Ваша плоть – трава!

Андрей Арсланович Мансуров, 2021

Двум бедствующим в материальном плане друзьям, перебивающимся случайными заработками, предлагают подработку. Вроде несложную: расчистить от зарослей сорняков заброшенный участок в махалле. Попав туда, они обнаруживают, что участок и правда очень сильно запущен, но при попытках избавить двор от зарослей кустов начинаются проблемы и сложности. А хуже всего обстоят дела ночью, поскольку некая чуждая и тёмная сила явно не хочет, чтоб принадлежащую ей территорию кто-то занял… И к людям вообще и завистливым соседям в частности, как было наивно посчитали вначале компаньоны, эта сила отношения явно не имеет! Содержит нецензурную брань.

3. Обустройство

— А-а, точно. Недалеко. Если что — и при свете звёзд не заблудимся. Вот только бумага…

— Согласен. Бумага от книг… Я уж и забыл, как ей пользоваться. Типа — растирать надо вначале. Для мягкости. Но я ж у тебя — красавчик. Предусмотрительный. И поэтому пока ты затаривал в пакет консервы — я прихватил и рулончик. Нормальной туалетной!

— О! И правда — красавчик! Ты прям как знал, что провозимся, наверное, долго! А… Как мы её на гвоздь навесим? — Кота всегда поражало, как Дрики находит проблемы там, где их нет, и из-за любой ерунды может завести целый разговор минут на десять.

— А на гвоздь мы её повесим с помощью любимой отожжёнки, благо, её несчитано-немеряно: сделаем такую, как бы петельку-колечко, зацепим, и — порядок!

— Смотрю, всё-то у тебя уже придумано да по полкам разложено… — тон у Дрики был сонный, но сейчас в подробные и длинные дискуссии он явно не горел желанием вступать. Как и предаваться выслушиванию «умных» сентенций, — Словно ты и впрямь собрался здесь жить. Годами. Хе-хе…

— Ну, годами, не годами, — Кот и правда представил себе эту унылую картину: если б они стали тут жить. Особенно тоскливо и безрадостно наверняка было бы зимой: серое низкое небо, кусты стоят лысые — только палки голых ветвей, да стены «колодца» отгородившихся высоченными заборами соседей. Во дворе везде снег по колено, и из отопления — только своё дыхание. Ну, и беленькая… А из развлечений — разве только в снежки поиграть! — А пока лето, и здесь в доме — прохладно, можно и пожить!

— Пожить, пожить… Да ну тебя, Кот. Если честно — мне уже без наших скучно. Ни с кем ни поспорить, ни подраться по душам, ни о политике почесать языками…

— Ты на себя посмотри. «Чесатель». У тебя же глаз на глаз набегает.

— А-а, точно. Глаза слипаются. Так, может, подремлем немного? Перед ужином?

— Мысль здравая. Всё лучше, чем песни горланить. Ты, это — спи давай. А я пока пройдусь. Да посмотрю в тех, нижних, сарайчиках. Мы ж их проигнорировали. А, может, зря. Вдруг чего интересного пропустили.

— Ага. Очень интересного. Типа — холодильника с телевизором. Работающим.

— Ха-ха… — Кот заценил юморок напарника, — Если б чего там и нашлось такого-этакого, уж не сомневайся — вытащили бы три предыдущих бригады. Да и забрали бы. Правда, думаю, ушлый и деловой Усмон-бек и сам с усам. Вытащил всё, что от предыдущих хозяев осталось — в первых рядах. Не на барахолку — так на помойку!

Ладно, оптимист ты мой доморощенный. Отдыхай. А я — на разведку.

Страсть как люблю навещать заброшенные и таинственные места.

Потому как — как раз это делают все долбо…бы, или долбо…бши в фильмах ужасов! В этих фильмах ведь главное — что? Вот именно — интрига! Запущенность и таинственность разных одиноко стоящих строений. Дух, так сказать, страха, нависающей угрозы, и мистики! Ну, под соответствующую музычку.

Захватывает до дрожи! Бодрит. Приятно, когда беды и волнения сыплются…

На чью-то чужую голову!

А то кто бы эти фильмы и смотрел!..

— Ага — смешно. Ты бы говорил, Кот, да не заговаривался, — Дрики нагло ухмыльнулся, укладываясь поудобней на бок, — Не те мы люди, чтоб про нас фильмы ужасов-то снимать. Статусом не вышли! Да и рылом! Все эти фильмы — стандарт! Долбо…бов и их шлепанутых, но милых личиком и фигуркой подруг в таких ужастиках обычно человек семь-восемь. Чтоб интересней было, когда они по очереди дохнуть начнут. Или пропадать. И, главное: все они — ясен пень — молодые и очень красивые! И приехали в такое вот место — для отдыху. Ну и, само-собой — для секса!

