Комбат. Идеальное вторжение

Андрей Воронин, 2011

Возвратившись из очередной спецкомандировки, Борис Рублев узнал о жестоком убийстве своего друга, талантливого журналиста Игоря Буданцева. Игоря заинтересовала деятельность фирмы «Новая жизнь», сравнительно недавно появившейся на рынке услуг, и он начал собирать факты, стоившие ему жизни. Прочитав оставленное Буданцевым письмо, бывший командир десантно-штурмового батальона решил продолжить расследование.

Глава 4

В студенческие годы Комаров мечтал о выдающихся научных открытиях, славе, Нобелевской премии. Ему грезилось, как он совершает переворот в биологии, его имя высекают золотыми буквами в летописи науки рядом с именами Мечникова, Пастера, Дарвина. С годами пришло понимание, что гением или хотя бы корифеем ему не стать. Лишь к тридцати пяти с грехом пополам Комаров накропал кандидатскую диссертацию. И тут ему подфартило. Замученные хроническим безденежьем, лучшие институтские умы подались за границу. Кто на заработки, а кто навсегда. Появились вакансии, и свежеиспеченного кандидата наук назначили заведующим лабораторией. Совсем недавно подобный нонсенс казался невозможным. Завлабами становились исключительно доктора наук. Отток лучших сил в корне изменил ситуацию. Впрочем, Комаров твердо решил обзавестись соответствующими корочками. Все благоприятствовало исполнению его желания. Находившиеся в подчинении Комарова сотрудники лаборатории вполне подходили на роль рабочих лошадок. Оставалось найти тему, удовлетворяющую требованиям госзаказа и при этом достаточно перспективную в смысле написания докторской диссертации. С темой помог директор института, маститый ученый, который ввиду преклонного возраста предпочел заграничным странствиям руководство крупным НИИ.

Несмотря на обилие исполнителей, с диссертацией Комаров возился долго. Сказывалось отсутствие Божией искры, таланта, умения мыслить широко, масштабно. Зато ученый отличался усидчивостью и способностью упорно двигаться к намеченной цели. Только цель оказалась не столь заманчивой, как в былые годы. Заработки ученых резко сократились, они лишились большинства своих привилегий, престиж науки заметно упал. А Комаров был не из тех, кого интересовали исследования сами по себе. От своей деятельности он жаждал материального благополучия, всевозможных льгот, уважения в обществе. Комаров хорошо помнил, как много лет тому назад случайно оказался в квартире маститого ученого, академика, лауреата Государственной премии. Молодой человек был потрясен, шокирован, изумлен до невозможности. Он думал, что так живут лишь зажравшиеся буржуи на загнивающем Западе. В одной комнате легко бы поместилась вся квартира родителей Комарова. А таких комнат было три, и жили в них только академик с женой.

Обстановка тоже впечатляла солидной роскошью. В одной комнате стояла старая, еще дореволюционная, но еще вполне добротная мебель, в другой — шикарный современный гарнитур. Знающие люди потом сказали, что из Италии. Третью комнату, бывшую спальней, Комарову увидеть не довелось. Но и без того впечатлений ему хватило на несколько лет. Ими он поделился с родителями. Мать восторженно заохала, а отец, нахмурившись, зло сказал:

— Социальная справедливость, мать ее! Вроде, мы оба вкалываем по восемь часов в день, только мне на четверых дали убогую двушку, а ему на двоих — трехкомнатные хоромы. Вот оно, бесплатное жилье, когда баре жируют за счет простых работяг! А представьте, в каких квартирах живут партийные начальнички!

С тех пор много воды утекло. Теперь Комаров не мог даже мечтать о комфортном бесплатном жилье. Хорошо еще — зарплату существенно повысили, а то одно время они с женой и дочкой всю ее отдавали на продукты. Хотя с докторской вышла беда — по аналогичной теме защитился молодой новосибирский ученый, и Михаилу Эдуардовичу пришлось перекраивать большую часть работы — благодаря увеличившейся государственной поддержке науки Комаров мог даже позволить себе отдохнуть в Турции или Египте, но все же это было совсем не то, о чем ему мечталось в институте.

На всех научных конференциях и симпозиумах ученый пытался заводить полезные знакомства с иностранцами, надеясь с их помощью получить солидный грант на проведение исследовательских работ. Однако почти все его попытки оказались безуспешными. Западные научные деятели все, как на подбор, были людьми серьезными и деньгами не разбрасывались. Ознакомившись с немногочисленными статьями Комарова, опубликованными в иностранных журналах, они вежливо, но решительно ему отказывали. Его научная квалификация вполне резонно вызывала у них сомнения. Комарову лишь дважды удалось заполучить заграничную помощь, и оба раза на смешные даже по российским меркам деньги. Этих подачек едва хватило, чтобы купить новый диван и поставить шкаф-купе. Комаров даже поклялся сгоряча никогда больше не работать на заграничного дядю.

