Хроники Абитарамуса

Андрей Киров

Современная с социально-философским оттенком сказка про вымышленное королевство-город, которым правила принцесса. Её тётя – злая колдунья, попыталась племянницу отравить, и нужно было противоядие. За ним в Мексику отправили простого парня… Книга содержит нецензурную брань.

© Андрей Киров, 2021

ISBN 978-5-0051-5240-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Хроники абитарамуса

Ветер, туман и снег,

Мы — одни в этом доме,

Не бойся стука в окно — это ко мне,

Это северный ветер, мы у него в ладонях.

Борис Гребенщиков, текст песни «Аделаида» из альбома «Равноденствие»

Старый морщинистый абитарамус с побуревшей, отшелушивающейся кожей на боках на склоне лет начал записывать необыкновенные дела, какие с ним приключились в течение его беспокойной, полной риска жизни.

Их он назвал хрониками абитарамуса.

Усевшись в кресле, несмотря на то, что оно для него было высокое — задние лапы не доставали до пола (но это ему даже нравилось: он, когда бывал в хорошем настроении, шевелил пальцами от удовольствия), поплотнее запахнул полы старого, лоснящегося на локтях халата, по привычке обвил хвостом переднюю ножку стула, подлил керосина (новую керосинку, как и чернильницу, привёз его друг шаман, старая проржавела). Взял лист бумаги, обмакнул утиное перо в зелёную, под изумруд, стеклянную чернильницу и начал записывать…

«Эта история, в которой я принимал самое непосредственное участие и в которой сыграл ключевую роль, произошла в одном маленьком человеческом королевстве…»

Жила на свете принцесса. В некотором царстве, в некотором королевстве: у неё оно было собственное. Не очень, правда, большое, никто не измерял его квадратный километраж. Приезжала один раз комиссия из какого-то солидного географического общества — измерить и внести в соответствующий реестр всех существующих стран, в администрации королевского дворца им дали добро, пожалуйста, господа учёные, всё к вашим услугам. Господа учёные-географы поели на королевской кухне, попили хорошего красного вина; хорошо поели и попили — почти неделю, а в перерывах куда-то ездили, измеряли вдоль и поперёк дальномером и триангулятором, да так и уехали в своё географическое общество: то ли потеряли бумаги с записями по дороге, то ли вообще этих записей и не было, короче — запутанная история. Но один мой приятель — ему сказал его троюродный брат, что да, есть такое королевство, он там был в позапрошлом году, Леминтария называется. По размерам не больше чем Люксембург, даже меньше, однако покрупнее, чем княжество Монако…

Леминтария — город-государство с прилегающими окрестностями. Около триста тысяч человек там проживает. На евроазиатской части суши оно там сбоку притулилось между горами, где Тянь, а слева Шань, а справа Кань: с трёх сторон его окружают высокие скалистые горные гряды, а с четвёртой океан. Очень удобное местоположение у этого королевства. Зима мягкая, как в Бельгии, летом тоже особого зноя, как в Азии или на Ближнем Востоке, не наблюдается. С океана как по заказу постоянно дует ровный мягкий тёплый пассат, создающий благоприятный, почти парниковый климат, а когда он перестаёт дуть к середине осени, в течение месяца-полутора местность без напряга плавно погружается в зиму, которая, кстати, тоже мягкая такая, температура ниже пяти-семи градусов Цельсия там не опускается даже в середине января, но с обильным выпадением снега. И лето тоже замечательное, ещё мягче, чем зима. Температура выше двадцати восьми — тридцати градусов не поднимается (пассаты чётко выполняют поставленную конкретно для этого королевства небесной канцелярией задачу), зноя и жёсткого запредельного температурного насилия, когда на термометре под сорок и выше, как в других странах бывает летом, — в этом королевстве никогда не наблюдалось, даже старожилы не помнят, и в наше время при повсеместном изменении экологии она в этом королевстве почти не изменилась. Сельские жители никогда не жаловались, чтобы летом была засуха и неурожай. На протяжении многих сотен лет, что существует королевство, все культурные растения, от пшеницы до кукурузы, каждый год вызревали и давали отличный урожай. Селяне радовались, не успевали комбайны и другие сельскохозяйственные машины налаживать; главное, чтобы королевский агроном запчастями снабжал вовремя и в полной мере. И никогда к ним не прилетала эта зараза саранча, как она делает нашествия в других странах, опустошает целые районы, сжирает культурные злаки; фермеры и колхозники потом плачут: «Опять всё сожрала, сволочь ненасытная, никакие химические яды её не пугают!»

И правила этим королевством принцесса-девушка: двадцать два года на сегодняшний день ей стукнуло в апреле; четыре года назад умер её папаня-король — передал ей бразды правления.

«Давай, доча, ты уже взрослая, — так он её наставлял, лёжа на смертном одре, — теперь ты тут будешь главная, и в носу не ковыряй, особенно когда послы иностранные, ты их будешь принимать, сиди на троне чинно, с прямой спиной, не задирай ноги на подлокотник кресла, не ёрзай, не чеши мягкое место, что пониже спины, если зачесалось, дай знак фрейлине — для чего они у тебя, пусть она почешет, но чтобы незаметно; не болтай с ними во время приёма и не смейся над внешним видом послов, даже если кто-то из них похож на осла или чинчубатора либо кто из них будет выпивши — не кричи, а предложи тактично покинуть королевскую залу. С той минуты, как тебя коронуют по всем правилам Леминтарии, на тебе ответственность за всё наше пусть и маленькое, но процветающее королевство (а оно реально процветало, в отличие от других стран, делающих только вид процветающих, а у самих гнилые гнойные пятна во всех областях народного хозяйства). Корону носи правильно, вот так, где этот центральный рубин — он должен быть на лбу, когда будешь надевать корону, а не на затылке, как малолетки носят бейсболки».

Такие наставления своей дочке давал папа-король и ещё много других, перед тем как умереть: это со всеми рано или чуть позже случается, тут уж не в нашей власти остановить приход грозной зловещей гостьи, с виду очень костлявой дамы, словно она, как модель, перестаралась с диетой, чтобы сохранить фигуру для подиума, в саване и с косой в руках, и неважно, кто ты: король, президент, звезда кинокомпании «Марвел» либо последний клошар, живущий около помойных баков. Для этой дамы в длинном, до пят, плаще отнюдь не от Пьера Кардена все равны.

И принцесса — звали её Аделаида — начала править своим королевством.

Принцесса она была настоящая, высокородная леди — натуральная блондинка с большими голубыми глазами, со здоровым цветом лица, с настоящим розовым румянцем на щеках, с хорошей фигурой и длинными, как у заправской модели, ногами. К тому же неглупая, с естественным природным тактом и вкусом, унаследованным от сотни и более предков по женской линии. По мужской же линии ей передалась почти мужская твёрдость характера, властность, умение управлять и ладить с людьми — своими подчинёнными, способность принимать решения в сложных конфликтных ситуациях. И в то же время Аделаида была стопроцентной женщиной, в отличие от многих женщин других развитых цивилизованных государств: женственной, обаятельной, мягкой, кокетливой, любившей, как и все красивые и хорошенькие девушки и женщины, чтобы мужчины все поголовно были от неё в восторге, смотрели горящими глазами — неплохо бы эту красотку употребить по назначению, а наиболее пылкие поклонники, каких у принцессы была тьма, слали ей влюблённые послания на смартфон и в интернете в социальных сетях.

