Сила защитников

Ангелина Евгеньевна Крылова

После похищения детей, Филиппа и Николас отправились в Либерию спасать своих сыновей из цепких лап коварной воительницы Зирель. Доблестные защитники, вооружившись помощью старых друзей, пустились в опаснейшее сражение за волшебную страну.Какие преграды встанут на их пути? По силам ли защитникам исправить свою давнюю ошибку и снова помочь Либерии обрести мир?

Глава 7

В трюмах замка трупы тлеют,

В трюмах замка смертью веет

Только в момент, когда мы уже повернули фауксы, я подумал, куда они нас принесут? Макс говорил, чтобы перенестись в определенное место вместе, надо держаться за руки и тот, у кого фаукс настроен на нужное место, должен его поворачивать. Ничего из вышеперечисленного мы с папой не сделали, и я с боязнью думал, куда нас занесет. Открыв глаза, я сразу понял, что его со мной нет и, скорее всего, он находился очень и очень далеко от меня, но можно было поспорить, что в месте более безопасном.

Я огляделся, и сердце бешено застучало. Как будто я никуда не исчезал, будто сейчас закричит Макс и на меня с яростью бросится Зирель. Я был в ее комнате. В Либерии был день, но почему-то тут было темно, как в склепе, да и, признаться, пахло так же. От этого я затрясся от страха. Что со мной сделают, если обнаружат? Как мне отсюда выбраться?

На кровати были видны свежие пятна крови. Ее было много, по телу побежали мурашки, а волосы на затылке встали дыбом. Вдруг его убили? Вдруг Макса убили? Она проткнула его ножом, а тот держал ее изо всех сил, чтобы та не добралась до меня, чтобы я успел убежать. Он пожертвовал собой, чтобы спасти меня.

Я сел у кровати и начал плакать, навзрыд, закрыв лицо руками. Он постоянно спасал меня, от Томы, от Висконта, когда тот пытался задирать меня, теперь его убили, его убили из-за меня! Меня трясло в истерике, я так не плакал уже очень давно, с детства наверно, но сейчас у меня уже не было сил держаться.

— Почему? Почему ты умер? Как я без тебя буду? Я не знаю, что дальше делать! Это несправедливо! — тихо хныкал я. — Я знаю… я знаю, я не должен сдаваться, если я сдамся… то я предам тебя. Ты умер, чтобы я отправился в свой мир, чтобы я привел маму, чтобы мы победили Зирель и в Либерии наступил бы мир, то самое время, о котором нам так много рассказывали. Это… счастливое время.

Я несколько минут еще побился в рыданиях, но потом успокоился. Слезы закончились. Я поднялся с колен и посмотрел вперед, передо мной было огромное зеркало, но я почти ничего не видел, так как в комнате было темно. Мне опять стало страшно, мой темный силуэт в зеркале немного пугал меня. Чтобы разрядить обстановку, я помахал себе рукой, но, опустив ее обратно, я заметил, что в зеркале рука осталась на том же месте. Это еще больше меня напугало, она просто застыла в приветственном махании, как будто время в зеркале остановили. Затем в руке что-то блеснуло, похожее на металл, и молниеносно оказалось у моего горла.

Я ничего не понимал, как моя рука могла угрожать мне ножом в зеркале, что это за зеркало такое?! Но холодный женский голос вернул меня в действительность. Я понял, что все это не в волшебном зеркале происходило, а наяву. Ледяное лезвие было приставлено к моему горлу, и я чувствовал, как от него веет смертью. Сколько людей она им убила? А вдруг один из них был Макс?

— Попался, мальчишка! — прошипела она. — Думал надурить меня? Но признаться, я не совсем тебя ожидала вновь здесь увидеть. Где Филиппа? — со злостью спросила она и еще больше прижала нож к моему горлу, из маленькой ранки пошла кровь. — А ну, говори, гаденыш! Где твоя мать?!

Я молчал, мне было ужасно страшно. Почему-то мне казалось, что она непременно убьет меня, независимо от того, скажу ли я ей правду или промолчу.

— Решил в молчанку со мной играть? Ну ладно, давай поиграем, я люблю игры!

