Covert nevtherworld. Бесконечность I. Катастрофы разума

Андрей Волков, 2023

Некогда процветающая восточно-европейская страна Понти́я находится в глубоком кризисе. Коррупция и бандитизм охватили все слои общества. Власти бессильны остановить хаос и анархию. Страна погрязла в пучине политических разногласий и интриг. На этом фоне Понти́йский курорт Кранцберг принимает важную международную конференцию, способную обеспечить стране участие в глобальном интеграционном проекте – прокладке транспортного коридора из Китая в Европу. Однако будущее мероприятие оказывается омрачено трагическими событиями: неизвестными похищены три несовершеннолетние девочки. Чтобы распутать это таинственное дело, в Кранцберг из столицы приезжает лучший детектив Республики Ксения Авалова. Сумеет ли она найти таинственного преступника и сорвать великолепно подготовленный план? Первая книга серии "Covert Netherworld".

Глава III. Знамения

А я — то всегда был уверен, что дети — это просто сказочные чудовища — заметил единорог.

Льюис Кэрролл

Среда 17 октября

ДАЙ! — раздался крик, и через секунду желто-синяя пластиковая тарелка улетела в неизвестном направлении, а ещё через секунду она превратилась в пыль после попадания в неё дроби.

Скит был одним из немногих спортивных увлечений состоятельных людей, которое нравилось Александру Верховскому, прежде всего за то, что в этом виде спорта он был предоставлен сам себе. Ему не надо было отвечать на вопросы журналистов постоянно касающихся его будущих планов, о которых Александр ещё ничего не знал. Ему не надо было обсуждать и спорить с кем-либо и о чём-либо. Здесь ему было необходимо только ружьё и меткий взгляд. Скит для Александра был ещё возможностью выпустить свою энергию, поглощаемую мониторами своих компьютеров и нудной бумажной работой. Отправляя дробь за дробью в небо, и превращая в ничто тарелочку за тарелочкой, Александр казался машиной, так быстро и четко реагировал он на появление целей, которые выбрасывал ему метательный аппарат.

Анастасия Урусова тоже любила скит, он помогал ей развеяться после рабочей недели. Ходить по светским вечерам она не любила, тем более что сейчас ей совершенно не хотелось видеть псевдосочувствующие взгляды окружающих, за которыми ясно просматривались злорадство и удовольствие от того, что с ней случилось. А за выбиванием тарелочек можно было вполне забыть обо всех несчастьях и проблемах и оставить их на потом. К скиту их обоих приучила Шурочка, которая с детства привыкла к летним поездкам на охоту и ружье держала, наверное, лет с семи, благодаря чему ещё до поступления в университет она профессионально занималась стрельбой и как-то раз, ещё в Швейцарии, зазвала Александра и Анастасию с собой в клуб, ну и пошло-поехало. Из их «Женевской четверки», как, подражая битлам, называли себя друзья, только Света Русакова не ходила в скит-клуб, так как с детства противилась любому оружию, пусть даже спортивному.

Сегодня развеяться никак не получалось. Скорее всего потому, что проблемы, которые коснулись Анастасии, касались и её близких друзей. Даже такое крохотное воспоминание о Женеве вызвало в памяти всю цепь произошедших с ними тогда событий. Плюс ещё добавилось беспокойство. Если этот таинственный «почтальон» прислал не только страницу, написанную от её имени, но и от имени Саши, то он может прислать и остальные «части» дневника. Вот уж о чём, а об этом она точно не хотела разговаривать с Александром, но если ей пришлют «продолжение», это и его коснется. Он должен был знать.

Женева, восемь лет назад

Прошла неделя с той памятной поездки к Чилуэллам. Деревья украсились желтой и красной листвой, и уже кое-где стал подувать северный ветер — предвестник скорых холодов. Девушки сидели на занятиях по французскому. Анастасия отвлеченно слушала, как педагог объясняет грамматическое правило. Голову сейчас, правда, занимало другое. Её мысли постоянно возвращались к тому, что произошло между ней и Александром во время поездки к Чилуэллам. К тому, как она, зачарованная его смелостью в отстаивании своей позиции, позволила себе явно лишнее в отношениях с малознакомым молодым человеком, а точнее сказать, совсем незнакомым. Больше всего на свете ей хотелось все прояснить, дать понять, что между ними нет и не может быть… ну, хотя бы недоговоренностей. Бесспорно, Александр был красавцем, и даже его манера изъясняться имела свою прелесть. Ей понравилось, как он стойко держался тогда вечером. Из уст Александра любая его идея начинала казаться привлекательной. За ним было вообще тепло и комфортно. В этом таилось какое-то дьявольское наваждение, от которого она никак не могла избавиться. Нет, она не могла отрицать, что он ей симпатичен, но временами от Александра веяло авантюризмом. Она заметила, что в любой ситуации он всегда пытается пробивать свой путь, не считаясь с мнением окружающих, и вот это в нём… нет, не отталкивало. Пугало. А ещё её бесило, что подруги вместо того, чтобы подсказать, как действовать дальше, просто из кожи вон лезли, чтобы Анастасия потеряла равновесие.

— Где вы витаете, Анастасия? — осведомилась педагог. — Я вас, кажется, просила озвучить правило образования passé composé.

Анастасия промычала что-то не совсем понятно. Педагог усмехнулась.

— По-моему вы думаете о чём-то далеком от французской грамматики, — заметила она.

Вверх метнулась рука одной из учениц.

— Прошу, Наталья, — педагог перевела взгляд на другую девушку.

— Passé composé образуется при помощи вспомогательного глагола avoir или être в настоящем времени и participe passe, — отчеканила девушка.

— Совершенно верно, — сказала педагог, записывайте, а вы, Анастасия, перестаньте витать в облаках.

Анастасия тихо выругалась и, открыв тетрадь, стала злобно чиркать в ней ручкой.

— Почему ты ничего не говоришь нам о том, что произошло между тобой и Александром? — полюбопытствовала сидящая рядом Шурочка, — нам-то могла сказать.

В её голосе даже чувствовалась какая-то обида.

— О чем тут говорить? — вспылила Анастасия, усиленно пытаясь не обратить на себя внимания педагога. — Обычный поцелуй.

— Обычный? — Шурочка засмеялась, достаточно громко, чтобы Анастасия поняла реакцию, и достаточно тихо, чтобы не услышал педагог. — Обычный?! Ты вообще-то заметила, как он на тебя смотрит? Или в голове сплошная учеба?

— Саша! Прекрати!

— Парень в тебя влюблен по уши, — продолжала подруга. — Скажешь, что ты у нас такая маленькая и глупенькая, что даже не заметила?

— Я не маленькая и не глупенькая, Саша, — холодно отрезала Анастасия. — Мы с Александром — друзья. Наши отношения — чисто дружеские.

— Ой, не могу!!! — в восторге зашлась Шурочка. — Ты ещё скажи — товарищеские! Наверное, я с ним целовалась у озера!

— Света, скажи ей, чтобы она замолчала!

Светлана, сидевшая по правую руку от Шурочки, не обращала внимания на подруг и старательно выполняла упражнение.

— Хорошо, хорошо, допустим, что ты слепая и не видишь ничего, — продолжала рассуждать Шурочка, — но если ты хочешь знать мое мнение, то ты просто трусиха.

— Хватит! — зашипела Анастасия, топнув ногой. Шурочка засмеялась ещё громче, чем всё-таки заставила обратить на себя внимание педагога.

— Ваша личная жизнь, безусловно, интересна, — услышала она за спиной голос педагога, — однако сосредоточьтесь на упражнении, будьте любезны.

Анастасия посмотрела на подругу уничтожающим взглядом.

До конца пары они прекратили разговор. Она решила использовать паузу для подготовки аргументов.

— Мы просто переживаем за тебя, — заботливо и мягко произнесла Светлана, так, как если бы она говорила с неразумным ребенком.

Сейчас они шли от кабинета французского языка по направлению к столовой.

— И ты туда же! — воскликнула Анастасия. — Я думала ты, как человек более взвешенный, скажешь что-то путное, вместо этого ты поддерживаешь ее. — Анастасия гневно посмотрела на Сашу.

Девушки вошли в столовую и сели за один из круглых столиков.

— Почему ты говоришь всякие гнусности про меня и Александра? — спросила она надменно.

— Почему гнусности? — удивилась Саша.

— Ладно, не гнусности. Вздор.

— Почему вздор?

— Хорошо. Всякие вещи.

— Потому что они очевидны, — хмыкнула Шурочка. — Сейчас ты и сама не отрицаешь.

Анастасия со вздохом откинулась на спинку кресла. Большего Шурочке и не надо было. Наверное, нужно обидеться, решила Анастасия.

— Ты так носишься со своей актерской мечтой, что не обращаешь внимания на желания, — Шурочка лукаво подмигнула ей. — Даже когда дело касается Александра. Даже когда речь идет о твоих чувствах к нему.

— Ты ничего не знаешь о моих чувствах!

— Может быть, потому что их нет? — парировала Шурочка. — Ты тоже понятия не имеешь о чувствах. Ты боишься даже подумать о них. Учиться на отлично и быть чьей-то подружкой — вещи вполне совместимые, знаешь ли.

— Ты боишься, — откровенно заметила Шурочка. Удивленная Анастасия подняла голову.

— Чего ты боишься, подруга? — спросила Шурочка. — Чувств Александра или собственных чувств?

Шурочка взяла Анастасию за подбородок, так что теперь подруги смотрели друг другу в глаза.

— Я не знаю, что ты чувствуешь, — сказала Шурочка. — Тут ты права. Но подозреваю, что для тебя эти чувства в новинку. Что-то страшное и неизведанное.

Анастасия молчала, потому что спорить было нечестно.

* * *

Она встряхнула головой. Куда её опять понесло. Это было всё в прошлом и уже никогда не вернется. Хотя может быть, она и хотела, чтобы и вернулось, и пошло все по-другому. Но нет. По-другому пойти не может, все уже случилось, и она хочет забыть это, как кошмар. Господи, что же со мной происходит, — подумала Анастасия, — ведь такого раньше никогда не было. Почему всё навалилось сразу — и это убийство, и эти письма из прошлого. Она никому, естественно, в этом не признавалась, но отчетливо понимала, что письма шлет кто-то из очень близких ей людей. Ведь о том, что тогда произошло, мало кто знал. Нет, знали, конечно. Но не знали о её участии. Девушка скосила осторожный взгляд на стоящих через трап Александра и Шурочку. Они весело разговаривали и смеялись. Очевидно, Александр травил Саше очередную политическую байку, он был мастак на такие истории. Кто бы только послушал. Их каждый совместный вечер в Женеве начинался с того, что Александр усаживал трех подруг перед собой в столовой и начинал декламировать анекдоты про политиков, новости с довольно забавными комментариями, какие он только мог придумать.

Господи. Неужели кто-то из них? За прошедшие два дня Анастасии иногда стало казаться, что она просто сходит с ума. Ещё позавчера утром, даже когда увидела труп девушки, она бы в жизни не подумала, что кто-то из её близких людей способен на предательство. Господи, да ведь это в голову просто не лезет. Детективы интересно смотреть со стороны. В реальной же жизни…

— Хорошо отстрелялась, — сказал Александр, убирая винтовку в кейс. Они втроем шли вдоль трапов к небольшой хижине, возле которой всегда стояло два или три столика под тентами, чтобы уставшие стрелки могли выпить чего-нибудь прохладительного. Друзья выбрали себе место поближе к уже зеленеющим деревьям и подальше от солнца, которое в этот час особенно пекло, и после потраченной энергии от стрельбы им совершенно не хотелось жариться. Хотя мысли Анастасии занимала и вовсе не погода и не стрельба. Она всё хотела рассказать Александру про дневник, но на трапе особенно не поговоришь, а сейчас как раз можно. Друзья заказали себе по стакану свежевыжатого апельсинового сока, и Анастасия, кивнув Шурочке, начала.

