Добро пожаловать в ад

Андрей Дышев, 2008

В горном Крыму расположена секретная воинская часть. Ни местные жители, ни органы правопорядка не знают, кто в ней служит и чем занимается личный состав. Только одна чудаковатая девушка утверждает, что эта воинская часть «нехорошая», странная. В ней якобы служит ее возлюбленный, да только на письма не откликается, со службы не возвращается – словом, как в воду канул. К кому только не обращалась за помощью – все тщетно! Частному детективу Кириллу Вацуре, как бывшему спецназовцу, несложно было бы разыскать пропавшего бойца, да вот только «воинскими делами» его сыскное агентство не занимается. Впрочем, не занималось до поры до времени. После того как над Черным морем был сбит пассажирский самолет Ту-154, а несложные расчеты курса точно указали, что выпущена ракета была именно с той самой злополучной воинской части, Вацура приступил к расследованию. И ужаснулся тому, что ему стало известно…

Глава четвертая. Штопор

Тут на моем поясе задрожал, как в лихорадке, мобильник. Я кинулся подальше от кафе. «Тихая музыка», о которой упоминала Ирэн, рвала мне барабанные перепонки.

— Кирилл, все это очень серьезно, — услышал я голос Федьки Новорукова. — Ты где сейчас?

Я промолчал, старательно прикрывая трубку рукой, чтобы Федька не услышал музыку. Хотя вряд ли моя ладонь могла стать преградой для сотни децибел.

— Ладно, можешь не говорить, — правильно истолковал мое молчание Федька. — Но все-таки сделай музыку потише, я не могу кричать.

Этот сукин кот проверял меня: в машине я или нет?

— Хорошо, — ответил я и, перемахнув через парапет, побежал по пляжу к морю, где тяжелые конвульсии рэпа были не так слышны.

— Так нормально? — с трудом сдерживая дыхание, спросил я, опускаясь на гальку у самой воды.

Федька в ответ негромко выругался и спросил:

— И долго ты намерен валять дурака? Я ведь знаю, что ты на набережной! Поубавь шум волн!

— А что ты еще знаешь? — не вполне вежливо спросил я.

— Какого хрена ты мне звонил?! — вдруг взорвался Федька. — Ты хочешь, чтобы я тебе помог или намерен играть со мной в прятки?

— А ты сможешь мне помочь?

— Для этого я сначала должен знать всё! Что случилось? Как ты оказался рядом с трупом?

Сгущались сумерки. Галька уже остыла. От моря тянуло сырым теплом и запахом водорослей. Недалеко от меня громко смеялась и звенела стаканами компания тучных женщин и рыхлых мужчин.

Он прав. Сейчас Федька для меня — все равно, что доктор для больного. Хочешь получишь помощь — рассказывай все, как на духу, где болит и что болит, даже если очень стыдно и страшно.

— Я подвез незнакомую мне женщину к дому, а когда она зашла в подъезд, услышал два выстрела, — лаконично рассказывал я. — Побежал туда. Нашел ее на третьем этаже. Она лежала в луже крови. Потрогал рукой сонную артерию, а бабка, которая наблюдала за мной в глазок, решила, что я душу эту несчастную.

— Ты услышал два выстрела сразу после того, как она зашла в подъезд?

Федька начал профессионально копать. Я почувствовал себя зверем, которого хитрый охотник загоняет в западню.

— Не сразу, конечно, — поправил я. — Приблизительно через минуту.

— А для чего ты стоял минуту у подъезда?

Всё! Он вцепился мертвой хваткой. Он чувствует, что я что-то скрываю. Рассказать ему, что эта женщина приходила в агентство с пустяковой просьбой, и что мы ей отказали, а потом вдруг я решил подвезти ее к дому? А у самого дома все-таки решил помочь ей? Он спросит, почему я изменил свое решение, а я отвечу, что из-за жалости? Очень неубедительно, несмотря на то, что это правда. Именно Федьке это покажется неубедительным, потому что он не относится к числу тех людей, которые что-либо делают из-за жалости. Каждый свой шаг, каждый поступок он мысленно тестирует вопросом: а ради чего я это делаю? а законно ли это?

