Артефакт

Андрей Орков (2024)

Расследуя мистические и загадочные случаи на территории Санкт-Петербурга, видеоблогер Ник натыкается на след опасного религиозного культа, созданного руководителем Аненербе. Цепь на первый взгляд никак не связанных между собой событий полностью меняет его жизнь, с головой окуная в новую реальность, где есть место магии и мифологическим существам. Сама история человечества открывается ему в новом свете, и в этой истории ему предстоит сыграть свою роль. Что скрывается за ритуальными убийствами, кто оккупировал подземные туннели под Питером, легко ли убить вампира и при чём здесь вообще поручик Ржевский, читайте в «Артефакте».

Глава 1. Петрович и ночной гость

Это была обычная осенняя ночь. Такая, какая она должна быть в конце ноября, когда, казалось бы, пора уже наступить зиме, но выпадающий временами снег никак не ложится и всякий раз тает, не успев пролежать и дня. Влага конденсировалась туманом в низинах и проникала повсюду, куда только можно. И даже небо, казалось, было соткано из этой промозглой хмари.

Мокредь Петровичу не нравилась. От неё болели старые кости и появлялся насморк, поэтому дверь в сторожку была плотно закрыта, а пышущий жаром небольшой камин не оставлял сырости никаких шансов. В сторожке было чисто, накурено, а звук никогда не выключающегося телевизора давно слился с обстановкой, став не просто шумовым фоном, а частью самой атмосферы этого места. И если бы кто-то вдруг выключил этот ящик, то сразу что-то неуловимо изменилось бы.

Здесь было по-своему уютно. Настолько, насколько понятие «уют» может ассоциироваться с фразой «кладбищенская сторожка». Для подавляющего числа обывателей эти вещи вообще никак не соотносятся. И это понятно. На кладбище как-то меньше всего думается об уюте. И вряд ли у кого-то из вынужденных посетителей подобных мест возникло бы желание зайти в этот серый выцветший домик. А там было на что взглянуть.

Внутренняя обстановка никак не соответствовала тому, что снаружи. Внутри была большая, чистая комната избы-пятистенка и кухня. Последняя была ничем не примечательна, кроме всё той же чистоты. Ни сора, ни пыли, ни паутины по углам. Всё просто, но опрятно. Даже пол избы, собранный из широких и толстых, плотно подогнанных друг к другу досок, стеснялся скрипеть в такой обстановке. В комнате стояла старая кровать, которая всем своим видом намекала, что ей место в музее или в магазине антиквариата. Такой же старый, но крепкий круглый стол на резных ножках возвышался в центре комнаты. Два кресла, стоящие рядом, были под стать остальной мебели. Окна занавешивали тяжёлые, плотные занавески. А в углу, у кровати, притаился самый настоящий сундук.

На бревенчатых, ничем не обшитых стенах висели выцветшие фотографии. Многочисленные полки занимали книги. Всё в этой комнате выглядело так, как будто застыло во времени. Не в нашем, естественно, а где-то в девятнадцатом веке. Из общей картины выделялся только новый телевизор и скромная люстра на потолке с самыми обычными электрическими лампочками. Да ещё рамки фотографий были современные — из Икеи. Но всё остальное в комнате было старым и крепким, таким же, как и сам Петрович.

Кладбищенский сторож не был похож на типичного, среднестатистического старика. И он таким и не был. С виду ему было лет шестьдесят, однако высокий, седой как лунь мужчина ничем не проявлял подступающую старческую немощь. Скорее наоборот. От него словно веяло уверенностью и силой. У него было жёсткое, волевое лицо, на котором морщины органично соседствовали со шрамами. Нос был сломан в двух местах, придавая лицу еле уловимую асимметрию, а серые глаза смотрели на мир колючим и холодным взглядом. Аккуратно постриженная борода и густые закрученные усы довершали его облик. В отличие от большинства людей его профессии, он всегда был чист и опрятен. И трезв. В общем, он плохо вписывался в окружающую его действительность. И вместо рабочей спецодежды ему больше подошёл бы офицерский мундир императорской армии.

Здорово битый жизнью и повидавший разного на своём веку, здесь он нашёл себе приют. Начальство никак не отреагировало на то, что их новый сотрудник фактически живёт на кладбище. А может и отреагировало, но никто не задавал Петровичу никаких вопросов относительно того, по какому праву он, собственно, тут поселился. Естественно, не просто так! Петрович хорошо похлопотал над тем, чтоб в конторе не обращали на него внимания. Кроме того, на вверенной ему территории был идеальный порядок, а случаев вандализма или воровства никогда не было, что опять же, устраивало начальство.

Кладбище было не простое. Хоронили на нём разных, в том числе и очень влиятельных при жизни людей. Но Петровичу было все равно. Мертвые, такие разные при жизни, одинаково гнили в могилах. А их сон и покой берёг Петрович. Мёртвым старик доверял гораздо больше, чем живым. И на это у него были причины. Близость огромного количества покойников, а также мрачная, жутковатая атмосфера, приписываемая обывателями кладбищам, никак его не смущали. Наоборот, ему нравилась спокойная тишь этого места. А неслышно гуляющий между надгробий ветерок словно рассказывал ему истории мёртвых, нашёптывая ветхие, едва различимые слова.