— Саша, — сказала она, как можно более спокойным голосом, — у нас есть к тебе разговор.

Откинувшийся на спинку пластикового стула Александр отвлекся от созерцания стрельбы других членов клуба и, развернувшись вполоборота, внимательно посмотрел на подруг.

— Как говорят англичане, я весь уши, — сказал он. Александр вообще любил выражаться вычурно и фигурально. Анастасия это относила к проявлению его разностороннего образования, обычно даже уже во взрослом возрасте, не говоря уже об университете, она не упускала возможности подшутить над тем, что Александр выражается и ведет себя совсем не как технарь, коим он себя мнит, но сейчас настроения для этого не было никакого.

— Речь пойдет не об Англии, — сказала Анастасия — а о Швейцарии, точнее, о том времени, когда мы там учились.

Услышав про учебу в Швейцарии, Александр напрягся. Он, как и две сидящие напротив него девушки, прекрасно помнил, чем закончилась их совместная учеба. Правда, для него был памятен ещё и тот разговор, который случился между ним и Анастасией, незадолго до тех событий, которые они втроем (а если честь по чести, то вчетвером, потому что Света тоже знала об этих событиях) вот уже семь лет старались не вспоминать.

— И, я так понимаю, этот разговор касается тех событий, которые случились под Рождество? — спросил Александр.

— Да, — сухо сказала Анастасия, — я перейду сразу к делу. Когда я вернулась домой, после ужина с тобой, я обнаружила на комоде конверт. В конверте лежали листы из моего электронного дневника.

— Того, что ты вела во время учебы, — уточнил Александр.

Девушка кивнула.

— Там слово в слово было описано то, что я писала во время первой недели в Женеве. Про наше знакомство, про то, как мы собирались к Чилуэллам. Я, конечно, взволновалась, но не более того, а вчера произошло вообще странное. Мне позвонили из полиции и сказали, что мою машину отогнали на штрафстоянку, ну ты помнишь, что после ужина я поехала на электричке. Так вот когда мы прибыли на стоянку, это оказалась вполне обычная стоянка, и контролер сказал, что мою машину я же пригнала в ночь. Мы открыли автомобиль и там обнаружили вот это. — Она достала тот самый целлофановый пакет, который обнаружила вчера вечером. И там была ещё одна часть дневника, но уже от Сашиного имени.

— М-да, — задумчиво сказал Александр, вертя в руках молоток, — все это действительно странно. Кому вдруг понадобилось вспоминать события восьмилетней давности, да ещё таким способом? — Он посмотрел на Анастасию.

— Я не знаю, — честно ответила Анастасия, — я боюсь, что посылки будут продолжаться…

— Как в сказке, — усмехнулся Александр, — чем дальше, тем страшнее.

— Что-то типа того, — сказала Анастасия, — но не только. Эти посылки могут…

— Попасть в руки журналистов, — снова закончил её мысль Александр. Он любил так делать, обладая незаурядной логикой, и очень часто мог прочитать фразу практически любого собеседника. — А ещё ты боишься, что эти посылки отправляет кто-то из нас, правильно, — он улыбнулся белозубой улыбкой, — я прав?

— Из кого из нас? — спросила молчавшая до этого времени Шурочка. — Из нас троих?

— Ну почему из троих, — сказал Александр, — ещё есть Света, она тоже принимала участие в этих событиях, причем непосредственное.

О Свете Анастасия честно говоря, не думала, хотя созванивалась с ней на прошлой неделе. Светлана единственная, кто после всех событий осталась в Женеве и окончила учебу там. Да и вообще, сделала неплохую карьеру, став известным адвокатом. Анастасия ей даже чуть завидовала. Господи, что же это все значит?

— Но, как ты думаешь, — спросила Шурочка, — зачем это нужно?

— Ну, если вы хотите банальный ответ, — сказал Александр, — то возможно, кто-то хочет навредить Анастасии в бизнесе, кстати, тогда, скорее всего, этот человек и стоит за тем, что труп подбросили в пансионат. Но при этом этот некто ничего никуда не посылает. Почему?

— Ну и почему же? — спросила Шурочка. Александр допил сок и поставил стакан на стол.

— Он хочет, чтобы Анастасия искала отгадку его действий, — сказал Александр, — хочет, чтобы она нервничала, сомневалась.

— И что же мне делать? — спросила Анастасия. Александр наклонился вперед, так, что некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

— Самое лучшее ничего не делать, — сказал он, — Ждать.

— Ждать! — воскликнула Анастасия. — Такого совета я от тебя не ожидала.

Александр усмехнулся.

— Если ты будешь продолжать искать, то рано или поздно запутаешься, а как только запутаешься, то просто сойдешь с ума и всё равно ничего не найдешь.

Анастасия фыркнула. Интересно он говорит, подумала девушка, как будто его это и не касается вовсе. Быстро же, однако, мужчины все забывают. Нет, она должна узнать правду, должна. Что бы ни случилось потом. Она должна!

* * *

Главное управление уголовного розыска города Кранцберг занимало последний, верхний этаж красивого палевого цвета здания в южной оконечности города, немного не доходя до набережной. Ксения припарковала свой автомобиль возле управления и вышла из «Ауди», вдыхая свежий морской воздух, который сразу окутал с головы до ног. Её лучистые глаза, как всегда, рентгеном собирали информацию. Город жил своей жизнью, даже несмотря на адскую жару. Туристы спешили насладиться последними солнечными днями и увидеть как можно больше достопримечательностей за тот короткий период, что находились здесь. Офисные работники, которых можно было легко узнать по однообразным деловым костюмам, спешили на работу. Всё было как обычно и не выдавало какого-либо страха или паники, а ведь один из тех сотен людей, которых она видела сейчас, мог быть тем самым убийцей, которого они ищут. Преступник — это обычный человек, эту истину она усвоила давно. Он не прилетает с Марса или Венеры. У него нет каких-то особых отличий. Мы можем видеть его каждый день на улице, пожимать ему руку, пить кофе по утрам, даже влюбиться, но так никогда и не узнать, что он убийца или насильник, грабитель или сутенёр. Нет, преступники всегда носят маску порядочности. Её работа срывать эти маски.

Внутри здания было тихо и спокойно. Здесь в отличие от здания в Борисфене не сновали туда-сюда следователи, оперативники, эксперты и ещё бог знает кто. Ничего такого. Размеренное течение жизни.

— Что-то не особо нас встречают? — прокомментировал Мациевский.

Ксения хмыкнула.

— А ты чего хотел, — осведомилась она, — чтобы тебе к автомобилю ковровую дорожку положили?

Анатоль осклабился.

— Зачем мне? — язвительно сказал оперативник. — Ты же у нас гений сыска.

Отвечать Ксения не стала. Девушка подошла к окошку дежурной части и кулаком постучала в стекло.

Почти сразу из двери внутри помещения высунулся паренек лет двадцати и, окинув гостей деловым взглядом, так же деловито и важно произнес:

— Что вам угодно?

Ксения продемонстрировала удостоверение.

— Мы из Борисфена, — сказала она, — следственная группа, вам должны были звонить.

С полминуты дежурный что-то соображал, потом, наконец, выпалил:

— А, да, да, да, конечно, слышали, знаем. Проходите. Четвертый этаж. Кабинет 411.

— Благодарю, — коротко кивнула Ксения, увлекая за собой помощника, — вот, а ты ругался. Смотри, как здесь всё культурно. Как в деревне.

— Думаю, и остальное на уровне, — заметил Анатоль.

Поднялись на четвертый этаж. Нужный кабинет находился в начале длинного коридора, схожего с тем, что Ксения каждый день видела в Борисфене, только короче. Табличка гласила:

«Nachal'nik Ugolovnogo roziska, polkovnik Riger».

— Можно? — спросила Ксения, открывая дверь. За небольшим офисным столом сидел плотный лысый мужчина лет шестидесяти в стандартной униформе. Слева от него сидел высокий коротко стриженный молодой человек северной наружности спортивного вида. Увидев гостей, мужчины, прекратили разговор и встали со своих мест.

— Вы из Борисфена? — с утверждением в голосе спросил полковник. — Простите, что не встретили. У нас здесь небольшое производственное совещание. Полковник Янус Ригер.

Авалова протянула руку.

— Ксения Игоревна, — представилась девушка, — это мой помощник — капитан Анатоль Мациевский.

Ригер пожал руки гостям и сел на место.

— Мой заместитель, — указал он на молодого человека, — капитан Макс Рауш.

— Можно просто Макс, — сказал оперативник, пожимая руки гостям.

— Ещё раз извините, что не встретили, — продолжил Ригер, — очень неудачная накладка. Мы рады, что вы приехали. Такое жуткое убийство, похищения. Народ болтает бес знает чего, а у нас саммит на носу. Но я уверен, что вы разберетесь во всем этом безобразии.

— Увидим, — сказала Ксения — что можете сообщить по сути дела?

Первая фраза была обращена к полковнику, вторая к капитану. Молодой оперативник это понял, поскольку стал сразу отвечать на вопрос. Умный парень, отметила Ксения, если не умный, то хотя бы смышленый.

— Три девочки пропали на прошлой неделе, — докладывал Рауш, — Екатерина Кирсанова, Даша Терехина и Соня Захарова. Все ученицы Международного лицея, название такое. Как показывают остальные ученики, они тесно общались друг с другом, иными словами, были подругами.

Авалова задумчиво приподняла бровь.

— Они что, одновременно пропали? — спросила она. Рауш кивнул.

— Практически, с разницей в два дня. В понедельник ушла в школу и не вернулась Кирсанова, в четверг Терехина, тоже по пути домой из школы, в воскресенье пропала Захарова, ну а в понедельник, вы знаете.

Ксения прищурилась.

— Значит, первой пропала Кирсанова, и её убили первой? — спросила девушка.

Рауш кивнул.

— А точно известно, что Терехина шла домой из школы? — спросила Ксения. — Или это предположение?

Макс пожал плечами:

— Можно точно сказать, что она шла из школы, поскольку её в этот день видели на уроках, но вот куда, это неизвестно.

Ксения задумчиво кивнула.

— Вы узнали круг их общения? — спросила девушка. — С кем ещё дружили? Какие мальчики нравились?

Молчавший до этого Ригер фыркнул.

— Да там такая школа… в общем, форсятся, и учителя, и ученики. Из них слова не вытянешь, а чуть давить начинаешь, хамят, обзывают, судом грозят, — полковник махнул рукой, — мажоры, в общем.

Или несчастные дети, которые не нужны своим родителям, заключила про себя Ксения.

— А про само убийство что-то новое можете сказать? — спросила она у Макса.

— Девушка была убита около трех часов ночи. Орудие убийства, предположительно нож или кортик.

— Что значит предположительно? — спросила Ксения.

— Да то и значит, — объяснил Рауш, — наш эксперт никак не может понять, что это за оружие. У раны такие края, которые не оставляет ни один из колюще-режущих предметов, которые есть в базе.

— А вы были в школе после убийства?

— Нет, — ответил Макс, — ещё не успел. Как раз думал сегодня съездить, тут вы.

Ксения усмехнулась.

— Ну, так давайте сейчас вместе и прокатимся, — сказала девушка, — какими бы они ни были мажорами, как вы говорите, убийство есть убийство, тем более умерла их одноклассница. Возможно, кто-то с нами и поделится нужной информацией. — Авалова посмотрела на сидящего во главе стола полковника. — Если ваше начальство, конечно, не против?

Ригер пожал плечами.

— Да разве я что-то говорю, — сказал он, — вы не думайте, Ксения Игоревна, не считайте нас какими-то сухарями канцелярскими, просто для нас это всё в новинку. Я действительно надеюсь, что ваше пребывание здесь прольет свет на это темное дело.

Ксения белозубо улыбнулась.

— И в мыслях не было, — сказала она.

