Клоуны и Шекспир

Андрей Бондаренко, 2012

Северное море – место странное и особенное. В его негостеприимных и холодных водах прячутся самые разнообразные и невероятные чудеса, которые иногда – всегда неожиданно – «проявляют» себя. А ещё Северное море омывает берега замечательной и очень симпатичной страны – Фландрии, по городам и весям которой упорно бродят два весёлых путника. Один – высокий, подвижный и тощий. Второй же, наоборот, низенький, тучный и медлительный. Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак. Клоуны – от Бога

Глава шестая

Средневековый Тромсё и клоуны

Пошли, побежали.

Вернее, преодолевая сопротивление зыбучего прибрежного песка, попытались это сделать. В том плане, что побежать.

— Хры, мать его, хры. Дыханье сбивается…

Потом дело пошло веселей — по другую сторону от дороги почва оказалась более плотной и твёрдой.

Каменистая пустошь, узкая осиново-ракитная полоска, молоденький густой ельник, заполненный понизу пышными белыми мхами, чёрный провал под ногами…

— Стой! — скомандовал Лёнька. — Свалимся — костей не соберём… Мать его!

По склону сопки змеилась бездонная пропасть шириной метров в пятнадцать-двадцать. На противоположной стороне пропасти росла высокая берёза, посередине ствола которой расположилась, крепко обняв ствол дерева руками и ногами, человеческая фигурка — женская, судя по характерным очертаниям и длинным ярко-рыжим волосам. А под берёзой, утробно и плотоядно рыча, стоял-топтался на задних лапах огромный тёмно-бурый медведь.

— Сука! Тварь! — отчаянно кричала женщина. — Морда! Урод косолапый! Гнида блохастая!

На каком языке вопила рыжеволосая барышня?

«Хрен его знает», — подумал Макаров. — «В том плане, что на абсолютно понятном…».

Косолапый, обхватив передними лапами ствол берёзы, принялся раскачивать дерево в разные стороны.

— Помогите! — разнёсся по округе испуганный женский призыв. — Голова кружится…. Помогите!

Даниленко, сбросив на ходу наплечную сумку и красную буровую куртку, подбежал к краю пропасти и завопил, отчаянно стуча кулаками по груди:

— Стоять! Гнида! Урою! А-а-а-а!

— И на каком языке нынче выражается Серёга? Чёрт, и не разобрать. Коварная штука — быть полиглотом…, — пробормотал Лёнька, после чего подобрал с земли подходящий по размерам гранитный булыжник и, наскоро прицелившись, метнул.

Попал, ясная норвежская зорька. Дело-то нехитрое. Прямо в жирную тёмно-бурую холку. Раз — попал, два — попал, три — попал…

— Рр-ыы!? — непонимающе обернулся медведь.

«Мол, какого хрена?», — мысленно перевёл Макаров, после чего метнул очередной камень.

Попал, понятное дело, как и учили — в своё время. Прямо в правый янтарный глаз.

— У-у-у! — обиженно заблажил мишка. — А-а-а!

— Вот, а я о чём? — продолжал лицедействовать на самом краю пропасти Тиль. — Пшёл вон, скотина косолапая! Я — Кинг-Конг! Или этот…. Как там его? Тарзан, мать его, в джунгли заглянувшую. Тарзан! На части порву, сожру и не поморщусь! А-а-а-а!!!

Медведь, получив по лбу очередным булыжником, рявкнул напоследок, развернулся и бодро — со всех лап — затрусил вниз по склону.

— Ага, испугался, уродина короткохвостая? — бестолково прыгая вдоль края пропасти, обрадовался Даниленко. — Догоню — урою на хрен! Ату его! Ату…

Рыжеволосая девушка — грациозно до безумия — спустилась с берёзы и, присев в некоем подобии книксена, поблагодарила:

— Спасибо, великодушные странники. Помогли, выручили, спасли, спору нет…. Засим — прощаюсь. Извините. Дела. Увидимся, клоуны…. Белобрысый!

— Ик…. Я здесь! — некстати засмущался Даниленко. — Всегда, мадам, к вашим услугам.

— Сам мадам, твою мать. Увидимся, короче. Подходи, второй дом за церковью. Если, понятное дело, не слабо.

— Кому это, блин, слабо?

