Казнь

Андрей Зарин, 1902

Действие романа происходит в начале века. Перед читателем проходит череда подозреваемых, многие из которых были врагами убитого. События в романе развиваются так, что одно преступление, как по цепочке, тянет за собой другое. Но нетерпеливого читателя в конце романа ждет необычная развязка. Главное действующее лицо романа – это талантливый и бесхитростный сыщик Патмосов Алексей Романович, который мастерски расследует невероятно запутанные дела. Прототипом этому персонажу, видимо, послужил светило петербургского сыска – знаменитый Путилин

VI

Гром среди ясного неба не поразил бы так Елизавету Борисовну, как поразила нежданная записка от Дерунова.

Сухим официальным тоном он извещал ее, что в среду вечером, то есть сегодня, он занесет векселя Долинину для протеста на завтра, потому что дела заставляют его немедленно, рано утром в четверг, выехать в Петербург.

Елизавета Борисовна собиралась сделать прощальные визиты и теперь сидела одетая, с отчаянием на лице, держа на коленях злополучное письмо.

Из гостиной послышались тяжелые шаги; Елизавета Борисовна едва успела спрятать письмо, как в комнату вошел Можаев.

— Что с тобой? — спросил он с тревогою. — Ты такая бледная.

Она сделала попытку улыбнуться.

— Сейчас пройдет. Вдруг закружилась голова. Это, верно, еще вчерашнее.

— Ты бы прилегла, — участливо сказал Можаев, но она порывисто встала.

— Нет, нет! Я выйду и освежусь!

— На дворе жара.

— Я рассеюсь на людях… — и она пошла к выходу. Можаев остановил ее в дверях, обнял и нежно поцеловал ее холодный лоб.

Она поморщилась и, отодвинувшись от него, вышла из комнаты. Он с улыбкою посмотрел ей вслед.

Она торопилась, словно за нею гнались. «Пусть думают, что хотят», — решила она про себя и твердо направилась в канцелярию губернатора.

— Иван Герасимович Анохов здесь? — спросила она швейцара.

— Так точно!

— Вызовите его на минуту.

В грязной комнате приемной с грязной ясеневой мебелью за большим столом сидел чумазый юноша и яростно водил пером по бумаге; на скамьях вдоль стен сидели несколько человек. Толстый, краснолицый купец икал, приговаривая: «О Господи Иисусе!«Старая женщина свистящим шепотом передавала что‑то своему соседу, юркому господину в изношенном пиджаке, и тот сочувственно кивал ей лысой головою.

Елизавета Борисовна нетерпеливо ходила взад и вперед по комнате, и, когда в дверях показался Анохов, она порывисто подошла к нему. Все присутствующие встали и тоже двинулись к нему гурьбою, но он замахал на них руками.

— Потом, потом, — сказал он и обратился к Можаевой с тревожным шепотом: — Ты зачем? Принесла деньги?

— Вот! — она взволнованно подала ему письмо.

Они отошли к окну, в глубь комнаты. Анохов внимательно прочел письмо, и лицо его побледнело, но через мгновение он пришел в себя.

— Будь покойна, — сказал он решительно. — Я был в конторе Долинина и видел письмоводителя. Он задержит векселя во всяком случае. Только одно: приготовь деньги. Я сегодня же вечером повидаю его — и… завтра утром… Да, да! — он с беспокойством огляделся. — А теперь иди! Здесь неудобно. Что подумают.

Его слова успокоили ее, она улыбнулась. Он, положив письмо в карман, чинно подал ей руку и обратился к остальным посетителям.

Яков Петрович Долинин сидел напротив своего письмоводителя за столом, заваленным бумагами, но делать ничего не мог. Беспокойство за исчезнувшего Николая охватывало его все сильнее. Он знал его порывистый характер, понимал всю драму его души и в то же время холодел при мысли о встрече Николая с Деруновым.