Искренне надеюсь, что и не будет, добавила про себя Авалова.

* * *

Синего цвета «Шкода» подъехала к красивой стеклянной новостройке и из автомобиля вышла светловолосая девушка в темно-синем прокурорском мундире, на который был наброшен легкий бежевый тренч. Девушка оценивающе посмотрела на здание и достала из кармана визитку, которую получила сегодня из рук своей старой знакомой Кристины Левоновой, с напутствием расспросить начальника этого здания насчет нескольких заказных убийств.

Девушку звали Наталья Владимировна Покровская, и была она старшим следователем генеральной прокуратуры Понти́йской Республики, которому поручили вести дело об убийстве депутата Андрея Левицкого.

Свои юные прокурорские годы Наташа коротала в городе Тирас и, может быть, и осталась бы одним из сотен ординарных следователей, если бы ей не распределили дело о хищениях в футбольном клубе «Хаджибей». Простое, казалось бы, дело в результате вывело на крупную преступную группировку, возглавляемую президентом клуба Виктором Ходаковым. Девушке неоднократно пытались угрожать, но принципиальная Наташа довела расследование до конца, после чего её в два счета перебросили в Борисфен на должность старшего прокурора 2-го отдела процессуального руководства досудебным расследованием. Она была честная, прямолинейная, но добрая и сострадательная. Никогда не отворачивалась от чужой беды за сухими бюрократическими отписками, никогда не отказывалась помочь.

Покровская знала, что когда строишь комбинацию против сильного и опасного противника, а читая информацию на учредителей «Лиги честности», которой с ней поделилась Кристина, она не сомневалась, что противник более чем маститый, необходимо понимать, что это может стоить тебе не только каких-то профессиональных проблем, но даже жизни, и тем не менее, всегда бралась за такие дела.

Наташа остановилась перед проходной. За столом с несколькими мониторами сидел молодой парень, лет двадцати четырех, и что-то набирал на ноутбуке. Увидев Наталью, он встал с кресла пристально посмотрел на девушку.

— Вам что? — спросил он.

— Я к Николаю Добровольскому, — сказала Наташа.

Отработанным движением дежурный охранник поднял одну из телефонных трубок и, поднеся её к уху, спросил:

— Как доложить?

Покровская показала удостоверение.

— Покровская Наталья Владимировна, от генерала Раевского, — сказала девушка.

Прошло несколько секунд, и охранник заговорил по телефону.

— Николай Иванович, — сказал он, — это первый пост. К вам тут от генерала Раевского, понял. — Охранник положил трубку и открыл вертушку.

— Проходите, — обратился он к Покровской, — четвертый этаж. Пройдете вдоль по коридору, справа увидите лифт. Подниметесь на четвертый этаж, необходимо будет пройти во второй корпус. Там найдете кабинет.

Наташа поблагодарила молодого человека и пошла в указанном им направлении. Поднявшись на четвертый этаж, девушка прошла метров пять вдоль по длинному коридору, возвышающемуся над тренировочным залом, где, как подозревала Наташа, занимались охранники. Не обращая никакого внимания на процесс тренировки, она двигалась, не останавливаясь, до проема в стене, который и обозначал, очевидно, другой корпус. Пройдя ещё метра два, девушка, наконец, остановилась перед массивной железной дверью. Выровняв дыхание, она всегда так делала перед важным разговором для сохранения презентабельного вида (всё-таки пыхтящий от долгого перехода через здание следователь вряд ли произведет впечатление), постучала.

— Войдите, — раздался голос из-за двери.

Войдя в кабинет, она увидела брюнета с залысинами, одетого в классический черный костюм с черным же галстуком. Мужчина оторвался от созерцания бумаг, разложенных у него на столе и, встав, приветливо улыбнулся.

— Добрый день, — проговорил он, отодвигая одно из офисных кресел, чтобы гостья могла сесть. — Сергей Александрович сказал, что у вас есть ко мне какие-то вопросы?

Сразу перешел к делу, мелькнуло у Покровской, он так предпочитает вести дела или просто хочет от меня побыстрее отделаться? Сейчас увидим.

— Основных два, — ответила девушка. — Позавчерашнее убийство депутата Левицкого и старое убийство бизнесмена Сосновского.

— Вы считаете, что они связаны? — спросил Добровольский.

— Возможно, — сказала Наташа, — по крайней мере, стиль убийств схож, очень схож. И убитый Левицкий, и убитый Сосновский, оба находились в непростых отношениях с лидером движения «Лига честности», а его цель — президентская кампания. Не кажется ли вам, что это не случайность? В связи с этим мой первый вопрос: что вы найдете уместным сказать мне по поводу этих убийств?

Добровольский вздохнул.

— Я располагаю малым количеством информации, — сказал он, — но постараюсь вам помочь. — Токмо давайте перенесем наш разговор в кафе напротив.

— Даже так? — усмехнулась Наташа.

— Я не буду чересчур откровенным с вами, — заметил Добровольский, — если скажу, что в наше время даже стены имеют уши.

Они покинули офис охранной фирмы, но не перешли дорогу, а сели в припаркованную возле офиса машину. Добровольский завел двигатель, и они начали движение.

— Не думаю, что порадую вас большим количеством информации, — сказал Добровольский, — убийство Сосновского пришлось на период радикальной смены власти в стране, тогда крупный бизнес разделился на два лагеря: тех, кто поддерживал законно избранную власть, и тех, кто поддерживал людей на площади. Победили, как вы знаете, вторые, а Сосновский был в первом лагере, и после того, как было принято решение пересмотреть итоги выборов, он не стал с этим мириться и обратился в конституционный суд. Как он говорил за день до убийства, он собрал какие-то доказательства незаконной деятельности оппозиции и хотел их обнародовать.

— Как они к нему попали? — спросила Наташа. Добровольский покачал головой.

— Не знаю, ему помогал его охранник, Юра Лебедев, его убили тогда же, а ещё молодой юрист — Андрей Левицкий.

Наташа усмехнулась. Ловко он дурачком незнающим прикинулся. Значит, он всё знал с самого начала.

— Вот как? — спросила она. — Они были знакомы. Добровольский пожал плечами.

— Были, не знаю, насколько близко, но думаю достаточно, раз Сосновский посвящал его в свои дела, но вот большего сказать вам не могу, поскольку сам ничего не знаю. Какая информация? Удалось ли её сохранить? У меня нет информации.

Наташа задумчиво помолчала, а затем спросила:

— А с Левицким вы встречались? — спросила девушка. Добровольский покачал головой.

— Нет, у него была своя охрана, мы не пересекались.

— Понятно, — коротко сказала Наташа, — спасибо. Теперь мой второй вопрос: как вы думаете, кто кроме уже убитого Левицкого может представлять опасность для «Лиги честности», если история повторяется?

Добровольский вздохнул.

— Это сложный вопрос, — произнес мужчина, — как вы понимаете, я не могу вам отвечать за всех людей, у которых может хватить финансов на избирательную кампанию, но некоторые имена назвать могу — Сергей Александрович сказал, что я вам могу полностью довериться?

Это был вопрос. Наташа кивнула.

— Что же, зная его, — сказал Добровольский, — я могу предположить, что вы не употребите эту информацию в каких-то личных и корыстных целях. Поэтому я с вами настолько откровенен, насколько позволяет моя работа. — Он достал из кармана пиджака небольшой ежедневник, открыл его и вытащил две визитки. — По вполне понятным причинам я не буду показывать вам их фотографии, если захотите сами найдете.

Наташа взяла визитки и некоторое время рассматривала их. Фамилии этих бизнесменов были ей неизвестны, правда, по не которым аббревиатурам в названиях компаний, владельцами которых они, очевидно, являлись, девушка догадывалась о сфере деятельности данных господ.

— Благодарю, — кивнула Наташа, — а можете ли вы сказать, какой интерес вызывают эти бизнесмены у людей из «Лиги честности»? В чем смысл всей этой катавасии со спонсорством?

Добровольский прищурился.

— Думаю, что не открою вам Америку, если скажу, что избирательная кампания стоит огромных денег. И все расходы, как правило, оплачиваются из кассы той партии, которую кандидат представляет, но если партии нет, то создается фонд под деньги определенных людей. Будьте уверены, что на эти деньги можно организовать и олимпиаду, и президентские выборы.

— Если фонд не наберет денег, — предположила Наташа, — это значит, что кандидат от «Лиги честности» не будет иметь достаточного финансирования перед остальными, так?

Добровольский кивнул.

— В связи с этим возникает вопрос, — сказала девушка. — Есть ли вероятность того, что эти бизнесмены добровольно перейдут под знамена лиги?

— Добровольно исключено, — начал Добровольский, — эти люди представляют собой бизнесменов, которые не заинтересованы в раскачивании ситуации в стране. Конечно, с ними будут пытаться договориться, но, думаю, что речь будет идти о крайних мерах. Так было и в деле Сосновского. Так было и в деле Левицкого. Я думаю, вам будет интересно узнать, что сегодня был заключен альянс между «Лигой честности» и новым руководителем движения убитого Левицкого.

Наташа вновь понимающе кивнула, отметив, что её собеседник весьма немногословен. Интересно, только ли это связано с коммерческой тайной?

— И что могущество людей Адашева так велико, что он может достать интересующих субъектов, несмотря на все меры предосторожности?

— Увы, да, — сказал Добровольский, — видите ли, Наталья Владимировна, когда речь идет о президентской кампании, никакая сумма не покажется слишком большой.

— Цель оправдывает средства? — уточнила девушка.

— Именно так, — сказал Добровольский, — сообщу вам ещё кое-что, у двух из этого списка есть дочери, они живут в Кранцберге.

Наташа на секунду задумалась. Ситуация становилась все интереснее.

— Иными словами, вы хотите сказать, что Адашев или Тополевич могут влиять на этих бизнесменов через детей?

Добровольский кивнул:

— Да, я не исключаю такую возможность. Так что я поделился с вами всем, что знаю, а вы делайте выводы.

Они остановились там же, где начали путь минут пятнадцать назад.

— А почему вы мне все это рассказываете? — завершающе спросила Наташа.

— Потому что я думаю, вы употребите эту информацию во благо названных мной людей, — сказал Добровольский. — Мне не хотелось бы, чтобы с ними что-то случилось и с точки зрения лично-человеческой, и с точки зрения профессионально-коммерческой. Я, милая, хорошо помню те события и не хочу, чтобы они повторились, но мои ребята, при всем профессионализме, не смогут их сберечь, а вы сможете.

— Ценю ваше доверие, — флегматично сказала Наташа.

Хотелось бы ему действительно соответствовать, критически подумала девушка.

* * *

Простившись с Александром, Анастасия и Шурочка вернулись в город. Необходимо было оставить ружья в подвале Шурочкиной квартиры. Сумка Анастасии тоже временно хранилась у Александры, так как на даче не было подходящего места, а в пансионате, хоть и был подвал, но, во-первых, он был забит всяким барахлом, а во-вторых, на время саммита хранение и использование любого стрелкового оружия, да и вообще оружия, было запрещено.

Шурочка жила в самом центре Кранцберга, на Садовой улице, в просторном флэте с видом на набережную. Квартира эта была подарена Шурочке её молодым человеком, который был олимпийским чемпионом по траншейной стрельбе. С ним Шурочка встречалась два года, однако потом молодой человек куда-то пропал, и как Анастасия ни пыталась добиться от подруги причину их расставания, ей это не удалось. Шурочка всегда говорила, что они и не расставались вовсе, а просто её молодой человек уехал тренироваться в другую страну, но Анастасия достаточно хорошо знала подругу, чтобы понять, что та говорит неправду, но не хотела её ранить.

Подруги зашли внутрь дома и стали спускаться по лестнице вниз.

Анастасия всегда завидовала Шурочке, её манере аккуратно обращаться с вещами. В её подвале всё лежало стопочка к стопочке, в противовес Анастасии, у которой вечно всё было забито доверху.

