Царь муравьев

Андрей Плеханов

Они называют себя фрагрантами. Они способны управлять поведением других людей. Их раны зарастают на глазах. Кто они – члены тайной секты или новый биологический вид, пришедший на смену роду человеческому? Почему на них охотятся и жестоко убивают без суда и следствия члены таинственной организации чистильщиков? Влюбившись в девушку Женю, обладающую сверхъестественными способностями, хирург Дмитрий Бешенцев попадает в сообщество фрагрантов, живущее по странным, нечеловеческим законам, и оказывается вовлечен в кровопролитную невидимую войну, отголоски которой слышны и в мире обычных людей.

Глава 8

Не выспался я основательно, и с некоторым ужасом думал о том, как буду оперировать. Но мне повезло — вставать к операционному столу в этот день не пришлось вообще, вместо этого я два часа красовался перед видеокамерами.

В нашу больницу собрался нагрянуть мэр, и главврач с самого утра вызвал меня к себе. Знал Серафимыч, что я лучшая кандидатура для того, чтобы представить лицо больницы. И не потому что красавчик я, физиономия у меня самая обычная, просто язык мой подвешен что надо.

А с мэром я и вправду был знаком, правда шапочно. Пожал ему руку, когда ходил в мэрию решать какой-то медицинский вопрос вместе с Серафимычем, в качестве моральной поддержки. Было это год назад. Наш мэр любит жать руки и мощно, во все зубы, улыбаться. Вряд ли он меня запомнил.

— В половине десятого приедет Николай Петрович Житник, — говорит главный. — Приедет обстоятельно, с телевидением. Обойдет всю больницу. Ты знаешь, Дима, что я перед камерами себя неловко чувствую, а ты у нас в этом деле хват. Назначаю тебя ответственным, и от операций на сегодня освобождаю.

Вот те раз… Я, значит, невыспавшийся, физиономия у меня помятая и основательно перекошенная, а тут мэр и телевидение. Ладно, придумаем что-нибудь, приведем себя в порядок, на это есть целый час.

— Как вы заманили его к нам, Василий Серафимович? — спрашиваю. — Больница у нас небольшая, что ему тут делать?

— Сам не догадываешься? Сейчас идет предвыборная компания, самый разгар. Через полтора месяца выборы мэра, вот Житник и работает усердно, посещает различные учреждения. Для нас это хорошо, кстати. Ты когда заявку на лапароскопическое оборудование подавал?

— Да уж больше чем полгода прошло.

— И как?

— Дохлый номер, никакого движения. В гордепартаменте говорят: денег нету и не будет. Сами, говорят, зарабатывайте.

— Вот и попробуем подтолкнуть этот вопрос, — Серафимыч смотрит на меня с хитрым ленинским прищуром. — Самое время — в предвыборных компаниях решаются многие проблемы.

— Так вы будете решать или я?

— Решать, само собой, буду я. А твое дело — преподнести товар лицом. То есть не столько себя, сколько мэра. Как это сейчас называется — шоу? Если Житнику сегодняшний визит понравится, то думаю, заявочку твою мы реализуем.

— Отлично! — говорю. — Все сделаем в лучшем виде.

***

Побегать мне, как ответственному, пришлось изрядно, сонливость как рукой сняло. Сперва прибыли три типа из службы безопасности мэрии, мы облазили подвалы и черные ходы. Все время они были недовольны и что-то бурчали, переговаривались между собой вполголоса, а меня раз за разом спрашивали, нельзя ли прекратить на сегодня прием больных. Я отвечал, что нельзя. Потом к центральному входу прибыли черный джип и «Волга», из них выгрузилось несколько сосредоточенных людей, их расставили в нужных местах. Затем приехали четыре микроавтобуса ведущих телекомпаний города, исторгли из чрев своих толпу репортеров, лица которых я до сих пор наблюдал только по телевизору. Телевизионщики галдели, суетились, бегали туда и сюда с камерами, софитами и треножниками, и не обращали на охрану ни малейшего внимания. И наконец, с опозданием на полчаса, прибыл эскорт иномарок, в том числе «Мерседес» мэра.

Я и в самом деле не знал, что мэр ведет избирательную компанию. Как-то мало я интересовался политикой, особенно местной — во-первых, некогда, а во-вторых, неинтересно. Но охранные меры главы города меня удивили. Все это показалось мне лишним и слишком дорогостоящим. Можно подумать, что на нашего Житника каждый день устраивается покушение. Интересно, сколько стоит содержать кучу ничего не делающих мордоворотов-секьюрити?