— Сам — блин! Вернее, у твоего упитанного приятеля, умеющего так метко камушки бросать, физиономия блин напоминает. Увидимся…

Девица — высокая, стройная, фигуристая — гордо удалилась.

— Знатная краля, — мечтательно вздохнул Тиль. — Чем-то на мою Светку похожая. Только медно-рыжая. Хотя, цвет волос — применительно к женскому полу — понятие относительное. Никогда точно не знаешь — кто перед тобой. Мол, блондинка, брюнетка или же шатенка? До тех пор, естественно, пока конкретного интимного места не видел…. Вот, Светлана, к примеру, кто?

— Брюнетка.

— Не угадал, братец. У моей драгоценной жёнушки природный цвет волос светло-русый. Для чёго, спрашиваешь, она регулярно красится в угольно-чёрный? Дурь обыкновенная. Считает, чудачка законченная, что русый — плебейский цвет. А чёрный, наоборот, благородный…. Надо будет и с этой рыженькой разобраться. Или же, хотя бы, попробовать. Когда пылает кровь, как щедр язык на клятвы. Как часто нас спасала слепота^[15]…

— Одета твоя тутошняя симпатия достаточно странновато, — глубокомысленно нахмурился Леонид. — Какая-то длинная светло-серая рубаха, расшитая бурыми ромбическими узорами. Меховая безрукавка. На ногах — дурацкие войлочные боты с уродливыми прямоугольными носами, из серии: — «Прощай, молодость…». Ещё этот мужик с ослом, рассуждавший о жестокосердном короле Филиппе и герцоге Альбе^[16]…. Имелся в виду испанский король Филипп Второй^[17]?

— Стоп, стоп! — насторожился Даниленко. — О каком историческом периоде, собственно, идёт речь?

— Седьмое десятилетие шестнадцатого века.

— Ты хочешь сказать, что мы — совершенно непонятным образом — «перенеслись» в Прошлое?

— Это всего лишь версия, — легкомысленно хмыкнул Лёнька. — А, что здесь такого невероятного и удивительного? Про аналогичные фортеля пишут в каждом втором современном фантастическом романе. Сегодня, понимаешь, научно-популярная фантастика. А завтра — скучная бытовая реальность. Бывает…

— Самый разгар шестнадцатого века, говоришь? Ну-ну…. Посмотри-ка правее берёзы. Что теперь скажешь?

— Массивный каменный идол с одним глазом. Грубая работа.

— Почему это — грубая? — неожиданно обиделся Тиль. — Нормально, на мой вкус, сработано. В лопоухих каменных ушах даже массивные серьги висят, щедро усыпанные сверкающими камушками, а на запястьях длиннющих рук имеются серебристые браслеты…. Интересно, а как зовут этого приметного каменного дяденьку?

— Скорее всего — «Один», раз одноглазый. Самый главный и суровый скандинавский Бог…. Кстати, у ног истукана валяется — головой в луже свежей крови — мёртвая пёстрая курица. Можно предположить, что давешняя рыжеволосая девица совершала обряд жертвоприношения, вот, оголодавший медведь и заявился — на запах крови.

— Обряд жертвоприношения в шестнадцатом веке? По идее, сейчас католицизм должен безраздельно властвовать вокруг. Не вяжется как-то.

— Очень даже вяжется, — заверил Макаров. — Язычество — штука наисильнейшая. Оно медленно отступает, упорно и настойчиво цепляясь за каждый оборонительный рубеж…. Может, дальше двинемся?

— Двинемся, не вопрос…. Сосиски у тебя?

— Ага.

— Доставай по одной. Слегка перекусим на ходу…

Они вернулись на дорогу и зашагали прежним маршрутом. То есть, на юго-запад.

Солнышко постепенно раскочегарилось, вокруг заметно потеплело. В густом кустарнике беззаботно перекликались мелкие пичуги. Рыжие упитанные белки, ловко перепрыгивая с одного дерева на другое, увлечённо гонялись друг за другом.

— Странно, что грибов нигде не видно, — проворчал Лёнька. — Середина июля месяца — применительно для лесотундры — начало полноценного грибного сезона. Маслята, по крайней мере, уже должны переть во всю Ивановскую…. А, что у нас с голубикой? Она, такое впечатленье, ещё даже и не цвела. Ерунда ерундовая, мать её…

Дорога, отвернув от морского побережья, резко пошла вверх.