Девушка положила сумку на полку и выдохнула.

— Тьфу ты, — воскликнула она, — я ружье почистить забыла! — Она села на скамейку и, достав баллончик с фирменной смазкой, смочила темную уже от высохшего состава тряпку и начала оттирать затвор, ствол и другие части своего дробовика. Делала она всё это так небрежно и рвано, что удостоилась сочувственного взгляда со стороны Шурочки.

— Слушай, — сказала она, — я тебя прям не узнаю. Настёнка, с тобой что-то происходит. Ты раньше никогда такой не была.

— Какой? — спросила Анастасия.

— Напряженной, — констатировала Шурочка, — у тебя все из рук валится. В прямом смысле.

Анастасия подарила подруге мрачный взгляд. Саша была права. Те несколько дней, а вернее всего два, изменили ее. Она точно не могла сказать в чем, но ощущала эту перемену почти физически. Может быть, Александр прав. Может быть, ей наплевать на всё. Ну, в конце концов, что изменится от того, что история её учебы в Швейцарии попадет в какие-нибудь газеты. Ну, напишут пару строк. Да и потом, кому она интересна? Александр прав. Кто-то пытается выбить её из седла, как говорят американцы. Но не это пугало её, нет. Она боялась, хотя нет, не боялась, точно знала, что это кто-то близкий. И подсознательно начинала бояться общаться с теми, кого считала друзьями. Чем больше Анастасия погружалась в причины происходящего, тем явнее она проигрывала сражение с собственным разумом. Девушка вздохнула. Надо поговорить с Эльмирой Сабуровой. Вот человек, который может дать действительно дельный совет. Хотя она тоже знает. Господи, я уже сама себе не верю.

— Я готова, — весело сказала она подруге, — пошли чего-нибудь освежающего выпьем.

Шурочка улыбнулась.

— Да уж, освежающее тебе точно не повредит. Сразу мозги на место встанут.

Подруги засмеялись и вышли из подвала.

* * *

Международный лицей — учебное заведение в центре города. Заведение для богатых. Совсем не к таким относилась убитая Екатерина Кирсанова, судя по той сухой бюрократической справке о ней, которую прочитала Ксения. Родители — предприниматели средней руки.

Школа, пробормотала про себя Авалова, мир детей, которые как можно раньше хотят стать взрослыми. Мир слухов, сплетен и грязных интрижек, прикрытый красивой оберткой тяги к знаниям и выдуманному ореолу мятежной юности. Всего лишь детское отражение мира взрослых, который они видят, со своими войнами, конфликтами, кланами и страстями, гиперболизированными неокрепшими юными умами до уровня шекспировских трагедий. Ксения припомнила одну из эскапад Фуко, о том, что тюрьма, школа и психбольница функционируют исходя из общих закономерностей и являют собой примеры подавления буржуазным обществом личности человека. Ну что же, посмотрим, так ли это.

Вслед за Раушем она вошла в здание лицея.

— Девушка ушла из школы в 21.30, — рассказывал Макс. — У них здесь была какая-то вечеринка, день школы, ну или в этом роде. После этого её никто не видел.

— На вечеринке было много людей? — спросила Ксения. Макс кивнул:

— Человек сто — сто пятьдесят, так что можно было вполне обеспечить себе алиби и уйти незамеченным, если вы об этом.

— Нужно узнать побольше про эту вечеринку, — уточнила Авалова, — что вы узнали о девочке?

Рауш флегматично пожал плечами.

— Училась хорошо, её все любили. Ни одного дурного слова, ни от одноклассников, ни от преподов. Слыла местной красоткой, многие парни к ней подкатывали.

— Она позволяла? — поинтересовалась Ксения. Рауш замотал головой.

— Нет, правда, с одним у неё были шуры-муры, — Макс полез за блокнотом, — вот! Антон Сиджан — сын помощника городничего, между прочим.

— Решила сразу схватить журавля, пока не улетел?

— Вряд ли, — сказал Рауш, — они расстались за неделю до того, как она пропала, да и характеризуют её не такой.

— Алкоголь, наркотики? — на всякий случай спросила Ксения.

Макс нахмурил лоб.

— Нет, иногда выпивала по праздникам, да и то пару коктейлей.

— А какой она была в день исчезновения? Макс задумчиво посмотрел на коллегу.

— Вы имеете в виду как она себя вела? Ксения кивнула.

— Нормально, — сказал он, — смеялась, танцевала, кокетничала с одноклассниками, а потом попрощалась и ушла.

Авалова остановилась и, задумчиво закусив губу, посмотрела на Рауша.

— Слушайте, вам не кажется странным, что девушка уходит с вечеринки раньше других? Я посмотрела адрес, её квартира всего в квартале отсюда.

— Думаете, куда-то ещё ушла? — спросил Макс. Ксения пожала плечами.

— Скорее всего, с кем-то, — сказала она, — с кем-то из учеников или с кем-то другим, кто её ждал.

— Сейчас узнаем, — заметил Рауш, — вон директриса идет, вы поосторожнее с ней, та ещё штучка.

Навстречу оперативникам из длинного коридора шла высокая худая женщина лет сорока пяти в строгом и дорогом деловом костюме. В гимназии вообще всё смотрелось дорого, от внутреннего убранства до учеников, старательно пишущих что-то в своих тетрадях и не замечающих окружающий мир.

Женщина подошла к оперативникам вплотную. На её худом лице имелись толстые очки в роговой оправе. Волосы были завязаны в жесткий пучок.

— Ирма Яновна Сиверс, — представилась она, — директор. Мне сказали, что меня спрашивают из милиции, но я уже, по-моему, всё рассказала, как и мои ученики, и вряд ли что-то можно добавить к уже сказанному.

Своим поведением директриса всячески показывала, что она слишком занята для разговора с правоохранительными органами.

— Обстоятельства изменились, — сказала Ксения, — одна из пропавших девочек была найдена убитой и…

— Разве наш лицей имеет к этому отношение? — перебила директриса. — Мы не несем ответственность за то, чем наши ученики занимаются в свободное время. Мне из-за этого дела звонили из министерства, теперь нужно писать отчет, отвечать журналистам, и все потому, что она у нас училась.

Ксения не любила, когда её перебивали, но дослушала до конца.

— Меня не интересует, что вы намерены делать, — холодно сказала девушка, — убита ваша ученица, и ваша обязанность оказывать следствию помощь.

Тон Аваловой был мягок, но сулил большие неприятности при отказе от сотрудничества. Директриса, вероятно, это поняла, потому как её лицо с надменного сделалось крайне задумчивым.

— Что вы хотите? — сдалась директриса.

— Мне нужно поговорить с педагогическим составом и учениками, — сказала Ксения, — моему коллеге показалось, что с ним были недостаточно откровенны. У подростков могут быть свои маленькие тайны, но речь идет об убийстве.

— Пойдемте, — холодно ответила директриса, — я полагаю, что для начала вы хотите поговорить с классным руководителем и близкими друзьями Катерины?

— Это было бы неплохо, — согласилась девушка, жестом показывая Максу следовать за ней.

Директриса повела их по широкой лестнице. Затрещал звонок, и лестница в один миг наполнилась снующими в разные стороны учениками, нагруженными тяжелыми книгами и какими-то приборами. Мимо, чуть не сбив её, пробежала пара девочек в форменной одежде, которая состояла из темно-синей юбки, голубой блузки и синего в цвет юбки жакета. Парочка внешне словно бы сошла с обложки глянцевого журнала: мелированные волосы, яркий макияж, жвачка-пузырь во рту. Школьные юбки были сильно короче, чем у других проходивших девушек, а блузки расстегнуты ниже всяких приличий. Обе так громко хохотали, что до Ксении долетели обрывки фраз…

–…Я, короче, ему говорю, хочешь увидеть, что у меня под юбочкой? Тогда возьми банан и соси его. И, прикинь, этот дурак его взял и стал сосать, а я его щёлкнула на телефон и убежала.

–…Да гонишь, покажи!

Послышались звуки какой-то возни. Ксения остановилась и повернула голову. Ей было любопытно.

Парочка, оказывается, столкнулась с поднимавшейся по лестнице круглолицей блондинкой с портфелем в руке. Из-за толчка портфель упал на пол, и оттуда вывалились учебники. Круглолицая стала их собирать, но на портфель одна из девушек наступила ногой.

— Оооо, — манерно протянула та, которая рассказывала о своих подвигах, — смотрите, кто это у нас? Карина, поздоровайся с Таней, она очень рада нас видеть?

— Приивеет, Таня, — издевательски протянула вторая, — ты по нам скучала? Смотри-ка, Лера, она, по-моему, ещё больше потолстела, фу, как это мерзко выглядит.

Первая девица с пренебрежением надула щеки.

— Это из-за стресса и новостей, — сказала первая, наклоняясь к сидевшей на полу однокласснице, — слышь ты, корова, от тебя пахнет магазином твоего папаши, не путайся у нас под ногами, а то отправишься вслед за своей подружкой исследовать, правдиво ли то, что профессор Полуянова рассказывала про теорию эволюции.

Обе гортанно заржали.

Ксения вздохнула. Её такие моменты притягивали, как магнитом.

— Секунду, — извинилась она.

Девушка подошла к парочке, которая, видно, только обрадовалась дополнительному зрителю. Авалова схватила первую из девиц за запястье одной рукой, а второй вытащила из кобуры свой «Браунинг» и вложила её в руку девицы. Та удивленно захлопала глазами.

— Ну что стоишь! — властно сказала Ксения. — Давай, стреляй. Убей её, ты так много грозишь, — она усмехнулась, — а тебе затвор передернуть? — Ксения двинула с характерным щелчком ствол назад-вперед. — Ну давай, чего ждешь? Ты же так этого хочешь? Рекомендую стрелять в живот или в шею, умирать будет мучительно. Ну что стоишь, давай!

Спешащие по своим делам ученики замерли как вкопанные и наблюдали за сценой.

Девица нервно разжала руку и уронила пистолет. По ее виду казалось, что она проглотила язык вместе со жвачкой.

— Ой, уронила, — ехидно сказала Ксения нагибаясь, — я сейчас подниму.

— Да не хочу я ничего! — испуганно взвизгнула девица. — Не надо!

Авалова подняла пистолет и сунула его назад в кобуру.

— Что так? — спросила девушка. — За слова свои отвечать надо, курица ты мокрая.

Кто-то из импровизированных зрителей засмеялся.

— Это просто шутка! — жалобно сказала девица. — Мы просто смеялись.

Ксения осклабилась.

— Я тоже, — сказала она, — свободны.

Девиц как ветром сдуло. Авалова наклонилась к круглолицей, чтобы помочь ей поднять учебники.

— Спасибо, — поблагодарила девочка, — только они не отстанут.

Ксения усмехнулась.

— А ты сразу в челюсть бей, — сказала она, — отрезвляет, а лучше приемы самообороны выучи. В жизни пригодится.

Авалова похлопала девочку по плечу и пошла догонять спутников.

* * *

— Ну и методы, — заметил Рауш, — у вас так в Борисфене все работают?

— Я так работаю, — небрежно бросила Ксения.

— Оно и видно, — сказал Макс, — не боялись, что она могла убить ту девочку?

Ксения усмехнулась.

— Могла бы, — спокойно ответила она, — если бы мой пистолет был заряжен. Интересная у вас школа, — сказала она, поворачиваясь к директрисе, — одним все, другим ничего, да?

— Это хорошие девочки, — сказала директриса, — из хороших семей. У них трудный возраст.

— Та, дочка бакалейщика, значит, не из хороших? — прищурилась Авалова.

Лицо директрисы выражало каменное спокойствие.

— В нашей школе мы не делим учеников по классовому признаку, — уверенно отчеканила она, — и ученикам запрещаем. Это моветон.

Ксения иронично хмыкнула:

— Конечно. Платят-то все одинаково. Директриса смерила её высокомерным взглядом.