Николай Петрович Житник вылез из «Мерседеса» с довольно громким кряхтением. В самом деле, закряхтишь, если в тебе под два метра роста и весу не меньше ста пятидесяти. Отлично сшитый, идеально подогнанный костюм маскировал недостатки фигуры Житника, насколько их вообще можно было замаскировать. Я бы не стал голосовать за Житника, увидь его в первый раз. Мэр с таким пузом, со щеками гигантского хомяка, с астматической одышкой… Неправильно как-то. Может быть, он опытный хозяйственник, талантливый менеджер, прекрасный человек, но глава города должен быть еще и здоровым — мне, как доктору, вот так кажется. А перед нами носитель как минимум двух диагнозов: ожирение третьей степени и сердечная патология. Ладно, не мне, мелкой пташке, судить.

В общем, выполз наш мэр из машины, и немедленно приступил к рукопожатиям, сопровождаемым белозубой керамической улыбкой. И мне досталось, причем в числе первых. Моя не самая маленькая рука утонула в огромной лапище Николая Петровича словно ручка ребенка. Корпулентный такой мужчина.

Значит, дальше: Серафимыч ведет мэра по главному вестибюлю, говорит что-то, обводит вокруг рукою, а я мелко семеню по леву сторону. Ничего, само собой, не соображаю, да и не хочу соображать. Лень мне соображать, всю ночь мозгами проработал, устал. Надеюсь на вдохновение и автопилот. Вокруг нас быстрым шагом идут люди в черном, напряженно зыркают, крутят головами в ожидании потенциального нападения. Нападения, естественно, нет — откуда ему взяться в нашей больничке?

Потом до меня доходит, что главный предлагает мэру посидеть в его кабинете и попить чайку. Ну дает! С чем чайку, с сушками, как сам пьет? Впрочем, Житник реагирует на это на удивление адекватно, останавливается и говорит:

— Василий Серафимович, на какое время у нас назначена встреча с коллективом больницы?

— На половину одиннадцатого, Николай Петрович.

— Ага… — Житник смотрит на часы. — Значит, почти через час. Давайте не будем отвлекаться на чай, вы не против? Я думаю, нам нужно пройти по больнице, посмотреть, что у вас хорошего, а что, так сказать, плохого. Вы расскажете мне о ваших проблемах (явный упор на слове «мне»), и мы вместе подумаем, что можно сделать. А уважаемые товарищи с телевидения все это заснимут.

— Замечательно, Николай Петрович, — кивает головой Серафимыч. — Так и сделаем. Что бы вы хотели посмотреть?

— А что покажете, то и посмотрю, — мэр снова разражается высококачественной улыбкой.

— Тогда в хирургию. Начнем, как говорится, с приятного…

И Серафимыч увлекает Житника в мое отделение.

***

Летом я исполняю обязанности заведующего отделением, так как сам заведующий в отпуске.

Отделение наше лучшее в больнице, во всяком случае, самое красивое, отремонтированное по евростандарту. Ремонт произведен благодаря заведующему — Кириллу Фомичу Лаптеву, он у нас выдающийся специалист по работе с пациентами. Хирург, может, и не самый лучший, но вот администратор — будь здоров, умеет уговаривать обеспеченных пациентов оказать спонсорскую помощь больнице. И поэтому: подвесной потолок, светло-зеленые матовые стены, хорошая плитка на полу, пластиковые окна, кондиционеры. К сожалению, красота в коридоре — еще не все необходимое, и стоит это не так уж и дорого. А то, что действительно необходимо нам, хирургам, не по карману даже богатеньким клиентам. Я имею в виду лапароскопическое оборудование, мы давно о нем мечтаем.

Во всем мире давно так оперируют: вместо уродливого шрама на полживота — две-три аккуратных дырочки. И пациент встает на ноги на следующий день, а не через неделю-другую, и осложнений на порядок меньше. Но увы, самый дешевый комплект для лапароскопической операционной стоит миллионы рублей, и нам не по карману. Есть, конечно, государство со своими целевыми программами, периодически оно покупает всякие нужные и дорогие вещи, но достаются они всегда не нам, а большим больницам.

Надо работать, говорю я себе. Вот он мэр, перед тобой, бери его тепленьким, если сможешь. Выложись на всю катушку, дело того стоит…

Мы стоим перед открытыми дверями в операционную. Телевизионщики устанавливают камеры и освещение, Серафимыч говорит с Житником, сыплет специфическими медицинскими терминами. Нет, так нельзя, проще надо быть, понятнее.