Звякнул парадный колокольчик. Яков Петрович поспешно встал, думая встретить брата, но вместо него в комнату поспешно вошел Весенин и крепко пожал ему руку.

— Яков Петрович, я к вам!

Долинин дружески улыбнулся ему. Он любил этого подвижного человека, у которого деловитая серьезность сочеталась с веселым открытым характером студента.

— Что могу, все сделаю.

— Да вот, — заговорил Весенин, — Сухотин продает нам свое имение. Прокутился, — пошутил он, — только вся суть в том, чтобы до завтра обработать. Он приедет, подпишет, получит деньги — и в Париж! — И Весенин подал связку бумаг. — Главное опись, — продолжал он, пока Долинин перебирал бумаги, — видите, какая огромная, а? А ее до завтра! Мы не постоим за расходами, только кто бы взялся?

Антон Иванович, присутствующий во все время разговора, вдруг вытянулся во весь свой рост и осторожно, журавлиным шагом, подошел к Долинину, засматривая ему через плечо.

— Много, ой — ой много! — тихо приговаривал он, по мере того как Долинин поворачивал листы мелко исписанной бумаги.

— В том‑то и дело, — щелкнув пальцами, сказал досадливо Весенин.

Долинин с улыбкою обратился к письмоводителю:

— А небось, — сказал он, — если вас попросить, то вы к вечеру все перепишете?

Грузов погладил рукою воображаемые усы и слегка поклонился, не скрывая торжествующей улыбки.

— Так за чем же дело стало?! — воскликнул Весенин. — Антон Иванович, возьмите, пожалуйста. Сколько это будет стоить?

Грузов улыбнулся еще веселее.

— Если… две краснень…

— Да сделайте одолжение! — и Весенин живо опустил руку в боковой карман, но Грузов жестом остановил его.

— Я, Федор Матвеевич, отлично понимаю вашу душу и знаю, что вы заплатите. До окончания же работы денег брать не желаю!

— Как хотите!

— Ну, вот и улажено, — сказал Долинин и, увидев — в дверях прислугу, прибавил: — А теперь не хотите ли со мной пообедать?

— Какое! — Весенин махнул рукою. — Мне еще в двадцать мест! Ведь завтра все едут в деревню. А вот вечерок я у вас отниму.

— Милости просим!

— Пока всего хорошего! — и Весенин исчез так же быстро, как появился. Долинин посмотрел из окна, как тот легко сел на велосипед и покатился по аллее.

— Ловкая штука! — заметил Грузов. Долинин отошел от окна.

— А вы, Антон Иванович, пообедаете — и за работу! Ну, идемте!

Они прошли в столовую.

За обедом горничная подала Долинину письмо.

Он посмотрел на конверт и поморщился, после чего вскрыл его и бегло прочел записку.

— Держу пари, что от Дерунова, — произнес Антон Иванович с таким видом, словно обнаружил глубочайшую проницательность.

— Да, — ответил Долинин, — просит позволения зайти вечером и оставить у меня какие‑то векселя для протеста. Вы уж примите его за меня!

— А — а! Скажите на милость! — проговорил Грузов и поспешно стал глотать горячий суп.

Долинин ел также молча. Беспокойство снова овладело им. Два часа, как ушел брат, и его все нет. Дерунов, наверное, уже вернулся со службы из своего банка и вдруг встретился с ним там, дома!.. При этой мысли Долинин даже откинулся к спинке стула. Горничная убирала тарелки, заменяя их чистыми, уносила кушанья, заменяя их, и Долинин ел все механически, ничего не замечая вокруг. Он и поднялся из‑за стола только следом за Грузовым и, когда тот ушел к себе в контору, медленно поднялся по лесенке наверх, в свой кабинет. Это была уютная комната, с широкой софою, большим письменным столом, вся заставленная книжными шкафами. Из нее лесенка в шесть ступенек вела в крытую стеклянную вышку. Долинин занимался астрономией и подолгу просиживал на своей вышке, следя за течением звезд в телескоп или подзорную трубу.

