Москва и москвичи, претендующие на власть. Обыденная психология и социальная ориентация

Андрей Леонидович Игонин, 1997

Книга А. Л. Игонина переносит нас в период от начала 70-х до начала 90-х годов. Ее можно отнести как к научно-популярному жанру, так и к публицистике. По мнению автора, разобщенность между разными категориями населения, групповой эгоизм, стремление того или иного социального сообщества улучшить свое положение за счет других групп населения оказывают глубокое отрицательное влияние на ситуацию в стране, и сегодня мы можем выбирать не между тоталитаризмом и демократией (между плохим социализмом и хорошим капитализмом), а между плохим социализмом и еще худшим, диким капитализмом. Знакомство с данной книгой позволяет лучше понять корни событий в жизни нашего общества, произошедших в 90-е и последующие годы.

Глава II

Внутриличностные психологические особенности представителей московских субкультур

Переходя к описанию психологии^[4] представителей московских субкультур, следует отметить, что их психологические характеристики могут быть подразделены на те, которые обращены внутрь личности (внутриличностные), и те, которые обращены во внешний мир. Это деление во многом условно, так как от внутриличностных характеристик зависит поведение человека во внешней среде, а влияние окружающего мира глубоко сказывается, в свою очередь, на внутриличностных психологических свойствах человека. Тем не менее, такое разделение помогает понять ряд важных закономерностей, определяющих, в частности, различия между представителями московских субкультур. В данной главе речь пойдет о внутриличностных психологических особенностях.

Но прежде чем говорить о психологических различиях, существующих между представителями московских субкультур, следует сказать о психологии россиянина вообще.

В последние десятилетия мы с прискорбием замечаем нарастающую деградацию рядового гражданина нашей страны.

Это проявляется в первую очередь в морально-этической сфере: пренебрежении обязанностями в семье и на производстве, утрате позитивных интересов и увлечений, безделье, пьянстве, вандализме, воровстве, склонности к другим криминальным поступкам. Параллельно со снижением морально-этических норм падали и экономические показатели функционирования государства. Неблагоприятные тенденции стали особенно отчетливо проявляться в конце 70-х — начале 80-х годов.

Советская верхушка вела по отношению к угрожающим признакам деградации общества страусиную политику. Представители власти не только скрывали неблагоприятные статистические показатели и другие данные о неблагополучии в обществе, но и сами делали вид, что ничего не происходит. Лишь некоторые правители, сохранившие, хотя бы частично, здравый смысл, такие как А. Косыгин или Ю. Андропов, почувствовав угрозу в первую очередь для самой власти, пытались что-то сделать: призывали своих функционеров к моральному «очищению», активизировали пропаганду, боролись за дисциплину, старались ограничить трудящихся в употреблении алкоголя. Но в целом закосневшая в невежестве и эгоизме советская верхушка была не способна адекватно отреагировать на неблагоприятные тенденции.

Заслуга в том, что общество узнало о происходящем в стране (как в городе, так и на селе), принадлежала А. Солженицыну, А. Сахарову, А. Зиновьеву, В. Максимову, Ю. Даниэлю, А. Синявскому, В. Буковскому, В. Распутину, В. Кожинову, С. Говорухину и многим другим общественным деятелям.

Более того, ими было показано, что главной причиной такого положения дел в обществе является коммунистическая система либо вообще, либо в том виде, в каком она существовала в 70–80-е годы. Естественно, что характер отрицательного действия системы этими людьми трактовался по-разному.

Одни ведущее значение придавали подорванной большевиками вере в Бога и разрушенному национальному самосознанию, вторые — репрессиям против определенных групп населения и отдельных лиц, не вписывающихся в систему, третьи — неприятию западных демократических ценностей и дорогостоящим попыткам «экспорта коммунизма» в страны «третьего мира». Не случайно пути антикоммунистов после изменения системы в России резко разошлись, и многие из них стали идеологическими противниками.

В то же время всеми этими общественными деятелями, независимо от особенностей идеологий, которых они придерживались, в качестве главного условия оздоровления общества признавалась необходимость ликвидации коммунистической системы и ее оплота — КПСС. Это и произошло в конце 80-х годов. Ожидалось, что после падения коммунизма россиянин раскрепостится, оживет, займется настоящим делом, сможет сосредоточиться на своих насущных интересах, приобщится к гуманитарным ценностям, освободится от сковывающих его пороков и предрассудков.

Однако этого, к сожалению, не произошло. В результате проведенных либеральных реформ большинство россиян стали еще более озлобленными, агрессивными, пессимистически оценивающими будущее. Продолжает снижаться потребность в общественно-полезном труде, сворачивается деятельность промышленных предприятий, падает сельскохозяйственное производство. Мало того, все более отчетливо проявляются биологические признаки вырождения россиян: сокращение продолжительности жизни, падение рождаемости, возрастание смертности, рост распространенности основных заболеваний, утяжеление медицинских последствий злоупотребления алкоголем (а в последние годы и наркотиками).

В период разочарования первыми результатами либерального реформирования в 1992–1993 гг. внимание общественности сосредоточилось на поисках причин столь неблагоприятного хода событий. Наряду с внешними причинами стали активно обсуждаться и внутренние, обусловленные индивидуальными особенностями психологии и социального поведения россиян и, вообще, влиянием «человеческого фактора» (технократический термин, введенный для внутреннего пользования еще Ю. Андроповым).

Уязвленные неуспехом реформирования, общественные деятели либерального направления начали высказывать крайне пессимистические взгляды на природные способности и возможности россиян (стали заниматься мазохизмом — выражение, которое, по-видимому, первым использовал в своих выступлениях А. Яковлев). Была масса публикаций такого рода, в которых запомнились имена Л. Аннинского, Г. Старовойтовой, П. Бунича, А. Кончаловского, В. Ерофеева, Т. Толстой, Ал. Иванова. В оборот вошли термины «совок», «национальная ментальность», «мифологизированное сознание» и пр.

Наиболее характерными чертами личности россиянина^[5] объявлялись: неаккуратность, расхлябанность, пассивность, беспомощность, надежда на чудо, нежелание придерживаться установленных «правил игры», неуважение к законам и к власти (даже нашей, демократической!).

В. Новодворская, В. Горенштейн, И. Мартынов, М. Липицкий, Ю. Мамин и другие сурово настроенные критики полагали, что все эти качества, а также наклонность к лени, воровству, пьянству, безрассудству имеют глубокие корни в русском национальном характере. Такое утверждение было проиллюстрировано некоторыми из них с помощью анализа героев народного фольклора (Иванушки-дурачка, Емели и др.), а также описаний нравов россиян, сделанных английскими и французскими путешественниками во время посещения ими России в царские времена.

Явный перехлест в отрицательной оценке русского характера вызвал бурную негативную реакцию со стороны патриотически настроенных общественных деятелей. Можно отметить, например, высказывания А. Солженицына и В. Лакшина, пользующихся уважением представителей разных лагерей. Они не отрицали слабых сторон национального характера, но считали их продолжением, обратной стороной достоинств. Так, пассивность и надежда на чудо являлись продолжением уживчивости и долготерпения российского человека. На одной стороне медали были неверие в свои силы, неумение отстоять собственные интересы, на другой — сострадательность и великодушие. Импульсивность, склонность к крайностям и недостаточная системность в действиях соседствуют с готовностью к подвигу, жертвенностью и способностью мобилизоваться в трудный момент.

А. Солженицын и В. Лакшин выбрали наиболее верную, деликатную форму обсуждения качеств национального характера. Их тактика сходна с тактикой опытного психотерапевта, перед которым стоит проблема скорректировать поведение пациента. Допустим, пациент склонен к вспышкам гнева и раздражения. В общении с ним психотерапевт никогда не говорит в прямолинейной форме что-либо подобное: «Вы неправильно себя ведете, и ваши поступки отравляют жизнь вашим близким и коллегам. Поэтому вам нужно изменить свое поведение». Психотерапевт вначале оценит позитивные стороны личности пациента, обратит внимание на его активность и настойчивость, успехи на работе, заботу о близких, умение отстоять свои интересы и лишь потом скажет фразу, значимую с точки зрения психотерапии. Это звучать будет примерно так: «Среди особенностей вашего характера есть такие качества, как некоторая горячность и излишняя эмоциональность. Руководствуясь благими целями, вы доставляете иногда неприятности людям, которые любят вас. В конечном итоге вы наносите вред и самому себе тоже. Поэтому давайте попробуем научиться лучше контролировать свои чувства и поступки».

Следует отметить, что попытки использовать характеристики национальных психологических особенностей и социального поведения в целях сравнения различных народностей, их деления на хорошие и плохие, гуманные и негуманные, развитые и развивающиеся, перспективные и неперспективные воспринимаются обычно очень болезненно представителями тех наций, которые оказались в результате такой оценки в менее выигрышном положении.

Особенностью России традиционно является наличие интеллигенции — особой рефлексирующей части общества, взявшей на себя обязанности по оценке соответствия или несоответствия остальных представителей своей нации современным стандартам гуманизма и прогресса. Поскольку интересы интеллигенции и остальной части общества не всегда совпадают, оценочные суждения представителей интеллигенции часто вызывают острую негативную реакцию в обществе.

Вообще, критерии, на которых строится изучение национальных особенностей характера, очень нечетки, субъективны и легко могут быть оспорены. В рамках одной национальности существует такое большое разнообразие особенностей психологии и социального поведения людей, живущих, например, в разных регионах, что вычленить какие-либо общие, универсальные характеристики бывает очень трудно. Этим объясняется отсутствие особых успехов в попытках объективизации методов изучения национальных особенностей психики и социального поведения в рамках таких научных дисциплин, как этнопсихология, этнопсихиатрия, социология и пр. Поэтому пока эмпирическое описание остается главным методом в изучении данной проблемы.

Возвращаясь к теме внутриличностных психологических особенностей москвичей, а не россиян вообще, следует отметить, что между представителями московских субкультур имеются значительные различия. Наиболее заметными эти различия становятся тогда, когда рассматриваются личностные свойства индивидуума, расположенные по оси «эмоциональный — рациональный». Не менее интересные наблюдения могут быть получены при разделении людей на эмоционально живых и апатичных. По-разному у представителей московских субкультур проявляются свойства рационального мышления, стоящего на другом полюсе указанной оси. Наконец могут обнаруживаться очень заметные особенности в степени развития самосознания.

Говоря об оси «эмоциональный — рациональный», следует вначале дать определение, что понимается под каждым из этих двух психологических качеств. Эмоциональный человек совершает поступки под влиянием нахлынувших на него в конкретный момент чувств — отрицательных или положительных. Этап обдумывания последствий своего поступка, взвешивания всех «за» и «против» обычно отсутствует. Поведение же рационального человека диктуется разумом, рассудком, здравым смыслом. Перед совершением того или иного поступка он взвесит «за» и «против», просчитает варианты возникновения последствий поступка.

При общении с людьми у эмоционального человека на первом месте чувства, которые вызывает у него тот или иной знакомый. Если последний ему неприятен, задевает самолюбие, высказывает иную точку зрения, эмоциональный человек, скорее всего, прекратит с ним общение. В лучшем случае он это сделает без явного конфликта, в худшем — с конфликтом. Рациональный человек строит свои взаимоотношения с окружающими людьми, исходя из деловых соображений, а не только из личных симпатий и антипатий. Если кто-либо из знакомых для него не слишком приятен, но зато полезен в деловой сфере, он никогда не прервет с ним отношений.

Справедливо считается, что западная культура, основанная на прагматизме, формирует рационального, а не эмоционального человека. Субъект, недостаточно контролирующий свои эмоции, выглядит в западном обществе белой вороной. Ему приходится мучительно приспосабливаться к социальной среде. Тема драматического конфликта нонконформиста, «естественного человека», со средой вплетается в сюжеты многих западных романов и фильмов. Сидя перед телевизором во время просмотра «Санты-Барбары» или другого американского сериала, обратите внимание, как карикатурно долго влюбленные персонажи выясняют, подходят ли они друг другу по своим привычкам и пристрастиям. Это типичный образец рационального подхода даже к интимной стороне человеческих взаимоотношений.

Рационализм представителя западной культуры во многом объясняется глубоко заложенным в нем умением контролировать свои эмоции (термин «контролировать», кстати, — один из наиболее любимых в лексиконе западной манеры поведения настоящего американца (вспомните романы Ивлина Во). По западным стандартам необходимо демонстрировать положительные эмоции, даже если их не испытываешь, и, наоборот, маскировать отрицательные эмоции.

Умение владеть своими эмоциями в условиях современного общества дает человеку неоспоримые преимущества. Благодаря навыкам рационального общения приглушаются семейные конфликты, облегчаются повседневные контакты, расширяются возможности делового сотрудничества. Из представителей московских субкультур навыками контроля над своими эмоциями в наибольшей степени овладели люди арбатского типа как наиболее европеизированные. Поэтому их часто считают хитрыми и скрытными. Представители пролетарской субкультуры являются в этом отношении антиподами.

Они откровенны, прямолинейны, непосредственны, простодушны. Люди из Кунцево занимают промежуточное положение.

Говоря о психологических различиях между целыми группами населения, необходимо, однако, отметить следующее: не существует какого-либо универсального усредненного представителя той или иной субкультуры. Среди ее носителей могут обнаружиться столь большие индивидуальные различия, что сравнение между представителями разных субкультур становится вообще невозможным. Как известно, при воспитании даже в одной семье у каждого ребенка формируются свои индивидуальные особенности характера. Например, один из детей оказывается чрезмерно эмоциональным, другой, наоборот, — слишком рационалистичным.

Все это верно, но длительное существование человека в определенной культурной среде вынуждает его видоизменять свой характер и свое поведение, вырабатывать у себя одни личностные особенности и скрывать, затушевывать другие. Человек анализирует свои поступки и при этом одни из них признает правильными, достойными повторения, другие, наоборот, неправильными, такими, от которых в дальнейшем нужно отказаться. Все это формирует личность представителя той или иной субкультуры в соответствии с определенными требованиями окружающей его социальной среды.

Хотя существует теория о том, что человек, подавляя свои естественные чувства, расплачивается за это накоплением в глубине души тревоги и других отрицательных эмоций, вся же цивилизация, хотим мы того или нет, движется по пути культивирования у людей рациональных, контролируемых форм поведения, а не эмоциональных, импульсивных. То, что россияне, по сравнению с западными жителями, тратят в своей повседневной жизни больше эмоций (судя, по крайней мере, по внешним проявлениям), не вызывает, по-видимому, ни у кого сомнений. Это стало особенно характерным в последнее десятилетие нашего существования. Преобладают, к сожалению, эмоции отрицательного характера: ненависть, злоба, обида, зависть, нетерпимость и пр.

Следует, однако, заметить, что до 1985 г. эти эмоции были скрыты, подавлены. В. Солоухин писал, что при коммунистическом режиме люди из-за страха, загнанного куда-то в глубины подсознания, были как бы замороженными, в том числе и в эмоциональном отношении. Процесс оттаивания оказался крайне болезненным, чреватым различными осложнениями.

Накал эмоций к 1991–1993 гг. превысил все допустимые нормы и пределы.

В психиатрии есть термин «анестезия долороза», то есть в переводе с латинского — болезненное бесчувствие. Суть этого феномена состоит в том, что на высоте тяжелой депрессии с острейшими отрицательными эмоциями возникает ощущение отсутствия чувств, неспособности радоваться и огорчаться, сопереживать другим людям, даже близким. Нечто подобное происходило 3–4 октября 1993 г., когда сотни москвичей воочию и тысячи на экранах телевизоров наблюдали расстрел Белого дома. Эта акция не вызвала у большинства горожан адекватной гражданственной оценки происходящих событий. Большинство москвичей (здесь не говорится о явных сторонниках и противниках расстрела), испытывающих острое разочарование от политики вообще и поведения бывших своих кумиров в частности, не ощутили в этот момент ничего, кроме апатии. Не было даже наиболее естественного в такой ситуации стыда за поведение политической верхушки. А многие москвичи, сидевшие на парапетах набережной, вообще с патологическим интересом наблюдали за бойней.

Переходя к оценке эмоциональной сферы представителей различных московских субкультур, следует отметить, что навыки рационального поведения легче всего освоили, естественно, люди арбатского типа, для которых западная культура всегда была более желанна и доступна, чем для представителей других субкультур. Именно выходцы с Арбата прочитали первыми все многочисленные книги и брошюры, посвященные деловому общению, рациональному решению семейных проблем, целенаправленной тренировке тех или иных навыков и умений. Рассудочное поведение давало человеку дополнительные возможности и преимущества в различных жизненных коллизиях.

Два-три десятка лет назад на Западе и у нас среди просвещенной интеллигенции были очень популярны технократические (бихевиористские, кибернетические) модели, используемые при попытках понять поведение человека. Эти модели отнюдь не предполагали, что душу, психику человека можно изучить досконально (проникнуть в своего рода «черный ящик»). Но можно было многого достичь с помощью чисто прагматического подхода, изучив соотношение между стимулами при входе в «черный ящик» и реакциями на выходе из него. Бихевиоризм оказался очень полезен с точки зрения выработки методик коррекции поведения человека или его обучения тем или иным навыкам. Позднее, правда, обнаружилось, что бихевиористский подход не позволяет решать сколько-нибудь сложные задачи влияния на личность и поведение человека. Бихевиористские приемы воздействия на человека были дополнены так называемыми гуманистическими методами.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

4

Речь пойдет об обыденном эмпирическом описании психологии человека, а не о результатах применения научных, строго объективизированных методик.

5

Речь идет об особенностях не только этнических русских, но и вообще россиян. Как известно, у выезжающих на постоянное жительство в западные страны российских евреев, немцев, армян, греков и представителей иных национальностей в новой для них среде обнаруживаются сходные специфические черты психологии и социального поведения.