Сейчас он сидел, развалившись в старом кресле, и читал. На душе было тепло и спокойно. Холодные щупальца непогоды бессильно шарили во тьме снаружи. А в камине, негромко потрескивая, горели поленья. Острый, совсем не старческий слух различал стук капель за окном. Они срывались с края крыши, покрытой шифером, и били о дно ржавой перевёрнутой бочки. Этот едва слышный звук тоже вплетался в атмосферу скромного уюта, и от этого старому сторожу становилось как-то особенно хорошо. Он забывал про книгу, закрывал глаза и напевал себе что-то, мыча в прокуренные, порыжевшие от табачного дыма густые усы.

На накрытом скатертью столе стояла широкая фарфоровая тарелка. На ней исходила паром только что сваренная картошка, обильно политая маслом и присыпанная мелко нарезанным укропом. На такой же тарелке рядом ждала своего часа крупная тушка курицы, запеченная в газовой духовке. В трёхлитровой банке плавали в рассоле огурцы, а венчала картину предстоящей трапезы большая непочатая бутылка виски. Петрович ждал гостя. Но это ожидание было совсем не в тягость. Вся еда была приготовлена в срок и совершенно не рисковала остыть.

Петрович отложил книгу и принялся набивать трубку, когда раздался громкий и настойчивый стук. Стучали не в дверь. Грохот был следствием настойчивых ударов снизу. В пол. Кого-то стук из подпола кладбищенской сторожки, да ещё и в ночное время, заставил бы поседеть, но Петрович легко поднялся на ноги и сдвинул в сторону задвижку шпингалета. Люк, ведущий в погреб, распахнулся и впустил ночного гостя.

Его внешний вид мог перепугать кого угодно. Но старый сторож давно был с ним знаком. К тому же за свою насыщенную, долгую жизнь он встречал персонажей гораздо страшней. Среди них были и люди — красивые и известные. Общаясь с ними, никто бы и не подумал, что руки этих «людей» по локоть в крови, а их омерзительные в своей жестокости дела вообще никак не соотносились с нормами человеческой морали.

Но, честно говоря, понятия «человеческая мораль», «нормы поведения» или «человек» никак не относились к ночному гостю Петровича. Он просто был его старым другом. Их связывал не один десяток интересных и опасных историй, и будь его гость человеком, они, наверное, обнимались бы при встрече и хлопали друг друга по спине. Но гость, не здороваясь, прошлепал грязными башмаками по полу и уселся во второе кресло. Не менее старое и скрипящее, чем то, в котором только что восседал сам Петрович.

Гость окинул взглядом накрытый стол и радостно хлопнул в ладоши. Затем он схватил бутылку и налил на двоих. Не дожидаясь Петровича, опрокинул содержимое своего стакана в пасть и набросился на еду. Петрович лишь покачал головой и присоединился к трапезе. Гость громко чавкал, периодически мыча что-то явно одобрительное. Насытившись, он откинулся на спинку кресла, громко рыгнул, полез в одну из сумок, висевших на поясе, и достал оттуда самую обыкновенную курительную трубку, вроде тех, что продаются в магазинах, и магазинный же трубочный табак. Недолго провозившись, он прикурил и выдохнул облако ароматного дыма. К этому времени Петрович закончил с едой и потянулся за своей трубкой, которую он так и не успел разжечь.

— Как сам? — привычно спросил Петрович.

Гость широко улыбнулся, обнажив острые зубы.

— Неплохо.

— И у меня неплохо. Партейку?

— Раздавай!

Возможно, за весь вечер это был единственный обмен фразами, в котором мата не было совсем. Петрович давно уже перестал обращать внимание на своеобразную манеру общения своего друга. Но даже для него — хорошо знавшего жизнь как с парадной, так и черной стороны, уровень сквернословия был запредельным. И вряд ли он стал водить дружбу с человеком, в чьей речи печатными были лишь предлоги да междометия. Но в случае с его другом все было несколько проще. Его извиняло то, что он не был человеком. А представители его расы вообще испытывали странную любовь к мату.

Друзья пили, курили и шлёпали картами о стол. Гость рассказал Петровичу последние новости, которые никогда не сообщат в официальных СМИ. Непривычному собеседнику было бы тяжело слушать, в основном, односложные предложения, щедро сдобренные матом, но Петрович давно привык к манере друга изъясняться. Он с интересом слушал его, периодически уточняя что-то. Время от времени гость выпадал из беседы. Он начинал ерзать и недовольно бормотать себе под нос. Проигрывать ему совсем не нравилось. А вот когда выигрывал, то громко щёлкал длинными узловатыми пальцами с острыми когтями и радостно восклицал что-то восторженно-матерное.

Петрович лишь усмехался в пушистые усы, поглядывая на странного приятеля. Наконец виски кончился. Гость перевернул бутыль и потряс, надеясь заполучить ещё каплю спиртного.

— Ыыы, б..я!

— Что?

— Кончилось всё, ёпт! Да и я засиделся. Домой пора, ёпт.

— Что-то вид у тебя уставший какой-то.

Гость уже сидел на краю прямоугольного отверстия в полу, свесив во тьму ноги. Он взглянул на Петровича желтыми глазами с кошачьим вертикальным зрачком и горестно вздохнул.

— Ход новый роем, мать его…

— А-а-а, дела, значит. Ну и ладно. На вот, собрал тебе кое-что, — Петрович протянул ему небольшой пакет, от которого чудесно пахло какой-то едой.

Гость сунул в пакет морду и глубоко втянул воздух.

— У-у-у-у! — блаженно протянул он.

— Знал, что тебе понравится. Ну, давай, до встречи!

Гость кивнул и исчез в темноте подпола. Петрович положил на место крышку, прибрал в комнате и лёг спать.