Ну и, конечно же, она, как все настоящие принцессы, была красивой девушкой. Любила красиво со вкусом одеваться и знала в этом толк. Кстати, несмотря на то, что она была блондинкой, чтобы ещё больше увеличить влюблённость сильной половины человечества в себя, она любила менять внешность и красила волосы и под брюнетку, и под шатенку, и в пепельные их превращала, и нередко в рыжий цвет. Завела правило сразу, как её короновали на трон и управление королевством, каждую субботу приветствовать народ с балкона своего дворца: он фасадом выходил на главную площадь города, которая по субботам становилась местом ярмарки. К девяти часам утра горожане, сельские жители и туристы собирались на площади перед балконом. Выходила на балкон, тщательно и со вкусом одетая каждый раз в новое платье. В её гардеробе было около трёх тысяч платьев! (Оно и понятно: она всё-таки была настоящая принцесса, в жилах которой текла алая кровь 99,88 пробы.) В окружении придворных дам и высшей аристократии королевства, состоящей в основном из её родственников: графов, баронов, князей и маркизов. Как я уже сказал, королевство Леминтария состояло всего лишь из одного города, и по традиции, шедшей с незапамятных времён, когда ещё жили великаны, а по небу летали огнедышащие драконы, было окружено со всех сторон высокой крепостной стеной, а перед ней был глубокий ров, наполненный водой, где водились кровожадные рептилии, которых редко кто видел, но кто видел — это были последние минуты его жизни: скользкие, зубастые, хвостатые, с узкими длинными мордами хищники. Стена опоясывала город строгой геометрической фигурой в виде додекаэдра с двенадцатью гранями (если я что-то понимаю в геометрических фигурах, а если не очень, то, как говорится, не все рождаются математиками), где каждая грань была сторожевой вышкой с часовым. Хотя необходимости ни в самой стене, ни в вышках не было, ведь это уже было в наше время и ни стена, ни ров с хищными животными не спасли бы от нападения агрессора. Скорее всего, это была дань традиции и, конечно, в целях привлечения туристов. Через ров был перекинут самый настоящий деревянный, из толстых дубовых просмолённых досок, мост, какой закрывали, когда была такая необходимость, железными цепями. Впрочем, мост никогда не закрывался. И влюблённые парочки, туристы, загулявшие горожане и сельские жители и днём и ночью могли ходить туда-сюда, однако каждые два часа после десяти вечера сторож при воротах стучал в колотушку, предупреждая народ о возможных печальных последствиях неосторожных прогулок вблизи рва, тем более везде были расставлены таблички, что как с моста, так и с насыпи категорически запрещено — особенно иностранным туристам — кидать в ров мясо, колбасу, шпикачки, сосиски и сардельки — подкармливать зубастых тварей, чтобы поглазеть на них, а заодно сделать селфи (их кормила специальная королевская команда рано утром, когда все спали.) Потому что бывали случаи, что некоторые туристы, нарушая запреты и стараясь сделать эффектные щекочущие нервы селфи, становились добычей этих прожорливых агрессивных водных рептилий, которых те съели, а сторожа, работавшие при въезде в город, сразу за входом у них стояла будка, выуживали потом изо рва баграми всё, что осталось от туриста: футболку, джинсы или кроссовку. Если, конечно, турист не был съеден прямо во всей одежде. Вот какие это были кровожадные хищники. Потом приезжали родственники съеденных туристов-неудачников, стояли на насыпи и, глядя на воду, плакали: что же ты, к примеру, Вася или Джон, вёл так себя неосмотрительно, — и надеялись получить хоть какой-то фрагмент туловища от Васи или Джона, там ногу или голову, чтобы было что положить в гроб, но, конечно, это были пустые иллюзии — рептилии работали, то есть ели безупречно лошков-туристов, не оставляя ничего, даже кривого пальца с заскорузлым ногтем на ноге, за исключением, как я уже написал, предметов одежды. Некоторые ходили жаловаться во дворец принцессе, на что им королевский секретарь отвечал, что там везде по всему периметру рва на насыпи есть таблички с предупреждениями, что господа и дамы, строго запрещается кормить обитателей рва, а также близко спускаться к воде, чтобы сделать селфи, и эти таблички, почти как миниатюрные рекламные объявления, натыканы чуть ли не через каждые сто метров. Но среди туристов есть такие бестолочи, что хоть кол на голове теши — прямо так и лезут куда не следует, хотя там в целях безопасности, чтобы их отпугнуть, специально поставили огромный щит, где королевский художник нарисовал весьма впечатляюще, как хищная обитательница рва кушает туриста: прямо его заглотила, и только ступни в кроссовках из пасти торчат. Периодически на Главном Совете в королевском дворце, проводившемся раз в год, где решались важные государственные задачи и принимались законы, а также дополнения и поправки к нему, где присутствовал весь дворцовый административно-управленческий аппарат королевства под председательством принцессы, вставал вопрос, чтобы выловить кровожадных тварей и тем самым окончательно обезопасить туристов, но такой закон так и не был принят; все прекрасно понимали, что эти рептилии во рву — дополнительная и весьма содержательная часть привлечения туристов, а значит, и доходов в королевскую казну (а многие иностранные любители острого драйва ездили в королевство уже не в первый раз, чтобы увидеть опасных обитателей рва и сделать селфи: когда такие очень редкие селфи выкладывались счастливчиком, умудрившимся снять хищника и при этом остаться целым, то он становился героем дня и его селфи собирали самые многочисленные армии подписчиков и поклонников). Таких туристов-экстремалов уже и королевские сторожа при воротах, и стража, и некоторые горожане, как, например, продавщица Марта из близлежащего рыбного магазинчика, знали в лицо и потом рассказывали своим соседям или родственникам: опять Роберт-англичанин приехал, пять килограмм мойвы купил, будет кормить наших тварей зубастых в надежде сделать селфи. Ну, отвечали соседи, когда-нибудь дождётся, останутся рожки да ножки, то есть кроссовки да бейсболка, как в прошлом месяце осталось от какого-то шведа, не помню, как его звали. Поэтому для очистки совести и были расставлены таблички и щиты, предупреждающие об опасных обитателях рва. Как говорится, мы умыли руки, а там вся ответственность лежит на вас — на легкомысленных, жаждущих дешёвой быстрой славы туристах и жителях королевства, любителях пощекотать нервы. (Кстати, в поправке в законе жители королевства наказывались строже, если кого ловили за кормёжкой агрессивных хищников — народу и так было в королевстве мало, правители следили за своими подданными в том смысле, чтобы продолжительность жизни была дольше и здоровье позволяло быть полноценным полезным членом общества, а туристы… туристы — хрен с ними, этого глупого легкомысленного народа в каждой стране хватало с избытком. Только дураки ездят по чужим странам без надобности, ходят разинув рты по площадям и улицам чужих городов или валяются полупьяные на пляжах в надежде на приключения на свои задницы. А потом, когда их — «приключения» — находят, они оказываются с зубами — образно говоря — и весьма опасного для жизни и здоровья свойства.)

А за стеной города были разбросаны в живописном беспорядке на нескольких десятках квадратных или, точнее сказать, круглых километров деревеньки королевства. Между ними, как это водится, были леса, пастбища и пахотные угодья. Принцесса, как вступила на трон, провела в первую очередь земельную реформу, и каждой деревенской семье был выделен добротный кусок — участок земли, размер которого был семье по силам для обработки, трактор для работы на нём, а также другие необходимые сельскохозяйственные инструменты. Королевство опоясывала граница: её охраняли королевские пограничники. Был собственный мини-аэродром в двадцати километрах от города, огороженный проволочной стеной — тоже под бдительной охраной. На аэродроме стояли три королевских самолёта и одна летающая тарелка, которую принцессе, как нравственно и морально устойчивой и духовно продвинутой девушке, подарили инопланетяне. (О тарелке я упомянул не просто так: она сыграет существенную роль в этой истории. Во всяком случае, так было написано у Абитарамуса.) Тарелка находилась в специальном ангаре от людских глаз подальше, была замаскирована под уборочную машину для аэродрома, представляла из себя сплошной электронный мозг, рецепторы которого выходили по всей площади тарелкообразного аппарата, как капилляры на коже человека, настроенный инопланетянами на мозговые биотоки принцессы, и выполняла только её приказания, поступающие по мере возможности от девушки мысленно. Впрочем, тарелка использовалась Аделаидой только в крайнем случае, хотя она сначала, как получила в подарок, полетала на ней по планетам Солнечной системы и посмотрела что и как. Тарелка была запрограммирована так, что если бы с девушкой что-то случилось или её взяли бы в плен нехорошие люди и стали пытать, то по отрицательным мозговым волнам, наполненным страхом, ужасом и страданием, идущим из головы Аделаиды, в тарелке включалась программа на самоуничтожение. Значит, личный самолёт принцессы, транспортный самолёт и пассажирский, совершающий один раз в неделю полёты в другие страны. Конечно, не считая пассажирских авиалайнеров других государств, прилетающих с туристами, бизнесменами, чиновниками и другими людьми по делам или просто так: на аэродроме и для них, чтобы приземлиться-взлететь, были дополнительные взлётно-посадочные полосы.

По субботам, как было сказано в летописи временных лет королевства Леминтария, в городе проводилась большая ярмарка, на которую из деревень съезжались селяне на торговлю продуктами питания и не только ими, а также собирались горожане и туристы, чтобы лицезреть выход принцессы. Принцесса выходила на балкон при полном параде: с короной на голове, в шикарном, сшитом специально для такого дела французским кутюрье платье, причём некоторые платья как бы отражали ещё и народные праздники, если они совпадали с субботним днём; например, в конце сентября, когда наступающая осень давала природе ярко выраженную золотисто-желтоватую багряно-красную интонацию в верхней одежде деревьев и кустарников, то Аделаида надевала золотистое платье в тон осеннему настроению; когда наступала зима, в первую субботу она выходила в ослепительно-белоснежном платье, как у Снежной Королевы — она в детстве любила читать сказки Ханса Кристиана Андерсена. Или для разнообразия, чтобы поднять подданным настроение, выходила в платьях, какие носили дамы в средневековой Европе при дворах королей — у неё была старая книга по теме туалетов венценосных особ за последние пятьсот лет, доставшаяся ей в наследство от бабушки — дочери последнего шотландского короля Лагерквиста XVIII. Такие наряды вызывали ещё больший энтузиазм и восторг у толпы на площади, они в своей принцессе видели словно сошедшую со страницы истории королеву XV или даже XIII века. И толпа горожан, селян и туристов хлопала в ладоши — бурные аплодисменты, глядя на неё. Обычно она говорила: «Дорогие сограждане и гости нашего королевства, поздравляю вас с очередным субботним днём и ярмаркой! Проводите его с толком и весело, однако не забывайте и о приличиях (то есть не напивайтесь и не устраивайте уличные ссоры с применением физической силы)». Потом делала взмах платком, давая добро, королевский оркестр, расположенный на соседнем больших размеров балконе, играл короткий туш, и ярмарочный день начинал свою весёлую работу. Бойко шла торговля с лотков, которые тянулись рядами через всю площадь. Прямо за лотками стоял личный транспорт торговцев: пикапы, фургоны, просто легковушки, приспособленные для перевозок товара. Между рядами ходили толпы людей — кто и в самом деле чего-то купить, а кто и просто поглазеть. Также развлекали публику скоморохи и клоуны нового образца в ярких смешных разноцветных, словно сшитых из разных лоскутов, одеждах, с музыкальными инструментами в руках. К двум часам торговля заканчивалась и начинался просто народный праздник. Один раз в месяц в конце королевские слуги выкатывали бесплатную бочку вина и вешали ковш: радости людей тогда вообще не было предела. Начинались народные гуляния. На эстраде, сколоченной из досок, выступали музыкальные коллективы. Нередко давали концерты заезжие иностранные музыкальные группы, причём бесплатно, по своему желанию. Народ танцевал либо, если гости — иностранные актёры давали спектакль, выносили деревянные скамьи, чтобы можно было сидеть. Вечером же, как правило, с башен королевские стрелки давали салют.

Нередко перед салютом принцесса опять выходила на балкон пожелать своему народу удачно проведённого дня.

Кстати, несмотря на то что она была модница и следила за новыми иностранными брендами в одежде и ей их доставлял придворный фешн-стилист, в некоторых вещах принцесса придерживалась традиционных, заведённых предками правил ношения одежды как для мужчин, так и для женщин. Например, когда Леонард (так звали королевского законодателя мод) в очередной раз привёз женские джинсы, принцесса нахмурила брови, дескать, опять ты за своё, ведь знаешь же прекрасно, что ношение джинсов и особенно джеггинсов (их более продвинутый вид одежды для женщин) было запрещено моим дедом в пору его правления: джинсы, как атрибут мужской одежды, а тем более джеггинсы, как наиболее непристойный их вариант; и этот закон ещё пока никто не отменял! Принцесса всё же ради любопытства сначала надела джинсы, но ей не понравилось: что ты, Леонард, говоришь, неужели тамошние женщины такое носят? Как неудобно даже сделать простой шаг, тут жмёт — она показала где — и тут тоже — показала на тазобедренный сектор, — а ещё в одном месте — вообще караул! Она не стала показывать в каком. Ведь они же будущие матери! Но Леонард сразу догадался. А когда надела джеггинсы, сказала: ах, как неприлично, вся «киска» как на ладони будет на обозрении у всего народа, если я вот так в них куда выйду! Да и других девушек и женщин нечего баловать слишком уж фривольными свободными нравами развитых стран. Больше сюда такую одежду — джинсы и джеггинсы для девушек и женщин и придворных дам — чтобы и мысли такой не возникало привезти! И позови-ка придворного министра культуры и нравов, чтобы продлил указ, написанный ещё моим дедом, что юным девушкам, а также дамам среднего возраста и уж тем более кому за сорок, уважаемым многодетным матронам, эти мужские штаны, которые называют джинсами, носить запрещено сроком на двадцать пять лет, а там посмотрим. Если в первый раз кого заметят за ношением такой непристойной для женщин одежды — штраф в пятьдесят форинтов, во второй раз — пятьсот, а в третий — год исправительных работ на сельскохозяйственных угодьях наших землевладельцев. В общем, серьёзная и решительная была эта принцесса Аделаида 1 Прекрасная.

— Есть, ваше величество! — Королевский законодатель мод и придворный министр культуры и нравов — кстати, её троюродный дядя по материнской линии, маркиз — вытянулись по стойке смирно.

— Однако, — осмелился возразить ещё один придворный вельможа уже лет под девяносто, тоже родственник, барон, брат её уже лет двадцать как умершего дедушки, считавшийся при дворе мудрым советником, — в этой проблеме, какая волею вашей светлости была успешно разрешена, есть один нюанс, неизвестный вам…

— Какой?

— Дело в том, что в нашем королевстве, как вам будет известно, несмотря на устойчивое демографическое равновесие между полами за последние пятьдесят лет уже при правлении вашего деда появилось некоторое избыточное количество одиноких пожилых женщин, главным образом в сельской местности, которым тяжело вести хозяйство. Ведь надо и в лес сходить за хворостом, и растопить печурку, чтобы в хижине было тепло, особенно когда наступают холода, хотя у нас, слава богу, климат зимой относительно мягкий. Но всё равно… Так вот, в простых платьях им ходить — я тут недавно разговаривал с нашими селянами — они быстро издираются по кустам лазить в лесу, а в джинсах, как вы успели заметить, там материал плотный, в них как раз в аккурат таким одиноким сельским дамам собирать хворост, эти, с позволения сказать, штаны себя хорошо зарекомендовали; наши лесорубы и дровосеки говорят, в них отлично лес рубить, материал как брезентуха: хоть сучком заденешь, хоть веткой — не так-то просто разорвать. Тем более, ваше высочество, вы знаете, какие у нас леса! Можно сказать, одно из наших национальных природных сокровищ: густые, роскошные, обширные, плотно заселённые зверьём и птицами — дополнительный источник пропитания для населения, как городского, так и деревенского. К тому же сколько охотников, как своих, так и зарубежных гостей, лазают в джинсах для удовольствия подстрелить какую-нибудь дичь… Такие штаны как раз для наших лесов…

Принцесса подумала три минуты.

— Ну хорошо, сделайте исключение для этой категории дам, составьте список одиноких сельских женщин, какой носят размер, сделайте поправку к этому закону и завезите одну партию джинсов, но не джеггинсов, такой тип штанов тут ведь не подойдёт — я правильно поняла? И посмотрим, что из этого получится. Через месяц доложите мне.

— Слушаемся, ваше высочество! — ответили хором трое вельмож.

— А теперь свободны, — сделал она знак рукой, махнув платком. — А вы, дядя, — сказала она старому барону, — попрошу вас задержаться.

— Вот что, — сказала принцесса, когда дверь за двумя вельможами закрылась, — ещё такая важная, важнее, чем эти джинсы, проблема: давно пора перейти на альтернативный, более продвинутый энергоресурс — газификацию нашего королевства. На дворе двадцать первый век, а мы в этом плане ещё живём по старинке: топим дровами, углем, ещё чёрт знает чем! В основном наше население! Только объекты государственной важности работают на газу да дворец с домами вельмож и богатых горожан! Когда рядом с нами всего в сотне километров за горной грядой такое огромное богатое газом и нефтью государство, надо с ним договориться о поставках!

— Но ваше величество, — возразил опять её престарелый родственник, — это будет стоить нам больших издержек! Надо тоннель пробивать в скальных породах горы, вести трубу, а у нас, будет вам известно, нет ни специалистов в этой области, ни технологий!

— Но у этого же государства есть специалисты и технологии? Вот и договоритесь с ними! А мы им тоже будем поставлять чего-нибудь. Где министр иностранных дел и министр сельского хозяйства? Мы им можем, например, поставлять из сельхозпродукции, ведь наши продукты на сто процентов натуральные, никаких химических добавок, я вон разговаривала с одним чиновником из Европарламента — чем они там людей кормят! Или поставлять алмазную крошку, которая добывается только у нас на руднике — она, говорят, очень эффективно подходит для нужд космической промышленности. Можно договориться её поставлять этой стране, чтобы «Бураны» хорошо летали в космос. Тем более они готовят экспедицию на Сатурн — такая просочилась информация. Позовите ко мне министров соответствующих отраслей!

Как видно из этого разговора, принцесса, хоть и было ей всего двадцать два года, подходила к управлению королевством со всей серьёзностью и ответственностью и реально, а не на словах, как в других государствах, заботилась о качестве жизни своих подданных. Поэтому и народ её любил, а не только за выходы на балкон в модном экстравагантном платье по субботам, и всячески желал ей личного женского счастья, чтобы вышла замуж за хорошего парня, народ уже даже приметил за какого, но не решался ей вслух озвучить его имя. Он был из простого сословия, а не какой-нибудь генетически дефективный аристократ или сынок банкира с признаками вырождения на холеной физиономии. И папаня её перед смертью сказал ей: дочка, когда соберёшься замуж, выходи за простого парня с хорошей генетической наследственностью, за аристократов или сынков банкиров, промышленников и государственных чиновников других стран не выходи, их поколение во многом уже с генетическим изъяном. Мне бы не хотелось, чтобы мой внук или правнук получился неполноценным — так наша королевская династия выродится! Ты же видишь, что происходит в современном мире! Экология большинства развитых стран загажена, население ведёт аморальный безнравственный образ жизни, а это всё рано или поздно отразится на будущем поколении! Так что присмотри себе хорошего парня, пусть и простолюдина, и роди от него полноценного ребёнка, прошли те времена, когда короли и королевы женились только на представителях своего класса! Сама видишь на примере аристократических европейских домов, что с ними сейчас происходит.

Но принцесса пока не задумывалась над этим, погрузившись в государственные дела, тем более когда от неё зависело решение даже по вопросу каких-то штанов и позволительно ли их носить слабому полу или есть какие-то альтернативные ходы решения проблемы.

Утро у неё начиналось так.

Вставала она, точнее, просыпалась, в семь тридцать, это её отец приучил не разнеживаться в постели до полудня. Звонила в колокольчик на шёлковом шнурке, висящий справа от кровати. Тут же входила её любимая фрейлина Людмила — она уже ждала в комнатке, сидя на диванчике, — помогать ей с одеванием, то есть утренним туалетом, говоря на придворном языке. Через пять минут входила вторая фрейлина, неся на серебряном подносе утреннюю корреспонденцию, какая уже была срочная к этому часу. Она же включала сотовый телефон принцессы, и пока Людмила помогала Аделаиде подколоть там заколку в волосы в нужном месте или ещё чего, Гортензия — так звали вторую фрейлину — перечисляла ей, от кого сообщения, а если в этот момент был звонок, подносила к уху Аделаиды айфон с корпусом из чистого золота, инкрустированного бриллиантами. Эту дорогую игрушку ей подарил на день восемнадцатилетия её отец, компенсируя такими редкими дорогими подарками суровое воспитание своей дочери по основным вопросам бытия, так он её сильно любил, тем более когда его жена — мать Аделаиды — сбежала с популярным американским певцом, когда его группа была на гастролях в королевстве, ещё когда Аделаиде было четыре года, её мамаша так нехорошо поступила, что король с такого сильного душевного расстройства издал указ, запрещающий въезд в страну с гастролями поп-музыкантам, однако после его смерти они всё же просачивались под видом любительских музыкальных групп и выступали в основном на ярмарке в субботу на открытой площадке. Аделаида закрывала на это глаза, ведь музыку все любят, что вы хотите. Ещё через пять минут входила третья фрейлина — спросить, что принцесса будет есть на завтрак, чтобы передать повару. Вместе с ней вбегала любимая собачка принцессы — фиолетовый флокс по кличке Макс, у которого была своя маленькая комнатка рядом со спальней хозяйки. Очень красивая пушистая и миниатюрная была собачка, подарок одной хорошей знакомой из европейского государства — дочери крупного промышленного магната. Принцесса очень любила эту собачку и кормила прямо с руки даже во время одевания. Третья фрейлина по имени Констанция, записав меню завтрака, подходила к окну, смотрела, какая погода на улице — дождь или светит солнце, и отвечала на несколько второстепенных вопросов, таких, например, в каком настроении повар, не с похмелья ли и счастлива или несчастна горничная такая-то после свидания со своим кавалером из города — он уже сколько времени к ней ходит? Больше месяца, а почему не делает предложение? Нехорошо разврат разводить у меня во дворце. Принцесса была в курсе всех дел своих подданных, как вельмож, так и слуг, и старалась блюсти нравственность, впрочем, не перегибая палку, чтобы не выглядеть ханжой и синим чулком.

Завершив свой туалет, надев какое-нибудь с виду простенькое, но на самом деле изысканное и дорогое платье от крутого дизайнера, принцесса завтракала в столовой в обществе своих фрейлин. Под столом вместе с ними завтракал флокс: собачий корм из серебряной чашки. Это кроме того, что он успевал съесть в спальне с руки хозяйки. Так что принцесса, незаметно под столом скинув туфлю, могла своей красивой ножкой потереть собачке пушистую спинку. Фиолетовому счастливчику собачьего племени такие знаки внимания очень нравились, и он на короткий промежуток времени переставал жевать корм и, радостно повизгивая, вертелся, обмахивая пушистым хвостом ногу девушки: дескать, хозяйка, я тебя тоже люблю.

В плане еды Аделаиду её отец тоже не избаловал, приговаривая в таких случаях: кто много ест, дочка, из того получается плохой руководитель, он больше думает о своём желудке, чем о том, как накормить свой народ, как говорит русская поговорка, сытое брюхо к нуждам людей у такого президента глухо; но зато много болтает, что нужно сделать, чтобы страна процветала, а народ жил в достатке, так сказать, наводит тень на плетень. (Папаня её любил поговорки и употреблял их всегда к месту.) В основном завтрак состоял, например, в среду, если на улице шёл дождь, из овсянки, сваренной на воде, правда, приправленной сливочным маслом и чуть-чуть сахарным песком, и стакана апельсинового или другого сока, чтобы выглядеть на субботних выходах супер с отличной стройной фигурой — Аделаида об этом всегда помнила. Другая бы на её месте, дорвавшись до разнообразной вкусной еды, которая к тому же приготовлена профессиональным поваром, давно бы разъелась, как бичунгемская телега, как это случилось с одной евроазиатской королевой огромного государства, мало того, что она ела по десять раз в сутки и имела двадцать профессиональных «отсадчиков» то есть фаворитов, выражаясь придворным языком, так ещё сдуру отдала чуть ли не полуостров с драгметаллами другому враждебному государству на сто лет, а получилось, что навсегда. Аделаида об этом старалась не забывать. Не давала она разъедаться и своим фрейлинам, чтобы тоже не растолстели. Обедать принцесса приглашала уже всех приближенных вельмож и гостей иностранных государств, какие находились в это время во дворце по тем или иным делам, и набиралось всего около двадцати-тридцати человек — не так уж и много, к тому же половина присутствующих были её родственники дяди и тёти. Все они жили в своих домах на улице Аристократической, а во дворец приезжали как на службу в офис. Вот обед — тут уже было где разгуляться воображению королевских гурманов, тем более родственники поесть любили — был поистине по-королевски роскошным, с разнообразием блюд: например, на первое подавался один из каких-нибудь супов типа из брюссельской капусты с телятиной и красным картофелем Ман-Ши местного производства, на второе — запечённый гусь, нафаршированный каштанами, финиками и жареным шанхайским луком и помидорами, привезёнными с острова Антигуа (говорят, кто их ел, те помидоры отличаются особенным неповторимым вкусом) и так далее, с разнообразными подливами, какие мастер был готовить королевский повар, не буду их перечислять, чтобы не дразнить лишний раз гурманов, если есть возможность, слетайте сами туристом в это королевство, всевозможные десерты, мороженое, нередко пироги с маком, а также черникой, малиной, щавелем и прочими всевозможными фруктовыми и овощными начинками, какие научила печь королевского повара фрейлина Людмила. А её, в свою очередь, научила бабушка, к которой она приезжала отдыхать в Рязанскую область на каникулы, когда училась в средней общеобразовательной школе, ещё когда жила в своей огромной стране. А к Аделаиде Людмила попала случайно, выступала за сборную на соревнованиях по плаванию. Она успешно занималась спортом после окончания школы, и принцесса, наблюдавшая за её выступлением, после этого пригласила её к себе в ложу, о чём-то они поговорили минут пять, и после этого Людмила, получившая бронзовую медаль, переквалифицировалась во фрейлины, хотя их тренер не хотел её отпускать: ты, говорил, в перспективе можешь стать чемпионкой… Подавались напитки, в том числе и спиртные: пиво, вина, русская водка — некоторые придворные были до неё особенно охочи, как, например, королевский лекарь Бадуль, если ему выпадал случай присутствовать на королевском обеде… Особенно ценилось красное сухое вино, поставляемое местными виноделами братьями Бримм: их винный заводик располагался сразу, как войдёшь в ворота города, направо, тут же и магазин, где они торговали своей продукцией. Во главе стола садилась Аделаида, справа от неё — королевские вельможи: тот престарелый барон, главный её советник, дядя граф — министр внутренних дел королевства и так далее. По левую сторону стола садились её три фрейлины и гости королевства, присутствовавшие в этот час: дипломаты, бизнесмены, люди искусства из других стран. В самом конце стола сидела её троюродная тётя, маркиза, уродливая злючка и интриганка, единственная из родственников принцессы жила во дворце в дальнем от покоев Аделаиды крыле. Принцесса не очень-то её жаловала, но жалела — тётя считалась дамой с несчастливой судьбой: похоронила пятерых мужей, погибших от несчастных случаев — они почему-то погибали один за другим, дом у неё сгорел вместе с имуществом, слуги разбежались кто куда, к тому же она была бездетной. Но почему-то она ни у кого не вызывала жалости, королевский астролог сказал по секрету Аделаиде, что такая жизнь её тёти — последствие кармических реакций, и что она практикует чёрную магию, так что вы будьте с ней осторожны, ваше высочество. И в самом деле: эта дама плела во дворце интриги, стараясь всячески очернить своих родственничков, как саркастически она их называла, и рассказывала фантастические сплетни про фрейлин и горничных. Всё это Аделаиде было не по душе, но отдалить её, точнее, удалить из дворца она тоже не хотела, всё же в ней, когда она смотрела на тётю, какая она старая, уродливая, несчастная и одинокая, возникала жалость к этой родственнице, хоть принцесса и понимала, что всё, что ей наговаривает старая маркиза, в большей степени не соответствует действительности. Она даже придумала ей должность — смотрительница за слугами, что очень не нравилось этим людям: повару и его младшему персоналу, горничным, мажордому, садовнику, работникам по обслуживанию и поддержанию дворца в хорошем состоянии, сантехнику, его ученику и так далее. (Работников из простого сословия во дворце было немало.) Так тётя на доброту племянницы и так-то её не любившая, ещё больше возненавидела, посчитав, что та просто над ней издевается, назначив на такую ничтожную должность; маркиза ещё была мнительной, обидчивой и капризной дамой, а после климакса, начавшегося и прошедшего не без сюрпризов, эти отрицательные черты характера увеличились в ней в несколько раз (она-то метила минимум в государственные советницы, отзываясь о старом бароне, что тот совсем выжил из ума и для такой серьёзной должности не годится, чтобы её эффективно исполнять), а несчастных горничных, работников кухни и прочих служилых дворцовых людей третировала как могла, придиралась и постоянно наговаривала принцессе, особенно от неё доставалось горничным и другим красивым и симпатичным девушкам и молодым женщинам, работающим в сервис-обслуге во дворце. Тут, конечно, Аделаида допустила ошибку, назначив такую нехорошую даму на эту должность, но кто из нас не совершает ошибок? Многим хорошим, добросовестным и честным дамам-труженицам пришлось уволиться по вине старой злючки, и на их места она брала, правда, не всегда успешно, женщин ленивых, неаккуратных, нечистоплотных и зачастую нечистых на руку, но полностью подчинённых её воле, распространяющих среди слуг раздоры и наговаривающих на них, шпионящих за принцессой и её фрейлинами. Правда, развернуться вовсю и заполнить дворец своими людьми маркизе не давала главная фрейлина Людмила, чуть ли не открыто воюющая со старой ведьмой, как она её называла за глаза прямо при Аделаиде, открыто говорившая принцессе, что от этой старой коряги только зло идёт во дворце, и имеющая не последний голос при принятии на работу той или иной кандидатки.

