Не снимая маску

Андрей Бильжо (2021)

Много было сказано и много пошучено про парадоксально вдохновляющую роль свалившегося на нас год назад ковидного карантина. Ну и про «Болдинскую осень», само собой… Но дело в том, что комуто ведь и на самом деле удалось преобразовать тоску и тревожность этих дней и месяцев в заметную и продуктивную творческую энергию. Андрей Бильжо — один из этих счастливцев. В этой книге появляется действительно какой-то новый Бильжо — с новой энергией, с новыми жанрами, с новой интонацией. Новую интонацию обрели не только его СКАЗКИ и СТИХИ. Да, да, стихи! Даром что автор называет их «Не поэзия», это еще какая поэзия! Совсем новую, энергичную интонацию получила и ГРАФИКА художника. Новая книга называется «Не снимая маску». Очень правильное название во всех отношениях, включая санитарногигиеническое. И я как законопослушный гражданин тоже не снимаю маску. Я снимаю шляпу. Лев Рубинштейн Содержит нецензурную брань!

Похороны Курдюмова

Курдюмов умер на рассвете. Он увидел первый луч света и умер. Внезапно. Остановка сердца. Никто не ожидал, что Курдюмов умрёт. В смысле вот прямо сейчас.

Курдюмов умер в расцвете творческих и прочих сил.

— Как? Курдюмов? Он же такой компанейский, такой обаятельный, такой подающий надежды и не сильно поддающий. Какая потеря!

Как будто обаятельные (ну и далее по списку) умирают реже. Или не обаятельных (ну и далее по списку) не жалко.

Никому.

Типа умер, и хуй с ним. Случайный каламбур…

Курдюмова отпевали в церкви, в которую он никогда не ходил. Он вообще не ходил в церковь. Отпевали долго и нудно. Так долго и так нудно, что у него затекло левое плечо и он хотел повернуться на правый бок, но вовремя спохватился. Испугался за Галю, супругу свою, стоящую у гроба. Неврастеничку. Она гладила его по руке так нежно, как не гладила никогда.

Потом пошли прощаться. Наклонялись, трогали за край гроба. Соболев поцеловал Курдюмова в лоб, от чего Курдюмову захотелось дать Соболеву в лоб.

«Мудак! — пронеслось в голове покойного. — И я мудак, и он мудак, — расстроился Курдюмов. — Не успел расставить точки над i. Жаль».

Цветов натащили стога. Курдюмов не любил цветов. У него на них всегда была аллергия. Он чуть было не чихнул. А потом всё-таки чихнул, но все только переглянулись, посмотрели друг на друга. «Будь здоров!» — хором сказали прощающиеся.

А в автобус садились уже повеселей. Семёнов взял с собой коньяку и потихонечку его разливал. Очередь к нему была больше, чем к гробу Курдюмова. Галка тоже повеселела и как-то уж слишком отдалась утешениям Кикнадзе.

В крематории было неловко и грустно. Сначала все молчали, но потом потихонечку стали задвигать речи.

— Я знал Курдюмова с…

— Я работал с Курдюмовым с…

«Блять, ты же мне должен бабки, всё обещал отдать, а сейчас…»

— Я знал его, как отзывчивого…

— Курдюмов был мягким…

«Наташка, что ты несёшь? Ты не охуела? Мягкий… Трахались по вторникам до посинения. Мягкий…»

— Какая хорошая смерть…

«Чтоб ты сдох, Гусев! Ты всегда мне завидовал…»

Сожгли Курдюмова быстро, он даже не заметил как.

А дальше все бодро рванули на поминки. Подвалили и Хазины, и Рябчиковы, и ещё хуева туча скорбящих.

Тамадой был Кикнадзе:

— Курдюмов был человеком весёлым и обладал незаурядным чувством юмора, поэтому не будем грустить. Покойнику это бы не понравилось.

Ну и началась нормальная гулянка.

Вспоминали, как Курдюмов однажды, пьяный, нассал в Ботаническом саду под пальму. Как он в «Азбуке вкуса» спиздил бутылку коньяка.

Родители вспоминали, как в первом классе Курдюмов влюбился в Перепёлкину и хотел на ней жениться. И ведь женился на Гальке Перепёлкиной.

В общем, было весело всем. Мол, спасибо усопшему, так бы не собрались. А так отлично посидели. Душевно. Только Курдюмову было невесело. Он сидел один в углу и молча пил.

Его никто не замечал, потому что он умер.