ОАЗИС «Джудекка»

Андрей Дашков

Над ними ставится глобальный эксперимент, но они не подозревают об этом. Запертые в гигантском искусственном лабиринте, ставшем для них замкнутой Вселенной, они вынуждены бороться за выживание всеми доступными способами. У них есть свой бог, свои ритуалы и свои демоны; их жизнью и смертью распоряжается Его Бестелесность – голос, изредка доносящийся из установленных повсюду динамиков и комментирующий происходящее; они получают оружие, одежду, пищу и воду, играя по чужим правилам – и не знают никаких других. Но однажды что-то (или кто-то?) выходит из-под контроля. Главный персонаж видит сны, которых не должен видеть, и проникает в те части лабиринта, в которые не должен был проникнуть. Кто-то препарирует его сознание и его сновидения, изучает его инстинкты; жестокая игра оказывается гораздо более сложной, чем он в состоянии постичь наяву. Странное пересечение реальностей заставляет его по-новому взглянуть на свое прежнее существование и хотя бы попытаться найти себя в окружающем его мире тотального абсурда. Но задача осложняется тем, что извне послан некто – преследователь и охотник, который должен устранить ставшего неудобным подопытного кролика, невесть что возомнившего о себе и своем месте в необъяснимо враждебной Вселенной…

6

Как обычно во время исхода, первые и последние поменялись ролями. Те, кто оказался поближе к выходу, уже скрывались в туннелях, а жадные до зрелищ и запоздавшие по причине физической неполноценности мечтали сделать то же самое, чтобы побыстрее исчезнуть с открытого места.

Ох уж эта боязнь пространства! Хуже болезни. Ужасная штука, знаю по себе. Чувствуешь себя мухой на голой стене, мухой с оборванными крылышками, над которой уже занесены мухобойки…

Итак, мы устремились к своим норам, а значит, не удалось избежать крайне неприятных, поистине мучительных контактов. Кое-кто достал оружие и готов был пустить его в ход. Мои ноздри затрепетали, вынюхивая выделения охотников и жертв. Над толпой поплыл концентрированный запашок, в котором в равной пропорции смешались агрессия и паника. Кстати, я до сих пор не уверен, что это не одно и то же…

Все шесть органов чувств были обострены до предела. Единственное желание — избежать опасности, оказаться в уютной кишке коридора, где все станет гораздо проще… Повсюду сновали убийцы, умеющие исподтишка сунуть перо в спину. Я прикрывал Сирену, не забывая о собственной заднице, поэтому не сразу понял, по какой причине возник ропот, напоминавший сдавленный смешок. Вор, скользивший слева от меня, оглянулся и оскалился. Я не поддался на этот дешевый трюк, однако затем и Сирена ткнула меня локтем в бок. Я проследил за ее быстрым взглядом. Секундное удовольствие едва не стоило мне жизни.

На вратах Храма появилась надпись, сделанная при помощи баллончика с аэрозолем. Краска была совсем свежей, и буквы кое-где подтекали, выпуская уродливые ложноножки.

Скверна, черная скверна! Наверняка постарался кто-то из хулителей, причем умудрился благополучно ускользнуть. Единственное, чего ему теперь следовало опасаться, это предателей — членов самой малочисленной, но зато и самой привилегированной гильдии. Они стоят выше всех. Аристократия Монсальвата. Тайная полиция. Иногда мне кажется, что они умеют становиться невидимыми и успевают повсюду. Почему бы нет? Ведь дана же мне способность вынюхивать, а Сирене — способность петь…

Однако сегодня предателям явно не повезло. То ли потеряли бдительность, то ли чересчур увлеклись спектаклем. Мне трудно было вообразить себе, каким будет гнев Его Бестелесности. Тем более что надпись гласила: «ЕБ трахал свою мамашу!»

Я злорадно рассмеялся про себя, но тут же ощутил сильнейший удар под лопатку. Я едва не рухнул вперед, зато нож, брошенный справа, пролетел на расстоянии нескольких сантиметров от затылка, обдав его приятной прохладой. И если в первом случае меня спас бронежилет, то во втором не спасло бы ничего. Живо представив свою голову с рукоятью, торчащей из глазницы, я подтолкнул Сирену в сторону Ржавого перехода, в котором имелся потайной люк и лестница, выводящая на вторую горизонталь. Это означало более длинный путь до нашего логова, но лучше дольше топать на своих двоих, чем валяться на полу и дрыгать ими в последней пляске…