Их отвели в просторный и хорошо освещенный класс, посередине которого в три ряда стояли темно-коричневые парты с придвинутыми к ним стульями.

— Вам здесь будет удобнее разговаривать, — без всякого гостеприимства сказала директриса, — у меня в кабинете ремонт.

— Сойдет, — кивнула Ксения, — приведите ко мне ту девочку, которую толкнули, классного руководителя и — она сверилась с записями — Антона Сиджана, он ведь, наверное, тоже ваш лучший ученик?

— Естественно, — холодно заметила директриса, — но я не буду покрывать его, если он виноват.

— А он виноват? — спросил Рауш. — В прошлый раз вы мне этого не говорили.

— Я узнала, что он и Катерина поссорились, — сказала директриса, — но тогда я не придала этому значения. Честно говоря, я подумала, что Катерина просто перегуляла на вечеринке.

— С ней такое часто случалось? — спросила Ксения.

— Один-два раза, — уточнила директриса.

— Недавно?

— Возможно, — сказала директриса, — но лучше вам будет уточнить у её одноклассников.

С этими словами она покинула класс.

— Как вы узнали, что та девчонка — дочка бакалейщика? — почти с восхищением спросил Рауш, когда они остались вдвоем.

Ксения взяла в рот орех.

— Форма у тех двух пигалиц, словно только что из профессиональной чистки, — сказала она, — это дорого, а у девочки юбка в заплатках, джемпер с катышками и пахнет корицей, значит, она помогает отцу таскать ящики с приправами.

— Круто, — оценил Рауш.

Директриса вернулась минуты через две с крайне озабоченным лицом вместе с той самой девочкой, к которой приставали одноклассницы.

— Это Таня Козловская, — представила её директриса, — подруга Катерины, думаю, вам есть о чём поговорить.

— Значит, вы из милиции? — спросила девочка, садясь за парту. — Вы найдете того, кто это сделал?

Пустых обещаний она никогда не давала.

— Мы очень постараемся, — сказала Ксения, — и может быть, от тебя многое зависит.

— Я расскажу, что знаю, — ответила Таня.

— Почему Катерина порвала с Антоном Сиджаном? — спросила Ксения.

— Не знаю точно, — сказала девочка. — Катя говорила мне, что он слишком форсуется, крутого из себя строит, а на самом деле живет только на деньги родителей, ей не нравились такие, она сказала, что ошиблась, заводя с ним роман.

— У них когда-нибудь был секс? — задала следующий вопрос Ксения. — Роман и интим это разные вещи.

Девочка пожала плечами.

— Я не знаю, может быть, разве это запрещено? Им уже есть шестнадцать, — она резко замолчала, — то есть ей было семнадцать.

— Это правда, что они поссорились? Таня кивнула:

— Да, но ничего существенного, обычный конфликт. Ксения прищурилась.

— Он назвал её, — девушка посмотрела в свой блокнот, — грязной потаскухой.

Таня вздохнула.

— Это же парни, у них это обычное.

— Но в прошлый раз ты сказала, что она ночевала у него, — возразил Рауш.

— Я так думала, — сказала Таня, — где же ещё она могла ночевать, если не у родителей.

— Но они расстались за неделю до дня школы, — напомнила Ксения, — с чего бы ей ехать к нему?

Девочка надула губы.

— Он весь вечер флиртовал с ней, — сказала она, — они много танцевали, даже на брудершафт пили, вот я и подумала, что у них снова завертелось, такое ведь часто бывает, и потом, она мне не говорила про то, что у неё кто-то другой есть.

— Тогда почему Сиджан обозвал её потаскухой? — спросила Ксения.

Таня замотала головой.

— Понятия не имею, я же говорю, что у парней это бывает.

Ксения усмехнулась.

— Бывает, — согласилась девушка, — значит, в тот день, когда она пропала, вы просто попрощались, и она ушла с вечера, так?

Девочка отстраненно кивнула.

— Тебе не показалось, что она куда-то торопилась, — спросила Ксения, — может быть, её кто-то ждал?

— Нет, — решительно ответила Таня, — ничего такого.

— А девочки, Даша и Соня? — продолжала допытываться Ксения. — Они были с вами?

Таня нервно закивала головой:

— Конечно, мы же всё время вместе, если бы они были здесь, они бы подтвердили мои слова.

Рауш цинично хмыкнул.

— Но их здесь нет, — заметил оперативник, — может быть, они бы сказали другое. Может быть, они бы сказали, что она ушла вместе с Сиджаном. Может быть, он предложил ей поехать за город, в пансионат, может быть, они стали его шантажировать. Богатенький мальчик и всякое такое.

Таня резко замотала головой.

— Нет, — воскликнула она, — я видела Антона весь вечер! Он никуда не уходил. Обжимался с той, которая меня на лестнице толкнула, с Леркой.

Последняя фраза была произнесена с явным отвращением, но отвращением больше к Лере, чем к Антону. Ксения это отметила.

— Хорошо, ты можешь идти, — сказала девушка, поворачиваясь к сидящей с каменным лицом директрисе. С неё бы портреты писать, с таким спокойствием она сидит. — Я хочу поговорить с другими, кто был на вечеринке, у вас есть такой список? — спросила Ксения директрису.

Женщина, кивнув, встала и направилась к двери, увлекая за собой Татьяну.

— Вопрос, — окликнула её Ксения, — кто финансирует лицей? Он ведь частный, а вы только директриса.

Аваловой достался еще один презрительный взгляд.

— Я обязана отвечать на этот вопрос? — спросила директриса.

— Придется, — ровным голосом сказала Ксения. Директриса нервно поморщилась.

— Школа стоит на балансе холдинга «Farmacare», хозяином которого является бизнесмен Александр Верховский, — сказала директриса, — думаю, что узнать, кто это, вы сможете и без моей помощи, — крайне невежливо добавила она, покидая кабинет.

* * *

Возвращаясь из офиса охранного агентства «Strela» в контору, Наташа старательно обдумывала то, что ей удалось узнать. К сожалению, не так уж и много. Если верить Добровольскому, то она знала имена следующих жертв «Лиги честности», если, конечно, те бизнесмены откажутся вступить в неё. Однако никакого мало-мальски удобоваримого разъяснения по поводу убийства Левицкого она не получила. Да и какой-то значимой информации по поводу самой «лиги» она тоже не имела, ну кроме того, что они все редкостные сволочи. Ей был нужен мотив. Чем так был опасен Левицкий для господ из «лиги», что они пошли на убийство? Её как-то не убеждала вся эта политическая катавасия. Из своего опыта она знала, что есть много разных способов заставить человека передать тебе дело. Неважно, что это, бизнес или идея. Убийство есть убийство. На него идут в крайнем случае. Тем более что такие люди, как Адашев и Тополевич, обычно очень осторожны и лишний раз не подставляются.

Наташа недовольно надула щеки. Нужно съездить ещё раз на место преступления, решила она. Возможно, надо начать оттуда. Ведь зачем-то он туда приезжал.

Девушка вздохнула.

Да, безусловно, причина была, и он выходил из машины, теперь я это знаю точно, потому что на его обуви обнаружили следы грязи из двора того дома. Вряд ли он просто вышел подышать воздухом. Но вот зачем он туда приезжал, а главное, почему его застрелили именно там? Ведь обычно засаду делают возле мест, которые жертва обычно посещает. Дом или работа.

Девушка улыбнулась своему отражению в зеркале заднего вида. Значит, у него был какой-то объект, который он часто посещал.

Кивнув своим мыслям, Наташа развернула машину и поехала в сторону Борисфена.

Найти того околоточного, что выезжал на труп Левицкого, не составило особого труда. Фамилия его была Соболь, звали Алексей. Наташа достаточно доходчиво ему объяснила, зачем хочет посмотреть место убийства, и через двадцать минут после того, как она приехала в участок, они вдвоем оказались возле нужного ей дома. Наташа знала, что осматривать место происшествия после того, как там до тебя побывала толпа разного народу, вне всякого сомнения, трудно, ну а если при этом ещё и льет, как из ведра, начинаешь осознавать, что жизнь прожита не зря. Она столько потратила времени, чтобы сюда добраться, чтобы понять, что ничего она здесь не найдет. Если тут что и было интересного, то, конечно, сейчас начисто смыто дождём, который, как назло, пошел именно тогда, когда идти не должен. Люто посмотрев через ветровое стекло на черное небо, Покровская вздохнула: хочешь, не хочешь, а осмотр делать всё равно придётся, иначе перед околоточным будешь выглядеть полной дурой. Накинув на голову капюшон, Наташа выбралась из машины и огляделась. Место, где застрелили депутата, представляло собой огромный квадрат, со всех сторон окруженный трехэтажными домами. Выходами из квадрата служили две арки. Одна оставалась позади (через неё, собственно, они сюда и заехали), а другая, чуть налево впереди, была завалена каким-то строительным мусором. Следовательно, киллер заранее ждал свою жертву. А значит, знал, что Левицкий сюда поедет. Это умозаключение складывалось из простой логики. Если предположить, что киллер не знал, что Левицкий поедет сюда, тогда он должен был отследить его. Но сделать это он не мог по той простой причине, что Левицкого зарезали. То есть киллер должен был ещё развернуться и перекрыть депутату движение, перед тем как достать нож. Тогда куда как проще устроить засаду. Но он должен был знать, что Левицкий сюда поедет. Возникает только один вопрос, зачем депутату понадобилось сюда ехать?

— К кому он приезжал, так и не установили? — спросила Покровская, на ветру не слыша собственного голоса.

— Нет, — покачал головой Соболь, — жильцы клянутся, что видели похожую машину два или три раза, но особо не вникали. Сами понимаете, меньше знаешь, крепче спишь. Плюс ещё здесь, — околоточный махнул рукой в сторону одного из домов — половина квартир закрыта. Кто в столице живет, кто здесь, но сейчас на дачах, поэтому с поквартирным обходом было туго.

— А сам как думаешь? — спросила девушка.

— Да море вариантов, — сказал он, — может быть, родственница какая-нибудь живет или с девушкой развлекаться приехал. Здесь, кстати, квартиры под подобные утехи часто сдают.

Покровская несогласно покачала головой.

— Исключено. Родственников у него здесь нет. Да и характеризуют как добропорядочного семьянина, — Наташа ещё раз оглядела дома. Хоть бы знать, в какой подъезд он направлялся. Сузился бы круг поиска.

И почему ей всегда везет? Только она успела сказать про круг поиска, как на крыльце одного из подъездов появилась старушка в прозрачном дождевике и синих резиновых сапогах. Пробурчав что-то, очевидно про погоду, она направилась в сторону мусорных контейнеров. Не иначе знак свыше.

— Извините бога ради, — крикнула Наташа, снова не услышав собственный голос, — простите, вы в этом подъезде живете?

Старушка испуганно дернулась, обернулась и пригляделась. Она, видно, отличалась очень хорошим зрением, так как пробурчала что-то типа «опять следствие пожаловало», наверняка разглядев под плащом Покровской золотые прокурорские пуговицы. Мундир однозначно произвел должное впечатление, поскольку старушка поковыляла к ним.

— Услышал Господь мои молитвы, — возвестила она, — наконец-то этот притон разгонят. Я ж столько порогов обила. И никакого толку. Вот при советской власти было… хотя чего вы молодые теперь знаете. Ничего вы уже и не знаете.

Интересный всё-таки народ, — подумала Наташа, как они ловко сочетают большевиков и Господа Бога. Удивительно.

— Полностью с вами согласна, — сказала девушка, — а чем конкретно этот притон вам мешает?

Старушка поманила Наташу пальцем и прошептала.

— Содомиты, прости меня господи, — перекрестилась она, — там обосновались. Сама видела. Два молодых парня вместе в подъезд зашли. Оргиями своими заниматься, значит, стали.

