В одну реку трижды

Андрей Буторин

Нужно выполнять свои обещания, особенно данные женщине. Иначе всё может обернуться трагедией. Александру Балыгину пришлось убедиться в этом в полной мере. Но любовь способна творить чудеса. Нужно лишь верить в себя, в силу своей любви и не бояться войти в одну реку столько раз, сколько потребуется.

Разглядеть, что истинно, что ложно,

Может только беспристрастный суд:

Осторожно с прошлым, осторожно —

Не разбейте глиняный сосуд!

В. С. Высоцкий

1

Сначала она показалось мне почти старухой, а ведь по сути была старше меня всего лет на десять. Быть может, в свои двадцать пять я просто не умел еще сразу видеть и понимать красоту женщин «бальзаковского возраста». А может, меня сбила с толку седина в ее волосах, которую незнакомка и не пыталась скрывать. И лишь заглянув ей в глаза, я понял, как сильно ошибся. Такие глаза не могли принадлежать старухе! В них отражались река и небо, и в тот момент я сделал для себя открытие, что иногда копия может быть прекрасней оригинала. Теперь, увидев эти глаза, я уже не мог понять, как пришло мне в голову назвать, пусть и мысленно, их обладательницу старой. Прядки темных волос, выбивающиеся из-под синей бейсболки, по-прежнему серебрились инеем, но обмануть меня они уже не могли.

Женщина стояла босиком у самой кромки воды. В одной руке она держала кукан из ивовой ветки, на котором висели, касаясь пятнистыми хвостами земли, две крупные щуки; в другой она сжимала некое подобие спиннинга, а точнее — полутораметровую палку с древней алюминиевой катушкой и загнутыми гвоздями вместо колец.

— Привет, — сказала она, и в небесно-речных глазах промелькнуло вдруг нечто, от чего сердце мое пропустило пару ударов, а потом бешеным галопом кинулось нагонять упущенное. — Сегодня я тебя обловила.

Я опустил глаза на свой садок, хотя и так прекрасно знал, что там лежит лишь одна щучка — почти щуренок, — и окушок в полторы ладони.

— По количеству нет, — ляпнул я. — Только по весу.

— Еще скажи, что ты поймал два разных вида, что у окуня больше колючек и полосатее чешуя, — улыбнулась незнакомка.

Я растерялся, потому что вообще тушуюсь, когда ко мне обращаются красивые женщины (а она была очень красивой, теперь я это увидел), и тем более, когда они говорят со мной вот так, словно знают меня тысячу лет. Впрочем, так со мной незнакомые женщины еще никогда не разговаривали.

— Да почему? — нескладно промычал я, чувствуя, как краска заливает щеки и шею.

— Да потому, да потому-у, что так положено ему-у! — пропела вдруг женщина и заливисто расхохоталась.

Я совсем потерялся и не знал, куда деть свой блестящий финский спиннинг с безынерционной катушкой. Незнакомка заметила мои дергания и резко оборвала смех. Прекрасные глаза ее подернула вдруг пелена боли.

— Прости, Саша, — шепнула она и потянулась было ко мне, словно хотела поцеловать, но вздрогнула и замерла, опустив глаза.

— Откуда вы меня знаете? — опешил я. Удивляться было чему: я приехал в эту деревеньку всего лишь час назад, выбрав ее совершенно случайно — понравилось красивое место возле соснового бора и близость к реке. Я успел познакомиться лишь с хозяйкой избы, куда попросился на ночлег, бабой Машей.

Женщина заметно смутилась, я бы даже сказал — испугалась чего-то.

— А ты… а вы… — сбивчиво заговорила она, не поднимая глаз, — разве не друг Ольги?

— Какой Ольги?

— Вы еще не знаете Ольгу? — виновато посмотрела на меня женщина.

— Что значит «еще»? — У меня возникло нехорошее подозрение насчет душевного здоровья незнакомки. — Я не знаю никакой Ольги.

— Простите, я обозналась. — Женщина резко повернулась и быстро зашагала прочь от реки.

На следующее утро я снова встретил ее на том же самом месте. Когда я пришел, она уже вовсю рыбачила, быстро наматывая леску на скрипящую первобытную катушку и без задержки кидая блесну снова. Несмотря на грубый самопальный спиннинг, делала она это очень ловко и изящно, я даже засмотрелся.