Она дернула меня за волосы и резко потащила за собой, я чувствовал, как из ранки, сделанной острым лезвием у меня на шее, стекала капля крови. Мы шли по коридорам, потом спускались долго вниз, там было сыро и темно, по-моему, мы были под водой, потому что везде были лужи и капли стучали по стенам. Она завела меня в жуткую комнату, там стояли необычные сооружения и инструменты, и на секунду в моей голове пролетела страшная мысль, которая потом подтвердилась ужасным воплем человека: «Комната пыток!»

Зирель усадила меня на стул и приковала руки, крики несчастного не смолкали и наводили на меня дикий страх. Я ничего не должен ей говорить, я обязан молчать… я боюсь… я не хочу, чтобы мне делали больно! Она подошла к двери, откуда доносились страшные звуки, и яростно постучала. Через несколько секунд появился Тома. Увидев меня, он злобно ухмыльнулся, предвкушая потеху. Мои руки начали трястись, и их даже кандалы не смогли удержать.

— Откуда он? — спросил Тома.

— Фаукс перенес обратно. Молчит, щенок, я надеюсь, ты развяжешь ему язык?

— Будь в этом уверена, моя госпожа! — льстиво произнес он, взял ее руку и долгим поцелуем припал к ней.

Зирель села на стул напротив меня и начала яростно прожигать меня взглядом. Тома отошел к столу, где лежали разные изделия пыток, и начал выбирать, чем ему воспользоваться. Каждое орудие, которое он поднимал и оценочно крутил в руках, наводило на меня такой ужас, что зубы начинали трястись. Сам того не замечая, я начал плакать и молить о пощаде. В душе я понимал, что должен замолчать и не подавать виду, что мне страшно, но эмоции взяли верх. Тома наконец определился с выбором и направился ко мне.

— Прошу вас! Умоляю! Не делайте мне больно! Пожалуйста!

— Бойся, щенок! Ты у меня заговоришь, ты у меня все скажешь! За все ответишь, маленький ублюдок! Будешь о смерти меня молить!

— Прошу, пожалуйста! Не надо! Не надо! — я рыдал, захлебываясь слезами, мне казалось, что вот-вот я сойду с ума от ужаса и страха.

— Знаешь, что это такое? Конечно, знаешь, ты же сам это сделал! — он истерически засмеялся, и смех его разносился по подземелью злобным эхо. — Ну-ка, Марти, расскажи-ка мне, что это за изобретение?

— Нет, нет, пожалуйста!

— Нет уж, ты расскажи, мне интересно, — он говорил со мной притворно добрым тоном, а на самом деле издевался. — Говори! — Его ладонь со свистом ударила мою щеку так, что та еще долго горела.

— Это… это прожигатель, — рыдая, протянул я.

— Отлично! И что же он делает?

— Он… прожигает клетки… нервные клетки… они отмирают и потом… потом конечность непригодна… если ее не отрезать… она будет болеть… сильно болеть…

— Как, как она будет болеть, малыш Марти? — ехидно спросил Тома.

— Очень сильно… так, что ты сам будешь молить о смерти.

— Правильно! Только о смерти будешь молить… — он на секунду замолчал. — Ты! — И разразился истерическим смехом.

— Сними с него фаукс, — приказала Зирель, все это время наблюдавшая за нами.

Он тут же повиновался, а потом вмиг подскочил ко мне.

— Ну что, дружок, с чего начнем? Какая часть тела тебе больше всего не по душе? Может, уши? Кому они нужны, верно?

— Не смей, глупец! — закричала Зирель. — Не трогай тело и голову, мальчишка еще понадобится!

— Ну ла-адно, — протянул Тома с наигранной грустью, — тогда, может, пальцы? Рук или ног? Что тебе дороже? — издевался он, а меня всего било в истерике, я понимал, что меня ждет, какая нестерпимая боль. — Ну раз ты молчишь, я решу за тебя сам.

Он приставил орудие к моему большому пальцу левой руки. На секунду из моего горла не мог вырваться ни один звук, я не верил, не мог поверить, что сейчас, буквально через несколько секунд, я фактически лишусь пальца. Затем последовала боль, как будто через твой палец прогоняют электрический ток, раскаленные иглы, как будто его обливают кислотой и раздавливают под тяжестью одновременно. Я ничего не чувствовал, кроме боли, ужасной, непередаваемой, только потом я понял, что начинаю хрипнуть от своего крика.