— Когда это было? — переспросила Наташа. Она уже сложила два и два. Молодых парней здесь, если верить Соболю, немного.

— Так, это, — сказала старушка, — третьего дня. А потом я, значит, с дачи возвращаюсь, и мне Ивановна из восемнадцатой говорит, мол, смертоубийство. Я прям так Ивановне и говорю, что голубых этих и убили, а она мне, представьте, говорит, что парень этот депутат. Это что ж теперь у нас выходит, и депутаты голубые? Куда ж мы это катимся? А, товарищ прокурор?

— В апокалипсис, прямой дорогой, — сказала Наташа, — номер квартиры, где притон, знаете?

Старушка согласно закивала головой:

— Так напротив моей, — проскрипела она, — я почему это всё знаю? Вы что думаете? Я всё вижу и всё записываю. Вдруг понадобится компетентным органам.

— Понадобится, понадобится, — сказал Алексей, — притон-то покажите?

Старушка махнула рукой.

— Пойдемте. Кстати, зовут меня Абрикосова Евдокия Михайловна, вы запишите, для протоколу. Четырнадцатого года рождения. Так что понятой раз сто была. Так сказать, почетная понятая.

Сопровождаемые комментариями старушки сыщики зашли в один из подъездов. Запах, которым была пропитана парадная, заставил её зажать нос рукой. Ведомая старушкой Наташа старалась осторожно наступать на каменные ступени, которые были готовы раскрошиться на мелкие части. Оргии можно проводить и в более приличном месте. А в подобных домах встречи обычно назначают люди, которые не хотят афишировать свое знакомство.

— Ну вот, — проскрипела старушка, — вот моя квартира, а вот этот притон, будь он неладен. Вы уж разберитесь, товарищ прокурор. Это ж какое безобразие получается!

— А хозяин квартиры-то, кто? — спросил Соболь. Старушка махнула рукой.

— Оооо, — протянула она, — тут целая история. Сначала коммунальная была, как положено. А когда собственность раздавать стали, появилась девица, вроде бы внучка одной из жиличек. Документы оформила и в город уехала, а квартиру сдавать стала. Полгода там семья жила. Приличная, тихая. Пожаловаться не могу. А потом семья эта съехала, и квартира долгое время пустая стояла. И вдруг время от времени сюда эти два парня стали наведываться. Я, понятное дело в милицию, а там мне и говорят, что всё по закону. Это ж, товарищ прокурор, по какому закону можно оргии-то богохульные устраивать?

Покровская исподлобья оглядела подъезд, а затем вновь посмотрела на старушку.

— Разберемся, — вздохнула она, — ключи от квартиры есть у вас?

— А то как же, — сказала старушка, — мне жиличка эта ключи оставила, чтобы я там убиралась или ещё чего там. Но я боялась заходить. Мало ли чего.

— Ладно, — сказала Наташа, — показывайте закрома.

Квартира выглядела как все коммуналки, которые уже перестали быть коммуналками, но ещё не превратились в полноценные квартиры. Пригнув голову, чтобы не врубиться в косяк обшарпанной от времени двери, Наташа шагнула в полутемную прихожую, освещённую сильно закопченной от дешёвых лампочек люстрой.

— Электричество, поди, уже отключить должны, — проскрипела старушка.

— Понятая, за дверью побудьте, будьте добры, — сказала Наташа.

Старушка понимающе кивнула и скрылась. Сыщики остались втроем.

— Ну и что мы ищем? — спросил Соболь.

— Всё, что связанно с тем человеком, с которым встречался Левицкий, — сказала Наташа, — нам надо узнать, кто он и зачем наш убитый депутат с ним виделся. Ясно?

— Да ясно, конечно, — почесал затылок Алексей, — только как мы это установим? Они же явно не хотели светиться, а значит, все следы своего пребывания здесь стирали. Вы же не думаете, что здесь можно найти компьютер с кучей информации и сейф с компроматом на эту вашу лигу?

— В обычной ситуации, может быть, и нет, — согласилась Наташа, — но в последнюю их встречу Левицкого убили, и его приятель мог разволноваться и что-то забыть.

— Слишком много «если», — заметил Соболь, — вы же не уверены, дошел Левицкий до квартиры или его застрелили сразу после того, как машина подъехала, да и потом, может, его приятель и есть киллер?

— Так тем более надо проверить, — заметила Покровская, — в конце концов, других зацепок у нас всё равно нет.

Мини-совещание, таким образом, завершилось победой Наташи, и сыщики принялись осматривать квартиру. Соболь дернул за ручку одной из дверей и вместе с Покровской они зашли в комнату, бывшую, очевидно, гостиной.

В отличие от полутемного коридора гостиная встретила Наташу светом от только что включенной люстры. Чересчур яркие лампочки отражались в пыльном стекле и больно били в глаза. Щурясь, девушка, оглядела комнату. Какая-либо видимая обитаемость не наблюдалась. Под подоконником вплотную к радиаторной батарее стоял красный дерматиновый диван, на котором валялось скрученное грязное белье. Покосившийся шкаф из дешевого ДСП с оторванными дверьми был пуст, и на полках ровным слоем лежала пыль. Покровская подошла к стоящему у противоположной стены офисному столу, на котором стопкой лежали журналы. Девушка отодвинула пару ящиков. Они были пусты.

— По нулям, — сказал Алексей, — шкаф пуст. Под диваном тоже ничего нет. Пол покрыт линолеумом, который не отдирался.

Покровская кивнула и недовольно посмотрела на стол. Словно тот был виноват в том, что они ничего не обнаружили. Вдруг её взгляд привлекла чугунная пепельница, в которой чернел какой-то комок. Наташа вновь подошла к столу и, достав из стоявшей подставки шариковую ручку, стала осторожно шевелить пепел. Отлепив интересующий её комок бумаги от поверхности пепельницы, девушка осторожно развернула его.

— C18H23N5O2, Кранцберг, — прочитал, заглядывая за плечо Натальи, Алексей, — это что такое?

Девушка пожала плечами.

— Похоже на химическую формулу какого-то вещества, — сказала она, открывая кожаную папку и аккуратно вкладывая в неё листок. — Пойдем, — Наташа похлопала Алексея по плечу, — больше ловить нам здесь нечего.

Соболь наморщил лоб и внимательно посмотрел на коллегу.

— Наркотики, что ли?

Покровская пожала плечами.

— Во всяком случае, то, что явно не купишь в обычной аптеке, — заметила она. — Может быть, Левицкий торговал какими-то оборонными секретами? — Топливо или что-то в этом роде?

Алексей почесал затылок.

— А откуда он их знал? — спросил околоточный. — Он же депутат, а не ученый. Надо у экспертов узнать. Слушайте, а причем здесь Кранцберг? Это же город, а не вещество?

— Город, — согласно кивнула Покровская, — может, там производят это вещество или просто Левицкий туда собирался. Вариантов много.

— Или его знакомый, — подхватил Соболь, — которого мы, кстати, так и не установили.

— Ну, это теперь легко, — сказала Наташа, — узнаем в жилконторе имя владелицы и узнаем имя съемщика, я надеюсь. В любом случае, мне кажется, надо начать с того, что узнать про это вещество побольше. Возможно, это и есть ключ к разгадке.

По крайней мере, у неё есть хотя бы одна ниточка.

* * *

Было около шести, а они сидели в лицее без малейшего намека на продвижение. Все ответы были однотипны. Екатерину Кирсанову последний раз видели на дне школы, откуда она ушла в половине десятого.

Теперь перед ними сидела Лера Лапина, та самая девица, что приставала к подружке убитой Кирсановой. Она откинулась на спинку стула и, кокетливо приподняв юбку, перебросила через колено ногу в черном гольфике.

— Я сразу поняла, что вы мент, — пренебрежительно сказала она, жуя жвачку, — по всем прихватам видно.

Это был всего лишь брошенный ребёнок, напомнила себе Ксения. Ребенок, до которого никому не было дело, ни родителям, ни этой школе. Она повернула голову в сторону напарника, тот усиленно старался сохранять спокойствие и не смотреть на закинутую ногу школьницы.

— Ты зря хорохоришься, — сказала Ксения вслух, — я слышала, что ты говорила Татьяне, или станешь отрицать?

Лера экспрессивно всплеснула руками.

— Хей, это была просто шутка, — нервно воскликнула она, — я очень любила Катюху! Её все любили. Я никогда не понимала, почему она тусуется с этими тремя пигалицами.

— С Дарьей, Татьяной и Софьей? — уточнила Авалова. Лера закивала, ерзая на стуле.

— Катюха высокая, эффектная, — сказала она, — а эти… ни кожи, ни рожи. Я не знаю, может, типа она хотела ярче выглядеть на их фоне. Я могу сказать вам одно, мы с Катюхой дружили.

Авалова сложила руки на груди и продолжала изучать школьницу.

— Поэтому ты кадрилась с её парнем во время дня рождения школы?

Лера фыркнула.

— Всё-то вы знаете, — пробурчала она, — небось, Танька растрепала, да? Тогда вы должны знать, что они с Катей расстались.

— Мы знаем, — кивнула Ксения, — но так же мы знаем, что он хотел её вернуть и они поссорились на вечеринке.

Лера манерно дернула плечом.

— Слушайте, откуда мне знать? «Я большую часть вечера танцевала, — сказала школьница, — там так орала музыка, что я при всем желании бы не услышала».

— Значит, ты не знаешь, из-за чего они поругались? — спросила Авалова.

Лера замотала головой.

— Да нет же, говорю вам, — сказала она, — Антон вроде хотел поговорить с ней, а она его отшила, но я не знаю точно.

Вроде, не знаю. Из них никто ничего толком сказать не мог. Пазл не складывался.

— И после этого Антон подошел к тебе? Лера кивнула.

— Да, — сказала она, — он обнял меня и начал гладить меня по бедрам и…

— Ты позволила это? — спросила Ксения.

— Я поняла, что ему просто нужно утешение, — объяснила Лера, — и женская ласка.

— И ты дала ему это утешение?

Лера сложила свои пухлые губки в недовольную мину.

— Если вы хотите знать, трахались ли мы, — сказала она, — нет, не трахались, только немного потанцевали, а потом он ушёл.

— Ты уверена? — спросила Ксения.

— Абсолютно, — сказала Лера.

Больше из неё вытаскивать что-либо не имело смысла. Кто-то из них двоих врал, или Лера, или Татьяна. И внутреннее чутье подсказывало, что Татьяна. Но это выясним позже.

— Этот Сиджан, он сейчас здесь? — спросила Ксения у не вмешивающейся в допрос директрисы.

Женщина кивнула.

— Приведите ко мне его и классного руководителя, — распорядилась Авалова. — Послушаем, что они скажут, добавила она про себя.

* * *

Анастасия любила считать себя умной и здравомыслящей, хотя втайне от всех признавалась — и только самой себе, — что природа обделила ее терпением. Сидевшая же напротив Эльмира Сабурова была в этом отношении полной её противоположностью. То ли из-за своей исключительной выдержки, то ли из-за волевого характера. Анастасия точно не знала из-за чего, но эти качества позволяли Эльмире в совершенно разных ситуациях выглядеть непринужденно и эстетично. Сабурова была великолепным собеседником, могла поддержать или выбрать подходящую тему для разговора. Анастасия всегда хотела иметь хоть толику той выдержки, которой была награждена Эльмира, она бы помогла, к примеру, более спокойно переносить нудных высокопоставленных гостей в пансионате, обескураживая их нахальство очаровательной улыбкой, а не прятаться от них где-то в толпе, как обычно она делала. Эльмира для Анастасии всегда была аналогом если не старшей сестры, то старшей подруги. К ней всегда можно было обратиться практически по любому вопросу и получить стоящий совет. Такой совет, какой не могли дать родители, такой совет, какой не могла дать даже Шурочка, не говоря уж о Верховском. Познакомились они с Эльмирой тоже в Швейцарии. Сабурова училась в том же университете, только раньше, и к моменту приезда Анастасии оканчивала магистратуру университета во Фрибурге, но в свою альма-матер иногда заглядывала. Специализировалась Эльмира на правовых вопросах, связанных со статусом Арктического региона.