Женщина почувствовала мой взгляд и обернулась.

— Привет, — сказала она легко и просто, словно и не было вчера между нами никаких «непоняток».

— Здравствуйте, — кивнул я.

— Лучше на «ты», — поморщилась она. — Если не возражаешь.

— Хорошо, — сказал я. — Давай тогда познакомимся. Я и правда Саша, ты угадала вчера. А тебя как зовут?

— Ой, есть, кажется! — воскликнула женщина и закрутила быстрее катушку, приподняв кончик спиннинга. — Ах, сорвалось… — Она подмотала блесну, вынула ее из воды, посмотрела на меня и спросила: — А ты почему не ловишь?

— Сейчас начну, — сказал я, так и не дождавшись от незнакомки имени. Переспрашивать я почему-то не стал.

— Соревноваться будем? — подмигнула женщина. — Давай так: расходимся в разные стороны, а через пару часиков снова здесь встретимся.

— На количество или на вес? — усмехнулся я. Мне все интересней становилась эта загадочная красавица, хотя насчет «тараканов» в ее голове я уже почти не сомневался.

— А как бы ты хотел?

— Рыбу считают по хвостам.

— Ладно, — тряхнула женщина посеребренной челкой. — А как насчет приза победителю?

Я смутился. В невинном, казалось, вопросе мне послышался недвусмысленный намек. Но я снова ошибся. Она стала вдруг очень серьезной и сказала:

— Если я выиграю, ты мне кое-что пообещаешь.

— Так не честно, — попытался я свести все к шутке. — Мало ли что ты попросишь сделать!

— Я попрошу, чтобы ты кое-чего не делал, — не приняла шутку седовласка. — Чтобы ты пообещал не делать этого! — Ее серо-голубые глаза и впрямь стали почти безумными, подернулись хмурыми тучами и заблестели.

— Хорошо, — согласился я, опасаясь нервировать душевнобольную. — А если выиграю я?

— Сначала выиграй! — дурашливо фыркнула женщина. Тучи в глазах моментально рассеялись.

— И все-таки? — Я широко улыбнулся, стараясь удержать бедняжку в хорошем настроении подольше. Но получилось наоборот, та снова нахмурилась.

— Тогда я предскажу тебе будущее, — тихо, но отчетливо сказала она, и по спине моей вдруг пробежались мурашки.

— Хорошо, — поспешно сказал я снова. — Тогда я пошел?

— Давай, — подмигнула заиндевелая красавица.

Выиграла она, вновь поймав двух щук. Мне даже показалось, что это те самые, вчерашние рыбины. Разумеется, это было не так — одна из них еще была жива и вяло разевала жабры.

Мне же удалось вытянуть лишь одного окуня — правда, весьма упитанного.

— Два-один, — подвела итог женщина. — Проиграл ты, Саша.

— Вижу, — притворно вздохнул я. На самом деле я был даже рад этому. Кто знает, как отнеслась бы к проигрышу сумасшедшая? Нет, напрасно я так говорю; сумасшедшей она, конечно, не была. И все же, все же, все же…

— Пришла пора расплачиваться. — Женщина заглянула мне прямо в глаза, и я чуть не утонул в зовущей непонятно куда сероватой голубизне.

— Я готов, — сказал я охрипшим вдруг голосом.

— Обещай мне, — торжественно и строго заговорила победительница, — что ты никогда больше в своей жизни не будешь ни с кем соревноваться в рыбной ловле!

— По хвостам или по весу? — усмехнулся я.

— Не надо шутить! — повысила голос женщина, и от его неожиданно зловещего тона мне стало и впрямь не до шуток. — Ты проиграл и должен пообещать это мне.

— Хорошо, я обещаю, — поторопился выпалить я. А что я еще мог сказать?

— Пойми, Саша, — жалобно, словно извиняясь за резкость, заговорила прекрасная рыбачка, — от твоего обещания очень многое зависит. Очень-очень многое! Прошу тебя, не забудь про него.

— Я обещаю, — закивал я, сделав серьезное лицо. — Никогда и ни с кем я не буду больше рыбачить наперегонки.

