В стремлении – жить!

Анатолий Полишко, 2022

Потрясающая по своей искренности и правде книга. История жизни молодого паренька, практически мальчишки, попавшего в самое горнило Великой Отечественной войны. Плен, побег, штрафная рота. Награды и звания. Смерть товарищей, голод и холод. И на фоне этого ада – первое нежное чувство… Каждое слово повествования пронизано любовью к Родине и своей семье. И каждое мгновение жизни посвящено высшей цели – быть человеком. Если вы хотите узнать настоящую правду о священной Отечественной войне – эта книга для вас!

8

В учебной роте, обосновавшейся в помещении пустующей школы, за короткий срок пытались научить мобилизованных владению оружием, приёмам маскировки и рытья окопов, конечно же, знанию основных уставных законов и положений, а также ещё многим другим самым необходимым воинским навыкам. Большей частью младшие командиры представляли сержантский состав, уже успевший поучаствовать в боевых действиях за эти 3–4 месяца войны. В этом плане новобранцам повезло: когда рота расходилась по взводам и далее по отделениям, командиры отделений уделяли больше внимания практическим вопросам ведения боя: стрельбе, штыковому бою, уходу за оружием, некоторым подмеченным особенностям поведения немецких солдат.

В составе взвода шло обучение взаимодействию между отделениями, нехитрым знакам передачи информации соседям, совершение марш-бросков с полной выкладкой.

Командир взвода младший лейтенант Зотов, гоняя будущих бойцов до седьмого пота, постоянно повторял: «Что говорил Суворов? Забыли? Напоминаю для нерадивых: если руки и ноги гудят, значит, жопа останется цела». При этом он восторженно ухмылялся, находя очень замечательным свой перевод знаменитых суворовских слов о том, что «тяжело в ученье, легко в бою».

Больше всего Ивану Полуэктиву доставляло удовольствие стрелять по мишеням, это бы он делал и значительно чаще и дольше, но существовало ограничение на расход патронов, приходилось много тренироваться вхолостую, отрабатывая прицеливание, дыхание и правильное нажатие спускового крючка.

Трёхлинейка, то есть винтовка Мосина образца 1893 года, которую выдали после присяги Ивану, была в принципе неплохим оружием, особенно для стрельбы на дальние расстояния. Уже к концу второго месяца обучения он показывал отличные результаты в точности и быстроте стрельбы. Это было отмечено командиром взвода. И когда дело дошло до штатного укомплектования взвода оружием и боеприпасами, взводный определил Полуэктива в бронебойное отделение помощником наводчика или, как чаще говорили, вторым номером к младшему сержанту Кривошеину. Кривошеин встретил Ивана не очень дружелюбно:

— Ну что, салага, ты хоть сможешь приподнять ПТР?

Противотанковое ружьё действительно было очень тяжёлым, но Ванька, несмотря на небольшой рост, был плотным, жилистым и для своих лет довольно-таки сильным парнем. Он взял ПТР двумя руками, сначала как шпагу, почувствовал вес, а потом тут же взялся одной рукой за рукоятку ружья, прикинув, что одному его тяжело будет тащить, особенно на дальние расстояния, учитывая ещё две сумки патронов. Работа предстояла тяжёлая во всех смыслах. Но Иван не стал высказывать эти мысли вслух и изображал напускное спокойствие.

— Ну-ну, может, ты ещё и с рук попробуешь выстрелить? — хмыкнул наводчик, не высказав ни одним мускулом своего удивления, а потом уже более примирительно добавил: — Ладно, поглядим, покумекаем, что ты за фрукт.

Изучение материальной части противотанкового ружья Дегтярёва не заняло большого времени, так как ружьё было простым в устройстве и применении. Хотя вначале непривычно было прицеливаться, так как прицел и мушка находились сбоку от ствола, но, как сказал Кривошеин, что и «скотина ко всему привыкает, а уж человек и подавно». Да, действительно, вскоре Иван вполне освоился и с этим оружием, несмотря на то, что командир расчёта сразу же сказал ему, что его задача — таскать, а не стрелять из ПТР, тем более, что трёхлинейка тоже входила в вооружение расчёта и оставалась личным оружием помощника наводчика.

Иван, с недоумением глядя на младшего сержанта, спросил:

— Как же я буду это всё таскать?

— Как, как. Как накакаешь, так и съешь! На дальние расстояния вдвоём будем таскать или по очереди. Смотри, какой «какала» нашёлся, — не преминул съязвить Кривошеин.

Когда стали отрабатывать совместные действия применения ружья с подносом боекомплекта, подачей патронов при заряжании, устройстве гнёзд и перетаскивании ружья на запасную позицию, вот тут-то Кривошеин устроил молодому бойцу «весёлую жизнь», от которой у Ивана к концу дня еле волочились ноги, а руки гудели и ныли настолько, что хотелось бросить эту «чёртову железяку» и никогда больше к ней не подходить. Но бросить было нельзя, это молодой красноармеец прекрасно понимал и терпел изо всех своих ещё юношеских сил. Иногда бывали дни, когда Кривошеин, сам устав, давал роздых и своему бойцу. Они блаженно садились на сделанный в окопе из земли приступок и молчали, думая каждый о своём.

По сообщениям Совинформбюро Ваня Полуэктив знал, что немцами уже захвачены и его родные места, и Харьковская область, где он учился. Но что стало с родными, разбросанными по Украине, он не знал абсолютно ничего. «Наверняка Дмитрий, служивший в Белоруссии, где-то воюет, если, конечно, живой. А вот что с остальными?» — частенько думал он, несмотря на изнурительное военное обучение. Тревога за близких всё чаще и сильнее закрадывалась в душу Вани Полуэктива, поскольку уже поступала информация, иногда от политрука, иногда от беженцев, а когда и от вышедших из окружения солдат, что фашисты зачастую расправляются с невинными людьми, грабят и жгут дома. «Мама, тётя Мария и Галя наверняка остались на захваченной территории. Что там творится? А братья Фёдор и Кирилл где? Может, их тоже забрали в армию? Хотя в этой суматохе всё что угодно могло быть. А Прасковья с семьёй? Львов-то вообще в первые дни войны захватили», — эти мысли не давали ему покоя, неизвестность пугала, ухудшая настроение и усиливая сумятицу в его ещё неокрепшем, чертыхающемся из стороны в сторону сознании.