А мы в эти каноны жанра — ну никак!..

— Согласен. Не укладываемся. И если про нас снимать — уж точно «сопереживания» и сочувствия даже у самого нетребовательного зрителя не вызовем. И — никаких положительных эмоций. Разве что — брезгливость. Да и сдохнуть можем только один раз…

Не говоря уж про то, что сексом, как это, и правда, любят показывать в этих фильмах, с симпатичными молодыми девочками, у нас не пахнет! Как и просто — девочками.

— Ага. Но ты всё равно поищи там, в кладовочках. Вдруг найдёшь к телевизору и холодильнику ещё и какую… Завалящую резиновую женщину? А насчёт девочек…

Может, в-натуре, если совсем уж надолго здесь зависнем — Надьку пригласим?

— Да ты, Дрики, совсем! Развезло тебя, смотрю. Или уж с пьяных глаз на подвиги потянуло?! Да, Надька даёт, конечно, бесподобно. Как и берёт. Но!

Она одна пьёт так, как мы оба! И бабки за это дело берёт. Профессионалка же, мать её… Что — много лишнего бабла? Или охота каждые пару часов бегать за горючим?!

— Упаси Бог! — Дрики возмущённо замахал кистями рук, — Не в том мы возрасте, чтоб секситься так, как требуется Надьке! Не потянем! Да и с выпивкой… Дудки ей!

— Точно. Ну, спи давай. Я пока на боковую не очень хочу. Вот и двину.

— Давай-давай. Разведчик ты наш. Непоседливый. И искатель. Приключений на…опу.

— Точно. Он самый. — Кот, криво усмехнувшись, поднялся с матраца. Да и вышел, не дав себе труда закрыть дверь между комнатками — чтоб не скрипеть несмазанными петлями, когда вернётся, и не будить уже закрывшего глаза, и растянувшего рот в довольной улыбочке компаньона.

«Дух» запущенности и беспросветности сохранился здесь, несмотря на то, что он ещё даже не открыл первую дверь, заваленную спереди ржавым и разбитым каркасом от ножного привода старинной швейной машинки — «Зингера», что ли?..

Отвалить (А вернее — отставить.) ажурную чугунную конструкцию в сторону было нетрудно. И сохранилась она, несмотря ни на что, неплохо. Вот что значит — старинная!..

Первый сарайчик явно был приспособлен раньше под чью-то спальню.

Однако жить в ней явно смог бы только карлик. Или отъявленный мазохист: в ширину она была ровно двух метров: у дальней стены стояла, словно влитая, втиснутая меж торцевых стен старинная кровать — с проржавевшими железными трубчатыми спинками. И продавленным сетчатым, тоже ржавым, матрацем между ними.

Как удалось этой реликвии избежать загребущих рук охотников за металлом и уголками, Васёк, если честно, не знал. Но вошёл в комнату, которую для начала осмотрел с порога, пригнувшись: потолок, попросту повторявший форму ската крыши, и даже не обшитый, у двери был не выше метр шестьдесят. Так что чтоб не треснуться о балки перекрытия, на которых лежали сгнившие чёрные доски, а на них — шифер, старинный, асбесто-цементный, а кое-где на явно текущих участках — были подложены обрезки профнастила, обитателям каморки явно приходилось всегда — кланяться… Ну, или они и сами были — метр с кепкой!

Если б не распахнутая настежь дверь, видно ничего в тёмной комнатке не было бы: в передней стене не имелось даже намёка на окно! Хотя…

Для вот именно — спанья, свет как раз — без надобности. Впрочем, посмотрев на балки потолка, Кот дёрнул плечом: точно! В центре комнатёнки в балке имелся гвоздь, на котором ещё сохранились остатки проволоки: тут явно когда-то висела одинокая лампочка: наверняка в бакелитовом патроне, наверняка без абажура, или плафона. Тоска!

Кроме кровати, из «мебели» в углу имелся доисторический «мойдодыр»: табурет без дна, с вертикально прибитой доской, к которой наверху был прикреплён рукомойник: с пипкой-штырём. Кот ещё застал такой у бабушки, и даже знал, как пользоваться: нажимаешь снизу на пипку, и из-под неё течёт вода. В подставленный на табурет таз. Таза, понятное дело, не имелось. А пипка, когда ткнул в неё снизу, не поддалась. Приржавела.

Нашлось в другом углу и место, где пол был серого цвета: вероятно, от золы. Судя по следам в полу, здесь стояло что-то вроде печи-буржуйки: вон в крыше и квадратная жестянка. С дыркой под трубу!

Больше же всего Кота поразил как раз — пол в сарайчике.

Он был земляной!

Плюнув прямо на него, он вышел, прикрыв за собой просевшую полусгнившую дверь. Тоже, ясное дело, из досок. Сколоченную явно наспех, и из того материала, что нашёлся под рукой. Тоска почему-то так и взяла его прямо за сердце своей холодной волосатой рукой. Где оно — беззаботное детство… Да и вид запустения и разора, как и понимание того, что те, кто обитали здесь, были бедней церковных мышей, сильно, если честно, расстроил.

Хотя с чего бы ему расстраиваться?! Ведь — не он здесь жил?!

Неужели тут кто-то всё-таки жил — вот именно так?! Словно в позапрошлом веке?

Но — кто?!

Какой-нибудь калека? Старик? Древняя бабушка?.. Семья карликов?

Во втором сарайчике, размером чуть побольше, но дверь в который оказалась подпёрта простым камнем, картина оказалась ещё безрадостней. В углу, на земляном же полу, валялся разбитый в хлам старинный — ламповый! — телевизор, крохотный и явно чёрно-белый. «Рекорд»?! А в другом — и правда, стоял проржавевший насквозь, покосившийся и ушедший частично под землю, холодильник. С округлыми формами — такие выпускали в пятидесятые годы прошлого столетия. Приглядевшись в полумраке — свет тоже проходил только через оставленную открытой дверь, и крохотное, в две ладони, грязное оконце — Кот увидел и ржавую стальную накладку на передней части: «Зил»! Ох-хо-хонюшки…

Кровать с ржавыми железными спинками тут тоже была. Когда-то. А сейчас от неё остались только эти самые две спинки. Сиротливо стоявшие прислонёнными к дальней стене в углу. Под полкой. Где, похоже, когда-то имелись иконы. Сейчас, ясное дело, пустой. Потолок здесь тоже сверкал — а, вернее — темнел! — просевшими балками, гнилыми досками, шифером и кусками профнастила. Но здесь сохранился чёрный бакелитовый патрон в центре: ясное дело — растрескавшийся окончательно. А то бы и его «хорошие» люди, побывавшие тут до них, подгребли…

Обалдеть.

Похоже, до того, как построили дом наверху, на «плато», те, кому принадлежал участок, жили именно здесь!!!

И они явно не шиковали… Это если сказать мягко.

Цыгане, что ли, какие?! Вряд ли. Цыгане землю — не продадут!

Значит, всё же, скорее всего — какие-нибудь русские. Из бедных. Очень бедных.

Но почему же наниматель ничего не сказал об этих странных сарайчиках-каморках? Может, сам никогда в них не заглядывал? Едва ли. Или попросту знал, что в них… Лучше не заходить? А то — уж больно гнетущее впечатление остаётся. Да и жить в них — точно нельзя! Бр-р-р!..

Третий сарайчик, дверь которого даже ничем не была подпёрта, но заедала, Кот осмотрел прямо с порога, не входя. Впрочем, тут — без сюрпризов. Чёрный пол и до половины чёрные стены однозначно говорили о том, что здесь держали уголь. Которым явно топили контрамарку. И буржуйку. До того, как в семидесятые по всем махаллям и частному сектору провели газ…

Чтоб встряхнуться и развеять дурное настроение, Кот вернулся снова по прорубленному коридору ко входной калитке.

Вот они: плоды их работы! И навалены, и утрамбованы, и расчищены…

Приятно взглянуть. И пусть они и не подмели за собой, и почва под выдернутыми кустами выглядит, словно курское поле после знаменитого танкового сражения, расчищенный участок конкретно выделяется девственной пустотой! Нет там ни единого куста!

Некстати у Кота возникла странная мысль: а почему нигде здесь нет, вот именно — ни единого маленького или среднего куста?! Ведь по-идее, рост их должен бы происходить постоянно?.. Или…

Или они, все эти кусты, начав расти весной, с дождями, к концу лета уже больше не растут? И не размножаются от корней, а только — семенами? Которые высыплются на почву из созревших соцветий ближе к осени? Хм-м…

Почувствовав прилив странной злости — не то на нанимателя-козла, не то на тех полунищих и убогих, кто жил здесь раньше, наверняка презираемый и унижаемый соседями-чистоплюями, Кот схватил пилу, и в запале, буквально на одном дыхании, отпилил, тихо матерясь, верхушки ещё пятнадцати кустам, стоявшим во «второй» линии. Отнёс к стене. Утоптал. Снова сплюнул.