И началась дикая охота. Кто-то вскрикнул за моей спиной; потянуло едким ароматом крови. Последние пять-шесть шагов до норы я проделал спиной вперед, держа обе пушки у бедер, однако убийцы уже выбрали другую жертву и занялись каким-то одиночкой, которому сегодня повезло меньше, чем мне. Чуть дальше, возле Оружейной палаты, развлекались парни с жетонами идолопоклонников. Эти никогда не забивали до смерти, а утаскивали оглушенных пленников в свою зону, где тех, конечно, не ожидало ничего хорошего. Однажды я подсмотрел ритуал жертвоприношения и не хотел бы увидеть подобное еще раз…

Наконец-то. Благословенная полутьма. Благословенные стены. Всего два опасных направления — совсем не то что держать круговую оборону. Зато пришла боль. Я знал по опыту, что кровоподтек будет огромным. Боль, боль… Напоминание о чем? Все о том же. Еще одна плеть Его Бестелесности.

* * *

Мы двигались слаженно, как одно целое. Проверенный, давно заведенный порядок. Сектора обстрела распределены; действия каждого многократно отрепетированы. Но мы готовы и к непредвиденному. Монсальват вовсе не дружелюбен и даже не нейтрален. Замок — гигантское металлическое «тело» ЕБа. Поэтому скучать не приходится. Расслабляться тоже. Разве что в убежище. Но когда-нибудь мы лишимся даже своего последнего убежища. Говорю вам: это дьявольская, гнилая игра.

После всего, что Он устроил в Храме, лично мне чертовски не хотелось рисковать своей шкурой и вообще покидать знакомые места, однако голод заставил отправиться на поиски. Говоря по секрету, я понимаю мотивы ЕБа, когда Он лишает нас дармовой жратвы. Это Его кнут и пряник, Его инструмент. Если бы Он постоянно кормил нас досыта, мы очень быстро превратились бы в расслабленных идиотов, легкую добычу для убийц, — или скатились бы до уровня неприкасаемых, которые обслуживают Геенну.

Карты, нарисованные нами же, мы всегда носим с собой — на всякий случай. Мало ли куда занесет нелегкая. Два идентичных экземпляра: один у меня, второй — у Сирены.

Благополучно вернувшись в логово, мы нагрузились патронами и метательными ножами. Постоянно таскать на себе весь арсенал ни к чему — сильно теряешь в мобильности, а это иногда важнее, чем избыток оружия.

Сегодня я предложил обследовать еще ни разу не пройденный до конца Красный коридор. На картах это место обрывалось в замусоленную пустоту. Если удача будет на нашей стороне, можно рассчитывать на поощрительный обед, который выдаст ЕБ. Если нет, то порция свинца тоже избавит от голода. Радикально и навсегда.

Сирена не возражала. Она редко мне перечит. За то и ценю. Но если уж упрется, стоит на своем до конца.

Вообще-то я мог бы и подкрепиться перед дальней опасной дорожкой, однако не стал доить жену. Хватило благоразумия не трогать неприкосновенный запас. Неизвестно, где мы окажемся ночью. Ночь — это время, когда не видно солнца в окнах Монсальвата и наступает непроглядная тьма. В прошлом самый длительный из наших походов на разведку занял около недели и стоил мне изрядного куска шкуры, сломанного ребра, а также простреленной мякоти. Отлеживаться на животе пришлось еще дольше. Сирена, раненная в бедро, выздоровела намного быстрее. Она живучая и выносливая, как все сучки, но вряд ли смогла бы охотиться самостоятельно. Помнится, в те дни ЕБ не скупился на жратву, а то бы мы не выкарабкались.

Вот и сейчас у меня возникло какое-то поганое предчувствие. Впрочем, в замке правит ЕБ, а не моя интуиция. Не дожидаясь более радикальных понуканий вроде ощутимых ударов электротоком, я запер убежище и ввел новый код. Сирене достаточно было проследить взглядом за моими пальцами, чтобы запомнить последовательность цифр навсегда. Отныне она сможет воспроизвести ее днем и ночью, в любом состоянии, вероятно, даже в бреду. Обо мне этого не скажешь. Я затвердил код про себя, беззвучно шевеля губами.

Поймал себя на том, что тяну время и тупо гляжу на бронированную дверь шлюза. Будто в последний раз. Чего я хотел на самом деле — вернуться или не возвращаться никогда?

К черту все это! Пошли-ка отсюда, детка. Где наша не пропадала!

И мы…