Долинин лег на софу. Сон быстро сморил его, но мысли о брате занимали и сонный ум. Долинин вдруг увидел Николая. Он вошел к нему тихо, бледный, с окровавленными руками, и сказал: «Брат, я убил его. Я не мог осилить своей ненависти!»

Холодный пот облил Долинина. «Что ты сделал?» — воскликнул он в ужасе и вскочил.

— Вам сюда подать чай, барин? — спросила его горничная. Он еще не мог прийти в себя.

— Что? — спросил он, тревожно озираясь.

— Сюда, говорю, подать чай или сойдете? — повторила горничная.

— Брат не вернулся? — поинтересовался он, вспомнив сон.

— Нет еще. Как ушли, еще не вернулись!

— А! — Долинин вздохнул с облегчением. — Чай? — сказал он. — Чай снесите Грузову, а мне подадите потом, когда придет брат или Весенин. Сюда подадите!

И он опять остался один. Знойный день, как и накануне, сменился ненастной ночью. Опять гремел гром и лился дождь, все наполняя угрожающим шумом. Долинину стало жутко. Он зажег лампу. Влетел комар и с монотонным зудением стал биться о горячее стекло. Долинин раскрыл книгу, но не мог читать.

Заскрипели ступеньки. Он поспешно обернулся. Это был Весенин.

— Вот и я, — весело сказал он. — Ну и погодка! Ад на дворе. «Шел дождь, и перестал, и вновь пошел!.. «Скажите, что у вас тут делал Анохов? Вы его не видели? Странно! Он все тут вертится. От вас ехал — его встретил, теперь опять. Что вы такой бледный?

Весенин, видимо, был оживлен.

— Я? — ответил Долинин, откладывая в сторону книгу и вставая, чтобы подать Весенину руку. — Удивительно! Я не нервный вообще, но сейчас меня встревожил сон.

— Что за сон?

Долинин покачал головою и серьезно сказал:

— Никому не расскажу его, но долго не забуду. Вы верите в пророческие сны? — хрипло спросил он.

— Верю ли? — Весенин сел и закурил папиросу. В это время служанка внесла чай. — Видите ли, с другим бы я на эту тему позубоскалил, но с вами это неловко. Вы человек серьезный, — он улыбнулся. — Лично я реалист и по складу ума, и по образованию, и толковать свои сны не стал бы, но в то же время не смею отрицать пророческие сны, а потому… просто избегаю думать об этих материях.

— Я сам не верю в пророчества, но бывают ужасные сны!

Долинин провел рукою по лицу, будто смахивая кошмар.

— Вы поэт и достаточно взволнованны, — участливо сказал Весенин, — бросим эту тему и заговорим о живом деле. Я хотел бы до времени скрыть эту покупку… Главным образом от Дерунова.

Долинин с удивлением посмотрел на него.

— Видите ли… мы его подводим, и он ужасно обозлится. Сухотин ведь у него запутался, и он думает за гроши получить это имение, и вдруг — нос! От этого мы так и торопимся. Вот обозлится‑то!

Весенин рассмеялся.

— Это очень злой и мстительный человек, — предостерег Долинин, — он заплатит если не Можаеву, то вам.

— Ге! Что он мне сделает? — Весенин беспечно махнул рукою и потом, немного помолчав, заметил: — Не выношу этого господина, и в то же время жена его мне невыразимо нравится. Глубокая, сосредоточенная натура; вероятно, мечтательница и, несомненно, чиста до святости. Скажите, как такой негодяй мог жениться на такой девушке? Вернее, наоборот: как она могла выйти за него?