Поэтому его сильно возмутило, когда лучшая сотрудница лаборатории, умница и красавица Верочка Елагина занялась каким-то американским проектом, о котором узнала из Всемирной паутины, причем на абсолютно безвозмездной основе. О научном грехопадении Елагиной Комарову доверительно сообщил непосредственный Верочкин руководитель, пенсионного возраста кандидат наук. Благодаря его подсказке Комаров застукал Елагину на месте преступления и ядовито поинтересовался, по какому праву она расходует казенные реактивы и собственное время на крайне сомнительные эксперименты. Верочка тут же начала робко оправдываться. По ее словам, американцы пообещали уже в ближайшие месяцы выделить хорошие деньги людям, наиболее приблизившимся к решению проблемы.

— Ага, выделят! Тысяч десять баксов, которых едва хватит на химреактивы для твоих опытов, — саркастически отозвался Комаров и, смягчившись, так как присутствие красивой женщины всегда улучшает настроение мужчины, спросил: — А в чем суть исследований?

— Понимаете, Михаил Эдуардович, при снижении температуры ниже нуля градусов жидкость, находящаяся в живом организме, кристаллизуется, раня ткани. Теоретически можно охладить человека до отрицательной температуры, но образовавшиеся кристаллы необратимо повредят все органы. Задача исследований — создать вещество, специальный антифриз, который бы препятствовал образованию кристаллов. В природе такой антифриз уже есть, ведь рептилии и амфибии, являющиеся холоднокровными животными, умудряются выживать при температурах ниже тридцати градусов.

— Согласен. Только на кой ляд это надо? Отправлять космонавтов в дальние полеты к Юпитеру или Сатурну? Очень похоже. Даже если человек будет питаться концентратами, за многолетний полет уйдет несколько тонн еды. Это огромная дополнительная нагрузка для ракеты-носителя. Кроме того, если экипаж проведет годы в ограниченном пространстве, возможны серьезные конфликты вплоть до смертоубийства. А заморозить людей — милое дельце! Ни расхода еды, ни конфликтов. Только все это, милочка, прожекты. До полетов на Юпитер в лучшем случае доживут наши внуки. Думаю, ваши заокеанские благодетели вскоре свернут проект, и никакого субсидирования вы не дождетесь. Поэтому как ваш руководитель требую прекратить сомнительные эксперименты и заняться вашей непосредственной работой.

— Так я же параллельно, — начала оправдываться Елагина.

— Да хоть перпендикулярно! Я принял решение, разговор закончен.

Но то ли Верочка ослушалась завлаба и втихаря продолжила эксперименты, то ли успела добиться заметных результатов до его запрета и сообщила заказчикам, однако через год американцы выделили лаборатории грант на решение проблемы антифриза. И не жалкую десятку, а ровно сто тысяч долларов только авансом. Тут уж Комаров засуетился, поскольку в случае успеха заокеанцы посулили еще двести тысяч зеленых — сумма для обычной российской лаборатории просто сказочная.

Сразу нарисовалась проблема — как совместить новые исследования с плановой научной работой, которую никто не отменял. Ведь Михаил Эдуардович не мог пойти к директору института и честно сказать:

— Уважаемый академик! Тут нам янки готовы отстегнуть кругленькую сумму. Поэтому извиняйте, но остальные дела мы похерим до лучшего будущего.

После таких слов его бы тут же убрали с завлабства или, в лучшем случае, настоятельно посоветовали обратиться к психиатру.

Впрочем, особой изобретательности в деле совмещения работ от Комарова не потребовалось. Все уже было придумано и обкатано для него. Ведь наука — дело тонкое, невозможно заранее предугадать результаты любых исследований. Неудачи случаются гораздо чаще прорывных открытий. Поэтому Михаил Эдуардович оставил на плановых темах худших сотрудников лаборатории, обычно используемых для выполнения черновой работы. Мысленно он уже представил годовой отчет, где негативная информация будет подана в самом лучшем свете. Комарову уже приходилось делать из известной субстанции конфетку, и он особо не заморачивался по этому поводу. В конце концов, задолго до него было сказано «если они думают, что они нам платят, пускай считают, что мы для них работаем».

Лучшие силы завлаб бросил на битву за антифриз. Первым делом он вызвонил знакомого герпетолога и посулил ему тысячу баксов за десяток пойманных ужей. Благо, время было подходящим, начало октября. Мысль о лягушках Комаров с сожалением, поскольку этих амфибий он мог получить даром, отмел. Насколько он помнил из университетского курса, лягушки зимуют на дне водоема, то есть температура их тела остается положительной.

У пойманных рептилий взяли кровь, затем погрузили в состояние искусственной спячки и взяли кровь снова. Образцы исследовали на газовом хроматографе и еще нескольких приборах.

Казалось, ученые добились нужного результата. Они выделили субстанцию, которая появлялась в крови ужей, впавших в спячку. Эта субстанция, введенная подопытным мышам, предотвращала кристаллизацию жидкости в организме грызунов. Несколько вскрытий наглядно продемонстрировало, что все органы размороженных мышей остаются целыми и невредимыми. Лишь один нюанс помешал триумфу Комарова, свел на нет усилия научной группы. Выделенный антифриз почему-то действовал, как смертельный яд. Все мыши, которым его ввели, умирали к моменту заморозки. То ли метаболизм холоднокровных и теплокровных животных имел принципиальное отличие, то ли при синтезе антифриза ученые допустили серьезную ошибку. По большому счету Комаров мог утверждать, что сто тысяч его люди отработали. Но для того, чтобы получить еще двести, надо было устранить летальное действие антифриза.