— Жарко и потно, — жаловался Даниленко. — Ты, Лёньчик, как хочешь, а я, пожалуй, куртку сниму. И от штанов было бы неплохо избавиться. Но, к сожалению, нельзя.

— Почему это — нельзя?

— Вдруг, очередная местная красотка попадётся нам навстречу? А мои чёрные семейные трусы, увы, не являются верхом эстетического совершенства…

Дорога вывела путников на вершину сопки.

— И как прикажешь это понимать? — не наигранно изумился Тиль. — Что это такое, а?

Внизу располагался некий населённый пункт — несколько сотен непритязательных деревянных и каменных домов, беспорядочно разбросанных вдоль берега узкого морского залива.

— Перед нами, надо думать, норвежский город Тромсё, — после короткой паузы известил Леонид. — Вернее, средневековый Тромсё. Хотя…

— Наблюдаются очередные нестыковки?

— Это точно. Видишь ли, всезнающий и мудрый Интернет утверждает, что первая католическая церковь в Тромсё была построена ещё в 1252-ом году. А в начале шестнадцатого века церквей здесь было уже несколько. По крайней мере, больше пяти. А, что мы с тобой наблюдаем?

— Одну единственную церквушку.

— То-то и оно. Ярко-выраженная нестыковка, блин горелый…

— Ладно, будем тянуть жребий, — решил Даниленко. — Пора прояснить ситуацию окончательно.

— Зачем — жребий? По поводу чего?

— Один из нас спустится в городишко. Видишь, народ толпится на прямоугольной площади? Не иначе, праздник какой-то. Или же просто базарный день…. А второй останется здесь. Зачем рисковать обоим? Вдруг, местные жители относятся к незваным пришельцам безо всякого почтенья? То бишь, тут же, особо не рассусоливая, бросают в темницу? Вот, в этом пиковом раскладе второй и поможет первому. Вернее, попытается освободить из узилища…

Длинную палочку, как и всегда, вытащил Тиль. Вытащил и, коротко помахав рукой на прощанье, ушёл по дороге вниз — к неизвестному населённому пункту.

Лёнька, оставшись в одиночестве, отошёл от дороги в сторону и улёгся под разлапистой сосной — на пышный белоснежный мох.

Он лежал и бездумно смотрел в голубое бездонное небо.

Почему — бездумно? А о чём, собственно, было думать? Для того, чтобы чётко и правильно осознать всё происходящее с ними, информации катастрофически не хватало. Оставалось одно — запастись терпеньем и покорно ждать…

Прошёл час, второй, солнышко начало активно смещаться в западную часть небосклона.

— День уверенно и неуклонно приближается к вечеру, — поднимаясь на ноги, проворчал Макаров. — Ну, и куда подевался этот длинноногий обормот? Неужели, действительно, загремел в тутошнюю каталажку? Тьфу-тьфу-тьфу, конечно…. Что там у нас? Толпа на площади меньше не становится. Ажиотаж и всенародная суета планомерно продолжаются. Да, дела-делишки…

Он принялся бесцельно бродить по вершине сопки туда-сюда. Бродил и тихонько ругался сквозь сжатые зубы — в адрес безалаберного белобрысого приятеля.

Минут через десять-двенадцать Лёнька принял окончательное решение, резко развернулся и, зло сплюнув под ноги, упруго зашагал по направлению к городку.

Постепенно он приблизился к первым строениям.

«Похоже, что это усадьба какого-либо местного богатея», — принялся мысленно комментировать увиденное Макаров. — «Просторный, тщательно огороженный по периметру скотный двор, по которому задумчиво перемещаются упитанные бычки и пёстрые куры. Голенастый петух — просто красавец. Хвост, как у павлина — рыже-зелёный. Лохматая пегая собака, опустив нос к земле, пробежала по делам. Породистая? Да, ну, самая обыкновенная зачуханная дворняжка…. Ага, этот длинный серо-чёрный барак, судя по глухому ржанью, является конюшней. Рядом расположен складской амбар, два сенника, несколько погребов, овчарня, голубятня, кузня.…Вот, и хозяйский дом. Ничего особенного. Фундаментный этаж сложен из разнокалиберных гранитных валунов, а поверх фундамента размещён классический бревенчатый сруб под односкатной крышей, застеленной непонятными «заплатами». Может, это разномастные шкуры? Чьи конкретно? Лошадей? Коров? Всяких морских животных? Сходу не определить…. Окошки маленькие, почти квадратные. Некоторые оконные рамы застеклены. В другие же аккуратно вставлены светло-жёлтые пластины слюды. Интересно…. Впереди улица замощена тёмно-коричневым булыжником. Надо понимать, что именно здесь и начинается цивилизованная городская территория. Ну-ну…».