Долинин отвернулся, чтобы скрыть невольное свое волнение; затем, окутав себя дымом папиросы, ответил:

— Банальная история: бедность и лишения, больная мать, брат — шалопай, их усиленные просьбы — и к этому случайное легкомыслие человека, любимого ею…

— В экзальтированной головке, — продолжил Весенин, — сложилась мысль о разбитой жизни и явилось желание принести себя в жертву. Как по книжке! — окончил он и потом задумчиво прибавил: — Да, есть такие женщины, которые не успокоятся, пока не принесут себя в жертву! Есть дети?

— Дочь!

— Ну, хоть это ей утешение. Знаете, почему я ею заинтересовался?

Долинин покачал головою.

— Вера Сергеевна очень дружна с нею, и при этом тайно! — Весенин выпустил струю дыма. — Меня заинтересовала эта дружба, и я стал следить за madame Деруновой. И что же? Те же черты. Только Веру Сергеевну не ломала жизнь, она еще не любила и Бог уберег ее от разочарования, она и смелее, и экзальтированнее. Та же вся ушла в себя…

Долинин ничего не ответил. Весенин вдруг оборвал речь и замолк.

Заскрипела лестница. Долинин с тревогою взглянул на дверь и опять был разочарован. Нагнув голову, словно боясь ушибиться о притолоку, в комнату вошел Грузов с кипою бумаги.

Весенин быстро встал.

— Неужели окончили? — вскричал он.

— Все — с! Осталось считать, — улыбаясь, ответил Грузов.

— Вот спасибо‑то! Кладите сюда, — указал он на софу, — получайте деньги! Ай да Антон Иванович!

— А как же со считкою? — спросил он, пряча деньги.

— Идите домой, — ответил Долинин, — мы с Федором Матвеевичем считаем вдвоем. Я хочу дождаться брата.

— Они только что вернулись, — сказал Грузов.

Долинин вскочил.

— Когда? Что же он не вошел сюда?

— Сейчас только; промокли все, испачканы. Переодеться, говорят, надо!

Долинин быстро стал спускаться вниз.

Грузов кивнул ему вслед головою и сказал Весенину:

— Как мать родная любит. Не надышится!

— И тот его?

— Тот? Нет. Словно так и быть должно. Одно время денег в Петербург переслал — страсть!

— Почему же он так любит его? — спросил Весе — нин.

— Старший брат, — пояснил таинственно Грузов, — остались сиротами, и он ему вроде как за родителей был. Воспитал, обучил. Не женился из‑за него.

Весенин покачал головою.

— Значит, есть такие и мужчины, — сказал он вполголоса.

— Чего — с? — не расслышал Грузов.

— Нет, я сам с собою!

Долинин прошел через темную столовую, гостиную, миновал коридор и остановился подле открытой двери в темную комнату.

— Николай, ты вернулся? — спросил он тревожно.

— Вернулся! — ответил из темноты голос Николая.

— Что ты делаешь в темноте?

— Переодеваюсь. Вымок, выпачкался, ободрался…

— Где ты был?

— На реке, на горах. Везде!

— Придешь?

— Сейчас. Нет, пожалуйста, огня не надо! Не зажигай!

Долинину послышалось в голосе Николая тревожное опасение, что он увидит его лицо.

— Ну, ну! Так придешь?

— Сейчас! — уже нетерпеливо ответил Николай.

— Я велю разогреть самовар и подать поесть!

— Вы идите, — сказал он Грузову, вернувшись наверх, — мы здесь сами прочтем и сверим!

Грузов откланялся и, нагнувшись, осторожно стал спускаться с лестницы. Долинин повеселел.

— Ну‑ка, не хотите ли! — сказал он, беря бумаги. — Вот вам оригинал, а я возьму копию. Читайте, а я следить буду! Вы сюда, ближе. Вот так! Начинайте! А тем временем нам соберут ужин!

Он сел за стол и взял в руки перо. Весенин примостился сбоку и начал чтение:

— «Инвентарь имущества в усадьбах и прочих помещениях имения дворянина Я. П. Сухотина…»

— Так! — сказал Долинин.