Закончил — как знал. Вовремя.

В калитку снова постучали — на этот раз тихо и аккуратно.

Открыв дверь, Васёк увидел подростка. Прилично одетого — в чёрных брючках, и в белой отглаженной рубашечке. И даже с галстучком — тоненькой полосочкой материи, держащейся на резинке. И поскольку подросток смотрел на вспотевшего и запыхавшегося взрослого с подозрением, Кот нарочито вежливо и спокойно спросил:

— Слушаю тебя?

До мальчика словно что-то дошло. Он поздоровался. Слова старался выговаривать аккуратно, из чего Васёк сделал вывод, что свободно русским паренёк не владеет:

— Здравствуйте.

— Здравствуй.

— Вы — наши новые соседи?

— Нет. Мы — бригада рабочих, нанятых хозяином участка, Усмон-беком, — Кот снова повторил манипуляцию с визиткой, которую не забыл переложить из кармана рубахи в нагрудный карман комбеза, на этот раз просто поднеся её к лицу подростка, — для расчистки его сильно заросшего двора. От дебрей. — он понял, что этот термин подростку не знаком, и поспешил поправиться, — От кустов. Я — бригадир. Василий Николаевич.

Манипуляция с рукой, обводящей двор, прошла штатно. Паренёк кивнул:

— Понятно, Василий Николаевич.

— Хорошо. — Кот не торопился продолжать, и выжидательно смотрел на мальчика.

Эта тактика принесла плоды:

— Извините, что беспокоим. Мама послала спросить, не нужно ли вам чего-нибудь? Мы всегда готовы помочь нашему уважаемому соседу Усмон-беку. И его людям.

Как ни странно, но говорил теперь паренёк почти без акцента, и достаточно правильно строил фразы. Видать, вначале просто переволновался. Увидев Васька. Ещё бы: тот, не желая портить «свой», пусть и повидавший виды, «прикид», переоделся в сарайчике в третий комбез. Впрочем, тоже драный и грязный. И который тоже был ему на пару размеров велик…

Кот почувствовал облегчение: никакого «качания прав», или бодяги о «нарушаемой тишине». Тон теперь сделал добродушным:

— Тебя как зовут, молодой человек?

— Бахром.

— Так вот, Бахром. Во-первых, спасибо тебе и твоей маме за это любезное предложение. Мы его ценим! Ну а во-вторых, нам пока ничего не нужно — наша бригада на первое время захватила с собой всё, что необходимо для работы. Ещё раз спасибо. А как зовут твою маму, и где вы живёте?

— Мы живём прямо вот в этом доме, — Бахром рукой показал на дом справа, — За стеной. А маму зовут Максуда.

— Замечательно, Бахром. Передай Макусда-опе, что мы благодарим за ваше любезное предложение, и если у нас будет необходимость, непременно воспользуемся им.

Спасибо ещё раз. — Кот выжидательно посмотрел на паренька.

Тот намёк понял и сам:

— Ну, тогда всего вам доброго. Удачи в работе. И — если что — заходите! — улыбку паренька даже с натяжкой нельзя было назвать открытой и доброжелательной — скорее, настороженной и ироничной. Из чего Кот снова сделал вывод о незавидной судьбе предыдущих «корчевателей». Похоже, ни работ они тут не проводили, ни оплаты труда так и не увидели…

— Спасибо ещё раз. — Кот, оставив свои мысли при себе, кивнул, по возможности вежливо улыбнулся, и закрыл калитку. Запереть не забыл: вероятней всего, до завтра их больше никто не потревожит. И ещё его беспокоила мысль — не слишком ли сильно от него воняло.

«Следами» отдыха. После работы.

Дрики спал просто безобразно: развалившись на спине, напарник наполнял маленькую комнатушку запахом перегара, немытого потного тела, и ещё чего-то. Кислого. Ко всему этому он ещё и негромко храпел, поскольку перекошенный рот был открыт. И с бока этого самого рта даже вытекала струйка слюны. Васька передёрнуло: неужели он и сам в пьяном виде, во сне, выглядит… Так?!