— У меня машина не сразу завелась, — сходу соврал я, понимая, что кран лжи уже открыт, и при необходимости я буду лгать не задумываясь.

— А зачем ты ее заглушил? — загонял меня в угол Федька.

— Женщина долго деньги отсчитывала, а у меня бензин был на нуле.

Не знаю, удовлетворил ли его этот ответ, но он начал наносить удары с другой стороны:

— Ты поднялся на третий этаж…

— Да, я стал подниматься по лестнице…

–…и никого не встретил?

— Нет, никого. Дошел до третьего этажа и вижу — она лежит, а по перилам кровь капает. Я склонился перед ней и пощупал сонную артерию.

— Зачем?

— Как зачем, Федька? — искренне удивился я. — Я хотел узнать, жива она или мертва.

— Для тебя это был принципиальный вопрос? Он как-то повлиял на твои дальнейшие поступки? Если бы ты убедился, что она жива, ты поступил бы иначе?

Он бил меня прямо по печенке!

— Федор, я в ту минуту не задумывался над этим, — признался я и принялся лихорадочно копошиться в мозгах в поисках какой-нибудь умной мысли, словно в сундуке с тряпьем. — Если бы она была еще жива, то я, наверное, попытался бы остановить кровотечение и обработать рану.

— Но почему ты решил пощупать сонную артерию? Ведь проще было попытаться найти пульс на запястье?

— А какая разница?

— Ты делал это одной рукой или двумя?

— Сначала одной… Я точно не помню, может быть, потом второй…

— Хорошо, ты убедился, что она мертва. Зачем ты начал ломиться в двери?

— Чтобы кто-нибудь из жильцов позвонил в милицию.

— А почему ты не воспользовался мобильником? Насколько я помню, ты отвечал на мои звонки то с пляжа, то из бара, то с прогулочного катера. Следовательно, ты всегда носишь его с собой?

— Да! Я всегда ношу его с собой! — ответил я раздраженно, начиная нервничать. На собственной шкуре я убеждался, как профессиональный следователь может из мелких и, казалось бы, несущественных фактов, сплести крепкую паутину обвинения. — Но в этот раз я оставил его в машине. Так получилось. Нечаянно. Тебя это настораживает? Забыть мобильник в машине — это что-то из ряда вон выходящее?

— Не кричи, — строго приструнил меня Федька. — Кричать будешь на футболе… Что ты сделал потом?

— Через дверь отозвалась какая-то ненормальная бабка, — продолжал я, вытирая свободной рукой пот, который ручьями лился по лбу. — Она сказала, что милицию уже вызвала.

— И ты сразу пошел вниз?

— Нет, я поднялся на пятый этаж.

— Зачем?

— Как зачем? — устало произнес я. — Я ведь тоже в какой-то степени детектив! Убийца мог попытаться уйти с места преступления по крыше дома. Я поднялся наверх, но люк оказался закрыт на замок.

— А если бы он не был закрыт, ты вышел бы на крышу?

Нет, эта манера разговора просто невыносима! Федька уже не просто припер меня к стенке. Он тузит меня кулаками под ребра, он не дает мне прийти в себя, отдышаться, подумать; он выбивает из меня признание в совершении убийства!

Я упрямо молчал. Федька нетерпеливо рыкнул:

— Дальше!

— Я спустился вниз, — нехотя продолжил я. — Подъехала милиция. Меня попросили предъявить документы. Я открыл бардачок, где лежала сумка, и увидел «макаров».

Я слышал, как Федька недовольно сопит. Этот звук не могло заглушить даже море.

— И ты не придумал ничего лучшего, чем дать дёру?

— А ты предпочел бы, чтобы меня посадили в следственный изолятор?

— Следственный изолятор — это не гильотина, умник! Посидел бы немного и вышел, ничего бы с тобой не случилось! А теперь за тобой такая телега проблем, что пупок надорвешь таскать ее за собой! Дальше рассказывай!

— Я осмотрел «макаров». В нем было пять патронов, один из них уже сидел в стволе.

— Пять? Почему пять? Женщина была убита двумя пулями, и свидетели подтверждают, что слышали только два выстрела.

— Это, Федор, вопрос не по адресу. Ты скажи, что мне теперь делать?

— Снимать штаны и бегать! Продолжай! Что дальше было?

— Ничего не было. Всё.

— Всё? — недоверчиво уточнил Федька. — А про убитую ты ничего не хочешь рассказать?

Я поразился его осведомленности. Неужели он уже знает о том, что она была у нас в агентстве? Возможно, ему известно, с какой именно просьбой она к нам обращалась. Зачем же я юлил? Только подозрение вызвал. Пришлось признаться, что дамочка просила меня разыскать своего возлюбленного, который прячется от нее в какой-то секретной воинской части.

— Не о том говоришь, Кирилл!

Мне надоел тон, с каким он разговаривал со мной. Если его интересуют какие-либо конкретные детали нашего короткого общения, то пусть говорит прямо, что именно он хочет от меня услышать.

— Я не знаю, что еще тебе рассказать интересного! — ответил я.

Возникла недолгая пауза. Изменившимся голосом (вот это уже был стопроцентный следователь Новоруков!) Федька произнес:

— У меня складывается впечатление, что ты ведешь двойную игру, Кирилл. Я перестаю тебе верить, потому что ты обманываешь меня. Боюсь, что я ничем не могу быть тебе полезен.

Я никогда не жаловался на свою память, но после таких слов засомневался: в самом деле, а все ли я рассказал Федьке, не забыл ли чего-то очень важного?

— Ты не кипятись, — попросил я его. — Но я действительно не знаю, какая еще информация тебе нужна… У нее была короткая обесцвеченная челка. Ее мама слепая, и потому работает дома. Ее парень сначала числился пропавшим без вести… И вот что еще запало мне в память: когда мы ехали к ее дому, мне казалось, что за нами следит черный «ленд-круизер»…

— Мне плевать на «ленд-круизер»! — рявкнул Федька. Наверное, он решил, что я над ним издеваюсь. — Меня интересует только убитая! Что она сделала?

Не знаю, какое в этот момент было выражение на моем лице, но оно почему-то понравилось пьяной немолодой женщине из веселой бутылочной компании. Шурша галькой, она подошла ко мне и тронула за плечо.

— Красавчик, а штопора у тебя случайно не найдется?

Живот ее был пухлый, бугристый, с косыми, через весь живот, «автографами» хирургов. Я не успел прикрыть трубку рукой и отмахнуться от нее, как Федька нервно процедил:

— В общем так, красавчик. Мне кажется, что ты вовсе не нуждаешься в моей помощи, тебе там хорошо и весело. Но хочу на всякий случай предупредить: у тебя очень большие проблемы.

— Постой! — сказал я, боясь, как бы Федька не отключил свой телефон (женщина, которой был нужен штопор, обернулась и вопросительно посмотрела на меня). — Скажи, для того, чтобы проблем не стало, мне достаточно прийти в милицию и сесть в сизо? Так, кажется, ты говорил минут пять назад?

Федька опять засопел, не зная, как мне ответить.

— Давай не будем торговаться, — жестко произнес он. — Если ты хочешь, чтобы я тебе помог, ты должен убедить меня в том, что не убивал эту женщину. А для этого тебе придется очень, очень потрудиться.

Вот это поворот! Только сейчас я понял, какая пропасть лежала между нами. Федька неожиданно раскрыл карты, и оказалось, что он подозревает меня в убийстве!

— Федор, — произнес я тихо, без эмоций и надрыва. — Я не убивал ее. Зачем мне ее убивать? Какой смысл? Напротив, я хотел помочь этой женщине.

— Смысл? — повторил Федька, раздумывая, выкладывать передо мной свой главный козырь или нет. — А смысл в том договоре, который мы нашли в сумочке убитой.

Наверное, у каждого человека в жизни бывают моменты, когда он решительно ничего не понимает. Именно такой момент наступил сейчас у меня.