— «Главная усадьба. Мебель».

В это время в комнату неслышно вошел Николай и молча пожал руку Весенину.

Долинин поднял голову и улыбнулся брату.

— «Зеркалов 18, — читал Весенин, — из них трюмо 3, простеночных высоких 7, туалетных 2 и в ясеневых рамах для прихожей и малых спален — 5».

Николай осторожно прошел на вышку, и, пока Весенин читал, Долинин все время слышал его беспокойные шаги у себя над головою.

Прислуга пригласила их ужинать. Они дочитали последнюю страницу и встали.

— Ну, завтра и к подписи, — весело сказал Весенин, — уж не знаю, как и благодарить вас, Яков Петрович!

— Пустяки! — отговорился тот. — Николай, ужинать!

— Не пойду! — ответил сверху Николай. Долинин смутился. Веселость сразу оставила его, и на лице отразилась тревога.

— Тогда до свиданья! — крикнул ему Весенин. — Я выпью рюмку — и домой!

— Всего хорошего! Я ваш велосипед в переднюю внес.

— Спасибо, жму вашу руку!

Долинин, надеясь, что Николай сойдет проститься с Весениным, не дождался, грустно вздохнул и повел своего гостя вниз.

Весенин торопился. Почти на ходу он выпил рюмку водки, закусил сардинкой и стал прощаться.

— Поди, часа два! — сказал он.

Долинин не задерживал его. Ему хотелось скорее остаться вдвоем с братом.

Весенин зажег у велосипеда фонарь. Долинин раскрыл дверь, придерживая ее, пока тот вывел велосипед.

— У вас аллейка‑то гладкая? — спросил Весенин.

— Гладкая!

— Ну так до завтра.

— Всего хорошего!

Долинин запер дверь, но не успел дойти и до середины конторы, как резкий звонок заставил его вмиг очутиться снова у двери и быстро распахнуть ее. Перед ним стоял встревоженный Весенин.

— Яков Петрович! Здесь было убийство! — сказал он. — На дорожке труп!

— Дерунова? — глухо спросил Долинин и ухватился за косяк.

Весенин испуганно взглянул на него.

— Пойдемте, взглянем! — он быстро снял с велосипедного руля фонарь и повел Долинина. Намокшая земля скользила под ногами, кусты брызгали водою. Весенин прошел несколько шагов, остановился и дрожащей рукою навел на землю фонарь. Свет ударил ослепительно яркой струею и осветил искаженное лицо Дерунова. Он был без шляпы, с обнаженной головой; страшный удар в висок выбил ему глаз и залил кровью все его лицо; здоровый глаз, широко открытый, с ужасом смотрел перед собою.

Весенин отвел фонарь в сторону и торопливо сказал:

— Я сейчас на велосипеде съезжу в полицию, а вы пришлите дворника приглядеть тут! Я мигом!

Он через мокрые кусты обошел труп и выбрался за калитку.

— Поехал! — крикнул он.

Долинин словно очнулся от охватившего его оцепенения, застонал и, спотыкаясь, побежал в дом. Свеча, с которой он провожал Весенина, погасла. Он побежал впотьмах, не заперев двери, натыкаясь на мебель и поминутно хватаясь за голову.

Поднявшись к себе, он бессильно упал на софу, но, услышав над собою те же монотонные шаги Николая, быстро встал и крикнул:

— Николай!

Что‑то ужасное было в его крике, потому что встревоженный Николай в один миг очутился подле него. Долинин взглянул на него безумным взглядом.

— Дерунова убили, — сказал он глухо, — у нас… в саду!

Николай пошатнулся и схватился рукою за край стола. Мысли его закрутились в бешеном хаосе, но, взглянув на брата, одна ужасная мысль заслонила собою все остальные.

Он выпрямился, в глазах его вспыхнула решимость.

— Брат! — звонко проговорил он. — Клянусь всем святым: это не я!