Навстречу ему шли две молоденькие девчушки-вертихвостки — каждой лет по семнадцать-восемнадцать, светленькие с лёгкой рыжиной, улыбчивые, смешливые. Длинные серые платья, украшенные буро-коричневыми узорами и перехваченные в талиях узкими ярко-алыми поясками. Множество разноцветных бус на стройных шеях, длинных лент в волосах и всяческих браслетов на руках. Вертихвостки, одним словом…

— Привет, Ламме! — весело поздоровалась одна из девиц, та, что повыше.

— Здрасьте, — смущённо пробормотал Лёнька.

— Как дела, толстячок? — скорчив ехидную гримасу, поинтересовалась вторая барышня.

— Спасибо, хорошо.

— Правду говорят, что ты сбежал от сварливой жёнушки? Мол, надоело безропотно сносить ежевечерние побои?

— Э-э-э…. М-м-м…

— Похоже, действительно, правда. Ха-ха-ха!

Девицы, обидно хихикая, свернули в ближайший проулок.

— Чёрт знает что, — возмутился в полголоса Макаров. — За кого, интересно, они меня приняли? Ошибочка вышла. Впрочем, относительно Наташки девицы правы на все сто процентов. Сварлива — до полной невозможности…. Дома наблюдаются уже по обе стороны от дороги. Дома? Так, скромные домишки и невзрачные хижины. Да и пованивает знатно. Свежим навозом и прочими бытовыми отходами-нечистотами. Изменился благословенный Тромсё. Изменился. Причём, не в лучшую сторону…

Встречных прохожих, по мере приближения к площади, становилось всё больше и больше: мужчины, женщины, старики, старухи, подростки, маленькие дети, одетые — как и полагается одеваться жителям средневекового провинциального городка. На широких мужских поясах, естественно, были закреплены ножны (кожаные и деревянные), с мечами или кинжалами.

И все они — по неизвестной причине — приветливо здоровались с Леонидом.

— Здравствуй, голландец! — звучало почти через каждую минуту. — Долгих лет жизни, толстяк! Сбежал, всё-таки, от скандальной супруги? Молодец! Так держать…. О, сам Ламме Гудзак посетил наш сонный городишко! Какая честь! Не соврала рыжая Сигне…

— И вам, уважаемые, не хворать, — ничего не понимая, вежливо раскланивался по сторонам Макаров. — Очень рад, признателен и тронут…. Жена? Если объявится здесь, то прошу меня не выдавать. Мол, не было такого. Не появлялся…. Как она выглядит? Сразу узнаете. Моя благоверная супружница никогда не расстаётся с пилой.

— Никогда-никогда? — уточняли прохожие.

— Ни на минуту, честное и благородное слово! Даже когда выполняет долг супружеский, то — при этом — пилит и пилит, пилит и пилит…

— Ха-ха-ха! — от души веселились горожане и горожанки. — Ай, да Гудзак! За словом в карман не лезет. Умеет хорошо пошутить. Хотя до Уленшпигеля ему, понятное дело, далеко.

С каждым пройденным шагом становилось всё шумнее — сплошной задорный смех, восторженные весёлые возгласы и отчаянный женский визг.

— Что там происходит? — прошептал под нос Лёнька. — Бродячий цирк заглянул на гостеприимный огонёк?

Он завернул за угол приземистого каменного дома и уважительно присвистнул — открывшаяся взору картинка впечатляла.

Площадь была плотно заставлена высокими стеллажами и деревянными столами с различными товарами: мясные и рыбные продукты, яйца, кувшины-крынки с молоком и сметаной, одежда, обувь, оружие, капканы на зверей, искусно выделанные шкуры, керамическая посуда, серебряные и бронзовые украшения. И народу присутствовало прилично, наверное, человек триста-четыреста.

По центру площади, метрах в тридцати пяти друг от друга, в землю были вкопаны два высоких и толстых столба, украшенные вычурной резьбой. Между столбами был натянут толстый пеньковый канат, по которому — с длинным шестом в руках — преспокойно разгуливал Даниленко, научившийся этому экзотическому искусству в питерской школе-студии театральной пантомимы.

