Моя маленькая Ведьма

Андрей Арсланович Мансуров, 2023

Кто бы мог предположить, что использование женщинами нового, "продвинутого", косметического средства, "редактирующего" их гены, сделает их… Ведьмами! Со сверхспособностями, и невероятной ненавистью к остальным "недочеловекам"! И остальному человечеству придётся организовать сопротивление – чтоб просто не вымереть! А на острие этой непримиримой битвы – Охотники. И надо же такому случиться, что один из них влюбляется в девочку-ведьму…

Часть 1. За Марвином

Рольф

Немыслимым пируэтом она вывернулась, оставив в моей руке только кусок чёртовой шали. Реакция у этой твари, конечно, феноменальная: я ещё руку не приподнял, а её уже и след простыл! Хотя — я готов спорить! — парализатор снаружи не заметно.

Глядя, как она несётся к напарнице, я выдохнул: разочарование скрывать от самого себя — глупо. Не получится теперь по-быстрому. Придётся по долгому.

И противному.

Да и ладно — не впервой.

Пока добежал до Бункера, под который оказалось оборудовано здание бывшего девятиэтажного дома, (догадался по неплохо сохранившейся задней части, что это был именно он) Фрейя успела хоть как-то привести в чувство малышку Паттон, и обе, «трогательно» приобняв друг друга за талию, кинулись прямо к люку — уже не пытаясь направить меня по ложному следу.

Разумеется, туда они добрались раньше меня: ведь у нас, охотников, нет способности летать над поверхностью.

Рассматривая крышку, захлопнутую слугами-мертвяками прямо перед моим носом, я даже поводил по ней руками: надо же! Настоящая броневая панель! Правда, не стальная, а сталюминиевая. С БТР что ли, сняли? Вон: и раскраска защитно-камуфляжная. Да и по размеру совпадает.

Ладно, особо много думать мне тут не надо: петли видно. Стало быть, замок вот здесь, а засов — вон там.

Тяжеленное противотанковое ружьё я снимал с плеча не торопясь: раз дошло дело и до него, точно придётся попотеть. А излишняя поспешность ничего мне не даст: чёртовы твари наверняка сейчас жмут во все педали к самому глубокому месту. Если глупы. (Впрочем, таких среди ведьм не водится.) Скорее, так могли бы попытаться сделать те из них, кто не имеет опыта встреч с охотником.

А эти — теперь имеют. Особенно Паттон.

Значит — несутся к подземному ходу, наверняка соединяющему эти полуразрушенные здания в единый чёртов комплекс-лабиринт. Запутанный, бессистемно вырытый, (специально!) и раскинувшийся под огромной территорией бывшего крохотного городишки и пригородов.

Но зачищать это безобразие предстоит уже, к счастью, не мне.

Щёлкаю тумблером коммуникатора.

— Внимание, первый. Здесь сорок второй.

— Слушаю вас, сорок второй.

— Нашёл вход в Бункер. Координаты… — пока незнакомый мне самому равнодушно-деловой голос диктует координаты и ориентиры у входа, тот, другой я уже вкладывает патрон в патронник.

— Вас понял, сорок второй. Высылаю вертушку с бригадой зачистки. Вы будете их ждать?

— Нет. Я полезу внутрь. Здесь сразу две твари: взрослая и подросток. Не хочу, чтоб след пропал. Если тут глубокие, или бетонированные тоннели, маячки-усилители буду оставлять каждые двести-триста метров. Конец связи.

— Вас понял, сорок второй. Конец связи.

Ну и правильно. Чего эфир зря засорять?

Ба-ба-а-а-х-х!!!

Ну и громкий же взрыв от пули из обеднённого урана!.. Особенно, когда оголовок из титана, а в хвостовой части — глицинит. Так что это уже и не пуля, а настоящий микроснаряд. Поэтому и приходится отходить шагов на пять: чтоб не зацепило осколком.

Дыру разворотило — будь здоров! Штатный запор — в хлам!

Посветил фонариком, засунул руку. Всё верно: вот он и засов. Отодвигаю.

Теперь крышку — распахнуть настежь!

Нет, за ней не прячутся. Похоже, умные. Просто бегут. От меня.

Да оно и правильно. От нас, охотников, все, кто поумней — бегут. А уж ведьмы — и подавно. Пощады-то от нашего брата в случае чего, ждать не приходится… Вот и оставляют между собой и мной заслон. Из тех, кем можно и пожертвовать.

Пушечное мясо. Марионетки. Рабы.

Словом — мертвяки.

Спускаюсь по лестнице из простых деревянных ступеней. А-а, вот ты где, родной!