— Ну что ты так кричишь, малыш? Это же только первый пальчик! У тебя еще целых четыре! Будешь говорить или продолжим?

— Пожалуйста, прошу! — Из моих глаз уже не катились слезы, я даже рыдать был не в силах.

— Говори, щенок, где Филиппа?

— Нет, нет…

Указательный палец пронзило той же болью. Горло жгло от порванных голосовых связок. Я кричал, я молил о пощаде, но это его еще больше раззадоривало. Он схватил средний палец и проделал то же, что и с предыдущими. Я потерял сознание. Я провалился в какую-то сладкую негу, в пустоту, у меня ничего не болело там, я, кажется, был счастлив. Несмотря на то что там было темно, я чувствовал себя в безопасности, спокойно. Там меня не мог достать Тома со своими пытками. Внезапно что-то начало стучать мне в грудь, прямо в солнечное сплетение. Темнота начала рассеиваться, а боль потихоньку возвращаться. Я вновь увидел перед собой Тому и Зирель на кресле.

Еще один разряд в грудь полностью вернул меня в действительность. Специальный пробудитель, если вдруг жертва потеряет сознание, — это приспособление возвращает в реальность. И только что Тома испытал это на мне.

— Куда это ты, Марти? Думал отдохнуть от меня? Нет, нет, у нас еще целых два пальца и куча вопросов!

Мой безымянный палец почувствовал ту же боль, я уже не мог терпеть, уж лучше смерть, чем испытать такое. Остальные прожженные пальцы болели так, как будто их непрерывно ломают, каждую косточку, потом эта боль плавно перетекала в режущую, как будто с пальцев живьем снимали кожу, затем нервы, а затем дробили кости. После всего этого наступало затишье, пальцы будто помещали в лед, но это было всего на несколько секунд, затем их будто поджигали, и все сначала. Эта боль была еще хуже, чем прожигание.

— Где Филиппа?! — кричал он, хватая мой последний палец.

— Ее нет! Она не тут! Мы не нашли ее! — отчаянно закричал я, только чтобы он не прожигал мизинец, только чтобы я не терпел все это вновь.

— Кто мы?!

— Я… папа! Папа!

— Николас? — подала голос Зирель. — Значит, он тут?

— Да!

— А Филиппа где?

— Не знаю! — провыл я.

— Что вы собирались делать? Вы собрали армию? — наступал Тома.

— Нет… я не знаю…

— Жги еще один! — властно приказала Зирель.

— Нет, нет, прошу, не надо!

Я лишился мизинца. Теперь вся кисть левой руки была непригодна.

— Малыш, да у тебя пальцы кончились! За вторую руку будем приниматься или по-хорошему все скажешь? — язвил Тома.

— Я не знаю… мы должны были привести Филиппу… Парельо отправился искать Артоса… но мы не знаем, нашел или нет… я ничего не знаю!

— Отлично! Армия Артоса! Уводи пацана, он бесполезен! Все, что нужно, мы узнали.

Тома отстегнул меня от стула и потащил в темницу. Кисть нестерпимо болела, я не чувствовал ничего, кроме этой боли. Я даже нормально ходить не мог. Он кинул меня на сырой, прогнивший и заросший плесенью пол. Я свернулся калачиком и принялся тихо плакать и поглаживать левую руку, от прикосновений боль удваивалась, от нее никуда не деться, был только один выход, но я не мог этого сделать.

Внезапно мне послышалось шевеление совсем недалеко от меня. Я испуганно обернулся, в углу что-то лежало, похожее на большой мешок, но в темноте невозможно было разобрать. «Мешок» зашевелился еще раз, и из него вырвалось что-то похожее на бурчание или хрип. До меня дошло. Когда Зирель притащила меня, Тома кого-то пытал за дверью, и, видимо, меня поместили за эту же самую дверь, к бедному узнику. Я осторожно подполз к нему, стараясь не двигать омертвевшей рукой.

— Эй, вы в порядке? — тихо спросил я. — Скажите что-нибудь? Вы живы?