Все эти происки и козни престарелой родственницы были не просто от бессильной злости и зависти к племяннице, чтобы испортить ей жизнь (особенно её бесили субботние выходы принцессы к народу и его искреннее восхищение своей правительницей, она прямо вся зеленела от злости и нередко отказывалась принимать участие в таких выходах). Уже давно у неё созрел план сжить со свету племянницу и самой начать править королевством. То, что королевский астролог сказал принцессе, что её тётя практикует чёрную магию, было не просто догадкой. Маркиза была самой настоящей ведьмой и даже летала на метле на сатанинскую гору, где ведьмы устраивали сатанинский шабаш, на котором присутствовал Главный Чёрт — он там появлялся под видом проказника… Но сначала плясали вокруг ритуального шабашного костра, пили вино, настоянное на желчи чёрной каракатицы, волчьих ягодах и истолчённых костях бродячих собак, отловленных для таких целей и сожжённых, а потом наводили порчу на тех, кого больше всего ненавидели, а также на домашних животных в удалённых районах планеты, среди которых на следующий день вспыхивали разные эпидемии локального характера. У тёти уже давно была мысль навести порчу и на племянницу, чтобы ту скрючило хорошенько, на лице выскочили гнойные фурункулы, или её раздуло как от водянки, или начала сохнуть и трескаться её чудесная гладкая белая кожа, или ещё чего, но Главный Чёрт в образе одного западного миллиардера-банкира (он перед ведьмами, когда появлялся на шабаше, принимал личину разных богатых и влиятельных людей планеты: банкиров, политиков, военных, известных поп — и рок-музыкантов, активно эксплуатирующих сатанинскую тему в своём творчестве: один раз явился в образе вокалиста The Rolling Stones — дамы-ведьмы были в восторге) ей прямо сказал на последнем шабаше, что таким явным чёрным наговором сейчас действовать нельзя, тем более в отношении такой исключительной особы, время сейчас другое: век развитых компьютерных технологий, интернета, наставят скрытых камер дотошные исследователи аномальных явлений, чего-нибудь да нароют, попадём в программу «Секретные материалы», и так уже не раз косячили, хорошо человеческий середняк-обыватель — существо, ленящееся шевелить мозгами, пьющее много алкоголя и жрущее полусинтетические продукты из сетевых магазинов, какие мы туда успешно поставляем при помощи наших верных слуг из фирм, занимающихся производством и сбытом продуктов питания, скептически относится к видеоматериалам, но всё же лучше не рисковать — только проблем себе серьёзных создадим, тут надо более тонкими способами действовать… К тому же эта дама находится под защитой светлых сил Вселенной, только себе сделаешь хуже, здесь нужно что-то совсем другое — простое, но эффективное средство придумать, чтобы никто не догадался, что имело место быть чёрное магическое вмешательство, чтобы комар носа не подточил. Надо дать задание коллегам из секретных иностранных разведок — некоторые на нас тоже работают.

И вот старой ведьме не давала покоя популярность среди народа, красота, молодость и ум её племянницы, думала она, думала, как сжить принцессу со свету, и наконец однажды придумала, сидя в своих покоях во дворце, в антикварном кресле с вытертым на спинке и подлокотниках плюшем, гладя чёрного кота, мурчащего у неё на коленях, с задёрнутыми шторами окнами. Она не любила солнечного света и вела ночной образ жизни (вы, кстати, парни, заметили, что многие ведьмы, как явные чёрные, так и бытовые социально-модернизированные, по суточному биоритму жизни относятся к совам, то есть бодрствуют по ночам, спать ложатся под утро, встают во второй половине дня, а то и после обеда? Это, открою вам секрет, самая верная примета в даме, что она ведьма.), уже день клонился к закату, по углам её запущенной комнаты с тенётами под потолком, кишащими пауками, а также имеющемуся мрачному депрессивному налёту на всей мебели в комнате сразу можно было составить мнение, что за дама тут живёт. И не потому, что она была неряха — горничные и уборщицы её боялись, зная, что она ведьма и может запросто сглазить и отвести жениха или напустить на него порчу и он станет алкашом, начнёт пить по-чёрному, тащить из дома вещи, бить жену и других мелких родственников, и за страх, а не за совесть поддерживали бы чистоту в её комнате, наводили блеск и глянец, но ей самой нравилось жить в такой комнате. Кроме широкой кровати из морёного дуба с балдахином тоже чёрного цвета, массивного платяного трёхстворчатого шкафа из ещё более морёного, точнее, наглухо заморенного дуба, трюмо, у которого она проводила свои чёрные магические сеансы, входя в контакт с силами тьмы из потустороннего мира и спрашивая у них совета по тем или иным вопросам, кресла, в каком она любила сидеть у журнального круглого столика, где лежали журналы по практической магии, и стола с ноутбуком, хотя она и не любила эти новомодные штучки, считая их игрушками для дебилов, но её помощник виконт Леопольд Рольбон убедил её обзавестись этим аппаратом дальнего информационного действия: «Великолепная вещь, ваше сиятельство, — говорил он, — открывает безграничные возможности для вмешательства в личную жизнь людей, неважно в какой стране они живут!» — мебели больше не было. Да, у этой отрицательной героини нашего рассказа ещё был помощник из числа дворцовых вельмож под стать своей хозяйке. Никудышный, сильно облысевший уже к тридцати годам, худой, желчный, язвительный насмешник, видевший всё в чёрном свете ещё сильнее, чем его патронесса. До того как попасть в услужение к маркизе, он учился в европейском университете — туда его направила, собрав денег, мать, а когда узнала, что через два года его оттуда выгнали за пьянство, умерла от горя и позора: она до этого хлопотала ещё у отца Аделаиды за своего непутёвого сынка, чтобы ему было место при дворе. А тут при таком известии она посчитала, что всё пошло прахом. Но после её смерти, на которой Рольбон даже не присутствовал, тусуясь, пьянствуя и ведя антисоциальный образ жизни в ночных клубах Лондона и Парижа, он, приехав через несколько лет в королевство, попал под покровительство маркизы. Права поговорка, что рыбак рыбака видит издалека. Как работник на поприще вельможи при дворе он был никчёмный, никакого дела ему нельзя было доверить; всё заканчивалось либо плохо, либо ещё хуже, на него не раз жаловались принцессе другие придворные, дескать, лодырь, пьяница, делать ничего не хочет. А если что-то и делает, так лучше бы и не делал, как это случилось с королевским послом из Нидерландов. Рольбону доверили того встретить, ввести в курс дела, прежде чем он пойдёт на приём к принцессе. А что сделал виконт? Затащил того в ресторан, напоил его и сам напился. Потом ездили на служебном королевском «роллс-ройсе» по городу, кричали похабные частушки из окна, поливая шампанским брусчатку, заехали к легкомысленным женщинам на улицу Кончугарную, завалились в бордель (в королевстве был собственный бордель), там оскорбили хозяйку, обозвав её старой шлюхой, гоняли голых девиц по коридорам, посетители возмущались, что два пьяных хулигана портят им культурный отдых в обществе легкомысленных красоток… (кстати, в это время там его хорошо проводил один из вельмож принцессы). Потом под вечер, купив несколько килограммов рыбы в магазине, кидали её с насыпи в ров, выманивая хищных обитателей: послу хотелось сделать селфи — и были взяты королевской стражей: кто-то доложил принцессе о безобразиях Рольбона и иностранного гостя. Тогда это ему сошло с рук — маркиза вступилась. Однако Аделаида дала ей ясно понять, что ещё один такой случай — и её помощник лишится места при дворе. Кстати, принцесса знала о маленьких пороках своих подчинённых, как в случае с этим любвеобильным вельможей, но, учитывая профессиональные качества последнего, смотрела на это сквозь пальцы.

Значит, дело уже было под вечер, как раз в середине октября — самая скверная пора, по признанию маркизы, её в такие периоды особенно сильно одолевала хандра и приступы самой отчаянной чёрной безнадёжной меланхолии. Она сидела в своём кресле, гладя кота, когда в комнату вбежал Рольбон.

— Есть, ваше сиятельство! — радостно сообщил он ей. — Дама, которая помогла нам в прошлый раз, придумала суперсредство для нашего дела — никто не догадается! Правда, старая коза, цену за него заломила большую!

— Ну-ка, ну-ка, голубчик, — зашевелила пальцами пожилая дама, раздвинув тонкие синие губы в подобие улыбки, — давай рассказывай!

И виконт, придвинув стул к её креслу, сбавив голос на полтона, словно их могли подслушивать, рассказал, что ему удалось сделать…

Так вот, значит, в один прекрасный, точнее будет сказать, не очень чтобы прекрасный октябрьский день, в субботу, когда погодка как по заказу выдалась чудесная: светило такое не совсем яркое, но уже и не тёплое солнце, оставляя на всех предметах: крышах домов, стен, а также деревьев и их крон, ещё не облетевших полностью, — лёгкую очаровательную грусть, принцесса, проснувшись, поняла, что заболела. Симптомы были как при ОРЗ: вялость, лёгкий кашель — «кха-кха-кха», нос заложило соплями (ринит, если говорить медицинскими терминами). Она позвонила в колокольчик, а когда вошла Людмила, сказала ей, чтобы та подала градусник.

— Что случилось, Аделька? — Лицо любимой фрейлины сразу изменилось с радостного на тревожное. (Принцесса разрешала трём приближенным фрейлинам называть себя по-свойски, конечно, когда рядом не было посторонних людей.)

— Что-то мне нездоровится! Тело как ватное, и голову словно накачали свинцом. И ещё подай носовой платок.

Людмила проворно достала из секретера градусник — она, как никто другой, хорошо знала, где у принцессы что лежит, даже сама хозяйка не всегда помнила: ой, Люда, где, например, черепаховый гребень с изумрудом — волосы заколоть, как раз хорошо будет к этому платью и так далее — и любимая фрейлина знала любые мелочи и находила нужную вещь в течение минуты. Сунув градусник подмышку, принцесса откинулась на подушку и натянула до подбородка одеяло. Её начало знобить. Мысли теперь были: как же она сможет выйти на балкон, там, наверное, уже народ начал собираться.

— Люда, — обратилась она к фрейлине после того, как хорошенько высморкалась, — посмотри, много людей собралось? — Хотя уже точно знала, что народ там уже есть, и немало: в слегка приоткрытую форточку с площади доносился гомон. — И где у нас средство от насморка? Как оно называется? Нафтизин?

— Достаточно, — ответила девушка, глядя в прореху между полосами тюля, и, заметив взгляд принцессы, подставила стул и закрыла форточку.

Тут вошла вторая фрейлина, неся на серебряном подносе корреспонденцию.

— Доброе утро, девочки! Ой, сколько там народу… — Тут она запнулась и остановилась посреди комнаты, словно зацепившись ногой за невидимый предмет, сразу заметив, что в спальне принцессы что-то не так, и посмотрела вопросительно на Людмилу.

Та в свою очередь бросила взгляд на занемогшую принцессу.

Та сделала знак свободной рукой, выпростав её из-под одеяла с красивым расписанным лебедями пододеяльником: давай сюда письма, что там у нас… И тут закашлялась: лицо пошло красными пятнами. Когда прошёл приступ, кратко рассказала, в чём дело, и велела позвать Констанцию.

— Ну, что будем делать, девочки? — спросила она у фрейлин, когда те расселись кружком у изголовья её кровати. — Стоит ли мне одеваться и делать сегодня выход?

Максик, пригорюнившись, сидел в ногах хозяйки, сразу почувствовав серьёзность момента: даже когда он вбежал в спальню, радостно тявкнул пару раз и энергично замахал хвостом, хозяйка не взяла его на руки и не поцеловала в пушистую мордочку, а лежит безучастно в постели и только, слабо улыбнувшись: «Привет, малыш!» — вяло потрепала его рукой.

Фрейлины переглянулись.

— Я думаю, что не стоит, — сказала Людмила. — Ещё неизвестно, чем ты заболела, Аделька. А на улице я выходила на балкон — несмотря на то что светит солнце, всё-таки уже не май месяц, как говорят у нас в Рязанской области. Ветер холодный, королевский гидрометцентр сегодня утром передавал, я слышала, что ветер с океана, с Антарктиды идёт циклон и, возможно, к вечеру надо ждать, что будет очень холодно и даже, вполне вероятно, дождь со снегом. Совсем заболеешь!

— Ой! — попыталась возразить принцесса. — Вы же знаете, что этим прогнозам полностью доверять нельзя. Мне наш метеоролог сказал по секрету, что их прогнозы — то есть вообще, не только у нас — в лучшем случае на 70—75 процентов сбываются, а так и того меньше. Особенно в нашей области с таким уникальными климатическими условиями.

— Да, да! — поддакнули Людмиле другие девушки. — В самом деле не стоит!

— Но можно одеться потеплее, поверх платья накинуть плащ-накидку, — сказала принцесса. — У нас, кажется, есть? — посмотрела она на Людмилу.

— Есть, ваше величество! — ответила та. — Великолепный тёплый шерстяной плащ-накидка «летучая мышь» с капюшоном. Но мне кажется, он будет не совсем в тему для такого мероприятия.

— Давай лучше сначала посмотрим, какая у тебя температура, — предложила Констанция.

Тут в дверь робко постучали. Это были девушки-служанки, которые принимали участие в одевании принцессы.

— Скажи им, пусть пока подождут, — обратилась она к Констанции.

Когда проверили температуру, она, к удивлению девушек, оказалась не повышенная, а пониженная: 35,8 градуса.

— А я и чувствую, — сказала заболевшая юная гранд-дама, — когда под утро начала мёрзнуть, что-то не так, никогда со мной такого не было. — И добавила упавшим голосом: — И что теперь?

— Надо позвонить Бадулю, — сказала Гортензия.

Она из фрейлин была самая рассудительная девушка.

— Звони, — обратилась принцесса к Людмиле, — пусть срочно едет во дворец. А ты, — сказала Констанции, — иди к служанкам и объясни им осторожно, что я сегодня не смогу выйти… Ну, ты понимаешь… Только чтобы без паники. И если из моих родственников кто там, пригласи ко мне.

Обычно раньше всех из вельмож приходил её дядя-граф, министр внутренних дел королевства. Действительно, дядя, брат её покойного отца, был уже в приёмной. Звали его Карл. Он тут же прошёл к племяннице. Выслушал её краткий рассказ про болезнь. Он тоже был того же мнения, что в таком состоянии выходить ей к народу не стоит.

Через пять минут уже весь дворец знал, что её величество захворала и ежесубботний выход отменяется.

Придворный лекарь Бадуль — чудаковатый толстяк с рыжими бакенбардами и лысиной, — кроме того что был личным доктором принцессы, помимо фармацевтики ещё практиковал алхимию в собственном доме, состоящем из восьми комнат, на улице Джордано Бруно, где жила вся интеллигенция королевства. «Сейчас буду как штык!» — ответил он фрейлине, поняв по её голосу, что с принцессой и в самом деле что-то серьёзное, она заболела. Но это не означало, что приедет он на своей далеко не первой молодости «тойоте» минимум через час. Доктор любил выпить, и не только за обедом у принцессы, но и в любое время суток, если этому способствовали обстоятельства и настроение, не принимая во внимание даже врачебную практику и свои алхимические и генетические эксперименты. Но доктор он был, что называется, от Бога — такой редкостный дар. Мог с точностью до суток определить, едва посмотрев на заболевшего и задав два-три наводящих вопроса, какую заразу и где он подхватил, сколько времени она будет развиваться в организме и какие лекарства надо принимать. Чего ещё там случилось, пробормотал он, сев на кровати и высматривая носки: с них он всегда начинал утреннее одевание. Чудак и есть. Женщины из сервис-фирмы ещё пока не было, она приходила позже. Рыже-красный, с густой шерстью двухголовый кот — результат неудачного генетического эксперимента доктора — вылез из-под кровати, где грыз башмак, и замяукал, видя, что хозяин проснулся: дескать, дай мне колбасы, я голодный, а то сейчас изгрызу твои ботинки «Доктор Мартенс», будешь ходить в кроссовках, как ходят городские недоросли. Доктор, не глядя нашарил ногами шлёпанцы, пошёл на кухню, вынул из холодильника бутылку пива: кот бежал за ним как привязанный, он уже был научен, что если хозяин куда-то торопится, то может и забыть его накормить, а когда придёт Моника (так звали даму из сервис-фирмы, которая обычно делала уборку у доктора), ещё неизвестно. Выпив залпом бутылку, королевский лекарь крякнул, вытер тыльной стороной ладони рот, достал из холодильника полпалки варёной, с белыми крапинками жира колбасы, отсёк ножом два ломтя: один тонкий — для себя, второй, раза в три толще, кинул коту. Кот, сразу поймав левой головой, точнее, зубами левой головы кусок, припечатал его к полу лапой, и обе головы, урча и шевеля усами от наслаждения, принялись её есть. «Доволен?» — сказал доктор и пошёл одеваться.

Надев рубашку, свитер и джинсы — лекарь имел привилегии от принцессы в ношении во дворце простой одежды простолюдинов: джинсы, футболки и так далее, — зашнуровав «мартенсы», словно и в самом деле опасаясь, как бы кот их не попортил, собрал саквояж с необходимыми медицинскими инструментами и лекарствами, выгнав кота в огороженный высоким забором с сеткой садик, чтобы он не убежал на улицу, а то горожане и так сплетничали про него, что он проводит страшные эксперименты и создаёт искусственного человека, он сел в автомобиль и поехал во дворец.

Хоть и старался доктор приехать как можно быстрее, но появился в спальне принцессы через полтора часа. За это время в болезни её величества произошли странные непонятные явления. Температура вдруг резко подскочила и к его приходу была тридцать девять с половиной. Теперь принцесса вся пылала от жара. Бросив саквояж из настоящей кожи буйвола на свободный стул, Бадуль, надев белый халат, какой ему подала Констанция, присел на край кровати. Ещё не успев войти, фрейлины затрещали как сороки, пытаясь в общих чертах нарисовать картину начавшейся болезни принцессы, снабжая её множеством большей частью ненужных деталей и мелочей.

Слегка похмельный, с приятным туманом в голове, доктор ничего не понял из их объяснений.

— Не трещите! — слегка прикрикнул он на них. — Ваше высочество, объясните, что с вами случилось.

Аделаида повела носом, видимо, почувствовав пивное амбре от королевского лекаря, поморщилась, но промолчала. Она знала эту слабость своего личного доктора, но терпела, учитывая его талант врачевателя и личную преданность. Вкратце рассказала про болезнь. Фрейлины молча кивали головами.

Прослушав её стетоскопом, посмотрев горло серебряной ложечкой, специальной для таких случаев — она была у принцессы: «Люда, где ложечка?» — исполнив рядовой ритуал внешнего осмотра, Бадуль задумался.

— Если разрешите, надо бы вас осмотреть полностью.

Принцесса чуть покраснела — даже в такой ситуации стыдливость проявила себя, — промолчала, откинув одеяло. Фрейлины помогли ей снять ночную сорочку.

Доктор, как королевский лекарь, имел право на такие откровенные осмотры. Ещё посмотрел некоторые места на красивом обнажённом теле больной августейшей особы.

— Ничего не понимаю! — сказал Бадуль, когда закончил осмотр и Аделаида опять надела сорочку и накрылась одеялом. — Можно было бы подумать, что у вас, ваше высочество, обыкновенное ОРЗ или какая-то новая разновидность его вируса, если бы не несколько внешних признаков, ставящих под сомнение этот вывод.

— Каких?

— Вот тут у вас красные пятна на шее и аналогичная красная сыпь в подмышках и на внутренней стороне бёдер ближе… понимаете к чему, да? — отсутствующие при ОРЗ, и, извините, на языке какие-то высыпания, и цвет жёлто-зеленоватый! Ну и, конечно, такие резкие скачки температуры за короткий промежуток времени. Такого при ОРЗ не помню ни одного случая, чтобы было у кого-нибудь. Надо, ваше высочество, вас положить на обследование. И желательно созвать консилиум, я хотя и опытный врач, предан вам душой и телом, но, как говорится, кашу маслом не испортишь!

У принцессы во дворце была отличная клиника с современным оборудованием, где лечились придворные и нередко люди из простонародья с серьёзными тяжёлыми болезнями, несмотря на то, что в городе была прекрасно оборудованная новейшей медицинской техникой королевская больница, где подданных лечили бесплатно по электронному медицинскому полису, каждый житель королевства такой имел, не говоря уже о платных клиниках, в таких случаях бедолаг лечили за её счёт. Королевство и так было не очень большим по численности населения, тут каждый человек, особенно взрослый, работящий и непьющий, а также дети, был дорог, в отличие от многих иностранных государств, где правители только болтают и дают ложные обещания, а гастарбайтеров из других стран не привлекали: было неписаное правило, соблюдаемое королями на протяжении сотен лет со дня основания этого города-государства: не брать иностранную рабочую силу; другой народ, другие обычаи, другая религия, а с ними неизвестные новые проблемы и дополнительные расходы.

— Констанция, — обратилась принцесса к одной из фрейлин, — распорядись, пусть подготовят палату. Доктор, проследите, чтобы всё было в лучшем виде. А ты, Люда, или ты, дядя, скажите людям, собравшимся под балконом, только осторожно, в мягкой форме, что я слегка простудилась, где-то подхватила ОРЗ и сегодня выход отменяется. Пусть ярмарка начинается без ежесубботнего напутствия.

— Дорогая племянница, — поспешил успокоить её дядя Карл, взглядом приказав Людмиле, чтобы она не ходила на балкон, — я всё сделаю в лучшем виде!

После его заявления в окно послышались крики разочарования и даже недовольства. Толпа заволновалась. «Хотим видеть нашу любимую принцессу!» — послышались выкрики из толпы наиболее горячих её поклонников. Пришлось Аделаиде при помощи фрейлин и служанок встать с постели, накинуть тёплый халат, подойти к окну и помахать рукой людям.

— Всё-таки, — сказала Гортензия, когда дядя принцессы ушёл на балкон, — наш народ вас по-настоящему любит, ваша светлость. Это не то что в некоторых европейских странах… Не правители на текущий момент, а фуфелы какие-то без определённых признаков пола! Чего-то лопочут по телевизору невразумительное, а уж как одеты — у наших селян чучела в огородах и то лучше упакованы!

Через час прибежала служанка и доложила, что палата готова.

Сопровождали Аделаиду в королевские больничные апартаменты все, кто находился в это время во дворце: служанки, повара, горничные и родственники, на ходу бросая реплики соболезнования, поддержки и давая советы.

— Ну вот, ваше высочество, — сказал королевский лекарь, когда принцессу уложили в больничную койку, — теперь проведём полное обследование; если надо, я свяжусь с зарубежными коллегами, и мы точно выявим, что за заразу вы подхватили. А сейчас разрешите, я возьму вашу кровь на анализ!

И, не откладывая дела в долгий ящик, подготовив все нужные инструменты, взял у принцессы кровь из вены, запаковал в специальный пластиковый контейнер, собрался и ушёл, заверив Аделаиду, что через полтора-два часа, сделав анализ, он будет знать, в чём дело, в чём причина недуга с такими странными симптомами.

Тем временем маркиза-ведьма, ковыряя бородавку на подбородке, потрясывая головой в чёрном парике, излишне напудренная, чтобы скрыть жёлтую кожу на лице, обнажая жёлтые клыки в зловещей улыбке, исподлобья взглядывая на виконта, спросила:

— Ну что, Леопольд, получилось?

— Кажется, действует, ваша светлость. — Относительно молодой негодяй старую ведьму тоже называл вашей светлостью. (А попробовал бы он так её не называть! Она бы его живо в крысу превратила и кормила бы генетически модифицированным сыром, пока у бедняги крыса-Леопольда не вылезла бы вся шесть и не выпали зубы, как выпадают даже у многих людей, когда они не соблюдают гигиену полости рта, наевшись всякой гадости из сетевых больших магазинов.) Очень была мстительная особа. Особо-то ни с кем из врагов, которых она с успехом наживала, не церемонилась. Три года назад отравила одного из лучших вельмож принцессы, барона-толстяка, любителя выпить и хорошенько закусить. Особенно он любил паэлью с анчоусами, мог прямо не стесняясь съесть три-четыре, а то и больше блюд за обедом у принцессы, приговаривая в таких случаях: «Ну, что ж поделать, ваша светлость! У каждого человека есть маленькие недостатки!» Один раз съел даже десять тарелок подряд, запив пятью бутылками бургундского, и чуть не получил апоплексический удар. Упал прямо за столом; хорошо, в этот раз за обедом присутствовал Бадуль, вовремя сориентировавшись, приказал служанке принести шприц с нужной ампулой лекарства и успел сделать обжоре укол. На этом случае и сыграли маркиза со своим вассалом: по её приказу Рольбон лично умудрился подсыпать в паэлью с анчоусами, какую так обожал барон, ядовитого порошка, какой сделала по просьбе маркизы её приятельница, тоже ведьма, специализирующаяся на изготовлении всевозможных ядов. Несмотря на то что им Главный Чёрт и запретил их делать. Всё прошло гладко. Коварство этого ядовитого порошка заключалась в том, что он действовал таким образом, что если съесть одно блюдо с этим ядом, с человеком ничего не произойдёт: он был без запаха и вполне безобиден, но если съесть ещё два-три таких же блюда, даже вполне безобидных, не заправленных ядом, вот тут он начинал действовать. Включалась реакция обыкновенных ингредиентов, какие в желудке едока вступали в реакцию с отравленным блюдом и сами по себе становились ядовитыми. Или одного из них. В данном случае ядовитый порошок был запрограммирован именно на анчоусы. И расчёт отравителей был построен на том, что по привычке барон-обжора не ограничится одной тарелкой. Бедняга барон, ничего не подозревая, съел сначала паэлью с анчоусами, заправленными отравленным порошком; как всегда, он был в восторге: «Отличный, племянница, у тебя повар, как великолепно готовит!» Потом съел вторую тарелку паэльи, потом третью… Хорошо запил сухим красным французским вином. Шутил за столом, ведя светскую беседу. Когда съел половину четвёртой тарелки, лицо у него сделалось красным: «Что-то мне нехорошо, ваша светлость, пойду отдохну на диванчик в соседнюю комнату!» А через пятнадцать минут прибежала испуганная служанка и сказала, что господин барон умер!

Вспомнив случай с апоплексическим ударом, случившимся с беднягой до этого, никто ничего не заподозрил. Вскрытие тоже ничего не дало: королевский судмедэксперт так и доложил Бадулю, хотя у того и возникли подозрения.

У королевского лекаря, как я уже сообщил, прямо на дому была великолепная медхимлаборатория и одна занимала сто квадратных метров. Несмотря на то что Бадуль и был пьянчугой, но в своём деле он был дока и весьма уважаемый лекарь в кругах медицинских светил. Тем более он такие опыты ставил в своей лаборатории, что у некоторых генетиков и специалистов из плотно прилегающих к этой серьёзной науке областей волосы бы встали дыбом, какие он там проводил эксперименты. Об этом говорит хотя бы наличие двухголового кота. Будучи постоянно навеселе, с густой огненно-рыжей растительностью на лице, похожий на загулявшего в заграничном порту боцмана, он часами колдовал над своими пробирками, колбами, ретортами, реактивами и другими современными препаратами, напичканными к тому же компьютерно-электронной начинкой, что любая ведьма позавидовала бы, работая по старинке. Всю аппаратуру, в том числе и медицинские препараты, он заказывал в высокоразвитых странах, где медицина, как известно, стоит на высоком уровне развития, причём денег просил у принцессы. А когда она начинала пенять ему, как много уходит денег на его эксперименты, многие из которых довольно сомнительного направления: «Это правда, Бадуль, что ты вывел двухголового кота, мне недавно доложили?» — в таких случаях лекарь отвечал, что, дескать, «Ваше высочество, вы меня знаете, все деньги идут исключительно на исследования, ни одного форинта, выделенного вами, я не пропил, посмотрите счета и бумаги у казначея, а относительно кота… сами понимаете, на то и экспериментальное исследование, что иногда сам не знаешь, что получится в конечном результате! Сначала-то я ставил задачу вывести улучшенный экземпляр кота, чтобы он мог исполнять простейшие приказы хозяина, там тапочки принести, утром, когда хозяин проснётся, пожелать ему доброго утра, вам тоже, наверное, было бы приятно, если б Максик вместо лая говорил бы вам утром, вбегая в спальню: „Доброе утро, хозяйка, как я по тебе скучал всю ночь, ты не представляешь, почеши мне животик, я очень люблю, когда ты так делаешь, а потом дай мне корма из той красивой оранжевой коробки, что стоит вон на той полке, — жалко, я читать не умею, как он называется. Я уже и поесть хочу, ты меня знаешь!“ — разве вам не приятно было бы, ваше высочество? А в итоге выросла вторая голова! Ну не убивать же из-за этого несчастное животное! Зато когда я сделаю гениальное открытие — кстати, я уже на его пороге, — то прославлюсь на весь медицинский мир, так сказать, а заодно прославлю и вас и королевство, может, ещё и Нобелевскую премию дадут!» Принцесса в таких случаях молчала, мало веря королевскому лекарю, но всё же приказывала дворцовому казначею выдать запрашиваемую сумму, отчего тот сразу мрачнел, называя Бадуля шарлатаном и пьяницей и что он когда-нибудь своими изобретениями по пьяному делу не только не прославит королевство, а выйдет международный скандал или ещё что похуже, и обязательно вспоминал сплетни, про чудака — генетического экспериментатора, что он хотел скрестить крысу с автомобильной покрышкой, дескать, тогда на королевскую карету можно ставить такие оригинальные колёса, если ему удастся получить такой гибрид в резиновые крысомуты; они будут крупнее настоящих крыс, могут, складываясь в колесо, прямо катиться по земле или дороге из камня либо по асфальту, а когда не надо никуда ехать, принимать вид обыкновенных крыс, только крупнее размерами, тогда отпадёт необходимость колёса снимать с кареты и смазывать дёгтем, а крысы-мутанты будут ручными и их можно будет кормить и держать в специальных вольерах — это такую сплетню рассказывали и при дворе, и в народе, и королевский казначей каждый раз её вспоминал, когда Аделаида приказывала ему выдать энную сумму денег доктору, и, скрипя зубами, деньги выдавал, обязательно требуя от того расписку.

Через два часа королевский лекарь и в самом деле нашёл в крови принцессы неизвестную заразу, но сразу не смог определить её микробиологический статус, что это за вирус такой и как его зовут, то есть к какой болезни прикреплён данный вредоносный паразит, который, как он умудрился рассмотреть в электронный микроскоп, вцепился всеми десятью лапами в клетку и грыз её беспощадно: бедная клетка, посылая сигналы бедствия защитным микроорганизмам, извивалась, стараясь стряхнуть смертельного врага человеческого тела. Макрофаги и лимфоциты — невидимая армия защитников человеческого тела от всякой инородной пакости — хоть и атаковала врага дружными рядами, но тот выпускал какую-то смертоносную для них субстанцию, и они сразу погибали целыми отрядами и даже полками.

«Ничего себе, конфессия!» — обалдело прошептал лекарь, когда рассмотрел битву тёмных и светлых сил на молекулярном уровне в капле крови человека. Не иначе, сразу пришла ему мысль в голову, этот вирус заколдованный, если с ним не могут справиться защитные силы человеческого тела. (А у принцессы, как у представительницы знатного древнего царского рода, эти силы были очень мощными на генетическом уровне: она вела свою родословную от легендарных гардариков ещё за пятьдесят тысяч лет, когда этот народ жил на территории Западной Сибири задолго до расцвета Атлантиды; такую информацию она нашла при помощи королевского библиотекаря в старых, очень даже древних книгах, хранящихся в подвалах королевской библиотеки. Так что принцесса на основе своего генетического кода, переданного ей десятками предков, была ещё и высоконравственной девушкой, но в хорошем смысле, не деспотичка, третирующая челядь, особенно молодых симпатичных служанок — если у них появлялись бойфренды и после этого начинали расти животы, она всегда принимала мудрое решение: кто будущий отец и пора вам под венец. И даже выдавала какие-то деньги, типа по беременности, если молодая семья была уж очень бедной, чтобы было с чего начать им семейную жизнь. И конечно, в первую очередь в качестве бесплатного презента для будущей мамы покупалась детская коляска и запас подгузников на полгода для будущего гражданина королевства. Поэтому многие девушки из простонародья, берущие пример с принцессы в нравственном плане, не курящие и не употребляющие алкоголь, мечтали устроиться во дворец хоть на какую-то работу, чтобы в дальнейшем найти хорошего парня и родить от него здоровых детей. Это в других государствах многие девушки чуть ли не с десяти лет начинают курить, пить алкоголь, употреблять наркотики и стремятся поскорее расстаться с девственностью, чтобы влиться в нестройные полупьяные ряды потаскух и продажных женщин: таскаться по городским помойкам, то есть ночным клубам, барам и танцполам, подставлять «вирайджну» первому понравившемуся полупьяному рылу на автомобиле, и по этой причине белая раса в западноевропейской части успешно загнивает и сокращается.)

Конец ознакомительного фрагмента.