Анастасия опять медитировала, что-то рассматривая за спиной сидящей впереди подруги. Эльмира проследила за взглядом девушки и медленно помахала рукой.

— Эй, — ласково сказала она. — Проснись.

Самое главное, что Анастасия действительно словно грезила наяву. Она подсознательно, сама того не желая, вызывала в памяти те события, что с ней происходили за последние несколько лет. Господи, зачем ты меня мучаешь? — подумала Анастасия. — Я же ни в чём не виновата. Или виновата? Но в чём?

— Что с тобой? — спросила Эльмира. — Я совсем тебя не узнаю. На тебя так повлияло то убийство?

Анастасия искоса посмотрела на подругу. А вот интересно, — подумала она, — как бы Эльмира отреагировала на такие письма из прошлого. Так же хладнокровно, как и на всё остальное? Или просто Эльмира не сталкивалась с тем, с чем столкнулась Анастасия в Женеве. Хотя с еёто историей…

— Нет, — сказала девушка, — убийство тут не причем.

Просто так много всего навалилось.

— Не поделишься? — спросила Эльмира. Она никогда не спрашивала из праздного любопытства или из тяги к сплетням и пересудам. Если Эльмира для чего-то спрашивала, то она действительно хотела помочь.

— Даже не знаю, с чего начать. Эльмира пододвинулась ближе.

— Давай сначала, — посоветовала девушка, — сначала всегда легче.

Анастасия вздохнула.

— Так вот сначала, — сказала она, — позавчера я встречалась с Александром, мы вместе ужинали, а потом я поехала домой. У меня болела голова, я не стала брать машину…

Рассказывая сейчас Сабуровой всю историю, Анастасия с внутренним ужасом заново переживала эти моменты. Весь шок произошедшего тогда Анастасия почувствовала почему-то только теперь, как будто кто-то блокировал её чувства до разговора с Эльмирой.

…Я пришла домой и увидела на тумбочке конверт, — продолжала Анастасия, — в этих листах была часть моего электронного дневника. Я писала его во время учебы в Женеве.

Эльмира смотрела на Анастасию прямым взглядом, стараясь ничего не упустить из того, что говорит собеседница. Анастасия не стала рассказывать про то, как забирала машину. Эльмира подняла палец.

— Стоп, — сказала она, — что ещё было в пакете? Анастасия стала вспоминать: веревка, молоток. Больше она ничего не видела, так как все её мысли занял выпавший конверт.

— Я не знаю, что мне делать, Эльмира, — подвела итог своей истории девушка, — меня кто-то обкладывает. Со всех сторон. Подбрасывает мне вещи, напоминающие мне о том, что я хочу забыть. Читает мои мысли. К чему-то меня подталкивает.

Эльмира отодвинула от себя суповую тарелку.

— Я не помню, в каком произведении, но в каком-то классическом, — сказала она, взяв в руку солонку и посыпая ее содержимым внушительных размеров стейк. Эльмира при любых ситуациях не теряла двух вещей: стиля и аппетита. Эти два свойства позволяли Сабуровой оставаться спокойной и уравновешенной.

Сидевшая же напротив Анастасия, которая, кстати говоря, ограничилась только супом, сидела в предгипнотическом состоянии, практически ни на что не реагируя.

— Так вот, — продолжала Эльмира, — там один человек изобрел нечто революционное, и его люди, которых он считал своими друзьями, стали гнобить его пополной. Вплоть до самоубийства.

— Похоже, — сказала Анастасия, — только я ничего революционного не изобретаю. Я ведь просто администратор в пансионате и только.

— Это неважно, — сказала Эльмира, — симптомы те же.

И потом, все это уже с тобой происходило однажды.

Анастасия кивнула.

— Ты права, — медленно расставляя слова, сказала она, — те, кто меня окружает, предстают в совершенно ином свете. Я начинаю подозревать в коварстве всех, кто мне дорог. Все изменились. Я сама меняюсь. Эти сны, видения о прошлом. Как будто кто-то подключается ко мне и заставляет меня видеть их. Переживать все заново.

Эльмира снисходительно улыбнулась.

— Это бывает, — сказала она, — та история, что приключилась с тобой и твоими друзьями, знаешь, такое совсем не просто пережить, но ведь ты пережила тогда. Переживешь и теперь. Ты сильная, может, ты сама не догадываешься об этом, но ты сильная.

Анастасия нервно засмеялась.

— Ты обо мне всегда лучшего мнения, чем я о себе думаю, — сказала девушка.

Эльмира отодвинула в сторону тарелку и наклонилась к подруге.

— Послушай, — сказала она, — я думаю, что на тебя кто-то влияет. Очень сильная личность. Нам надо личность эту выкинуть из твоего разума.

— И как же, позволь узнать? — спросила Анастасия.

— Абстрагируйся, — посоветовала Эльмира. — Необходимо, чтобы происходящее с тобой перестало быть частью тебя, — девушка бросила кроткую улыбку, — а ещё лучше влюбись, знаешь, иногда это здорово помогает.

* * *

— Никогда не понимала, почему мужчин так возбуждают девушки в школьной форме, — философски произнесла Ксения, проводив взглядом удалившуюся ученицу.

— А!? — вздрогнул Рауш, вперив взгляд в только что закрывшуюся дверь. — Ах, да, вы правы, то есть я хотел сказать, что тоже не понимаю, все эти юбочки, гольфики, меня это совершенно не интересует.

Ксения, не удержавшись, прыснула.

— Оно и видно, — усмехнулась девушка, — теперь понятно, почему они вам ничего не сказали, странно, что вам хоть что-то удалось вытащить из этих девиц.

Рауш прищурился на неё, колкость девушки ему не понравилась. Ну и пусть, на обиженных воду возят. Если бы он работал чётче, она бы не сидела здесь четыре часа.

— Ладно, не дуйтесь, — бросила Ксения, — скажите лучше, Александр Верховский, это тот, который…

— Да, — подхватил Макс, — красавчик с рекламных плакатов, гений органической химии. Это он.

Ксения флегматично кивнула, подтверждая, что слушает.

— И где он сейчас? — спросила она. Рауш пожал плечами.

— Как будто постоянно живет здесь, — сказал оперативник, — я имею в виду, что не эмигрант. Человек публичный, известный, благотворительностью активно занимается, ну, как многие из его круга, но ничего криминального за ним не числится.

Ксения задумчиво сжала губы. Она про Верховского слышала только то, что говорили по телевизору, и насколько могла судить, этот мужчина всегда держался несколько в тени остальных представителей республиканской элиты, а чувства, желания и поступки таких людей всегда скрыты от широких глаз и иногда имеют довольно неприятную обратную сторону. Нет, подозревать Верховского в чём-то, конечно, было, ну, по крайней мере, опрометчиво, но Ксения привыкла к любым, самым фантастическим поворотам, и возможную связь Верховского и пропавших девочек она должна была проверить, к тому же Верховский был из той же тусовки, что и Левицкий, а значит, мог его знать.

Закусив губу, Ксения достала из кармана утепленной жилетки телефон и бегло напечатала сообщение для Кристины, с вопросом, что та знает об этом Верховском. Левонова, очевидно, сейчас была на пути в Кранцберг. Они нарочно договорились ехать раздельно, чтобы не показывать общую связь. По крайней мере до поры. Ещё Ксения ждала от неё информацию о таинственной журналистке, которая весьма заинтересовала Авалову. Ксения из опыта знала, что независимой журналистики, как и независимой политики, не бывает в принципе, поэтому её занимал вопрос, кто же отправил эту Ольгу Касаткину на встречу «Лиги честности» и для чего?

Дверь в класс открылась и вошла средних лет женщина с короткой стрижкой в деловом костюме, который был сходен с деловым костюмом директрисы, но отличался по цвету. Женщина представилась как классный руководитель и преподаватель по истории и философии.

— Я не знала, что в школах, кроме истории, учат ещё и философию, — коротко заметила Ксения.

Лицо учительницы было таким же суровым, бесстрастным и спокойным, как и у директрисы. Вот так рождаются мифы о зловещих закрытых школах, усмехнулась про себя Авалова, ещё раз вспоминая эскападу Фуко.

— Наш лицей углубленной гуманитарной направленности, — произнесла женщина, — поэтому ничего нет удивительного в том, что мы даем детям расширенные знания и соответственно требуем от них расширенного понимания.

— А запугивания и издевательства над одноклассницами — это практическое занятие по отработке философских теорий? — осведомился Рауш.

Ксения подавила в себе улыбку. Шутить умеет, уже хорошо.

— И как было с пониманием у Екатерины Кирсановой? — спросила Авалова.

— Она была очень способной, — сказала учительница, — одной из самых лучших учениц в классе.

— У вас были хорошие отношения?

— Рабочие, как с любым разумным учеником, знаете ли, мы не приветствуем внеклассное общение педагогов и детей, это пагубно влияет на психику. У нас нет походов, шашлыков и другой старорежимной глупости, только смиренное обучение.

Смиренное обучение, нужно будет запомнить формулировку, хмыкнула Ксения.

— Что ей нравилось? — спросила девушка вслух. — Может быть, какие-то особые предметы?

Учительница кивнула.

— Её очень интересовали политология и философия, — сказала она, — особенно она увлекалась Хангтинтоном.

— Кем? — переспросил Рауш.

— Американский социолог, — пояснила Ксения, — и политолог, автор концепции этнокультурного разделения цивилизаций.

Общение с Кристиной не пропало даром.

— Верно, — подтвердила классный руководитель, — Екатерину очень заинтересовала эта теория, и она много её обсуждала со своей подругой, как она говорила.

— С одной из пропавших? — спросила Авалова. Учительница покачала головой.

— Нет, эти две девочки были совсем другие, они мало чем интересовались, я всегда удивлялась, почему Екатерина дружит с ними, но с другой стороны, это было хорошо, поскольку эти девочки хотя бы пытались ей соответствовать, чего я не могу сказать, например, о Лере, с которой вы разговаривали.

— А Антон Сиджан?

Учительница снова покачала головой.

— Нет, он строит из себя местного плейбоя, я не видела, чтобы они когда-нибудь разговаривали о чём-то серьезном, в основном дурачились.

Ксения нахмурилась.

— Исходя из ваших слов можно сказать, что подруга Екатерины была старше ее? — уточнила девушка.

— Именно это я и имею в виду, — сказала учительница, — а сейчас простите, у меня урок, и если у вас больше нет вопросов…

Ксения кивнула и протянула женщине прямоугольную визитку.

— Не смею вас задерживать, — сказала она, — это мой телефон, позвоните, если вдруг что-то вспомните, важна любая мелочь.

— Обязательно, — ответила женщина, — я надеюсь, что вы найдете того, кто это сделал. Такая история, бросает тень на честь всей школы.

— Мы постараемся, — сказала Авалова.

Шли бы со своей честью куда подальше, чистоплюи, выругалась она про себя.

* * *

Антон Сиджан был тощим, смуглым подростком того возраста, когда дети хотят всего и сразу, и если их вовремя не останавливать, то это приводит к печальным последствиям. Рубашка свободно ниспадала на брюки, рукава были закатаны до локтей, отображая набитые татуировки, на шее весела золотая цепь. Картину дополняли взъерошенные черные, как смоль, волосы. Во всем его облике чувствовалась мелкая подростковая пакость, которую даже бунтом было назвать сложно. Да, такие мальчики нравились некоторым девочкам.

Ксения жевала грецкий орех и следила за реакцией парня на задаваемые Раушем вопросы, он сильно нервничал.

— У тебя странная реакция, — заметил Макс, — я думал, что ты будешь плакать, страдать и всё такое.