Первого мертвяка, притаившегося в немыслимой для обычного человека позе прямо за лестницей, «поделил» одним могучим ударом: катана с накладками из настоящего старинного серебра уже в руке! Мертвяк даже не понял, в чём дело: ноги остались на месте, а верхняя половина, та, где голова, опираясь на руки, ещё пытается выбраться на «оперативный простор», и укусить.

А вот оскалившуюся, словно дикий кот, голову, с одного удара не отрезать: на шее позвоночник крепок. Это внизу, там, где они быстрее стареют — то есть, гниют, попросту говоря! — отрубить куда легче. Так что пришлось поднапрячься.

Противно, да. Но тут никуда не денешься — в нашу профессию не идут те, кто предпочитает отутюженные белые халаты лаборантов, комбезы работников теплиц или ферм, спецодежду техников и механиков, ведающих машинерией Бункера. Или просто — не выносит вида крови и гноя.

Пришлось голову мертвяка выбросить наружу: детекторы запахов группы зачистки укажут мертвечину надёжней, чем любое зрение. Особенно в темноте. Особенно — в кромешной. Поскольку ни луны, ни звёзд, ни солнца никто так и не видел все эти двадцать с лишним лет. И, похоже, не увидит ещё столько же. А без них на поверхности царит почти вечная ночь. Так называемым днём превращающаяся в тёмно-серый сумрак…

Подвал девятиэтажки традиционен: по центру пробит длиннющий коридор, по бокам — комнатки-клетушки. Некоторые до сих пор заперты — похоже, так и остались никем невостребованными эти кладовки, когда их хозяева… Н-да.

Мимо таких я быстро прохожу, даже не давая себе труда проверить, действительно ли навесные замки заперты, или дужки только вдвинуты. Для как раз такого, детально-досконального, обследования, и существует группа зачистки: чтоб всё выискать, вычистить, и проконтролировать капитально.

Моя задача легче. И сложнее.

Поймать ведьму. И желательно — живой.

(А ещё хорошо бы и самому при этом остаться в живых!)

И передать пленницу спецконвою — неповреждённой.

Информация, которую из такой ведьмы рано или поздно вытрясут работники контрразведки, может оказаться очень полезна. Правда, пока ведьму расколешь — сведения о том, где прячутся оперативные силы и руководство Конклава, успевают устареть. Поскольку там — тоже не дураки. Сразу передислоцируют основной контингент. И Штаб.

Из незапертой комнаты в середине здания наконец полезли. Мертвяки-самцы. Ну а как: не «мужчинами» же мне их называть?!

Шли как всегда нестройной толпой: с отрешённо-сосредоточенным выражением, вытягивая ко мне руки: кто с палкой какой, а кто и просто — с обрубками синюшных пальцев. Хорошо что эти, судя по замедленным неуверенным движениям — ровесники того, что «коварно» притаился под ступенями: ноги, особенно ступни, успели порядком подгнить. Вот и не держат. Вернее, держать-то они тела держат, но былой силы, скорости и реакции уже нет. Мускулы превратились в желе. Точно — мертвяки со стажем.

Катана позволила мне быстро порубить их тем же манером, что и первого: напополам. Верхнюю часть чуть позже пришлось ещё и приканчивать серебряным лезвием. Да и то сказать: серебряные накладки на титановой основе держатся плохо, и в паре мест уже отслаиваются. А без них рана на теле мертвяка сразу коагулирует, лимфа-кровь почти не вытекает, и этот гад остаётся функционален. Ну, почти функционален — ползать и кусаться может долго. А никому ведь не хочется получить укус в ногу. Вот и приходится добивать сразу так, чтоб уж — с гарантией…

Нужно бы зайти снова в мастерские. Но на этих-то ребят ресурса лезвия хватило.

Последний мертвяк, отступивший при виде того, что стало с остальными, и беспомощно забившийся в угол, затряс головой: конечно, они же всё-таки бывшие люди. Понимают всё. Ну, или почти всё. И жить тоже хотят. Пусть даже и псевдо-жизнью. Я спросил:

— Хозяйка делала тебе больно?

Вот так всегда с ними. Молчит, моргает. Потом — дошло:

— Да-а…

— Очень больно?

— Да!

— Так почему ты её защищаешь?!

— Она приказала.

— А почему ты её слушаешься?

— Боюсь.

— Чего же?!

— Что… будет ещё больнее. Если не… Послушаюсь. — тут он, как и все они, съёживается в комочек. Рефлекторно хватается за голову. На лице — гримаса страдания.

Всё верно — ведьмы им «делают больно» именно там, внутри головы.

Стандартные вопросы, стандартные ответы, стандартная реакция.

Ладно, пожалеем бедолагу:

— А сейчас тебе больно?

— Нет.

— Хочешь, чтоб тебе больше никогда не было больно?

— Да. Да! ДА!!!

— Скажи, где Хозяйка, и я обещаю: боли больше не будет. Никогда.

Мертвяк не колеблется ни секунды. (Похоже, ему и правда делали очень больно, когда пытался ослушаться! Наверное, был упрямый… Иногда в них, ну, в первое время, остаются некоторые черты характера от того, живого, человека.)

— В конце этого коридора есть лестница и тоннель. Ведут в подземелье Марвина.

А вот это интересно.

— А кто такой Марвин?

— Хозяин Хозяйки. Большой Хозяин. Это подземелье принадлежит ему.

— И как давно оно… Принадлежит ему?

— Не знаю. Оно… Всегда принадлежало. Ему.

— И что он тут, в своём подземелье, делал?

— Не знаю.

Тупик. Ясно, что «Хозяин Марвин» появился здесь раньше, чем он и его подчинённые ведьмы нашли и «обработали» эту группку несчастных выживших, перетащив бедолаг сюда, на явно долговременную базу.

А до этого эти «обработанные», как всегда, пытались спастись, терпеливо отсиживаясь в своей бетонированной берлоге где-то под радиоактивными руинами. Бережно растягивали запасы так, чтоб хватило подольше… И, как обычно, высылали разведчиков. И, как обычно, однажды эти разведчики привели с собой «спасателей».

«Экспедицию от Красного Креста», как всегда представляются эти твари. Недаром же они всегда-всегда-всегда одеты в белые халаты, и маски. И медицинские шапочки с красными крестами.

Подло, но действенно.

Ладно. Не думаю, конечно, что Марвин — один из членов Конклава, но поработать над этим вопросом можно и позже. Пока же нужно выполнить обещание.

— Встань!

Мертвяк слушается.

Удар сверху рассёк его голову на две аккуратные половины. Не успели они начать распадаться, как поперечным ударом я довёл число кусков головы до четырёх. С противным шлепком то, что оставалось в черепе, грохнулось в пыль затхлого коридора.

Гарантия: теперь этот бедолага страдать не будет.

Мерзко, да. Но — никому ещё не удалось вернуть таких «зомби» к жизни.

В смысле — не той псевдожизни, которую даёт укус ведьмы, а к человеческой.

Жёлто-горчичный цвет мозга уж слишком напоминает самое обычное д…мо. Но вот так уж оно происходит: после укуса ведьмы человек теряет не только разум, память, жизнь, волю, но и цвет мозга. А питаться такие мертвяки отлично могут и друг другом. А ведьмы и Конклав — ими.

Что они и делают, пока полностью не «выедят» такую колонию рабов.

И что особенно злит — начинают всегда с женщин и детей. Как наиболее слабых и бесполезных для рытья их чёртовых подземелий… И защиты «Хозяев».

К концу коридора подхожу во всеоружии: в одной руке ружьё, в другой — парализатор. Но почему-то никакого люка, или двери тут нет.

Странно. «Мертвяки-зомби» не врут. (Не хватает ума.) Или…

А-а, вот в чём дело… А хитро! Дверь в «подземелье Марвина» скрыта в одной из комнатёнок, причём — за завалом из битого кирпича: сразу и не заметишь!

— Внимание, первый. Здесь сорок второй.

— Это первый. Слушаю вас, сорок второй. — голос куда слабее, и потрескивает: бетон частично экранирует сигнал, несмотря на брошенный мной у входа первый промежуточный усилитель-маячок. Поэтому достаю, включаю и бросаю на пол, в толстый слой пыли, покрывающей здесь всё, второй промежуточный.

— Только что получил любопытную информацию. — рассказываю про «Марвина», и «его» подземелье.

— Вас понял. Высылаю вторую и третью группы.

— Возможно, понадобится и поддержка с воздуха.

— Да, запрос принят. Высылаю раптор.

Порядок. Теперь над районом будет барражировать беспилотник с мощным термолокатором и датчиками движения. Готовый по приказу, или самостоятельно, пальнуть чертовски мощной ракетой с ньюнапалмом по подозрительным «объектам», не отвечающим на стандартные позывные, и не помеченным жучком «свой».

Крышка подземелья, разумеется, заперта. И, разумеется, открыть её не сложнее, чем первую. Ба-ба-а-х-х!.. Перезарядить. Откинуть.

Сюрприз!

За крышкой — авторобот. С гранатомётом.

Вот хорошо, что ружьё с бронебойным в руках: всадил этому гаду прямо между глаз! То есть, туда, где у автороботов-охранников помещают процессор: в бронированный лоб. Это мне повезло. Робот старого образца: вначале должен увидеть цель, а уж потом стрелять!

(А как меня увидишь, если я в адаптивном камуфляже. А сверху ещё всегда на всякий случай накидываю «трофейную» шаль. Она и от любых сенсоров-детекторов защищает, и позволяет ведьмам хотя бы издали принять меня за одну из своих.)

Клешни с оружием брякнулись вдоль корпуса, РПГ выпал. Хорошо, что боезапас от такого обращения не детонирует. Через секунду на гранатомёт шмякнулся и сам робот: это и сигнал, отвечающий за поддержание равновесия пропал, да и я постарался: мало ли! Ещё включится какой запасной процессор. А вот с перерубленными «ногами» и «руками» за мной не полезешь! И сопротивления ребятам, идущим там, сзади, — не окажешь.

Снова спрятав катану за спину, я не торопясь осмотрел шахту. В такие места лучше не соваться, не осмотревшись как следует: они могут быть начинены ловушками, и даже минами. Не говоря уж про мороки и ОВ.

Ага, вниз ведут бетонированные ступеньки. Кончаются через пятьдесят, или около того, шагов, площадкой. Значит, там — поворот, и лестница, скорее всего, ведёт глубже.

Отодвигаю в сторону обломки несчастного робота. (Вот к ним, бедолагам запрограммированным, я никогда не испытываю ненависти, или, там, злости. Они ведь просто делают свою работу. Для которой их и создали когда-то чёртовы учёные ВПК.) Бросаю вниз очередной усилитель-маячок. Начинаю спуск. А вот и первая ловушка!

Можно подумать, я такой дебил, и полезу вниз без фильтров в ноздрях. Но против цианопрена они — не лучшая защита. Приходится выдохнуть, и воткнуть в рот загубник противогаза. Ну, вернее, это я называю его противогазом — по старой памяти. А так — приборчик, похожий на мыльницу. С одной стороны дырочки, с другой — удобный для держания во рту мундштук. И не весит эта штука практически ничего. Ещё бы: создавал всё тот же ВПК!

Через пятьдесят три ступеньки воспользовался сканнером: нет, за поворотом никто не притаился. Продолжаю спуск.

А это что?

А, это — первый морок. Мне их всегда выдаёт поле, мерцающее вокруг псевдоплоти. Поэтому сквозь мираж жутко сердитого на вид саблезубого тигра я просто прохожу насквозь. И не таких видали!..

Ещё через сорок одну ступеньку спуск кончился. И здесь, разумеется, тоже есть броневая дверь. Достаю Проводник, вожу по ступеням. Всё верно: мои голубки пролетали здесь: инверсионный след из ионизированного кислорода имеется.

В дверь вынужден был стрелять четыре раза: засовы у неё — по два на сторону. И открывается, зар-раза такая, только наружу. Пришлось уронить её на лестничную площадку, да отбиваться от попёрших крысопауков.

Впрочем нет, не отбиваться: на что мне парализатор?! Вот именно: я просто водил рукой из стороны в сторону, а хитинисто-волосатые твари укладывались к моим ногам буквально штабелями!

Когда они закончились, я подивился: надо же. Крысопауков сложно содержать: нужно и кормить чем-то, (Хотя бы — тем же мясом мертвяков!) и поить, и не позволять драться между собой. А тут их…

Видать, очень ценны этому самому Марвину мои две подруги: штабели оказались чуть не по колено!

Впрочем, скорее всего дело не в подругах. Всё указывает на то, что сам Марвин — крупная фигура в нашей чёртовой игре. Игре за эту планету. И, значит, тем сильнее моё желание познакомиться, так сказать, лично!

Выдвигаюсь.

Надеюсь, до подхода группы зачистки крысопауки не очухаются: парализатор отрубает такую мелочь часа на два. С другой стороны, эти паршивцы исследованы нашими экспертами достаточно хорошо. Так что противненьких монстриков идущие за мной бойцы скорее всего просто пожгут тем же неонапалмом в отвратительно воняющие, и похрустывающие под ногами, угольки…

«Подземелье Марвина» масштабом не поразило: входной коридор всего два метра в высоту, и метр — в ширину. Только-только разойтись двоим. Стены даже не бетонированы толком: так, тонкий слой торкред-цемента. Даже без арматуры. Отлично. Для меня. Значит, сигнал должен проходить:

— Первый, здесь сорок второй.

— Слушаю вас, сорок второй. — странно. Голос еле слышно. А здесь (насколько вижу) ни плёнки, ни отражателей, ни ещё каких экранирующих наворотов, нет: цемент, земля. Что же экранирует, забивает, или глушит сигнал?!

— Слышу вас очень плохо, первый. — сам стараюсь говорить чётче, и по мере возможности — громче, — Вероятно, понадобятся эксперты-связисты. Бетон тонкий, а сигнал очень слабый. Похоже, твари изобрели какие-то новые способы экранировки. Или какие глушилки от радиоволн… Докладываю обстановку. Я в коридоре. Идёт на северо-восток. Конца не видно. Так что, возможно, запасные выходы окажутся далеко за чертой города.

— Вас понял, сорок второй. — голос стал погромче. Вероятно, включили фильтр, и резервный усилитель диспетчерской. — Сейчас прикажу расширить зону охвата.

— До связи.

— До связи.

Не очень-то информативно. Зато приятно. Чувствовать, что кто-то за тобой присматривает, и в случае чего — пришлёт. Если не подмогу, так хотя бы бригаду реанимации…

Раньше-то было проще: когда каждого охотника оснащали ещё и видеокамерой, и дежурная бригада диспетчеров просто видела то же, что и мы. Но потом оказалось, что охотник, направляемый и «управляемый» командами начальства, действует медленней. И реагирует не всегда адекватно обстановке, и тому, что подсказывает боевой инстинкт. А когда имеешь дело с ведьмами и их прихвостнями — мертвяками, инкубами, и прочей боевой живностью, значение имеет буквально каждая доля секунды!..

Тогда от контроля и попыток что-то нам навязать, отказались.

Да и без камеры на плече — куда удобней. Как и без назойливого советчика-оператора в ухе.

Жаль только, что для того, чтоб понять и выяснить всё это, пришлось потерять шесть хороших парней…

Коридор на удивление прям, и тянется вдаль, действительно, насколько я могу разглядеть чёртовым ночным глазом, на добрый километр.

Странно. Как-то это — не в традициях ведьм. Обычно в их подземельях всё время нужно куда-то сворачивать, спускаться-подниматься по осклизлым ступеням или пандусам, пригибаться в низких местах, а кое-где и корячиться на четвереньках… И постоянно петлять. Так они делают, чтоб человек, впервые попавший в такие катакомбы-лабиринт, терялся, и не мог быстро сориентироваться.

Ну, или вовремя среагировать на угрозу.

С другой стороны — они теперь умные. Тот огромный объём грунта, который выгребают из таких катакомб мертвяки-рабочие, больше не выдаёт подземелий: всю почву высыпают или в старые карьеры, или в большие реки. И вода её уносит. Вот такое стопроцентное заметание следов.

Одного только ведьмы преодолеть или исправить не могут: обычно через несколько лет такое подземелье, если не наладить систематическую откачку воды, оказывается затоплено грунтовыми водами.

А если наладить — рано или поздно как раз это и выдаст лабиринт.

Вот такой внезапный ночной выброс дренажных потоков, текущих даже без специального замаскированного русла, беспилотник обнаружил и здесь.

О-о! Слева! Этот морок — просто изображает кусок стены коридора. А за ним…

За ним-то и начинается настоящее подземелье ведьм. Ух ты!..

Однако насладиться открывшимся зрелищем не удаётся: какая-то мелкая хрень вроде москита влетает мне в окуляр ночного глаза! Хорошо, что он пластосиликоновый, и боли не чувствует. Да и повредить его поверхность можно только алмазным резцом. Но поле-то зрения — закрыто чёрным тельцем! И не одним: мошек поналетело — будь здоров! Нюх у них, что ли, на мой искусственный глаз?! Или — что вероятней! — на силикон.

Пришлось снова включить парализатор.

И ни фига это не помогло.

А вот это — действительно странно! Значит, мошки-то — не живые!

Роботы?!

Щёлкаю тумблером ЭМИ. Теперь всё механоидно-электронное в радиусе пятидесяти шагов — «сдохнет»! Кроме, конечно, моего опознавателя «свой-чужой», и оптоусилителей ночного глаза: они экранированы надёжно, и питаются биотоками прямо от мозга.

Твари попадали — значит, и правда микророботы. Но сообщать сейчас о них первому — поставить под угрозу свою жизнь! Потому что со всех сторон уже прут, как наскипидаренные, чёртовы мертвяки и собаки: мошки им, что ли, передали, что я здесь?!

Отмахиваюсь, как могу, отбросив парализатор прямо за спину: против мертвяков ни он, ни генератор ЭМИ не помогут: псевдожизнь, мать её!.. Собачки же — просто призраки-мороки. Хотя их задача, скорее, просто отвлекать внимание охотника от по-настоящему серьёзных угроз.

А вот и первая: тролль! Пещерный. Нет, не такой, как описывал великий Толкиен, а нормальный. То есть — восьминогий механоид-медведь. Охранник. Персональный Телохранитель особ, приближённых, как говорится, к Большому Боссу. Встречал до этого всего один раз — когда Людвиг завалил Второго Секретаря Конклава.

Ну, как встречал: правильнее сказать — видел. И не самого тролля, а его расчленённые, но всё равно ещё подёргивающиеся в тщетных попытках выполнить Основную функцию, останки…

Приступами бессмысленной безудержной храбрости я не страдаю.

Поэтому бегом — обратно в коридор, прижаться к стене, и метнуть в отверстие гранату!..

Открываю рот, но всё равно: от чёртова взрыва в тесном пространстве запросто можно лишиться барабанных перепонок. Настоящих. А у меня уже лет семь как — искусственные. «Природных» лишился при нейтрализации своей второй ведьмы.

Ладно: плевать. Хоть жив тогда остался.

Открываю глаза, закрываю рот. Всё нормально: световой шар уже потух. Вперёд!

Мертвяки лежат. Но меня так не обманешь: я знаю, что через пару минут, когда шок от звуковой волны, поражающей из слух и вестибулярный аппарат, пройдёт, они «воспрянут» из мёртвых. Хотя чего я мелю ерунду: они и так мёртвые.

Вот чтобы они стали совсем уж мёртвыми, я, проходя мимо, отрезаю каждому голову. Уже — виброножом: так и надёжней и быстрее. Жаль, что лезвие сделать длиннее ладони не удаётся: а то я и от катаны бы в пользу такого оружия отказался!

Мертвяков насчитал двадцать семь: похоже, действительно, напал на солидное и старое логово!

Тролль ослеплён, но всё ещё опасен: добиваю ЭМИ (Это — для процессора!) и катаной — вонзаю и пару раз проворачиваю в том месте, где у этого чудовища мозг.

— Первый. В коридоре, слева, сто три шага от лестницы — морок стены, и настоящее подземелье — за ним. Похоже, тут у них важная база. Имею, вернее, уже не имею, по крайней мере одного тролля.

— Понял тебя, сорок второй. У нас проблема. Группа зачистки задержалась, и только-только подходит к люку в подвале. На них напала группа арьергарда — ещё около сорока мертвяков. Как мы предполагаем, их оставили взаперти в двух подвальных комнатках специально: чтобы задержать подход группы к тебе. Первый…

— Да?

— Поосторожней. Наличие засады показывает, что они на самом деле — готовились. Может, подземелье — ловушка?

— Понял вас, первый. — мне, собственно, плевать. Ловушка — так ловушка. Только им же хуже будет, — Но ждать подкрепления не буду: боюсь, «Марвин» уйдёт.

— Вас понял, сорок второй. Действуйте, как считаете нужным. Только никуда никто не уйдёт: здесь уже развёрнут батальон спецназа: вызвали из соседней Общины. Оцепление города в радиусе до пяти километров. Плюс три раптора.

— Отлично. Конец связи. — мне так и так пришлось бы закончить разговор, поскольку он всё равно отвлекает от интенсивного «футбола» и махания руками с катаной и парализатором: нападают ежихи. Этих тварей убивать посложней, чем мертвяков: их иголки — из титанобора, и псевдокожа — кевлар! Выход только один: откидывать пинками бронированных полусапог и ударами катаны — от себя подальше! Желательно — так, чтоб от души приложились о стену. И хотя бы секунду держать каждое такое оглушённое тело под лучом парализатора: чтоб пробиться через экранировку.

Тогда мозг ежихи, надёжно упрятанный под слоями псевдоплоти и защитных пластин, отрубается. Кстати, наши учёные до сих пор не выяснили, почему Конклав предпочитает мозги ежих — мозгам всех остальных выживших подземных обитателей. Типа, хотя бы, тех же кротов. Или крыс. Может, потому, что ежихи отличаются безудержной, если её можно так назвать, храбростью? Особенно, если, как предполагают наши учёные, бедняжкам удалось внушить, что они защищают свой выводок…

Добивать тварюшек негуманно, но — надо. Мне, повторяю, вовсе ни к чему, чтоб в, возможно, самый ответственный момент, на меня напали с тыла. А ежихи — крайне опасны: одного укола смазанной курарином иглы достаточно, чтоб полностью парализовать даже самого здорового человека. На час.

Хорошо, что перчатки боекомплекта — тоже из кевлара. Достаю, надеваю. Работая плазменным резаком и виброножом, я вскрыл все эти «футбольные мячи», и располовинил мозги бедолаг. Да, с виду они сильно напоминают тех же ежей, только морских. Почти шары. С четырьмя манипуляторами-ногами. Титановыми, разумеется. И крохотным, с орех, содержимым черепной коробки. Биоробота-ежиху по-настоящему опасной делают не титановые ноги-манипуляторы. И даже не ядовитые иглы. А именно вот это: крошечный живой мозг.

Сожалея в который раз, что плазменная горелка-резак, как и вибронож, не берёт на дистанции дальше ладони, я иду дальше.

После «прихожей» начинается традиционный лабиринт: чёртово месиво коридорчиков-закоулков-шахт-чуланчиков-ям-ступеней… Не ведьмы, и их боссы, разумеется, всё это роют, укрепляют и — главное! — содержат в рабочем состоянии.

А мертвяки. И проходческие роботы. Которых, к сожалению, в распоряжении Конклава — сотни. Не повезло когда-то нашим: Конклав успел расхитить базу крупнейшей нефте — и угледобывающей компании.

Однако комбайны, после того, как выполняют основную работу, куда-то эвакуируют. Вероятно, для рытья следующих катакомб: слишком ценное хозяйство, чтоб оставлять нам в качестве трофеев.

Это я понять могу. Чем больше вот таких как эта, баз, хозяева ведьм нароют — тем больше шансы уцелеть. Членам Конклава. (До сих пор не понимаю, как им удалось в своё время убедить ведьм сохранить им жизнь. И более того: поставить их, живых, — руководить собой. Хотя нет — теперь-то мы все отлично понимаем: по части разработки новых стратегий этим лампасно-звёздным гадам из бывшего Штаба НАТА, и правда — равных нет! Плохо только, что разрабатывают они их — против нас.) И жить они хотят ничуть не меньше, чем мы, сохранившиеся «нормальные».

Люди.

С дугой стороны, нашим, людским, Общинам неплохо живётся в тех Убежищах, что удалось обнаружить, и «зачистить». И, разумеется, переоборудовать.

В очередном коридорчике слышу странные звуки: больше всего похоже на плачь.

Ребёнок?!

Вряд ли — никогда настоящих детей в катакомбах ведьм не встречал. Да и не только я — никто не встречал. Дети — это нечто почти божественное. Благополучные роды и здоровый ребёнок в каждой людской Общине — буквально Дар Небес!.. Самое дорогое. И спрятанное в самом глубоком и охраняемом месте. У нас.

И самое «быстрорасходуемое» — у ведьм: детей, как совершенно бесполезных, съедают в первую очередь.

Так что слышать детский плач странно: новый способ отвлечения?! Или…

Посветил в сторону звука ультрапрожектором: коридорчик проложен прямо в сырой осклизлой земле. Не облицован: полно дыр от личинок и всяких жуков. Размер — только-только проползти. И круглый. Служебный, значит. И звук точно идёт оттуда.

А грамотно: если враг — человек, а не машина, проще всего попробовать заманить его в ловушку именно детским плачем. А чем же ещё?!

Всё остальное эти хитро…опые твари, кажется, уже использовали!..

Я, конечно, не совсем идиот: вначале не меньше минуты исследую сканнерами всё окружающее пространство. Не хотелось бы оказаться блокированным в такой крысячей норе. (Как, собственно, и нигде!)

Практически чисто: ни механоидов, ни существ из плоти. (Что само по себе странно!) Но вот впереди — да, есть сигнал. Одиночный. Маленький. Кто-то, выделяющий тепло. Правда, тепла — маловато.

Э-э, чего я ерундой маюсь: как раз соответствует ребёнку весом до двадцати кэгэ.

Подползаю, двигаясь максимально бесшумно, и ругаясь мысленно.

Ох ты!..

В яме глубиной в пару моих ростов — маленькая девочка. Настоящая. Сидит, скорчившись в крохотный комочек. Её колотит дрожь: то ли шок, то ли — просто от холода.

Не такой я раззява, чтоб сразу, вот так, купиться. Работаю сканнерами ещё раз, слушаю, нюхаю, смотрю. Нет, никого! И под ней — не заминировано…

Ладно, попробуем:

— Эй! Ты в порядке?

Какое там — в порядке. Молчит, уткнувшись лицом в согнутые колени. Но рыдать перестала. Вроде как прислушивается.

— Я здесь, наверху. Не бойся — я охотник.

Длинная пауза. Начинаю опасаться, что девочка — жертва каких-то чудовищных экспериментов. Немая. Вдруг слышу тоненький приглушённый голосок:

— Охот…ник?.. — медленно-медленно, словно не веря услышанному, спутанная кошма серо-пепельных волос начинает подниматься. И вот уже на меня глядят два синих-пресиних фонарика: глаза. Блестящие в изображении с моего ночного глаза — словно сапфиры!

Меня будто бритвой по сердцу резануло: такие пронзительные!..

А ручонки-то: чисто — тростиночки! С потёками-разводами от слёз на грязи, которой она вся словно обмазана. Узенькие босые ступни. Остренькие коленочки — со ссадинами, покрытыми струпьями засохшей крови. Из всей одежды — только трусики…

Какой же изверг её сюда!..

Пришлось сглотнуть, чтоб продолжить:

— Да, я охотник. Меня зовут Рольф. А ты кто?

Она смотрит. Гос-споди, до чего трудно выносить её взгляд! В нём столько…

Всего.

Но вот после ещё одной долгой паузы:

— Я — Миерна.

— Отлично, Миерна. — как бы отвлечь её от шока и холода… Нужно что-то банальное, привычное. Но и — неожиданное в такой ситуации, — Есть хочешь?

Вот — порядок! В ещё больше расширившихся — как только такое возможно! — глазах появилось выражение осознания, а затем и — желания.

— Есть?.. Д-да, хочу!

— Тогда вставай, и давай руку!

Миерна

— Нет. И все наши анализы однозначно показывают: она — самый обычный ребёнок. Может, немного истощённый, и невысокий для своих пяти лет. Перепуганный и одинокий. Но — абсолютно нормальный. Все рефлексы в норме. И психические тесты тоже указывают на… Ну, неважно. Я бы даже сказал, что вот именно это — то, что она нормальна! — и вызывает у нас самые большие подозрения.

Майор Андерс Стерлинг поторопился вернуть невольно нахмурившиеся брови на место. Погладил тщательно выбритый подбородок оставшимися пальцами правой, своей, руки. Снова обратил глаза к листам бумаги и рентгеновским снимкам, которые держал в протезе левой. В голосе прозвучало плохо скрытое раздражение:

— Да тут не то, что — подозрения, доктор! Страх! Даже меня, простите, матёрого служаку, жутко пугает тот факт, что в нечеловеческих условиях эта девочка сохранила рассудок и… Вы говорите — она только истощена? Никаких заболеваний?

Доктор Ханс Ханссен снова бросил короткий взгляд сквозь бронированное односторонне прозрачное стекло в камеру. Поднял лицо к собеседнику:

— Никаких. Даже столь распространённой сейчас дисфункции почек, или банального гриппа Юровского. Ни-че-го! Обследуем пятый день. Некоторые анализы делали по три раза — не могли поверить результатам! Она даже общается так, как должна общаться маленькая девочка, испуганная вначале, а затем — привыкшая к незнакомой обстановке. И это тоже наводит на определённые мысли.

— Думаете, она — специально обработанный агент? Подброшенный нам для… Втирания в доверие? И — какой-нибудь диверсии? Или сбора разведданных?

— Что ж, можно это и так сформулировать… Однако, майор, поскольку именно вы у нас, — доктор выделил слово «вы», — отвечаете за внутреннюю безопасность, вам, как говорится, и карты в руки. Наше дело — выявить и сообщить всю информацию по её результатам. Ваше — решить, представляет ли она для нас угрозу. И — выпускать ли её из бокса.

Майор тоже глянул внутрь этого самого лабораторного бокса. Собственно, они стояли здесь, у контрольного стекла-зеркала уже минут пятнадцать, просматривая результаты анализов и тестов девочки. И уже успели три или четыре раза повторить почти одни и те же реплики этого странного диалога. Почти в той же последовательности.

И майор и доктор сомневались во всём. В первую очередь вызывало подозрение, естественно, именно отсутствие аномалий в организме и психике ребёнка: доктор, тоже не без раздражения, констатировал, что «таких нормальных детей у нас самих не рождается. У каждого — да, есть, какая-никакая, а — патология. От рождения. Ну, или развившаяся уже здесь, в подземельях. От, как раз, — подземелий. Или питания».

Взгляду майора представала чистая белая комната пять на пять шагов, с матово-белым плафоном на потолке. В одном углу — стандартная кровать из ДСП, обшитого пластиком, в другом — столик и стульчик. В боковой стене дверь: ванна и туалет. В центре комнаты, и во всех углах — беспорядочно разбросанные игрушки: куклы — пластиковые и «мягкие», мячики, домики, книги комиксов, кубики, детальки лего…

— Кстати, доктор, вы обратили внимание, что она играет больше не в куклы, а как раз — в кубики и лего? Насколько это характерно для… Девочки?

— Совсем не характерно. Впрочем, это, вероятно, можно объяснить тем, что там, где её держали… Или воспитывали до того, как она попала в подземелье Марвина, кукол не было. И она ещё не привыкла к таким игрушкам. Да и показать, что и как с ними делать — некому.

— Ваша правда, доктор. Но всё равно: я запрещаю пока женскому персоналу заходить туда. Кто знает — может, она как раз этого и ждёт? Чтобы как-то воздействовать именно на… Женщин?

— Некоторые ваши «сверхпроницательные» подозрения, господин майор, иногда напоминают мне, вы уж извините, банальную паранойю. Это — дитя! Ребёнок! Ну как бы она могла воздействовать на организм взрослой, сформировавшейся, женщины?!

— Как?! Этого и я пока не знаю. Более того: именно от вашей группы я жду таких сведений. Вам нужен подопытный, чтоб это узнать? Берите кого-нибудь из… Морпехов. Я хочу выяснить точно: какие в ней есть… Скрытые способности!

Конец ознакомительного фрагмента.