Выстрел

Анатолий Рыбаков, 1975

Широко известная детективная повесть, третья часть популярной детской трилогии («Кортик», «Бронзовая птица» и «Выстрел») Анатолия Рыбакова, в которой арбатский парень Миша Поляков и его друзья помогают раскрыть таинственное убийство инженера Зимина.

2

На своем дворе они тоже были хозяева. Старшие ребята их не трогали, боясь Витьку, сверстники хотели попасть в их компанию, но компании никто больше не нужен: они не могут всех взять в Крым. Они сидели в тени восьмиэтажного корпуса. Шныра и Фургон мелом рисовали на асфальте пальмы с высокой кроной, волнистое море, чаек, солнце с длинными лучами — все это должно было изображать Крым. Витька лениво поигрывал финским ножом и курил папиросы «Наша марка» — единственная трата из крымских денег, которую он себе позволял. Папиросу получил и Паштет. Шныре и Фургону дали затянуться. Шныра выказал наслаждение, которого не испытывал, Фургон закашлялся, Белке ничего не было дано — девочки не должны курить.

Идиллия была прервана появлением дворничихи с метлой.

— Весь двор разрисовали, безобразники!

Витька подкинул нож, ловко поймал за рукоятку.

— Ох, Витька, доиграешься, не миновать тебе тюрьмы. Тебя не жалко, мамашу твою жалко.

Витька симпатично улыбнулся, отчего финка в его руках стала выглядеть несколько зловеще.

На четвертом этаже открылось окно. Валентин Валентинович Навроцкий провел ладонью по подоконнику — чисто ли? Он был в светлом шевиотовом костюме. К окну подошел Юра — его больше не дразнили скаутом, но выглядел он высокомернее, чем прежде: долговязый, в бархатной толстовке, с белым бантом.

— Витька Буров, он же Альфонс Доде, гроза Арбата, — объяснил Юра, — и его банда: Шныра, Паштет, Белка и Фургон. Паштет и Белка — бывшие беспризорные, а сейчас безнадзорные. В чем разница — не знаю.

— Какой действительно толстый мальчик Фургон, — согласился Валентин Валентинович, — перекормлен.

— Его настоящее имя Андрей, фамилия Зимин, отец — инженер на фабрике.

— Сын инженера в такой компании?! А почему Альфонс Доде?

— Может быть, он чем то напоминает Тартарена из Тараскона? Навряд ли… Почему, например, Паштет? Он паштета в глаза не видел. Все потенциальные уголовники начинают с кличек.

Во дворе появился Шаринец, уселся на скамейке у подъезда, ухмыляясь поглядывал на Витькину компанию.

— А это настоящий уголовник, профессиональный карманник, — сказал Юра.

— Карманник не самая видная, но вполне достойная воровская специальность, — смеясь, заметил Валентин Валентинович.

— Конкурент Витьки за влияние во дворе.

Подтверждая эти слова, Витька, демонстрируя свою власть, приказал:

— Фургон, скажи стих!

— Какой?

— Про хорошего человека.

Фургон ударил себя в грудь:

Рожа брита,

Грудь открыта,

Брюки клеш,

Даешь — берешь!

— Хороший стих, — похвалил Витька. — А еще знаешь?

— Про что?

— Про хорошего человека.

— Про хорошего человека больше не знаю, — признался Фургон.

— Фургон! — окликнул его Шаринец.

— Чего?

— Подойди!

Фургон сделал неуверенное движение в сторону Шаринца, но его остановил грозный Витькин оклик:

— Стой!

Фургон остановился.

— Зачем пошел?

— Так ведь он позвал.

Двумя пальцами Витька зажал Фургону нос.

— Брось, Витька! — неодобрительно заметил Шныра.

Фургон мотал головой, пытаясь вырваться.

— В другой раз оторву и голову, — пообещал Витька и сильно дернул рукой вниз.

Фургон освободился от железной Витькиной хватки, но ощущение было такое, будто у него оторвали нос, и Фургон не сумел сдержать слез.

Витькина власть была доказана действием и огорожена от посягательств Шаринца. Но когда Витька наказывал Фургона, во дворе появился Миша Поляков, по-прежнему в кожаной куртке, из которой он порядочно вырос; под ней на рубашке виднелся комсомольский значок КИМ.

— За что ты его?

Витька лениво поднялся, поиграл финкой.

— Твое дело?

Юра дал справку:

— Миша Поляков, комсомольский активист… Как это там у них называется… Секретарь ячейки или председатель учкома — я в этом плохо разбираюсь.

— Сильный, видно, парень, — заметил Валентин Валентинович.

— Витька сильнее.

— Сильнее тот, кто смелее.

— Миша смелый только на собраниях, — сказал Юра.

Витька играл финкой:

— Ну что? Милицию позовешь? Беги зови, а то не успеешь. Арцы — и в воду концы!

«Арцы — и в воду концы» означало у Витьки высшую степень угрозы.

— Убери нож!

— Наверно…

Неожиданным ударом Миша вышиб финку из Витькиной руки и наступил на нее ногой. Витька бросился на Мишу, они сцепились, не давая один другому дотянуться до ножа.

Нож поднял Саша Панкратов, во дворе его называли Сашка Фасон, не потому, что фасонил, а потому, что был красив: черноволосый мальчик с красным пионерским галстуком. Было ясно, что финку он Бурову не отдаст.

Подошли мужчины, растащили дерущихся. Витька пытался вырваться, но его держали крепко. Из окон выглядывали жильцы, во дворе собиралась толпа. Выбежала мать Фургона — Ольга Дмитриевна Зимина, миловидная женщина с нежным лицом.

— Андрюша! Что он с тобой сделал? Нож! Когда это прекратится наконец?

Появление милиционера привлекло еще больше зрителей.

Милиционер забрал у Саши финку.

— Чей нож?

Все молчали, подчиняясь законам двора: подраться — одно, выдать — другое.

— Твой? — спросил милиционер у Витьки.

— Пусть ребята скажут, — ответил Витька.

Белка показала на Мишу:

— Его финка, он хотел Витьку порезать.

— Не ври! — крикнул Саша Панкратов. — Витькин нож. Скажи, Фургон, скажи, Шныра, чей нож?

Шныра и Фургон молчали.

— Какие, однако, мерзавцы! — возмутился Валентин Валентинович и встал с подоконника.

— Плевать! Пусть сами разбираются, — сказал Юра.

— Ну знаешь… Я тебя не понимаю!

Валентин Валентинович свесился из окна:

— Товарищ! Я все видел, сейчас спущусь.

Через минуту он стоял во дворе, спокойный, внушающий доверие, показал на Витьку:

— Нож его, он им играл, довольно неосторожно, кстати. И мучил мальчика. А этот молодой человек, — он протянул тонкий палец в сторону Миши, — вступился… — Он повернулся к Зиминой: — Если не ошибаюсь, за вашего сына.

— Да, — сказала Ольга Дмитриевна. — Витя! Ведь ты уже большой… Разве Андрей тебе товарищ?

— Что скажешь? — спросил милиционер у Витьки.

Витька молчал, злобно посматривая на Мишу.

— Нехорошо, девочка, лгать, некрасиво, — сказал Валентин Валентинович Белке.

Милиционер опустил нож в сумку.

— Разберемся, пошли!

И вместе с Витькой направился к воротам.

— Благодарю вас, — сказала Ольга Дмитриевна Валентину Валентиновичу.

— Мадам… Гражданка… Я просто сказал правду.