— А вот, кстати, наш ведущий хирург, наша гордость, — говорит главный, и показывает на меня, — Дмитрий Андреевич Бешенцев, золотые, можно сказать, руки. Был на симпозиумах в Германии и Голландии. Лучшие больницы его переманивают к себе, а он не уходит, работает здесь.

Мэр поворачивается ко мне, смотрит на меня тепло и добро, словно я его лучший друг, и спрашивает:

— А почему не уходите, кстати? Там ведь лучше!

— Из чувства патриотизма, — говорю.

Не рассказывать же ему, что я несколько лет работал на бандитов, а когда ушел от них, пытался устроиться в престижные клиники, но везде уже знали о моей специфической работе и подпорченной репутации. Везде дали от ворот поворот, либо предложили такие условия, что пробиваться до приличного положения предстояло лет пять. И только в родной больнице приняли с распростертыми объятиями, потому что знали, чего я стою как хирург. Серафимыч открыл мне путь и дал зеленый свет. Нужно сказать, что я нисколько не обманул его ожиданий. И к тому времени, кстати, у меня было несколько хороших предложений, в том числе одно из Москвы, из института Блохина (ой, денежное место, скажу я вам!), но я отчаянно не хотел уходить из своей больницы.

Не то что я категорический антикарьерист, но вот не обычный карьерист — точно. Карьера, которой я хотел бы достигнуть, связана не с деньгами и высоким общественным положением, а с моральными принципами и внутренним удовлетворением. В нашей стране это вычурно, идеально и труднодостижимо. Впрочем, я и не спешу, впереди вся жизнь.

Вот я и говорю мэру:

— Я так думаю, Николай Петрович, что работать нужно уметь на любом месте. Уметь работать честно и добротно — так, как трудились наши деды и отцы — земские, а потом советские врачи. Не хныкать и перепархивать с места на место, а выстраивать благоприятную среду вокруг себя. Легко сваливать все неурядицы на обстоятельства, но обстоятельства будут всегда, и это не причина, чтобы бездействовать и ждать, когда на тебя свалится манна небесная. Мы делаем все, что можем, чтобы улучшить качество медицинской помощи населению именно здесь, в нашей больнице. Вот смотрите, Николай Петрович. Прошу…

Я веду мэра в операционную. Сейчас она пуста, но наши красивые медсестрички накидывают на Житника халат, помогают одеть бахилы и шапочку. Режим стерильности, этакий спектакль: смотрите насколько глубоко наш глава города вникает в проблемы здравоохранения. Показываю ему все наше относительно новое — оборудование, лазерный скальпель и прочую ерунду (каменный век, если признаться честно). Сообщаю, что у нас каждый год — по три изобретения и рацпредложения. Что мы являемся передовиками и каждый год увеличиваем количество и улучшаем качество. В общем, социализм, да и только.

— Ну ладно, это понятно, — говорит через некоторое время Житник. — А проблемы-то у вас есть?

— Еще какие проблемы, — говорю. — В условиях постоянного недофинансирования из городского бюджета мы никак не можем закупить аппаратуру для лапароскопических операций. Вы знаете, что это такое, Николай Петрович?

— Конечно, я в курсе, — говорит он. — Был на этой неделе в Первой больнице, и в Седьмой, имени Кукишева, там мне показывали.

— А вы знаете, Николай Петрович, что и в Первой, и в Седьмой имени Кукишева, и во всем городе практически не делают бесплатных лапароскопических операций? Хотя ФОМСом^[3] они предусмотрены.

— А как же они делают?

— Да за денежки! За одну операцию пациент платит от пяти до тридцати тысяч рублей. И это значит, что для большинства пенсионеров и ветеранов такие операции недоступны.

— А им нужны такие операции?

— Еще как нужны! У нас в городе только для ветеранов Великой отечественной войны очередь на бесплатную лапароскопию — на полгода. Половина из них до операции просто не доживает. Про остальных, непривилегированных пенсионеров — просто молчу! А ведь эти люди всю жизнь трудились на благо страны, имеют право на качественную медицинскую помощь, предоставленную им законом о здравоохранении. И возможность для исправления этой несправедливости есть!

Мэр неожиданно задумывается. Закатил глаза под лоб, водит ими туда-сюда в некоторой отключке, шевелит губами, словно пересчитывая возможные политические дивиденды. Пауза длится несколько минут, все молчат. В операционной совсем не жарко, не то, что на улице, кондиционер дует на всю катушку, но обильная испарина выступает на одутловатом лице Житника. Не думаю, что это покажут по телевизору.

Наконец он пробуждается, устремляет на меня мутноватые серые глаза и говорит:

— И какая же это возможность, Дмитрий Андреевич?

— В Бюджете ФОМСа предусмотрена соответствующая статья. Но она не реализуется, потому что нет больницы, которая возьмется исполнять эти дорогостоящие услуги за счет общего страхования. Вернее, такая больница есть, и это — мы. Мы подали заявку в городской департамент здравоохранения уже полгода назад. Там четко сказано, что если нам поставят комплекс для лапароскопии, мы обязуемся делать в течение как минимум пяти лет только бесплатные операции, и закрыть в этом отношении потребность для города. Это очень выгодное предложение для города, поверьте, Николай Петрович. Никто сейчас на такое не пойдет, а мы идем, потому что понимаем, что народу это нужно. И что же? Нашу заявку не рассматривают. Аппаратура покупается по целевым программам и раздается богатым больницам, у которых и так этого добра навалом. Не догадываетесь, почему? Чиновники-бюрократы ждут от нас, извиняюсь, отката. Ждут, пока мы договоримся с ними и заплатим им немалую сумму. Можно бы сделать и так, но мы не на это не пойдем. Именно потому не пойдем, что мы честные граждане своей страны…

— Стоп, стоп! — Житник машет лапищей репортерам. — Остановить съемку!

Ну все, думаю, допрыгался. Нарезал правду-матку, нашинковал ее, как капусту, накидал как попало, испортил все дело. И Серафимыча, дурак, подставил.

А мэр смотрит на меня с интересом, и совсем не сердито, и довольно качает головой, и говорит:

— Дельная мысль, Дмитрий Андреевич, очень даже дельная. Я постараюсь вам помочь. В смысле, вашей больнице с аппаратурой. Эта проблема непростая, — он щелкает пальцами в многозначительном жесте, — но вполне решаемая. Но только нужно преподнести это немножко по-другому. Не нужно говорить про откат. Кто вам сказал про откат? Нет в нашем городе никакого отката. И вообще, мы успешно боремся с бюрократией, у нас по этому один из лучших показателей по России. Понятно?

— Понял, — бодро отвечаю я. И чувствую себя как рыбак, подцепивший на удочку вместо мелкой плотвицы сазана килограммов на семь. Добыча знатная, только вот леска натянута до предела — сейчас порвется, и уйдет заветная рыбина в глубины речные — навсегда, безвозвратно.

— Значит так: сейчас к вам подойдет Мария Сергеевна, мой пресс-секретарь, она вас слегка подкорректирует. Я пока прогуляюсь по больнице с Василием Серафимовичем, обсудим кое-что. Через полчаса подойду, и мы переснимем эпизод снова. Вы не против?

— Без вопросов, Николай Петрович!

Еще бы я был против!

Мэр удаляется, а ко мне подходит Мария Сергеевна. Никак не девочка для постели, чего я почему-то ожидал, совсем наоборот. Рост — чуть больше полутора метров, лет под пятьдесят, крысиная мордочка, вся в крупных веснушках. Удивительно некрасивый человечек для должности пресс-секретаря. Однако, как только тетка заговаривает, убеждаюсь, что она занимает верное место. Приятного тембра голос, замечательный, правильный русский язык, и притом — хорошее чувство юмора. Через пять минут я уже очарован ею.

Мы пишем мою речь на бумажке, я выучиваю ее наизусть, и репетиционно произношу раз пять. В речи — почти то же самое, что я только что сказал, но акценты несколько изменены, и сразу понятно, что все мною предложенное — инициатива мэра. Потом телевизионщики, в ожидании Житника, вываливаются из операционной и начинают мучить меня, несчастного. Оказывается, это называется «проходы». Они вешают на мою шею фонендоскоп (зачем, я никогда им не пользуюсь), заставляют идти по коридору — то быстро, то медленно, заходить в двери и выходить из них, разговаривать с пациентами, при этом умеренно жестикулируя (а как это — умеренно?). Потом ставят к столу, я беру скальпель и имитирую операцию. В общем, к приходу мэра я уже весь мокрый. Меня обтирают салфеткой, пудрят лицо, ставят в позу, рядом ставят Житника. Я уже проникся к нему пониманием и даже сочувствием: подвергаться каждый день таким испытаниям — нелегкая работенка. И, стало быть, я произношу выученную речь — два раза подряд, для дубля. Шпарю без запинки, с честным, красивым в своей вдохновенности и правоте русским лицом. И куча видеокамер смотрит на меня, записывает каждое движение и звук. Не то что неискренне говорю, вовсе нет, все практически честно. К тому же, не о себе радею, а о больнице. И при всем этом бесконечно благодарен тем людям, которые помогли организовать действо: молодцы, умеют!

Серафимыч показывает из-за спины телевизионщиков большой палец. Хорошо, мол, Дима!

А дальше — вообще комедия! Житник обнимает меня за плечи, говорит, что на таких, как я, врачах, русская земля держится. И еще сообщает, что в ближайшее время комплект аппаратуры будет закуплен для нашей больницы, и все ветераны города смогут лечиться у нас бесплатно, то есть за счет государственного медицинского страхования. Все улыбаются, и я сам скалюсь до спазма мимической мускулатуры. Улетел бы от счастья под потолок, но во-первых, меня придерживает гигантской лапищей мэр, во-вторых, как-то не до конца верится. Много чего нам уже обещали, но выполнять обещанное никто не торопится.

Ладно, увидим. Слава богу, спектакль сыгран.

Но, оказывается, сыгран не до конца. Далее следует общее собрание коллектива больницы, где Николай Петрович Житник рассказывает, какой он хороший, и почему именно за него нужно голосовать. При этом он три раза говорит о покупке лапароскопического оборудования для нас, и каждый раз у меня счастливо екает сердце (я сижу в зале, в первом ряду, вымолил себе это право, а ведь пытались посадить меня в президиум). Говорит мэр несложно, косит под простоватого и демократичного мужика, в общем, народу нравится. Еле его отпускают, без конца хлопают…

Все, думаю. Закончилось, отмаялся, сейчас уедет. Приятный, конечно, дяденька наш мэр оказался, но все же подальше от начальства, как можно дальше, поближе к кухне…

Ничего подобного: сразу же после собрания зовут меня в отдельную комнатку. А там — Житник, три его неприятных типа из охраны, и приятная Мария Сергеевна, и еще несколько человек. Все вытирают пот со лба и пьют холодную минералку без газа — никаких чаев, никакого спиртного. И тут Николай Петрович говорит без обиняков:

— Дмитрий Андреевич, хотите быть моим доверенным лицом?

— В каком смысле? — спрашиваю.

Вроде, сразу все понятно, чего тут спрашивать. Но вот поверьте, не хочется лезть в предвыборную кашу, мне и сегодняшнего дня хватило с избытком. Не мое это дело, совсем не мое.

Житник сидит без пиджака, ослабил галстук, из подмышек его по светло-голубой сорочке выступают темные пятна пота. Сейчас видно, насколько он на самом деле толст и нездоров. Я не испытываю к нему ни малейшей неприязни, и все же шел бы он подальше! Мне нужна от него только аппаратура. Только. Сам он не нужен мне совсем.

А Житник делает очередной глоток из чашки и продолжает:

— Дмитрий Андреевич, не думайте, что на вас будут взвалены какие-то непомерные хлопоты. Выступать перед избирателями вам придется раза два-три в неделю, не чаще. Речи, само собой, будут написаны для вас нашей командой. И через полтора месяца все это кончится. Нам очень нужны такие надежные и конструктивно мыслящие люди, как вы. Мария Сергеевна изложит вам условия оплаты.

— А что, за это еще и платят? — спрашиваю я, выглядя, очевидно, как дурачок.

— Разумеется, — Мария Сергеевна кивает головой, лицо ее серьезно. — Официально, правда, немного — около трех тысяч рублей в месяц. А неофициально, — она прикладывает палец к губам, — еще около тридцати тысяч рублей. В месяц. Конечно, если вы будет успешно работать. Если же Николай Петрович победит на выборах, а мы в этом не сомневаемся, то вы получите определенную премию, пока не могу точно сказать ее размер, ну и, конечно, немалые возможности для продвижения по служебной лестнице.

Тридцать три штуки в месяц. Практически ни за что. Умножаем на два, получается шестьдесят шесть. Плюс премия потом — неизвестно какая, но можно догадаться, что немаленькая. Хорошо живут доверенные лица мэров!

Просто сказка, и я каким-то чудом в нее попал.

— Я согласен, Николай Петрович, — говорю.

Ну ее, мою независимость. Тем более, всего на полтора месяца.

— Вот и отлично, — говорит Житник, тяжело поднимаясь на ноги (один из охраны услужливо придерживает его при этом за локоток, второй молниеносно подает пиджак). — Завтра к вам подъедут, Дмитрий Андреевич, все что надо подпишете. До свидания, приятно было познакомиться.

Мэр с привычным кряхтением всовывает верхние конечности в рукава пиджака, поворачивается и выходит из кабинета. И команда его — за ним. А я остаюсь.

Такие дела.

***

Потом мы пили чай с главным врачом. С баранками, как и положено. Вдвоем, без лишних ушей.

Сперва он похвалил меня за хорошо выполненную работу. Затем я сказал ему, что меня практически назначили доверенным лицом мэра. Физиономия Серафимыча от сей новости заметно перекосилась, видно было, что не доставило это ему никакого удовольствия.

— Ты согласился? — спросил он.

— Да. А что, нужно было отказываться?

— Отказываться, конечно, нельзя… — Серафимыч поскреб пальцами в жидковатой серебряной бороденке. — Хотя хорошего в этом мало. Ожидал я, что может такое произойти, но все-таки надеялся, что обойдется.

— Что такое, Василий Серафимович? Вы переживаете, что я стану занят, оперировать не буду? Да буду обязательно, передвину все на вечер, на ночные смены…

— Да не в этом дело, — главный махнул рукой.

— А в чем же?

— Да так… Ладно, ничего страшного, переживем.

Вот, еще один любитель секретов нашелся. Мало мне Женьки…

— Главное, чтобы они нам аппаратуру купили, — заговорил я горячо, хотя и не совсем внятно из-за недожеванной сушки. — Всего полтора месяца, Василий Серафимович! Зато построим лапароскопическую! По ФОМСу статью пробьем! Как люди станем работать, а не как троглодиты!

Серафимыч, старый и тертый жизнью, очень, кстати, высокоморальный человек, родом из старообрядцев, из заволжских кержаков, покачал головой и сказал невесело:

— Не знаю, не знаю… Ты хоть телевизор-то смотришь?

— Вы про что?

— Про Житника нашего. Вряд ли он выиграет. Есть один кандидат, который вовсю его опережает.

— Кто такой? — спросил я нервно, сразу настраиваясь против доселе неизвестного мне, но априорно нехорошего соперника МОЕГО мэра. Аппаратура мне была нужна, аппаратура! Житник ее пообещал. И любой, кто встанет на нашем священном пути, будет растоптан, уничтожен, и развеян по ветру.

— Сазонов. — Серафимыч многозначительно выпятил нижнюю губу. — Кандидат Сазонов. Он предприниматель, в политике недавно, но набирает популярность с каждым днем. Странный тип, весьма странный… Но все заслуживающие уважения люди говорят, что честный. Думаю, Сазонов будет следующим мэром.

— Ну и что? Полтора месяца, Василий Серафимович! За это время мы успеем сделать все, что нужно. Житник обещал…

— Он не будет делать ничего, пока не выиграет. Тебе, Дима, небось денег посулили? За то, что будешь доверенным лицом?

— Посулили, — признался я, опустив для приличия взгляд в пол.

— Эти деньги, скорее всего, тебе заплатят. А вот все остальные муниципальные программы будут урезаны, пока не закончится компания. И медицинские тоже. Слишком много денег на выборы уходит.

— Что же за гад такой этот Сазонов! — произнес я в сердцах. — Всю песню нам портит! Может, он тоже в больницу к нам приедет, мы и его уломаем?

— Нет, не приедет.

— Почему?

— На него недавно совершили покушение. Настоящее, не показное. Одного охранника убили, двоих ранили. И его самого ранили.

— Ага, помню, было что-то такое, — припомнил я. — Писали, по телевизору показывали. Так это на него было?

— На него. Поэтому Сазонов стал сейчас невероятно осторожен и редко появляется на людях. Но рейтинг его растет — у нас любят страдальцев. Впрочем, смотри телевизор сам, Дмитрий, сам получай информацию. Настоятельно советую. Тем более, ты у нас теперь стал общественным деятелем…

— Пока не стал, — уточнил я. — Есть еще время подумать.

Примечания

3

ФОМС — фонд обязательного медицинского страхования.