Игра сознания. Новеллы

Андрей Днепровский-Безбашенный (A.DNEPR)

Новеллы Андрея Д. Б. читать сущее наслаждение, они хороши и прекрасны! Людмила Шершнёва, генеральный директор Смоленского телевидения

Дрожь земли

(знамение)

Семён Игнатьевич был немолод уже, нет, не юный он был, лет намного тянул, но таковым себя не считал, он был в том возрасте, когда только начинают мечтать и вступать в возраст зрелости. Жизнь его так скроила, что и не перешить, он жил не ради, а для… Правда, Семён Игнатьевич всегда был всем недоволен, то корову сосед не там привязал, то утки не там и не так пасутся, сколько им не говори окаянным, то люди живут неправильно, то дождь пошел вдруг не вовремя, то солнце рано взошло, то племянник с утробной душой, что-нибудь неправильно сделал. Да мало ли может быть причин у человека для недовольства. Вот так и жил ветхозаветный Семён Игнатьевич с черным сердцем и заскорузлой душой, разменяв аж седьмой десяток, что согласитесь, дано далеко не каждому. Крепкий он был мужик, иногда плакал от смеха, а иногда смеялся сквозь слёзы, как и все грешные. От других людей он отличался тем, что в его чистую голову всё время лезли грязные мысли, чем он выделялся так сильно, что даже устал от этого выделения, что согласитесь, тоже не просто.

Обычно новый день у Семёна Игнатьевича начинался с того, что он включал радио и долго слушал любимую передачу. Простой радиоприемник украшал собой его убогую, суровую деревенскую хату. В это утро, Семён Игнатьевич прильнув ухом к приёмнику, с чутким и необыкновенным вниманием и замиранием вслушивался в трескучий эфир, в котором с трудом различал голос врача травматолога, который настоятельно вёл беседу о вреде признания в супружеской неверности и говорил, что после таких признаний люди часто попадают в травматологию. Потом был репортаж с митинга о защите животных, в частности свиней, где последние вырвались из загона и затоптали своих защитников насмерть, от чего на лице радиослушателя появилась кривая ухмылка, Семён Игнатьевич представил себе такую картину, как стадо свиней безжалостно топчет своих защитников, от чего в его голове появились леденящие мысли…

— Хрен ли их защищать бестий… Из них сало надо солить и окорока вялить — сделав для себя правильное заключение выключил радиоприёмник радиослушатель и снова как-то криво так ухмыльнулся.

Пенсионер относился к той касте людей, что входят в группу особого пролетарского гнева, им если дать волю, они сразу взякен дубинен, и будут орудовать на все стороны до тех пор в деле наведении справедливости, пока не устанут жалеть, что променяли волю на рабскую долю.

Когда-то Семён Игнатьевич был энергетиком и наполнял солнечным светом деревенские хаты, но представляя собой, клад глупых мыслей и безумных идей, он в душе оставался ребёнком, жаждущим утешения.

В это раннее утро после вчерашнего праздника старый был мутный, и услышанное доходило до него лёгким таким… запозданием.

— Господь им судья… — не то свиньям, не то покойным, перекрестившись на икону, высказал своё мнение пожилой человек.

После упоминания имени Господа, что можно сказать о вере Семёна Игнатьевича в Бога? Скажем правду… Не верил в него старый, не верил, а только вид создавал, да бы особо не выделяться среди других, что делал тихо, так как тяготился своим выделением, хотя мысли разные допускал: — А вдруг и вправду есть свыше великая сила…? — в чем иногда сомневался, как говорится, до лихой поры и до времени.

А тем самым, неминуемым временем, его племянник задумал сделать благое дело, хотя был и вовсе неверующим. В той далёкой и Богом забытой деревне когда-то была церковь схождения святого духа, которую взорвали фашисты во время своего великого отступления и племянник, неизвестно из каких побуждений решил сделать дубовый крест в память, коей собрался водрузить на руинах взорванной церкви.

А осень, ох эта красивая золотистая осень, в саду роняла рваные платки пожелтевшей листвы, с каждым днём толкая жизнь всё дальше и дальше в сторону вечности…

Племянник крест сделал исправно, три метра в длину без пасынка и в размахе метра на полтора. Крест, к сдвиженью нужно было поставить, да малость поторопился племянник, на целых два дня раньше управился. А пока, суть да дело, крест сотоварищи вечером занёс в дедов сарай, о чем позабыл предупредить дядюшку. В том сарае у Семёна Игнатьевича хранился всякий хлам и корм для курей и уток.

По религиозным канонам, на том месте, где стоит или стояла церковь, находится ангел, который освещает нечистую силу, а крест, даже, если он ещё только сделан, уже представляет собой святое оружие против всяческой нехристи и людей с черным дремучим сердцем. С момента изготовления крест уже начинает помогать ангелу, излучая великую силу, которая «черным» людям и дьяволам начинает сверлить глаза и плавить хвосты и копыта. Правда, у Семёна Игнатьевича хвоста и копыт не было, но черное, завистливое сердце у него, знаете — было! Когда-то он был обижен, как сам считал на всевышнего. Точнее, не так на него, как на женщин, обобщал он, знаете ли это дело, считая, что в каждой женщине непременно сидит бес. По молодости у Семёна Игнатьевича была городская подруга, у которой был опыт, а у молодого Семёна деньги, так вот после недолгой совместной жизни у Семёна Игнатьевича остался опыт, а у подруги деньги… Правда, это было очень давно, но в памяти деда это сидело гнойной занозой.

Тем временем крест с помощью ангела уже начинал действовать, он уже был готов к тому, что бы творить знамение…

Уж так видать распорядился всевышний. Рано утречком, как только пропели первые петухи и ещё перед тем, как включить радио, Семён Игнатьевич, (он никогда в жизни не чистил зубы, но они у него все до единого были целые), уныло поплёлся за просом в сарай, что бы покормить кур. Привычно и деловито открыв ржавый скрипучий притвор, и на секунду о чем-то задумавшись, пенсионер резвым оленем наизготовку со старым алюминиевым ковшиком, стремительной тенью ринулся в темноту, со словами: — Аспиды окаянные, опять поклевали всё просо, дубовой бы их дубиной… — возмущался Семён Игнатьевич ещё вовсе не ведая, что дубовый крест находится как раз на уровне его головы… Шагнув в темноту покосившегося сарая, он со всей дури ударился головою об крест. От этого удара старче отлетел назад и приземлился на заднюю точку, совсем позабыв как его звать величать, и зачем он в этот сарай сдуру попёрся.

Видит Бог, это было — знамение! От этого редкие птицы попадали камнями с деревьев, земля загудела и задрожала, но сарай выстоял, а чуткие приборы сейсмологической станции на Камчатке зафиксировали эту дрожь земли в виде лёгкого такого землетрясение. Пару минут Семён Игнатьевич находился в беспамятстве, потом открыл глаза и кинул тоскливый взор на небо.

— О блинннннн!!! — вдруг вырвалось из него совершенно непроизвольно. — Всю морду себе вывернул! — вытирался он старым картузом, который при ударе пушинкой слетел с его головы. — Племянник христопердяжник проклятый, хоть бы сказал, что крест в сарай положил… — матом кроил старче, руками трогая набок свёрнутый нос.

Конец ознакомительного фрагмента.