— Так голодный и шустрый козлик бежит к сараю, учуяв зёрна овса в хозяйских яслях, — громко объявил Серёга. — Прыг-скок! Прыг-скок! А теперь перед вами — молоденький монах, торопящийся на жаркое свиданье с городской блудницей. Но у дверей кельи чутко дремлет суровый отец-настоятель. Надо идти очень осторожно, чтобы ни единая дощечка пола не скрипнула. Осторожнее, осторожнее…. Ага, настоятель заливисто захрапел. Вперёд! И только ветер свистит в ушах…

— Молодец! Ещё давай! — надрывались зеваки. — О-го-го!

Вскоре Тиль — под восторженные аплодисменты зрителей — ловко спустился по столбу на землю и незамедлительно завопил:

— О, добрый и верный Ламме пожаловал! Угостите моего закадычного друга пивом!

— Пускай сначала заработает, — предложил звонкий женский голосок, и из-за телеги, нагружённой высокой копной сена, появилась рыжеволосая красотка, на которую несколько часов назад нападал медведь.

— Сигне правильно говорит! — дружно одобрили зеваки. — Пусть заработает. Верно! Что он умеет делать?

— Продемонстрируй-ка, дружище, этим любопытным ротозеям свои необыкновенные способности и недюжинные таланты, — весело хмыкнул Даниленко. — Чтобы мало не показалось.

— А, чего делать-то? — сбрасывая куртку, спросил Леонид. — Типа — конкретно?

— Ну, какую-нибудь железяку завяжи вычурным морским узлом. Или, например, вон тот столб выдери из земли.

— Зачем — столб? — возмутилась Сигне. — Он уже лет тридцать, как стоит на этом месте. Его мой папаша покойный ещё вкапывал…. Тут надо что-нибудь полезное совершить. Или же полностью бесполезное, но симпатичное и безвредное.

— Что это за штуковины? — Лёнька ткнул указательным пальцем в чёрные солидные шары, выложенные аккуратной горкой возле столба.

— Пушечные ядра. Остались с прошлого визита английской эскадры. Для красоты тут лежат.

Макаров нагнулся над ядрами и навскидку определил: — «Килограмм по тридцать пять каждое. Нормальный вариант…».

Он подхватил один чугунный (бронзовый?), шар, второй, третий. И, примерившись, принялся ими жонглировать, ловко перебрасывая с одной руки на другую.

— А-а-а! Молодец! — взвыла от восторга почтеннейшая публика. — Ещё давай, толстяк! Молодец, голландец!

Минут через пять Лёнька прекратил «железные игры» и — под искренние овации — раскланялся.

— Дорогу, бездельники! — рявкнул грозный бас, и через толпу почитателей протиснулся широкоплечий чернобородый малый с объёмной керамической баклагой на правом плече. — Дайте пройти! Несу заслуженное пиво…

— А, где же кружка? — развеселилась Сигне. — Нехорошо это — заставлять дорогого гостя пить прямо из кувшина.

— Нормально, — заверил Макаров. — Мы, голландцы, конечно, люди гордые. Но сугубо в меру, — а про себя добавил: — «Тем более что и сосуд не так, уж, и велик. Литров на шесть-семь, наверное. Не больше…».

Он обхватил ладонями предложенную баклагу, поднёс её край к губам и принялся жадно пить.

Пил и пил. Пил и пил. Пока всё не выпил. Практически до последней капли…

— Силён, бродяга! — одобрил чернобородый. — Я так не умею. Не влезет столько за один присест. Меня, кстати, зовут — «Тюр». Рад нашему знакомству…. Так что, уважаемые земляки, напрасно вы сомневались. Мол: — «Настоящие ли это Уленшпигель и Гудзак? Не самозванцы ли?». Настоящие! Великим Одином клянусь!

Примечания

15

— Цитата из трагедии Вильяма Шекспира — «Гамлет».

16

— Герцог Альба — Фернандо Альварес де Толедо, Третий герцог Альба — знаменитый испанский государственный деятель и военачальник шестнадцатого века.

17

— Филипп Второй — жил в шестнадцатом веке, происходит из династии Габсбургов, сын и наследник императора Священной Римской империи Карла Пятого, король Испании, Нидерландов и всех заморских владений Испании.