— Посмотри на реку, — неожиданно сменила тему женщина. Взгляд ее стал мечтательно-чистым, в глазах прибыло небесной голубизны, вытеснив речную серость. — Посмотри, как неспешно, но уверенно несет она свои воды. Час за часом, год за годом, век за веком. Ей нет дела до нас, до наших страданий и радостей, ей наплевать, кого мы любим и ненавидим, о ком тоскуем и грустим. Она всегда одинаковая, эта текущая вода. Ты веришь, что в одну и ту же реку нельзя войти дважды?

— Конечно, — осторожно сказал я. — Это народная мудрость.

— А всегда ли народ мудр? Разве он состоит не из людей, которые вечно совершают ошибки?

— На ошибках люди учатся, делают из них выводы и оставляют потомкам в виде народной мудрости.

— Нельзя ничему научиться на чужих ошибках, — печально покачала головой незнакомка. — Это тоже народная мудрость. А свои — не всегда удается исправить. — Она вскинула голову, обдала меня небесным светом глаз и отрывисто, со всхлипом, сказала: — Прощай, Саша! Будь счастлив, живи долго! — И побежала, не оглядываясь, по мокрому песку, оставляя за собой, словно капельки слез на щеке, цепочку быстро наполняющихся водой следов.

До вечера я ходил словно пришибленный, образ странной женщины никак не шел из головы. Я, словно наяву, видел, как убегает она вдоль надменной свинцовой реки, унося мой покой на ивовом кукане.

За ужином — рассыпчатой, с румяной корочкой поверх чугунка пшенной кашей — только что из русской печи; под парное молоко из глиняной кринки (я думал, что такие остались лишь в музеях), я не удержался и спросил бабу Машу о седой красавице.

Улыбчивая румяная старушка вздрогнула и даже побледнела.

— Ой! — поднесла она ко рту ладошку и тревожно закачала головой с забранными под гребешок белыми волосами. — Никак свезло тебе Рыбачку стренуть?

— Ну да, она рыбу ловила, — не понял я реакцию бабульки.

— Спросила тебя про топляка? — перекрестилась баба Маша.

— Про какого топляка? — удивился я. — Нет, мы с ней рыбу ловили.

— Ты чо?! Ты чо? — словно увидев привидение, замахала на меня руками старушка.

— А что тут такого-то? — обалдел я совершенно. — Ну не в себе малость женщина, но безобидная ведь.

— Чо и балакаешь-то? Безобидная… — зашипела на меня баба Маша и, будто вколачивая в себя гвозди, принялась истово креститься на икону в углу. Отвесив ей с десяток поклонов, она снова повернулась ко мне и горячо зашептала, оглядываясь зачем-то на окно: — Нельзя с ей балакать, утянет она в реку-то!

— Да с чего вы взяли? — Я начал сердиться. — Зачем ей меня в реку тянуть? Может, она и больная слегка, но не до такой же степени.

— Не больная она! — махнула на меня снова бабуля и, шустро подпрыгнув, засвистела мне прямо в ухо: — Нежить она, русалица! — Бабка оставила мое ухо в покое, отскочила назад и затараторила: — Кажинный год она тута бывает, что ни лето — то один, то другой ее стренет у реки-то! Тока увидит мужика, бегит к ему, в глаза заглядает и ну пытать: а не тонул ли сей год мужичина какой?

— Меня не спрашивала, — сказал я, чувствуя, как кожа покрывается пупырышками. — Ну а если и спрашивает, что с того? Много она сама-то мужиков утопила?

— Утопила-утопила! — часто закрестилась баба Маша, но в голосе ее я не почувствовал убедительности.

— Кого? Когда? — попросил уточнить я. — Сколько безвинных жертв на ее счету?

— Не щитала я, — вновь отмахнулась от меня бабушка. В ее голосе скрипнула обида.

— Да вы не сердитесь на меня, баба Маша, — приобнял я старушку за худенькие плечи. — Только не верю я в эти сказки. Живая она, точно вам говорю, только нездоровая. Вот и задает такие странные вопросы.

— Вы теперича ни в чо не верите, — тяжело вздохнула бабуля. — Тока кабы была та Рыбачка живой бабой, то признал бы ее кто. У нас ить не город — три деревни на сорок верст. О-хо-хо, Фома ты неверующий, ешь давай кашу, простыла ужо.