Однако разговор с пареньком, для которого так и так пришлось собрать волю в железный кулак, и подобраться, утомил Кота. И он, плюнув на подхрапывающего компаньона, прилёг на свой матрац и сам. Поворочался. Жёстковато, конечно, но терпимо. И у сестры в кладовочке, на старой продавленной кровати, он устроен ничуть не лучше…

Невольно в голову лезли картины увиденного в сарайчиках запустения и убожества. И мысли, связанные с этим. И тем, куда и почему исчезли предыдущие три бригады. Которым, вероятно, тоже предлагали помощь. И просили сильно не шуметь.

Волей-неволей он постоянно вынужден был обрывать сам себя: думал и думал об этих бригадах…

Да, странно всё это.

Но — вроде, не смертельно.

Аванс-то их бригада — получила!.. А что было с остальными кустокосителями…

Мало ли!..

А сейчас лучше и правда — поспать…

Тем более, что он свершил такой «подвиг» — постриг ещё пятнадцать кустов!..

Как провалился в пучину приятного забвения, Кот не помнил.

Проснулся в полумраке. От кашля Дрики.

Напарника буквально душил приступ — словно наглотался табачного дыма, или уж — пыли! Последнее предположение оказалось правильным:

— Дрики! Ты чего?! Кашляешь, как будто кишки хочешь наружу выкашлять!

— Да пыль сплошная идёт! Смотри! — Дрики продемонстрировал носовой платок, в центре которого красовалось неопрятное бурое пятно, — Вернее — грязь голимая! Уже минуты две плююсь, да сморкаюсь! А тебе — хоть бы хны! Дрыхнешь, как младенец!

— Имею полное моральное право. Только что — ну, вернее, когда закончил постригать ещё пятнадцать кустов! — отбил очередную атаку на наши позиции подрастающего поколения!

— Чего? Как это?

Кот вкратце рассказал, «как это». Дрики покачал головой:

— Странно всё это. Думаешь, малец в курсе, что здесь было?

— Думаю, его мать в курсе. Поскольку наверняка участвует в махаллинских «гяпах». И знает все сплетни, которые про нашего Шефа и его многострадальный участок тут ходят. Правда, пока не вижу особого смысла идти к ней, и прям сходу начинать расспрашивать. Поскольку мы-то свои деньги получили. И даже частично отработали!

— Точно. А ты — так и назавтра, получается, задел сделал! Кр-расавчик!

— Ага. Ну, ладно — хочешь, сходи, посмотри. Пока солнышко совсем не село. А я пока достану свечки, да подсуечусь с ужином! — после сна Кот почему-то чувствовал довольно сильный голод, и решил, что «готовить» ужин лучше уже при свете.

Дрики отправился: вначале, как понял Кот по звукам — в туалет. А затем и правда спустился вниз — и ушёл к калитке. Песен, правда, как обычно любил делать спросонья, не пел. Видать, помнил про предупреждение почтенного Адхам-ака.

Кот достал из большого пакета свечку и спички. Вынул и китайский фонарик. Не Бог весть что — но для их нетребовательной и неизбалованной удобствами команды пойдёт. На первое время.

Внимательный поиск с тем самым фонариком позволил Коту обнаружить на подоконнике что-то вроде железной крышки от банки. С резьбой. И следами парафина. В её центр, распилив свечку своим складным ножом пополам, он верхнюю часть и установил. Покапав с зажжённого конца каплями ещё парафина — под основание. Свечку так и оставил — на подоконнике.

Занялся действительно — ужином. Они предусмотрительно оставили на него ещё по самсе, и от батона колбасы остался приличный кусок — хватит ещё на завтрак. Как и лепёшки. А главное их богатство всё ещё булькало в основном пакете, приятно радуя глаз, когда полез туда за очередными двумя…

Дрики прямо горел энтузиазмом, вернувшись:

— Ну ты, Кот, молоток! Реально — облегчил нам жизнь на завтра! Такие кустищи отвалил к стене! Если, как мы не без оснований подозреваем, наниматель прибудет завтра с утречка — даже если не начнём, сказать, что начали, всё равно — можно запросто!

— Да уж. Позаботься, как говорят в Монголии, о завтрашнем дне, и послезавтра он о тебе позаботится!

— Ты где так хорошо с монголами познакомился?

— Да везде. Они ж сейчас — буквально вокруг нас! Татары называются! — Кот не преувеличивал. После того, как основная часть русских отчалила из страны, самой массовой национальностью после местного населения остались татары. Ну, и корейцы.

— А-а, твоя правда. Они ж — родственнички. И даже знаменитый Амир-Темур — из них. Из монгол. Ну, или, как они сейчас, вот именно, называются — татар.

Так что поговорка — актуальна!

Ну, давай уже — разливай! — Дрики потёр руки, глаза в свете свечи буквально искрились предвкушением.