— А ты можешь выражаться более ясно?

Я чувствовал, что он не верит моему недоумению, считает, что я играю, причем фальшиво.

— Я не знаю, Кирилл, почему ты так ко мне относишься, — устало произнес он. — Продолжаешь кривляться, хлопать глазами, как дурачок. Я ведь искренне хочу тебе помочь, но ты пытаешься водить меня за нос… Что ж, выражаюсь более ясно: в сумочке убитой нашли проект договор некоего Фатьянова со строительной фирмой «Пальмира» о строительство загородного дома общей площадью тысяча двести квадратных метров и стоимостью триста тысяч долларов…

— Но при чем здесь я?

— Фу-ты, ну-ты, — тяжело вздохнул Федька, словно выполнял тяжелую и неприятную работу. — Объясняю: на проекте этого договора стоит регистрационный штамп твоего агентства. Значит, Фатьянов принес этот договор тебе для проверки на юридическую чистоту. И еще я знаю, что ты дал ему расписку о неразглашении условий договора третьим лицам. Так? Но по какой-то причине этот договор оказался в сумочке у третьего лица, то есть, у молодой женщины с короткой стрижкой под «ёжик». Думаю, что тебе это шибко не понравилось, и ты побеспокоился о репутации своего агентства…

Это был приговор. Чудовищное наваждение! Цепочка событий, которые я не мог ни спрогнозировать, ни увидеть в кошмарном сне. Федька уверен, что я убил женщину из-за того, что у нее в сумочке оказался конфиденциальный договор некоего Фатьянова! Сказать, что я потерял дар речи, значило не сказать ничего. Я просто отупел, будто превратился в барана, который со связанными копытами лежал на жертвенном постаменте, а вокруг него улюлюкала и точила ножи толпа.

— Молчишь? — спросил Федька. — Пистолет куда дел?

— Он со мной, — безжизненным голосом ответил я.

— Тогда приезжай. Немедленно приезжай. И я докладываю прокурору, что ты явился добровольно.

— А если я не приеду, тебя накажут?

— Ты не о том думаешь, это моя головная боль. Тебе надо растирать в пыль мозги и искать себе алиби, понял? А-ли-би!

— А как можно искать алиби, сидя в сизо?

— Я постараюсь убедить прокурора, чтобы ограничил тебя подпиской о невыезде.

— А если не убедишь?

— Черт возьми, Кирилл! — вскричал Федька. — А у тебя есть выбор? Что ты торгуешься со мной, тасуешь варианты? Ты уже столько всего наворотил, что подписку о невыезде должен воспринимать как предел мечтаний. А ты носом крутишь, словно избалованная невеста. Бегом в милицию!

— Сейчас, только кроссовки одену, чтобы быстрее бежать, — ответил я.

— Ну, как знаешь, — тихо и равнодушно ответил Федька. — Потом не обижайся на меня.

— Нет, Федор, не дождешься. Какой смысл мне на тебя обижаться? Ты следователь, а я рядовой гражданин. Подозревать — твоя профессиональная привычка, и ты от нее уже никогда не избавишься. Это когда-то давно, в Афгане, ты ходил со мной в разведку и не требовал от меня доказательств, что в трудную минуту я тебя не брошу.

— Ладно трепать языком, умник.

Я чувствовал, что задел его за живое. Может, не надо было вспоминать Афган? А как бы я поступил на его месте, будь я следователем? Закрыл бы на все улики глаза и безоглядно поверил старому другу, рискуя карьерой? Сложно всё, очень сложно.

Разговор был исчерпан. Федька понял, что идти в милицию я не намерен, а я понял, что он готов мне помочь лишь в рамках уголовно-процессуального кодекса: ходатайствовать перед прокурором о смягчении меры пресечения, о выделении мне отдельной камеры с видом на море и т. д. и т. п. Я отключил связь, схватил тяжелый овальный камень, отшлифованный волнами, и с силой швырнул его в море. Пропади всё пропадом! Наговорил, наверное, долларов на десять, и всё коту под хвост.