— Послушайте, — воскликнул Антон, — да, мы повздорили немного, но никакой драмы не было!

— Ты назвал её потаскухой, — вступила в разговор Авалова.

Парень пожал плечами.

— Я не помню, — сказал он, — я был пьян. Мы тогда все были навеселе.

Настала очередь Рауша.

— Почему вы расстались? Парень дернул плечом.

— Понятия не имею, она всё время ко мне придиралась, то я одеваюсь не так, то разговариваю не так.

— И ты на неё взъелся? — угрожающе спросил Рауш. — Естественно, ты сын помощника городничего, а тут какая-то дешевка будет тебя строить. Так ты решил, да!?

— Слушайте, да мне вообще наплевать было, — повысил голос Антон, — да, она была хорошенькая, но больно с мозгами, всё со своей политологией носилась. Я просто понял, что это не мой типаж.

Ложь в его словах чувствовалась за три километра.

— Тогда почему же ты пытался вернуть её на вечеринке? — спросила Ксения. — Все видели, как вы выясняетесь.

— Ты пытался вновь закадрить её, — подхватил Рауш, — но она проявила достоинство и отказалась, а ты, видно к отказам не привык.

Парень фыркнул.

— Да кто вам это сказал? — Небось наша Лерочка? А вы её больше слушайте, нимфоманка чертова. Я её отшил на празднике, вот она теперь и мстит.

Да, большой любви друг к другу эти детки не испытывали, решила Авалова, здесь торжествовали индивидуальность и борьба за выживание.

— Почему же ты тогда с ней танцевал? — спросила Ксения.

— А что, танцевать с девушкой уже преступление? — нагло осведомился парень. — На вечеринках танцуют с разными девушками.

— Ты начал ласкать её.

— Чушь, — фыркнул Антон, — мы просто танцевали, потом мне надоело, но она стала предлагать мне отойти куда-нибудь, ну вы понимаете, а у меня настроения не было, вот я и отшил её.

— Ты же говорил, что был пьян? — спросил Рауш. Парень пожал плечами.

— Не так, чтоб ничего не помнить, — сказал он.

Ксения покровительственно сложила руки на груди.

— Странно это у тебя выходит. Сначала ты веселишься с Катей, вы пьете на брудершафт, танцуете, а потом черт знает от чего соритесь, и ты её называешь потаскухой и при этом ничего об этом не помнишь, занеже был пьян, а как ты стал танцевать с Лерой, твои мозги просветлели, и ты всё запомнил.

— Сомнительно, что это мозги, — ехидно сказал Рауш, — скорее другая часть тела. Вашей Лерочке прямо живым антипахмелином работать надо. Ну и что ты делал после отрезвительного танца?

— Да не помню я! — воскликнул Антон. — Но Катю я больше не видел, она уже ушла.

— А ты пошел за ней? — спросила Ксения. Парень покачал головой.

— Нет, — сказал он, — я остался в зале. У нас ди-джей ушёл, его надо было сменить.

— И кто тебя видел? — спросил Рауш.

— Да куча народа!

Ксения хмыкнула.

— Странно, — сказала она, — только нам никто об этом не сказал. После половины десятого тебя никто не видел. Рауш зашел за спину парню и положил на его тощие плечи свои мощные руки.

— А может, было по-другому? — сказал он. — Может быть, ты поставил музыкальные треки через компьютерную программу, а сам пошел за ней. Ты хотел просто ещё раз поговорить. И что же ты видишь? У неё свидание с кем-то другим. Ты в бешенстве. Как она могла тебя променять на кого-то ещё? Нет, ну, в самом деле? Ты дожидаешься, пока они заканчивают встречу, и догоняешь её. Ты её не хочешь убивать, просто в тебя в этот момент кто-то вселился другой и ты перерезал ей горло, чтобы она осталась твоей, навсегда! Так или нет? — заорал Рауш.

Версия была, конечно, очень хлипкой, но для психологического давления годилась.

— Да пошел ты! — завизжал Антон. — Я её любил. Я не виноват, что она не ценила этого!

Рауш зло захохотал.

— Ах, вот как оно? Да несколько минут назад ты говорил, что тебе плевать, что вы расстались! Конечно, она тебе нравилась. Красивая, умная, зачитывалась этим, как, бес его… Харрингтоном.

— Хантингтоном, — поправила Ксения.

— А ты для неё был богатенький слизняк, — продолжал давить Рауш, — из богатенькой семейки. Ничтожество, которое умеет только тратить чужие деньги. Так она тебе сказала? Да?

Сиджан вжался в сиденье, его всего трясло. Он мог только мотать головой из стороны в сторону.

— И поэтому ты решил показать, какой ты крутой, да? — дожимал Макс. — Решил показать, что её жизнь в твоих руках. В руках такого никчемного сопляка!

Голос Рауша эхом разносился по всему классу. Ксения положила себе в рот ещё один орешек и ждала кульминации. В тот момент, когда Антон уже не мог пошевелить ни рукой, ни ногой от страха, девушка произнесла спокойным ровным голосом:

— Ты ничего не хочешь сказать? Пока ещё не поздно.

— Да, — вновь подхватил Рауш, — сунем тебя в КПЗ, сразу соловьем запоешь, только после того, как тебя петуха пустить заставят. В камере таких слащавых, как ты, очень любят.

Антон побледнел, Ксения неодобрительно посмотрела на Макса, она терпеть не могла дешёвые милицейские угрозы.

— Да ничего я не знаю! — взревел парень. — Я всего лишь хотел с ней поговорить!

— Послушай, — мягко сказала Ксения, стараясь успокоить Сиджана. — После того как Катя ушла с вечеринки, она должна была с кем-то встретиться. Кто это был? Это очень важно.

Дверь в класс распахнулась, и в кабинет влетел полный мужчина в дорогом деловом костюме. Его правую руку обвивала высокая рыжеволосая девица лет двадцати в неприлично коротком розовом платье, которое вряд ли надела бы дочь при отце.

— Немедленно прекратите допрос, — заявил вошедший, — не смейте с ним так обращаться!

— А вы, собственно, кто? — осведомился Рауш.

— Я отец Антона, — заявил вошедший, — мне нужно поговорить с сыном.

— Немедленно выйдите, — властно ответил Рауш, — вы прерываете допрос!

Мужчина не сдвинулся с места, продолжая буравить взглядом оперативника. Девица только крепче сжала его локоть, так, словно могла упасть, если бы не держалась.

— Что вы делаете с моим сыном? — спросил мужчина. — В чём вы его подозреваете?

Рауш искоса поглядел на стоявшую рядом Авалову. Ксения решила не вмешиваться. Она с вежливым интересом наблюдала за развитием событий.

— Убита его одноклассница, и мы… — начал Рауш.

— Вы хотите сказать, что это сделал мой сын? — воскликнул мужчина. — Ему что, предъявлено обвинение?

— Нет, но мы…

— Папа!

Это был крик о помощи потерявшегося и испуганного маленького существа, которое внезапно вспомнило одно из двух главных слов в жизни любого человека.

— Если ему не предъявлено обвинение, то я немедленно забираю его с собой, — сказал мужчина, — все разговоры только в присутствии адвоката.

Он внимательно посмотрел взглядом на Ксению, видимо решив, что она здесь все решает. Авалова коротко кивнула.

— Мы вас не задерживаем, — сказала она, — если появятся дополнительные вопросы, с вами свяжутся.

Ответа она не дождалась. Мужчина что-то невнятное пробурчал сыну, и они в компании девицы вышли из класса. Ксения подошла к приоткрытой двери и выглянула в коридор. Она увидела, как мужчина наотмашь ударил сына по лицу, девушке послышалось слово «недоносок». Рыжеволосая испуганно дернулась и театрально поджала намалеванные губки. Авалова печально усмехнулась. Воспитание инфантилизма, что тут ещё сказать? Ненужный сын неумелого родителя. Ксения закрыла глаза, когда через секунду открыла, увидела, что Рауш внимательно на неё смотрит. В этом взгляде чувствовалось ярое негодование.

— Почему вы не вмешались? — с упреком спросил Макс. — Ещё немного, и я бы дожал его!

Ксения устало вздохнула.

— Перестаньте Рауш, — успокаивающе сказала девушка, — мальчик этого не делал, и вы не хуже меня это знаете.

Макс осклабился.

— Понятия не имею, о чём вы, — язвительно отчеканил детектив, — у парня были и мотив, и возможность её убить, и достаточные связи, чтобы думать, что ему это всё сойдет с рук.

— Мотив есть, — сказала Ксения, — соглашусь, но что же, по-вашему, убив её, он потом ещё и подруг её похитил, зачем?

Рауш махнул.

— Да, может у него, типа, развлечение такое? Может, он вообще садист. Сначала с одной развлекался, потом с другой, ну и так далее. Неужели вы не видите этот типаж? Типичный богатенький сынок.

Ксения пожала плечами.

— Не вижу, — сказала она, — я вижу несчастного забитого ребенка, с которым не занимаются родители. Мать неизвестно где, а отец тащится в школу с любовницей, которая чуть старше одноклассниц его сына. Этот парень всего лишь закрывается от враждебного мира. Явление типичное, согласна, но он не убийца. Инфантильный, слабый, но не убийца.

— Но он врёт, — возразил Рауш.

Ксения кивнула:

— Конечно, и Татьяна врёт. Они все врут. Но надо понять, о чём именно. И потом, неужели вы думаете, что этот парень может так бить ножом? У него не хватит физической силы, а удар редкий и профессиональный.

Макс разочарованно вздохнул, словно бы признавая правоту Ксении.

— Если б не приперся этот индюк, его отец, — продолжал сокрушаться оперативник, — я бы заставил его сказать правду.

Ксения бросила на Рауша придирчивый взгляд и спросила:

— Каким же образом, позвольте узнать? Стали бы пальцы ломать? Нужно чтобы он сам всё сказал.

Рауш фыркнул.

— Да бросьте, кто мы для него, так, мусор под его дорогими ботинками. Он нас презирает.

Ксения только хмыкнула.

— Мы из милиции, — сказала она, — нас вообще мало кто любит, да в общем-то и не должны.

— Глубокая философия, — поморщился Макс, — что теперь? Благодаря вам мы ведь, получается, вообще ничего не узнали.

Авалова усмехнулась:

— Нет, кое-что узнали. Мы узнали, что Кирсанова общалась с какой-то старшей подругой, вне школы, а ещё то, что она интересовалась политикой.

— И зачитывалась Хаггардом, — добавил Рауш, — я помню, и что нам это дает?

— Во-первых, не Хаггардом, а Хантингтоном, — поправила девушка, — а во-вторых, убитый таким же ударом Левицкий возглавлял молодежное политическое движение. Понимаете, о чём я?

Макс фыркнул.

— Думаете, она была связана с Левицким? — спросил он. — Как-то не вяжется.

Ксения пожала плечами:

— Почему нет? Я бы не исключала такого варианта. Само по себе нам это, конечно, ничего не дает, но проверить стоит. Здесь ведь есть филиалы движения Левицкого?

Рауш на секунду замялся.

— Да вроде бы, — неуверенно сказал он, — но если даже девочка была его членом, она же там ничего не определяла, хотя согласен, какая никакая, а ниточка.

Ксения кивнула.

— Вот именно, — сказала она, — ещё свяжитесь с криминалистами. Нужно понять, убили Кирсанову в самом пансионате или туда просто привезли труп. Если убили в самом пансионате… что она там делала? Возможно, именно там у неё и была назначена встреча.

— Что-то ещё?

Авалова мотнула головой.

— Нет, действуйте по обстановке. До завтра.

— А вы?

— Что я?

— Что вы намерены делать? — поинтересовался Рауш. — Пойдете гулять по ночному городу?

Она остановилась в дверях и несколько секунд обдумывала ответ.

— Пожалуй, так и сделаю, — сказала Ксения, и когда выходила из кабинета, коротко улыбнулась самой себе.

КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЫