Парамский порог Енисея

Анатолий Музис, 1963

Павел Иванович держит лодку на стрежне реки и вместе с Витимом, прорвавшимся сквозь Южно-Муйские горы, мы устремляемся прямо на север, к центру Муйской котловины. Там, близ реки Муи, словно наткнувшись на невидимую преграду, река изгибается к востоку, делает большую 25-километровую петлю и снова продолжает свой стремительный бег на север.

Парамский порог Енисея

(из рассказов геолога)

Катер тянет баржу по Витиму. В переднем отсеке баржи — грузы, накрытые брезентом, в заднем — натянута палатка-шестиместка. Она должна спасать геологов от дождя и холода. Но сейчас над Витимом солнце. Экспедиционные рабочие сидят на носу баржи и на корме, лежат на крыше кубрика, курят, рассматривают в бинокль берега.

Впереди черный барьер Южно-Муйских гор. Вершины припорошены снегом.Серая глянцевая вода течет спокойно, как масло.

С гор по долине Витима, как из трубы, дует резкий холодный ветер. Катер,а за ним баржа, медленно втягиваются в эту"трубу". Зеленые острова остаются позади, скрываются за поворотом, за скалами, исчезают словно не были. От необъятного синего простора над головой остается только небольшой лоскут. Справа и слева поднимаются высокие отвесные скалы, лоснящиеся как уголь. И вода здесь под стать им — черная, лоснящаяся, чуть отливает зеленью, как бутылочное стекло.

Но ее спокойствие обманчиво. Легкая пена. Волна. Баржу покачивает.

— Шивера! — говорит уполномоченный продснаба, сопровождающий грузы на Многообещающую Косу.

Шиверой называют в Сибири небольшие каменистые перекаты. Я киваю головой — мол, понимаю — и смотрю вперед. Там вторая шивера — более мощная. Белые буруны покрывают воду, из которой то здесь, то там высовывают свои обмытые лысины крупные валуны. 150-ти сильный катер"Победит"пыхтит натружено, выбрасывая из патрубка клубы дыма и копоти. Старшина Иван Суханов выглядывает из рубки. В бинокль мне отчетливо видно его обветренное лицо. Черная форменная фуражка надвинута на глаза. Блестит лакированный козырек, ремешок схватывает крутой крепкий подбородок. Суханов что-то говорит матросу. Тот у борта катера непрерывно проверяет глубину шестом. И не зря. Баржа то и дело толкается днищем о камни. Толкнется, вздрогнет и дальше.

Уполномоченный расстегивает плащ-дождевик, под который поддета меховая жилетка, и продолжает прерванный разговор.

— Рассказывают, давно-давно пал на землю Золотой Дракон. Голова его пришлась на Аляску, туловище на Колыму, а хвост протянулся до самого Забайкалья. Вот на кончике этого хвоста и расположилась Многообещающая Коса. Кто дал ей такое название? Что она обещала людям? Хвост ли Золотого Дракона или несколько волосков с его драгоценной шкуры?.. Когда-то здесь был крупный рудник на золото. Триста домов стояли, а сама-то Коса чуть больше будет, если все эти дома в кучу сложить. Людно было, пока шло хорошее золото. Оскудел рудник, опустела коса. Отдельные старатели перемывали отвалы, но все уже было не то…

— А давно здесь стоял рудник? — спрашиваю я.

— Годов до двадцатых, однако, работали, не более.

— А сейчас что на Косе?

— Продснаб стоит. А еще экспедиция. Здесь сейчас везде экспедиции.

— На золото? — интересуюсь я.

— Есть и на золото. Но золото нынче не главное. На Косе теперь КИП-4 работает.

— КИП-4?

— Да. Комплексная изыскательская партия Сибирского гидропроекта. Ведут изыскания под створ гидро-электростанции. А всего их будет восемь: от Романовки до Мамы…

Так вот оно что! Еще недавно доходившие до нас неясными слухами вести о каскаде Витимских гидро-электростанций — первая из которых должна дать ток Наминге — на Многообещающей косе, уже облекается в плоть. За изыскательскими работами ведь недалеко и строительство!

Я оглядываюсь на тесные стены ущелья. Здесь есть что перегораживать. Можно представить себе какую силу обретет поток, когда белое тело плотины высотой в сто пятьдесят метров перегородит ущелье. Вода поднимется и в долине Витима и в его притоках, в верховьях образуются обширные водохранилища…

Я смотрю на обрывистые скалистые берега Витима, на густую щетину тайги в боковых распадках, на зубчатые гребни вершин и одновременно с восхищением во мне нарастает тревога: ущелье, чрезвычайно удобное для гидро-станции, все больше и больше представляется мне непроходимым.

По ходу маршрута нужно было взглянуть и на Парамский порог.

— Едем на Парам, — сказал я тогда своим спутникам.

И мы поехали — я, Леша Спиркин и Павел Иванович Болдюсов. Гудел момотор, тянулись по сторонам берега Витима — знакомые, словно я знал их с детства. Еще бы, я столько думал о них, видел с самолета, раскапывал в Спицино, Догапчане, Толмачевском, отрисовывал на карте.

Конец ознакомительного фрагмента.