— Ма… Мартин… Мартин, — прохрипел несчастный.

— Да, это Мартин.

— Уб… уб…

— Что? Я не понимаю…

— Убей меня!

Холодная дрожь пробежала по всему моему телу. Я понял, кто передо мной лежал. Трясущейся рукой я поднял голову незнакомого человека и кое-как направил ее на свет. Слезы покатились из моих глаз, мне хотелось кричать, биться в истерике, забыться, но ни в коем случае не находиться здесь, рядом с обреченным на смерть человеком. Его лицо было мокрое, в холодном поту, глаза не открывались, мокрые волосы прилипали ко лбу, и я бережно их убирал, но от каждого моего прикосновения он начинал болезненно стонать. «Лучше бы ты умер тогда!» — с отчаянием подумал я.

Несчастным пленником оказался мой дядя, с которым мы так сильно сдружились, который заменил мне маму, папу и даже брата, который всегда помогал мне и брал, если надо было, удар на себя, который спас меня от смерти и, возможно, спас Либерию. То, что с ним случилось, было еще большей несправедливостью, чем если б его просто убили. Я плакал и проклинал себя и всех за то, что именно так все случилось.

— Макс! Макс! Пожалуйста, Макс! — хныкал я.

— Мартин, мне больно! — прохрипел он, еле дыша.

— Что с тобой сделали?

— Все… прожигание, дробление, внушение… все.

— Нет… нет… но тебя же… можно вылечить, Макс? — с надеждой спросил я.

— Мне прожгли почти все тело, Марти, и часть головы.

— Нет! — громкий всхлип вырвался у меня из груди, и я разрыдался с новой силой.

— Я мертвец… и честно сказать… я бы уже поскорее расстался… с этой жизнью…

— Нет, Макс! Пожалуйста! Есть выход, должен быть, мы вылечим тебя!

— Ты сказал им что-нибудь?

Я замялся. Максу прожгли все тело. Даже если он и сказал что-то, то он долго держался, а я? Что я? Я и кисть руки не выдержал, все и всех выдал. Я предатель! Какую боль сейчас испытывает Макс! Та боль, что у меня в руке, у него по всему телу, а в области груди и головы она в несколько раз обостряется.

— А ты? — тихо спросил я.

— Нет… молчание стоило мне жизни…

Он умрет так или иначе. Это мучение — жить прожженным, даже если его не убьют по его просьбе, то он сам себя порешит. Вместо того чтобы сказать хоть что-то незначительное, он выбрал смерть, и он знал, на что он шел. Храбрый, не то что я — слизняк!

— Я… я все сказал… прости! — я закрыл лицо руками и стыдливо расплакался.

— Нет, Март, все верно сделал. Из того, что мы знаем, мало что можно почерпнуть… а жизнь спасти можно…

— Тогда почему ты не сказал?! — от отчаянья я начинал злиться на него, хотя понимал, что это глупость.

— Если б я все рассказал, что бы тогда рассказывал ты?

Я еще больше разрыдался. Макс опять спас мне жизнь, а чем я ему отплатил? Меня снедало чувство долга, но как мне отблагодарить умершего?! Затем я начал злиться на него. Ну зачем, зачем он так сделал?! Кто его просил жертвовать собой ради меня?!

— Но как ты узнал, что именно я попаду в замок? — успокоившись немного, спросил я.

— Я догадался, а времени на раздумья не было.

— Макс… ты умрешь?

— Да, Март, я умру.

— Несправедливо…

— Где Филиппа?

— Она должна быть здесь, третий фаукс был спрятан в ее старом доме, она отправилась туда, когда я вернулся.

— Ты с отцом был?

— Да.

— А он где?

— Не знаю… я забыл взяться за руки…

— Я так и думал… что ты не вспомнишь, но даже к лучшему… что не вспомнил… Как рука?

— Ужасно болит… но это пустяк… по сравнению с тобой…

— Боль та же, только у меня ее больше.

— Руку придется отрезать?

— Да, если не хочешь всю жизнь терпеть это.

— Почему именно с тобой это случилось?! Так не должно было быть! Ты такого не заслуживаешь! — начал опять злиться я.

— Ну а кто еще… если не я? — просто ответил он.